Блэксайд. Ты меня не отпустишь

Клара Флэйм (2024)

Баз Я запрещал себе любить ее и был рад, когда она уехала учиться в Калифорнию. Но она вернулась, и вся моя выстроенная жизнь полетела в тартарары. Отныне меня волнуют только ее безопасность, благополучие и… любовь. Ама Мои планы провести зимние каникулы с родителями трагически оборвались. Теперь я не могу покинуть родную Джорджию, пока не справлюсь со своей болью… Пока не найду все ответы… Пока чувства к мужчине, когда-то забравшему мое юное сердце, не отпустят меня…

Глава 5. Баз

Я налил себе еще один стакан виски, поднес его к носу и вдохнул ореховый аромат. Сделал медленный глоток. Горло обожгла терпкая сладость, а на языке остались вкусовые ноты мандарина.

Подошел к окну и устремил взгляд на светящийся огнями город. Я совершил большую глупость, приведя Амалию в свою обитель. Мне не будет покоя, пока она рядом. Пока спит в моей постели.

Тихий писк телефона, валяющегося на диване, который сегодня станет моим ночным пристанищем, привлек мое внимание. На экране высветилось имя отца.

— Бальтазар, что происходит? Где Амалия?

— Мы у меня.

— Что случилось? — тихо спросил отец после паузы.

— Я решил показать ее нормальному врачу, а не твоему шарлатану, — добавил грозности в свой голос, предупреждая всякий спор по моему решению.

— Как она? — в голосе страх и беспокойство.

— Все в порядке. Ангина. Доктор настаивал на госпитализации, но девчонка устроила настоящую истерику. Так что, — я выдохнул, садясь на диван и откидываясь на его спинку. Потер шею, стремясь расслабить напряженные мышцы. — Пару дней побудет здесь, а потом я отвезу ее на виллу.

— Хорошо. Ты все сделал правильно. Будет лучше, если ты будешь рядом.

Серьезно? Ни одного упрека за то, что ослушался его приказа?

— Ты, конечно, извини, но что происходит? Ты вроде как похвалил меня?

Отец молчал и мне это не нравилось. Даже волосы на руках встали дыбом.

— Есть разговор. Но он не телефонный. Давай, завтра в офисе все обсудим.

— Хорошо.

— Ты присмотри за девочкой. Что-то я волнуюсь, — голос отца слегка подрагивал. Такого раньше никогда не было.

Он горевал. Я знал историю их отношений с Джоном Скай. Они всю жизнь были вместе. Плечом к плечу. Наперекор трудностям, невзгодам.

В детстве мой отец спас жизнь Джона. А Джон подарил босоногому уличному воришке ту жизнь, которой он жил по сей день. Им тогда было лет по десять. Такой дружбы, как у них я не видел ни у кого на свете. Эти двое, как сиамские близнецы. Как единый организм. Всюду вместе. Ни ссор, ни выяснения отношений.

Бизнес, доставшийся Джону от родителей, они приумножили тоже вместе. Построили целую империю. Скай был человеком умным, спокойным, рассудительным и неторопливым. Творческим. Он фонтанировал новыми идеями. Блэксайд же обладал необходимыми для бизнеса хваткой, жесткостью, финансовой смекалкой, прозорливостью. Все, к чему они прикасались, превращалось в золото.

Они были идеальным тандемом. И не только в бизнесе. На личное это тоже распространялось. Наши семьи были крепки и дружны. Мы были кланом. Поэтому отец потерял гораздо больше, чем можно было себе представить. Он потерял половину себя, половину своей жизни. И я переживал за него.

— Пап, ты вообще, как сам-то? — спросил осторожно, боясь вызвать бурю негодования.

— Я… — его голос оборвался. Я слышал, как он часто дышал, стараясь сдержать настоящие эмоции. — Я буду в порядке.

— Мне жаль, отец. Мне очень жаль, — дал волю немного утопить себя в горе и сожалении. Я уважал Джона и любил Шелли, не меньше, чем своих родителей.

— Спасибо, сын, — отец откашлялся, придавая своему голосу больше твердости. — Завтра жду тебя в офисе.

Он отключился от разговора первый, не дав мне ответить. Я ухмыльнулся.

Блэксайд всегда оставляет последнее слово за собой!

Да, наша семья потеряла больше, чем друзей. Мы все потеряли огромный заряд положительной энергии. Не знаю, как мама будет теперь справляться без поддержки Шелли.

Я отложил телефон в сторону, поднялся и направился в свою спальню. Открыл дверь, но войти не решился. Так и остался в проеме, упираясь в дверную коробку плечом. Устремил свой взгляд на спящую Амалию. Все-таки не удержался и подошел ближе, и еще ближе. Присел на корточки рядом с кроватью и начал разглядывать девушку, закутавшуюся в одеяло до самого подбородка.

Ее сон был глубок, но очевидно беспокоен. Она морщила лоб и аккуратный носик, кусала губы, которые и так все были в маленьких кровоточащих трещинках.

Надо зайти завтра в аптеку и купить какую-нибудь мазь.

Дыхание Амалии было тяжелым, воздух вырывался из легких с тихим сипением. Я поднес руку к ее щеке и ощутил на коже ее горячее дыхание. Наклонился и осторожно дотронулся губами лба девушки, он снова был горячий. Не такой, как вначале, но все же температура снова поднялась. Что ж, сон — лучшее лекарство. Пусть спит.

Да, и мне бы не мешало, но пока я не мог отпустить все эмоции, пережитые за день. Сегодня нам всем досталось. Я не торопился уходить. Не смотря на то, что Ама порядком потрепала мне сегодня нервы, рядом с ней мне спокойно.

Так было всегда. Даже когда она была совсем малышкой. От нее всегда исходила невероятная нежность. Ее улыбка была самой милой на свете. В отличие от Оливии. Лив с самого детства была ураганом, штормом, в то время как Ама была тихой гаванью, штилем. Рядом с ней мои мысли в голове выстраивались в правильную логическую цепочку, а бушующие негативные переживания исчезали, стоило ей только посмотреть на меня своими небесными глазами.

Некоторые воспоминания о ней я до сих пор хранил в своем, казалось бы, безжалостном сердце, позволяя себе иногда окунуться в них и снова пережить забытые чувства.

Мне почти тринадцать. Отец настоял, чтобы я занимался шахматами, когда мне хотелось гонять с друзьями на велике или скейте. Да что угодно, лишь бы не эта скукотища. Но отец считал, что шахматы очень полезная штука, развивающая логику, память, математический интеллект.

Я сидел в гостиной за шахматной доской и пытался продумать свой следующий ход так, чтобы как можно быстрее окончить партию. Кроме меня здесь еще находилась Ама.

Она расположилась на полу в двух шагах от меня и плела очередной замысловатый браслет. Я подглядывал за ней краем глаза и видел, как это занятие увлекало ее. Она действительно занималась тем, чем хотела сама. Над ней никто не стоял, не приказывал, не выбирал для нее хобби.

Чем больше я думал об этом, тем сильнее нервничал и в какой-то момент не выдержал и одним резким движением руки смел со стола шахматную доску. Фигуры разлетелись по всей комнате. Черный конь угодил прямиком в сундучок Амалии, в котором находились разложенные по цветам бусины, и устроил в нем беспорядок.

Ама даже не вздрогнула. Она будто ожидала моей вспышки гнева, которая стала накрывать меня все чаще. Девочка осмотрела рассыпанные бусины, взяла в руки фигуру коня и подняла на меня взгляд. Мне тут же стало стыдно, хоть в ее глазах и не было осуждения. Она поднялась на ноги и начала спокойно собирать шахматные фигуры.

— Брось, я сам, — подскочил на ноги и я. Ама лишь улыбнулась в ответ, но не остановилась. Мы вместе собрали мою игру и ее бусины.

Амалия села рядом со мной, помогая расставить фигуры так, как они стояли. Я удивился тому, что она запомнила. Не думал, что она вообще обращала на меня внимание.

— Просто скажи ему об этом, — тихо сказала девочка.

— Чего? — нахмурился я, не понимая, о чем она говорила.

— Скажи своему папе, что тебе не нравятся шахматы.

Я засмеялся.

— Еще чего! Не собираюсь ныть, как девчонка и жаловаться, — гордо заявил я, ощущая при этом горечь во рту.

— Ну, и зря, — фыркнула Амалия.

Она встала с дивана, на котором мы сидели, подошла к своим сундучкам и стала копаться в одном из них. Я следил за ее движениями и думал о том, что эта восьмилетняя девочка была права. Мне не следовало бояться сказать отцу правду.

Казимир Блэксайд не был жестоким отцом. Я понимал, что он хочет как лучше. Хочет воспитать меня настоящим мужчиной, каким он был сам. Но я хотел заниматься тем, что мне нравится. Например, бейсболом. Вот только, по мнению отца, это бесполезное занятие, а мне, как будущему наследнику необходимо что-то более подходящее. Мне не хотелось подводить отца, и я даже спорить не стал, просто смирился, чувствуя внутри постоянно растущее раздражение, негодование и злость.

— Баз, — позвала Ама, и я отвлекся от своих самоуничижающих мыслей. Девочка стояла передо мной. Ее щеки были красные, а глаза смотрели в пол. В руке она что-то сжимала.

— Я хотела подарить это тебе на день рождения, но подумала, что лучше сейчас, — тихо сказала она и протянула руку.

На ее маленькой ладошке лежал плетеный браслет черного цвета. Я взял его и покрутил. На ощупь он казался кожаным. Плетение простое, косичкой, но в два ряда, а посередине болталась небольшая металлическая подвеска в виде лапы какого-то зверя. Кончики браслета были как-то странно закручены и свисали.

— Что это? — спросил я, показывая на подвеску.

— Это медвежья лапа. Я прочитала, что она приносит удачу, охраняет и дарит веру в себя. Она серебряная, мне мама помогла выбрать, — смущенно улыбнулась Ама.

— Ух, ты! — я разволновался.

«Дарит веру в себя». Она, что думает, что я слабый и неуверенный? Нахмурился.

— Если тебе не нравится, можешь не надевать, — испуганно проговорила девочка.

— Мне нравится. Очень красивый. Спасибо, — прошептал я в ответ.

Ама сразу встрепенулась.

— Хочешь примерить? Вот так, — она сделала какое-то движение, и браслет стал шире. — Эти хвостики я специально так сплела, чтобы тебе было удобно регулировать размер. Вот так надеваешь, а потом тянешь их и вот…

Браслет мягко обхватил мое запястье. А у меня перехватило дыхание. Он на самом деле выглядел круто, и мне вдруг показалось, я даже почувствовал в себе какую-то волшебную уверенность, что теперь у меня все будет хорошо. Как будто раньше мне не хватало именно этой детали.

Я вспомнил, как в тот же самый день я поговорил с отцом. Я произнес целую речь, приводя множество доводов о пользе бейсбола. О том, как он развивает стратегические и тактические навыки, а еще силу, выносливость, меткость и умение работать в команде. Я пообещал, что буду продолжать заниматься шахматами взамен на мой собственный выбор, до которого уже дорос. Вспомнил, как отец сдержанно улыбнулся лишь краем губ и разрешил мне вступить в школьную команду по бейсболу. Это были мои первые переговоры. И моя первая победа. Позже побеждать стало легко. Я научился этому.

Я поднялся и подошел к комоду. Как можно тише выдвинул верхний ящик, где хранились мои часы, запонки и немногочисленные аксессуары. В самом дальнем углу нащупал бархатный мешочек и вытащил его. Сжал в кулаке и еще раз взглянув на спящую Амалию, покинул комнату, плотно закрывая за собой дверь.

Вернувшись в гостиную, взял со стола стакан с недопитым виски и выключил свет, оставляя только светодиодную ленту в рабочей зоне кухни. Тишина и пустота заполнили меня до краев. Я сел на диван и устало откинулся на его спинку, держа в одной руке стакан, а в другой заветный мешочек из детства. Сделал глоток обжигающе — карамельного напитка и достал из мешочка детский подарок Амалии Скай, девочки, что уже в восьмилетнем возрасте так чутко понимала меня. Грудь больно сдавило, когда я привычным движением надел браслет. Он по-прежнему был мне по размеру, ведь та милая девочка позаботилась об этом. Погладив пальцем лапу, я закрыл глаза.

И вспомнил тот день, четыре года назад, когда видел Аму в последний раз. Когда снял со своей руки ее подарок и убрал подальше в темный угол так же, как и свои чувства к ней.