Первый Ученик. В двух мирах

Коллинз Джон Митчелл, 2023

Келефанор, Эпоха Пути. В Анкиллирской Республике бушует гражданская война. Дикие альвы бесчинствуют на бескрайних просторах Старого Света. Тайная организация с востока повсюду распустила свои незримые щупальца. Но настоящая угроза приходит с севера, где возродился древний Культ. Его члены готовы на все, чтобы открыть врата в пылающие степи Неклимора и вновь привести в мир своего ужасного Повелителя. Для этого им всего-то и нужно – найти путь к Святилищу, где сокрыты древние знания. И Культ близок к цели как никогда…Кто отважится противостоять этому Злу? Отставной меледорский капитан, сбежавший от своего прошлого вор, загадочный жрец из лесного народа, странствующий рыцарь Священной Церкви, знаменитый анкиллирский пират и Истинный Маг-наследник престола, – всем им придётся объединиться, чтобы победить. Но смогут ли они пожертвовать самым дорогим, когда судьба заставит сделать выбор?..

Глава 1. О предзнаменованиях

Скрипнула дверь, и Агата подняла голову, оторвавшись от мытья посуды. Вошли пятеро, все нетрезвые. Одного она даже узнала: это был Милевир Брокс, бондарь из Нариктира. Девушка нахмурилась: этот тип никогда ей не нравился — уже больно много трепался попусту. Его товарищей хозяйка придорожной корчмы раньше не встречала, но говор выдавал в них анкиллирцев. У одного на засаленном воротнике шахтёрской куртки блеснул бронзовый венок — маленькое неприметное украшение, которое выдавало в нём члена Армии Угнетённых. Пьяные анкиллирцы, революционеры… Только этого не хватало! Кивнув своему помощнику, Агата перевела взгляд на столик в дальнем углу зала. Там, в полумраке, погружённый в глубокие раздумья, сидел ещё один анкиллирец, и это была проблема.

— Вина, госпожа Темар! Вина мне и моим друзьям! Долой тоску, долой унылые лица! — засмеялся Милевир. Подскочив к вздрогнувшему от неожиданности гному, который с особой осторожностью потягивал эль, бондарь хлопнул его по плечу и уселся напротив. — Брорри, дружище! Что за мочёное яблоко у тебя сегодня вместо рожи?

Взгляд гнома, пролившего добрую треть кружки на штаны, был красноречивее любых слов. Милевир примирительно развёл руками и вновь вскочил на ноги.

— Сегодня есть повод для веселья! Сегодня я напьюсь и буду распевать песни до самого рассвета! А вы, — тут нариктирец вскочил на стул и обвёл собравшихся пристальным взглядом, — вы будете праздновать с нами!

Четверо пришедших с ним, ещё с порога всем своим видом заявлявшие о том, что станут проблемой, засмеялись и принялись наперебой выкрикивать «Долой Угнетателей!» и «Да здравствует Революция!». Здесь, в землях, неподвластных Анкиллиру^[2], подобные высказывания не возымели эффекта, на который рассчитывали буйные гости. Но и риск встретить рассвет с пеньковой верёвкой на шее был существенно меньше.

Корчма «Ветренный Перекрёсток», как и следовало заведениям подобного рода, где берут начало многие загадочные и опасные истории, к числу которых относится и наша, была излюбленным местом для разного сброда. Нет, конечно, заходили сюда и вполне уважаемые гости, спешившие по делам в тот же Нариктир. Специально для них Агата устроила несколько комнат в западном крыле невысокого, наполовину вросшего в холм строения. Но бывали и те, кто захаживал сюда после трудного дня, чтобы промочить горло и послушать, что творится на тракте. К числу последних относились и пьянчуги, кое-как насобиравшие грошей на бутылку сухого мерионского или самогона, который гнал брат Агаты Себастьян, помогавший ей по хозяйству. За годы упорного и кропотливого труда он достиг заметных успехов в этом нелёгком начинании и обзавёлся собственной клиентурой, к которой относился и бондарь Брокс, и многие другие менее приятные личности.

Но сегодня у Милевира Брокса было настроение кутить ночь напролёт, а не упиться вусмерть и уснуть под столом, а у его дружков, судя по их отъевшимся ряхам, водились деньжата. Сегодня они отмечали первую значительную победу Армии Угнетённых за десять месяцев постоянных стычек с войсками Сената. Само сражение у бродов Искрящей произошло три дня назад, но лишь нынешним утром местные узнали о ситуации на востоке. Здесь мало кто имел выраженную позицию относительно гражданской войны в Анкиллире, но тем меньше гости корчмы были расположены слушать, как революционеры пьяными хриплыми голосами затянули «За Отчизну, за Свободу!», а после — совсем уж непристойную «Эх сестричка, скоротаем вечерок». Это был перебор. Выругавшись вполголоса, Агата напустила на себя строгий вид и решительно подошла к празднующим:

— Милевир, ты чего это так раскудахтался сегодня? Я что-то не припомню, чтобы хоть кто-нибудь расхваливал твои певческие способности… Давай-ка на полтона тише: не мешай отдыхать гостям, а то велю Себастьяну не пускать тебя больше. Будешь у Форбольда пить!

Форбольд Клейс владел невзрачным покосившимся кабачком вверх по тракту. Стать его постоянным посетителем — значило упасть на самое дно в глазах соседей.

— А, ну тебя! — отмахнулся пьяный бондарь. — Ничего ты не понимаешь! Отвага требует песен, а пролитая кровь — памяти тех, кто остался в живых! — Милевир протяжно рыгнул и уставился на хозяйку остекленевшим взглядом.

— Что? Остался в живых? Да ты отродясь за копьё не брался! Что это ты вдруг в патриоты заделался?

Дело было в том, что Милевир Брокс подался на запад из Аргоса^[3] пару лет назад, когда на севере Анкиллира впервые вспыхнуло восстание.

— Как только запахло жареным, ты ноги в руки — и сбежал. А теперь, значит, «отвага требует песен»? Что-то я ни на тебе, ни на твоих прихвостнях ни одного шрама не заметила! Вы больше смахиваете на ростовщиков, чем на служивых. Стыдно! — Агата презрительно сморщилась и сплюнула на пол.

— Ай, красотка, не горячись! Сядь лучше с нами, — вдруг просипел один из пьяниц и, рывком притянув к себе хозяйку, усадил её себе на колени.

Этого делать не стоило. Сразу несколько человек неспешно, но довольно решительно поднялись со своих мест и пристально уставились на группу пировавших анкиллирцев. Музыка смолкла: эти два скрипача частенько играли у Агаты и знали, когда остановиться. Перед анкиллирцами появился рослый брат хозяйки Себастьян. В руках он сжимал полено.

— Давайте-ка не делать глупостей, — процедил он, не сводя взгляда с Милевира.

Тот неуютно поёрзал на стуле, однако гордость не позволила ему отвести взгляд. Но Агата волновалась вовсе не за Себастьяна, хотя тот и славился своей горячностью, особенно если речь шла о её чести. Бросив мимолётный взгляд в сторону неприметного столика в углу, хозяйка вздрогнула: он пустовал. Мигом позже на плечо пьяного анкиллирца легла увесистая ладонь, а у его уха раздался спокойный, но очень властный голос:

— Сейчас же отпусти госпожу Темар и прекращай вести себя, как животное.

Вся компания тотчас обернулась к незнакомцу. Агата, воспользовавшись случаем, спрыгнула с колен напрягшегося пьяницы, стремительного потерявшего к ней всяческий интерес.

Перед революционерами оказался их земляк. На вид ему было около пятидесяти. В благородных чертах его сурового лица угадывалось знатное происхождение, но и долгое странствие оставило на незнакомце свой отпечаток: он сильно оброс, распущенные русые волосы доставали до плеч, а густая борода видала лучшие дни. Внимательные глаза, однако, заприметили бы горделивую осанку, которая выдавала в незнакомце воина. Он был высок и крепок. Одет анкиллирец был просто, без каких-либо изысков: до колен его тело прикрывала кожаная куртка, под которой звенела кольчуга; на ногах путника красовались кожаные сапоги хорошей выделки, но носимые явно не первый год. Он был подпоясан широким кушаком, на котором висели кошель и перевязь для оружия. Это было всё снаряжение анкиллирца, если не считать оставленного у стола рюкзака, видавшего виды молота с клевцом да круглого щита с гербом Анкиллира — альбатросом под скрещёнными мечами. По краям у щита тянулась железная окантовка с облупившейся позолотой. Такие носили гвардейцы.

— Ты ещё кто такой? — с вызовом бросил Милевир. Ни он, ни его товарищи вставать не собирались.

— Это неважно, — спокойно ответил незнакомец. — Я лишь усталый путник, который, как и все здесь, хочет покоя. Так что прекращайте горланить и браниться, пока вас не вышвырнули отсюда. Сидите да празднуйте себе на здоровье, только другим не мешайте.

— А может, я тебе сначала рыло начищу, а потом уже буду праздновать? — один из товарищей Милевира вскочил на ноги и с вызовом посмотрел на обидчика.

Рослый анкиллирец никак не отреагировал на этот выпад. Бондарь тут же потянул своего дружка за рукав и усадил его обратно. Он что-то шепнул ему на ухо, а после кивком головы указал на гвардейский щит. Смутьян тут же умолк, а незнакомец хмыкнул в бороду, похлопал пьянчугу по плечу своей могучей ладонью и, как ни в чём не бывало, вернулся на своё место. Вечер вернулся в своё привычное русло, а скрипачи, сообразив, что ничего интересного уже не случится, вновь заиграли, и трактир тут же наполнили незатейливая мелодия и гул голосов.

— Право, не стоило, господин Тенкоррон! — Агата подошла к рослому анкиллирцу и наполнила его бокал. — Я на таких, как Милевир, управу знаю! Вы лучше сидите, отдыхайте, а не то они вас задирать начнут. А нам тут только драк не хватало!

— Я таких дома навидался, — не сводя глаз с пирующих, пробормотал Олаф. — Они непуганые, никто им слова поперёк вставить не может. Таким бы лучше всё сразу объяснить… Но устраивать потасовку я не стану, не волнуйтесь. Сам-то Милевир, похоже, не опасен, а вот эти четверо… Напрасно вы думаете, что они непричастны к войне. Другое дело, что ни в каких боях они не бывали, но вот этот, например, со шрамом на щеке, точно знаю: участвовал в нескольких нападениях на мастеровые гильдии в Аргосе. Его на родине разыскивают, вот они сюда и рванул… Бьюсь об заклад, что и остальные — не лучше. Нет у них никакой святой цели, и революцией они прикрываются лишь ради собственных нужд.

— Да что же это такое… — проворчала хозяйка. — Не трактир, а притон какой-то! И чего им у Форбольда не пьётся?

Олаф не ответил: он вернулся к своим размышлениям, однако по-прежнему не сводил взора с подозрительных гостей. Агата хлопотала у барной стойки, официанты сноровисто лавировали между столами, и их замысловатый танец под слаженную игру скрипачей преображал корчму, а посреди зала, вопреки предупреждениям отставного меледорского капитана, компания пьяных дебоширов неумолимо приближала трагическую развязку вечера. Поводом послужила малость: один из них, тот самый тип со шрамом, вновь затянул весьма фривольную песню, и теперь уже ни замечания Агаты, ни укоризненные взгляды гостей не могли его образумить. В пьяном угаре он не заметил, как перед ним выросла высокая фигура Олафа.

— Мы, кажется, договаривались… — спокойно, но с заметным нажимом проговорил отставной капитан, сжав кулаки.

Судьбе было угодно, чтобы эта короткая фраза запустила череду неизбежных событий, назревавших с самого начала вечера.

— А катись ты! — отмахнулся пьяница. Он хотел было положить свою изрядно опухшую рожу на ладонь, но его локоть соскочил с края, и дебошир, больно стукнувшись лбом о столешницу, пролил содержимое своей глиняной кружки прямо на сапоги Олафа.

— Слушай, ты! — рыкнул анкиллирец, потеряв терпение.

Договорить он не успел: смутьян размахнулся и ударил Олафа кулаком в щёку. Взвизгнула и умолкла скрипка. Милевир и его дружки вскочили со своих мест, и тотчас между революционерами и отставным капитаном возникла Агата, расставив руки в стороны.

— Так, спокойно, спокойно! Под моей крышей никаких разборок, ясно вам?

Тон хозяйки не допускал возражений, к тому же, подле неё обнаружился Себастьян, который многозначительно размял свою затёкшую шею и подтолкнул зачинщика к выходу своим внушительным пузом.

— Двор? — ехидно прищурился мужик со шрамом.

— Двор, — кивнул Олаф в ответ.

Кое-кто поспешил покинуть корчму: назревала драка, и уставшие окрестные жители предпочли разойтись по домам. Впрочем, были и те, у кого предстоящее зрелище вызывало нездоровый интерес. Когда шестеро мужчин под пристальными взглядами посетителей молча вышли наружу, за ними юркнула фигура в чёрном. Она растворилась в ночи прежде, чем кто-нибудь успел обратить на неё внимание.

Олаф потянулся и вдохнул полной грудью. Стылый воздух настойчиво пах хвоей. Стоял исход зимы. По ночам она всё ещё тщилась вернуть свои утраченные позиции, но то были потуги раненого зверя, стремительно терявшего силу. Последние заморозки оседали инеем на пожухлой прошлогодней траве, тонкой коркой льда застывали на кадке с водой для лошадей, но даже сейчас, посреди ночи, ощущалось возрастающее могущество весны. Жизнь возвращалась под своды Нариктирской чащи.

— Эй, хватит прохлаждаться!

Грубый голос пьяницы вернул анкиллирского капитана к реальности. Милевир и его дружки стояли поодаль. Задира со шрамом на щеке хрустнул костяшками пальцев и ринулся на Олафа.

— Да! Задай ему, Хеллас! — сипло прокричал кто-то из шумной компании.

Впрочем, потасовка оказалась недолгой. Олаф Тенкоррон, или Железный Молот, а именно под этим прозвищем его знали многие, в обычной жизни был довольно общителен и доброжелателен. Язык не поворачивался назвать его вспыльчивым, но тем опаснее был его гнев, взращиваемый до поры до времени перед тем, как выплеснуться наружу потоком брани и рукоприкладством. Он происходил из знатного рода Тенкорронов, стоявших у самых истоков Меледорского Кодекса. Матушка Олафа — Валерия Тенкоррон — до недавнего времени была Верховным Судьей Сантрума^[4]. Многие его родственники и предки в своё время были выдающимися прокурорами, следователями и даже сенаторами. А вот отец капитана был послом далёкого северного народа криттов, который предпочёл остаться на юге, повинуясь зову сердца, и, в конце концов, взял в жёны анкиллирскую судью. Вскоре он обзавёлся славным крепким сыном, унаследовавшим выдающийся рост и силу своего родителя, а вместе с ними — буйный нрав и пристрастие к горячительным напиткам, от которого Олаф с переменным успехом пытался избавиться.

У Хелласа не было шансов: какое-то время мужчины обменивались осторожными выпадами, но поняв, что это предел для нетрезвого соперника, капитан решил заканчивать. Пара могучих ударов сделали своё дело, и пьянчуга повалился навзничь, не демонстрируя ни малейшего желания подняться на ноги.

— Ну, довольны? Можем расходиться? — невозмутимо осведомился Олаф, обведя бондаря и его товарищей пристальным взглядом.

Кто-то из прихвостней Милевира оттащил бессвязно бормочущего Хелласа прочь. Другой презрительно плюнул под ноги анкиллирскому капитану и воскликнул:

— Эх, братцы, чего мы этого скота боимся-то? Нас четверо, а он один. Ай да, наваляем ему, чтобы неповадно было земляков истязать! Он же из коршунов этих, из меледорской гвардии!

Этому кличу вняли все. Алкоголь ли говорил в отчаянных революционерах, или в глубине их душ и правда ютилась толика искренности, а может, и то, и другое в какой-то мере, но наблюдательный пьяница был прав: даже без Хелласа они могли легко справиться с Олафом вчетвером.

Капитан негромко выругался, стиснул зубы и приготовился к схватке. Теперь его дела обстояли худо. Анкиллирские революционеры накинулись на Олафа всем скопом. Они довольно уверенно повалили его на холодную землю и принялись одаривать немилосердными ударами тяжёлых сапог. Капитану удалось ухватить одного из нападавших за ногу и опрокинуть. Олаф зарычал, словно зверь, навалился на несчастного всем своим весом и, схватив его за волосы, больно стукнул пьяницу головой о рубочную колоду. Тот сразу притих.

— Пошли прочь! — проорал он, а после медленно, сгибаясь под непрекращающимся градом ударов, поднялся на ноги.

В этот миг чей-то кулак врезался ему в челюсть. Тут же задний дворик корчмы поплыл у него перед глазами, а к горлу подступила тошнота.

— Давай, давай! Бей гада! — услышал капитан рядом, а затем в свете двух лун, беспристрастно взиравших на потасовку сверху, блеснуло лезвие ножа.

Но прежде, чем холодная сталь нашла свою цель, он услышал сдавленный крик нападавшего, и вдруг всё закончилось. Крики охваченных нездоровым ликованием мужчин, приглушённые удары, топот сапог и пыхтение — всё разом смолкло, а анкиллирские дебоширы как один уставились на незадачливого товарища, выхватившего нож. Его взгляд был преисполнен бессильной злобы: бедняга стоял, согнувшись, с заломленной за спину рукой. Некто в капюшоне удерживал брыкающегося анкиллирца в этой неудобной позе.

— Отпустили его и отошли к сараю, — голос неожиданного участника этой стычки, казалось, был лишён всяческих эмоций. Дебоширы не торопились. — Живо!

Фигура надавила на плечо своей жертвы, нож выпал из потной ладони на землю, и анкиллирцы отступили от могучего противника. Капитан с трудом стоял на ногах. Он не узнал своего внезапного спасителя и сделал пару шагов ему навстречу, но тут же споткнулся и упал на землю.

— Олаф! — Незнакомец пнул пьяницу ногой пониже спины, подбежал к капитану, взвалил его тяжёлую руку себе на плечо и помог ему подняться.

Только теперь анкиллирцу удалось разглядеть человека, поспешившего на помощь. А вернее — не человека, а сурта.

Краснокожий представитель этого немногочисленного и оттого почти легендарного племени воплощал в себе все черты, присущие его роду. Высокий лоб, густые брови и глаза жёлтого цвета, в которых лишь угадывались зрачки… На голове помимо чёрных, как смоль, волос имелись массивные рога, смотрящие назад, а копчик продолжался длинным красным хвостом. В стародавние времена этот удивительный народ появился из-за смешения крови людей и ужасных алаканов из огненного мира. Суртам, злобным по природе и нёсшим в себе проклятие рода, за эти века пришлось проделать немалый путь, чтобы избавиться от бремени прошлого и жить в мире с прочими народами Келефанора.

Одеяние неожиданного спасителя намекало на суровую, нелёгкую жизнь, которую он вёл в глуши. Под выцветшим плащом обнаружился кожаный доспех, потёртый от времени, но всё ещё надёжный. Два кинжала покоились в ножнах по бокам пояса. На груди в специальных креплениях хранились небольшие метательные ножи.

Анкиллирскому отставному капитану хватило одного мимолётного взгляда, чтобы узнать его. Олаф изменился в лице: его глаза сверкнули искрой нежданной радости. Он обхватил сурта могучими ручищами и стиснул его в объятиях.

— Фрейн, дружище! Вот уж счастливая встреча!

Сурт усмехнулся и похлопал товарища по плечу:

— И, кажется, своевременная. Я полагаю, тебе не помешает помощь. — С этими словами сурт обернулся к пьяным дебоширам, которые с появлением незнакомца утратили львиную долю своей решительности. — Давайте катитесь отсюда! — прикрикнул тот, кого анкиллирец назвал Фрейном, и сделал шаг навстречу компании.

— Да кто ты такой? — подозрительно прищурился один из них. — У нас дело к твоему знакомому, а не к тебе. Ступай-ка отсюда по-доброму, а то ведь мы можем и тебе рёбра пересчитать…

Его дружки не разделяли такого энтузиазма. Они с опаской поглядывали на увешанного оружием сурта и оценивали риски: шансы были явно не на их стороне.

— Пойдём, Диллан! Пошли отсюда, нечего на них время тратить! — попытался выдавить из себя пренебрежение Милевир. Получилось не очень: бондаря выдал сорвавшийся голос.

Диллан хмыкнул, от досады сжал скулы и поплёлся вслед за товарищами, которые один за другим уходили прочь и растворялись во мраке ночи, на прощание одаривая сурта с анкиллирцем недружелюбными взглядами.

Олаф усмехнулся и собирался вернуться в корчму, но Фрейн застыл, как статуя, и не сводил взгляда с сарая. Оттуда за ними пристально наблюдал последний из компании зачинщиков. Уходить он не собирался. Олаф вдруг вспомнил: за всё то время, что товарищи Милевира поносили его, этот не проронил ни звука. Теперь, когда он остался один, Олаф сообразил, что незнакомец не вписывался в шумную компанию неотёсанных дурно пахнущих бунтарей. Скорее всего, он прибился к ним на тракте. Он был высок, закутан в тёмно-зелёный плащ, чисто выбрит. И хотя его кожа имела бронзовый анкиллирский оттенок, тёмные, непроницаемые глаза выдавали в нём дерхали, а может, и экрентийца.

— Хитро, — хмыкнул Фрейн, вытащив кинжал. — Ты знал, что я здесь?

— Знал, — прошипел незнакомец. Он откинул полу плаща, и в его руках блеснула длинная узкая рапира. — Но нужно было спровоцировать. — По его голосу было ясно, что за весь вечер он не выпил ни капли.

— Кто это, чёрт побери? — смутился Олаф, вмиг осознав опасность происходящего. Схватив лопату, висевшую у входа в конюшню, он встал возле Фрейна. — Твой знакомый? — делая особенный акцент на последнем слове, поинтересовался меледорский капитан.

Сурт молча кивнул. Незнакомец тем временем сделал несколько шагов вперёд, сократив дистанцию.

— Я следил за тобой с самого Валастара^[5], — продолжил незнакомец. — Правда, тут тебе удалось затеряться. Если бы здесь случайно не объявился Тенкоррон, ты смог бы скрыться.

— Знаешь меня? — прищурился Олаф. — Откуда? Мне вот твоё лицо совсем не знакомо.

— Да тебя в Анкиллире все знают, Железный Молот! А про твою дружбу с этим, — кивнул мужчина в сторону Фрейна, — мне по долгу службы известно. Ты, капитан, лишь сопутствующая жертва во всём этом. Но довольно пустой болтовни! Тебе ведь тоже не терпится со всем этим покончить, верно, Фрейн?

Сурт не ответил. Он осторожно приближался к незнакомцу, то и дело останавливаясь. Расстояние между ними медленно сокращалось. И вот Фрейна отделял от цели один рывок. В этот момент к корчме вернулся Милевир…

Зачем судьбе угодно было сыграть над несчастным бондарем эту шутку? По нелепой случайности он увидел то, что ему видеть не следовало. Забыть кисет в корчме — дело нехитрое, да только обошёлся он пьяному анкиллирцу слишком дорого.

— Ох, Проквелл, что это ты тут… — бондарь заметил в руках своего приятеля рапиру и остолбенел. — Эй, ты что задумал, а? Подурачились — и будет!

По наивности пьянчужка направился в его сторону с твёрдым намерением предотвратить кровопролитие. Он и не ведал, какой опасности себя подвергает.

— Стой, болван! Уходи отсюда! — воскликнул Фрейн.

Но клинок незнакомца оказался проворнее. Он мигом взлетел в сторону несчастного анкиллирца, а затем плавно проскользнул между его рёбрами. Милевир Брокс поморщился, словно не до конца осознал, что сейчас произошло, а затем осел на землю с тяжёлым стоном.

— Как же ты мне надоел! — закатил глаза Проквелл. — Всё время под ногами снуёшь да мешаешься, тупица! И ноешь, ноешь про свои тяготы! На, подавись, Брокс! — Убийца с нескрываемым презрением оглядел тело у своих ног. — Но, справедливости ради, хоть какая-то польза от тебя была.

С этими словами мужчина напал на сурта. В темноте ночи сверкнули его глаза, а затем сталь запела о сталь. Движения убийцы были стремительны и непредсказуемы, и Фрейну стоило больших усилий не пропустить удар. Его кинжал отчаянно взлетал навстречу клинку врага. Сурт отступал шаг за шагом, и даже попытки Олафа помочь не увенчались успехом. Анкиллирцу здорово досталось от товарищей Милевира: он заметно шатался, голова кружилась, а взмахи лопаты, хотя и таили в себе огромную силу, чаще всего просто не достигали цели. Вот капитан запнулся, и тут же в висок ему врезалась рукоять рапиры. Словно подкошенный, Олаф повалился на землю со сдавленным криком, и Проквелл, мигом позабыв о нём, прижал выбившегося из сил сурта к стене сарая. Он был значительно выше своего противника и крепче сложён. Это давало убийце чувство превосходства.

— Ох, как бы я хотел проткнуть тебе глотку лично! — свирепо прорычал Проквелл, приставив клинок к шее сурта. — Но она приказала доставить тебя живым. — При этих словах сурт едва заметно вздрогнул, словно волнение охватило его только сейчас, а не тогда, когда холодная сталь до крови надавила на красную кожу. — Надевай!

Отступив на шаг, мужчина кинул на землю кандалы. Фрейн молча повиновался. Со стороны могло показаться, что бой окончен, но Олаф догадывался, что это не так. Он познакомился с Фрейном три года назад в Сантруме — в ту пору, когда уже уволился с военной службы и работал следователем в Управе Блюстителей. Ещё при первой встрече сурт показался ему подозрительным, и лишь когда они сдружились, капитан узнал о тёмном прошлом товарища. К тому времени Олаф мог с уверенностью заявить: Фрейна было не так-то просто взять живым. Мигом позже сурт оправдал ожидания товарища.

Стоило Проквеллу на долю секунды отвернуться, как ему на шею тут же была накинута цепь от кандалов, а Фрейн, свалившись на землю, увлёк своего врага за собой и не ослаблял хватки до тех пор, пока убийца не прекратил трепыхаться. Ночной дворик погрузился в тишину. Было слышно лишь сбивчивое дыхание сурта, который некоторое время не шевелился, уставившись в тёмное небо над головой.

— Ты потерял чутьё, — наконец фыркнул он, высвобождаясь из-под обмякшего тела наёмника.

Олаф кое-как поднялся на ноги и подал товарищу руку.

— Я в тебе не сомневался, — кивнул он и принялся рыться в вещах убитого. Вскоре капитан извлек из недр плаща ключ от кандалов.

Фрейн освободил руки и оглядел покойного:

— Проквелл Этерли… Я знал его когда-то. Жаль, что наши пути пересеклись. Я не хотел ему смерти.

— Сделанного не воротишь. Лучше уж ты его, чем наоборот, — отозвался капитан.

Это была правда: за годы скитаний Фрейну не раз приходилось обнажать клинок против своих бывших подельников. Воспоминания уносили сурта в недалёкое прошлое, воскрешая в памяти неприятные истории, каждая из которых заканчивалась преследованием. — Они вышли на меня в Валастаре два месяца назад. Пришлось сниматься с места и уходить на запад. Похоже, правду говорят: «Из Тенкрита можно уйти только вперёд ногами», — скорчил гримасу Фрейн.

Олаф похлопал его по плечу. Когда-то давно наёмники Тенкрита забрали жизнь близкого ему человека, и капитан по себе знал, что значит оказаться втянутым в тёмные дела.

— Сам-то ты тут какими судьбами? — обернулся сурт к товарищу.

Анкиллирец ответил не сразу. Он не был до конца уверен, что именно сподвигло его отправиться на запад. Конечно, был этот навязчивый сон, но признаваться сурту в том, что в дорогу его погнало видение, почему-то не хотелось. Ведь он и сам не понимал его полностью, не то чтобы делиться своими наблюдениями с Фрейном. Вот если бы тут был его брат…

— Олаф? — подался вперёд сурт.

Капитан вздрогнул и заговорил:

— Ну, раз ты недавно был в Акниллире, то знаешь, что там сейчас неспокойно, особенно на юге. Чего уж, в Анкиллире всегда неспокойно… Народ у нас своенравный, свободолюбивый до жути, и если ему что в голову взбредёт, то пиши пропало. После того как вы с братом уехали, я почти сразу подал в отставку. Мне было невмоготу выносить бюрократию, порождённую Кодексом. Пагубное влияние системы, давно изжившей себя, стало слишком очевидно, чтобы закрывать на него глаза, а ведь Меледорский Кодекс в своё время составляли мои предки…

Олаф с Фрейном оттащили мёртвого Проквелла к стене сарая, и сурт принялся тщательно обыскивать его. Капитан меж тем продолжил:

— Я оставил Анкиллир за спиной. Я успел поработать вышибалой в Глиммере^[6], ходил на запад в дикие земли, сопровождал караваны и даже плавал с торговцами на восток. Год назад я получил весточку от Бертара — моего старого боевого товарища. Он писал о том, что в Меледоре назревало беспокойство среди простого народа: налицо были признаки грядущей беды. Я поспешил домой.

Тут рассказа Олафа грубейшим образом прервал Милевир Брокс, из уст которого с хриплым бульканьем вырвался слабый стон.

— Ух ты, живой! — Фрейн округлил глаза и мигом очутился возле бондаря, который приоткрыл глаза и закашлял.

— К-к-кто он? — Голос Милевира не внушал надежды.

— Убийца, очень опасный. Не волнуйся, твоя смерть отомщена!

Сурт положил руку на трясущуюся грудь революционера. Глаза у того расширились от ужаса: он лишь сейчас осознал свою участь.

— Спаси! Спаси меня! — едва слышно прошептал бондарь, судорожно вцепившись в рукав сурта. Его немытые щёки увлажнились от слёз, губы дрожали, но Милевир Брокс не отрывал взора от Фрейна.

Олаф тяжело вздохнул и сел на корточки возле друга.

— Где ты повстречал Проквелла? Ответь! — сурт встряхнул бондаря за грудки, слово боялся, что тот уйдёт в забытьё прежде, чем расскажет о наёмнике.

Но Милевир уже слабо понимал, что происходит вокруг. Очередной приступ кашля сотряс его, вынуждая Фрейна отстраниться, пока несчастный не забрызгал его кровью.

— Да твою ж! — выругался сурт, с сожалением оглядывая испачканный плащ.

— Анна! Скажите моей Анне, где меня отыскать! — из последних сил выдавил Милевир, и дух его отлетел прочь. Тело обмякло, а безжизненные глаза уставились в ночное небо, усеянное россыпью серебристых звёзд.

— Прекрасно… — мрачно изрёк сурт, когда Олаф молча закрыл покойному глаза.

— Надо бы убираться отсюда, особенно тебе, — Олаф тревожно посмотрел в сторону корчмы. — Если ты попадёшься властям, не миновать беды.

Сурт поднялся вслед за другом, осмотрел место схватки и кивнул:

— Ты прав. Знаешь, откуда он был? — указал сурт на распростёртое на земле тело.

— Нариктир, тут недалеко, — задумчиво ответил Олаф. — Надо бы разыскать эту Анну. Брокс хоть и был дураком, но зла никому не причинил. А песни его похабные, да нрав буйный… Что ж, за такое не убивают. Мне жаль его…

— Он связался не с тем человеком, хотя, похоже, у него не было выбора. Если Проквелл меня разыскивал, то, скорее всего, втёрся в доверие к анкиллирцам намеренно. Помоги-ка мне!

Вдвоём они перенесли убийцу поближе к жертве, окровавленный клинок положили рядом, а кандалы с цепью накинули на запястья погибшего бондаря. Оглядев инсценированное место преступления, Олаф почесал затылок:

— Нелепо, конечно, и от подозрений нас не убережёт, но голову тут они точно поломают. А теперь давай-ка дуй в корчму и забери мои пожитки!

Сурт хотел запротестовать, но капитан урезонил его:

— Стоит мне там появиться, и меня тут же завалят вопросами. Давай-ка шустро: туда и обратно!

Сурт действовал аккуратно. Его не было всего три минуты, но, когда он, наконец, вышел, все пожитки анкиллирского капитана были при нём. Вдобавок, Фрейн прихватил с собой свежий каравай и бутылку вина. На физиономии сурта застыло такое самодовольное выражение, что Олаф ни минуты не сомневался: Агата их не досчитается — сурт был первоклассным вором. Вскоре друзья оставили корчму далеко позади: они решили не рисковать и переночевать близ Нариктира, подальше от событий минувшего вечера.

— Бьюсь об заклад: Проквелл узнал, где меня искать, от того типа с ножом, — пробормотал Олаф. — Я его сразу узнал — это Хеллас Мафрейн. Я несколько раз упекал его за решётку за грабежи и разбой ещё до восстания. А когда началась война, тюрьму в Валастаре взяли штурмом, и этот гад в числе многих оказался на свободе. Основные стычки на севере происходили в Меледоре, Вейселе. Тогда нам с Бертаром было не до южных земель. В ту пору вся эта нечисть почувствовала себя просто прекрасно, — сказал Олаф, когда корчма скрылась за поворотом. — Армия разделилась. Одна её часть защищала интересы Сената, но нашлось немало тех, кто встал на сторону восставших. И вот что странно: им удалось собрать хорошо вооружённое войско, которое было готово в кратчайшие сроки начать масштабную кампанию. Север оказался не готов противостоять этой силе. А ведь восставших поддерживал народ! Мы оказались в меньшинстве. Конечно, старый порядок нужно было срочно менять, и мы с Бертаром понимали это лучше остальных. Но делать это нужно было мирно, а не путём кровопролития, всё ещё слишком памятного в нашей истории. Мы старались обуздать гнев народа, но толпа, охваченная безумием, редко внимает мудрым речам, и мне пришлось не раз поднимать оружие на своих соотечественников… — Сказав это, Олаф вздрогнул. — Люди, которых я клялся защищать, вдруг стали врагами. Во всём этом было что-то подозрительное. За чей счёт восставшие содержали армию? Кому это было выгодно? Революция слепа в своей необдуманной злобе, а горячий анкиллирский нрав остудить ох как непросто! Чей-то разум направлял людскую ненависть…

— Кажется, я догадываюсь, к чему ты ведёшь, — сурт исподлобья взглянул на друга.

— И твои догадки верны. Думаю, в Валастаре тебя нашли неслучайно, Фрейн. За восстанием стоял Тенкрит! Оставаясь в тени, они подливали масла в огонь гражданской войны, спонсировали обе стороны, подкупали членов Сената… Я догадался об этом слишком поздно, а ведь они готовились к этому долго! Начали с Севера: это они шесть лет назад подначивали племена альвов^[7], суля им награду и поощряя разбой. А когда эта затея провалилась, они решили действовать иначе: развалить Анкиллир изнутри. Земля за землёй, тенкры продвигались на юг. И всюду, где они появлялись, зажигалась искра восстания. Страдали обе стороны, а наживались лишь эти душегубы.

— Вторжение… — негромко проговорил Фрейн.

— Что, прости? — Олаф вскинул бровь, уставившись на друга.

— «Вторжение», — повторил сурт, — так они это называют. Обычно тенкры действуют скрытно, но иногда — не часто, разумеется, — они организуют нечто подобное. Помнишь бунт в Мерионе^[8] в пятьдесят третьем? Их рук дело, — пожал губы Фрейн. — Они спонсируют восстание, продвигают собственные интересы, а затем так же тихо уходят, оставляя своих людей, приближённых к правящей элите страны. Если бы ты знал, сколько тенкров при дворе короля Телертана^[9], ты бы ужаснулся.

— С Анкиллиром такой номер не прошёл, — отмахнулся Олаф. — Наше с Бертаром расследование позволило выяснить истинную причину происходящего. Мы ударили первыми. Как выяснилось, среди восставших было немало наёмников — отнюдь не уроженцев Анкиллира. На них мы и направили свой гнев. Меледор мы очистили от этой погани за полтора месяца. Ещё полгода потребовалось на то, чтобы полностью прогнать их с севера. Сейчас там спокойно: гражданская война переместилась на юг — как раз туда и сбежали тенкры. Думаю, тебя они нашли случайно.

Фрейн хмыкнул и покосился на товарища:

— Ну, спасибо тебе большое, дружище! А то мне больно спокойно жилось, — он подмигнул другу. Это была шутка и только.

— Север оказался очищен от этой грязи, — продолжил Олаф. — Югу в этом плане будет труднее: у них тесные связи с Экрентисом^[10]. Я уверен, что многие из них попали под влияние Тенкрита задолго до войны. Но даже на севере мы не могли позволить себе насладиться победой. Как ты верно подметил, уходя, тенкры оставляют за собой поверенных людей. Сенат оказался скомпрометирован. Пришлось распускать его под ноль и формировать новое, временное правительство. Уж в чём — в чём, а в этом у Анкиллира немало опыта! Правда, за два с половиной столетия, которые прошли со времён последней гражданской войны, и мы подрастеряли навыки, но у нас всегда была основа — Кодекс. Безусловно, он требовал доработок, и всё же это было лучше, чем начинать с нуля. Бертар выступал одним из основателей нового Правительства. Он звал меня, но я…

Тут Олаф осёкся, будто понял, что чуть не сболтнул лишнего. Однако Фрейн успел подметить перемену в голосе друга:

— Но ты что?

— Но я отказался, — замялся анкиллирец. — Я ведь такого навидался, Фрейн, столько зла совершил… Меня называют Железным Молотом, героем войны. Да, быть может, шесть лет назад, когда мы с Бертаром сдерживали альвов на северных рубежах, я и правда мог носить такое звание. Но что такое герой в гражданской войне? Спаситель для одних и палач для других, вот что! Какая сторона оказалась в этой мешанине правой? Никакая! Мы лишили этой радости даже Тенкрит, и в этом моё единственное утешение. Я отказался, доверил это дело Бертару. Новое Правительство не сможет стать панацеей от нашей болезни. Глубинная суть человека в его стремлении к борьбе, и это стремление не вывести калёным железом. И я оставил Анкиллир во второй раз полгода тому назад — отправился искать вас с Иароном. Всё вспоминал рассказы твоего брата и понял, наконец, что было поважнее борьбы с Тенкритом. — Глаза ветерана сверкнули. — Так скажи мне, Фрейн, где нынче Иарон? Он всё так же борется с ними, всё так же противостоит Культу? — Эту фразу анкиллирец произнёс с нажимом, а последнее слово и вовсе почти шёпотом.

При упоминании о кузене лицо Фрейна свела судорога боли. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох:

— Не будем об этом, Олаф. Помыслы Иарона — для меня загадка. Он выбрал путь во тьму, из которой я не вижу выхода. Если тебе случится увидеть его, он поведает обо всём сам.

— Ты говоришь загадками, друг мой, — нахмурился Олаф. — Жаль… Я надеялся на встречу с ним, но думаю, что мы с тобой пересеклись здесь неслучайно, хотя прежде я в подобные знамения не верил.

— И я тоже, — только и ответил сурт.

Друзья ещё некоторое время шли по направлению к Нариктиру. Олаф уговорил-таки Фрейна нанести визит Анне Брокс, чтобы сообщить ей о кончине Милевира. Он говорил, что это их долг, учитывая, что Проквелл втянул бондаря в свою игру без его ведома и согласия. Сурт нехотя согласился, но заявил, что после этого намерен скрыться: покинуть Нариктир как можно скорее и уйти на Север; или даже найти корабль и уплыть в Новый Свет. В любом случае, на побережье, в опасной близости от Анкиллира и старых «друзей» он оставаться не намерен. Правда, для путешествия нужны были средства и припасы…

Вскоре усталость одолела путников, и они устроили привал под сенью дубов на опушке Нариктирской Чащи — древнего леса, простиравшегося на многие мили вокруг. Его назвали так в честь города, куда они намеревались отправиться поутру. Олаф уснул, едва улёгся, а Фрейн ещё долго сидел на своём плаще, обняв колени руками и положив на них свою рогатую голову. Он размышлял о встрече с другом и о его рассказе.

Выходило, что в Валастаре Тенкрит его уже не разыскивал. Неужто не осталось места на всём континенте, куда бы они не совали свой нос? Вот уже четвёртый год, как он покинул их ряды, и с тех пор его существование превратилось в непрерывное изматывающее бегство. Ерее Давлир — бывшей напарнице — пару раз почти удалось поймать его, но Фрейн за время изгнания в совершенстве изучил искусство оставаться незаметным.

Что же побудило его оставить преступное прошлое? Как и многие представители воровского ремесла, Фрейн попал в поле зрения этой преступной организации и вскоре пополнил её ряды. Он стал получать долю добычи и свежие наводки практически в любом уголке Старого Света^[11]. Благодаря своим врождённым талантам и усердным тренировкам, Фрейн продвигался по карьерной лестнице Тенкрита с завидной скоростью. Довольно быстро он стал помощником жестокой убийцы по имени Ерея. Иные поговаривали, что подобного положения сурт добился благодаря интимной связи с этой женщиной, но не нам судить. Так или иначе, Фрейна боялись и уважали. Казалось, он достиг предела мечтаний.

Однако мало-помалу сурт охладел к Тенкриту. Ему отнюдь не хотелось каждый раз отдавать львиную долю своей добычи на нужды организации. Кроме того, многие из приятелей метили на место Фрейна, что грозило ему потерей жизни. Убить ближнего ради собственной выгоды было обычным делом у тенкров. Но всё это меркло на фоне отвратительной личины самого братства. Фрейну потребовалось время, чтобы понять это. Он ожидал попасть в среду авантюристов, ополчившихся против мира, но на деле угодил в яму с ядовитыми змеями. Говорили, в прошлом Тенкрит был иным: у его членов был кодекс и понятие чести. Нынче же он стал воплощением всего самого гадкого и мерзкого, что было в человеческой душе. Всё это послужило для Фрейна причиной порвать с братством. Он начал с наводчиков, которые работали с ним напрямую. Он убивал их одного за другим, выискивая своих жертв в городах и деревнях. Как только сурт предал наёмников, те под началом Ереи организовали охоту на своего бывшего компаньона. Но чем больше информаторов они находили мёртвыми, тем яснее становилось, что Фрейн заметал следы. В какой-то момент сурту удалось одурачить своих преследователей и, казалось, скрыться окончательно, но пару месяцев назад всё рухнуло, и вор вновь пустился в бега. К моменту, когда он повстречал своего давнишнего знакомого близ Нариктира, сурт вконец выбился из сил.

Таким предстает нам Фрейн — предатель и изгой, опасный, совершивший в своей жизни немало плохого и зачастую движимый корыстью. И если вы спросите меня, в чём я видел острую необходимость сделать столь противоречивую натуру одним из главных персонажей данной истории, то прошу вас не забывать, что у неё существуют истинные творцы. Я же лишь скромно переношу на бумагу всё то, что произошло на самом деле, а потому ни убрать, ни добавить кого-либо из действующих лиц я не нахожу возможным, дабы не искажать правды.

* * *

Чтобы познакомиться со следующим героем нашего повествования, оставим двух усталых путников под сенью нариктирских дубов и перенесёмся в удивительное место. Зовётся оно Орандор, что в переводе с алакре^[12] означает «Исконная Земля», а в реальности представляет собой нечто воистину незаурядное.

Представьте себе пейзаж, написанный художником, который выражает своё видение мира ярче и насыщеннее, чем того требует подражание действительности. Он нарочно делает горы выше, моря и океаны — глубже, а небеса окрашивает в самые яркие цвета. Таким путнику и предстает Орандор — более живая, глубокая и дикая версия земного мира. Словно в зеркале, отражаются в нём очертания материков, линии рек и гор Келефанора.

Попавшему в это необычное место путнику будет нелегко понять, отчего привычное вдруг заиграло новыми красками (если, конечно, он прежде не бывал в Орандоре). Даже от мудрецов сокрыто, как именно появилось это удивительное место. Но кое-что известно доподлинно: нигде на небе рисунок звёзд не совпадает с полотном, что окутывает ночной Келефанор, и по небосводу над орандорскими пиками плывёт одна огромная бледная луна вместо двух. Загадка зеркала не менее удивительна: суша, водные просторы и горы — всё имеет схожие с Келефанором очертания, словно они были высечены одной и той же рукой невидимого зодчего. Преданий много: у теркан и людей имеются свои домыслы насчёт Двуединства мира.

Орандор населён удивительными существами, многие из которых неплохо приживаются и в земном мире. Создания эти по природе своей волшебные и куда более дикие, чем их земные сородичи. Помимо них Орандор стал домом для нескольких народов. Его исконными обитателями являются бессмертные теркан. Именно из-за них Орандор еще называют землями бессмертных. В переводе с их собственного языка это слово означает «пришедшие первыми». Смертным облик теркан кажется неизменно прекрасным, в первую очередь благодаря их удивительным глазам, в которых отражается свет вечности. Они носят длинные волосы и заостренные уши, во всем остальном они похожи на людей, но превосходят тех ростом и статью. Теркан умудрены в знаниях и искусствах, знают толк во врачевании и ворожбе; кроме того, они прекрасные воины. Несчётное число веков проживает славный народ теркан на просторах Орандора, по сей день они остаются старейшими обитателями обоих миров.

Наряду с теркан в Орандоре живут беззаботные и весёлые сниглы. Во времена, когда Келефанор был ещё далёк от своего нынешнего вида, теркан пребывали на Исконной Земле в полном одиночестве. Боги навещали их, делясь мудростью, но делали это нечасто. И тогда теркан сотворили из прозрачных нитей Изначальной Магии и своих добрых намерений маленький народец, наделённый собственной волей и даром речи. Теркан было отрадно делиться с кем-то радостью созидания, а их творения, именовавшие себя сниглами, со временем стали неотъемлемой частью Орандора.

Сниглы — это крошечные существа: по росту их обошли даже полурослики^[13]! Зато они обладают целым рядом незаменимых качеств. Начнем, пожалуй, с того, что они невероятные озорники, и уж если вам кого-нибудь нужно довести до белого каления, то никто не справится с этой задачей лучше, чем эти обаятельные и невыносимые коротышки. Вдобавок к своей врождённой неугомонности и жажде приключений — не только на голову, но и на прочие части тела, — сниглы имеют немалые таланты в рифмоплетении. К слову сказать, в случае, если в процессе этого получается сплошная ерунда, такая, как, например, слово «рифмоплетение», то это их абсолютно не смущает.

Как и теркан, они обладают склонностью к ворожбе, однако выдающихся чародеев среди взбалмошных сниглов вы, скорее всего, не найдёте, ибо любому уважающему себя сниглу не пристало просиживать годы юности за книгами, когда вокруг целый мир, который необходимо исследовать. Если волшебников среди сниглов мало, то бардов и странствующих поэтов — хоть отбавляй! Практически каждый снигл, встреченный вами, будет автором собственных песен и стихов.

По внешности своей они чем-то напоминают теркан, только маленьких. Глаза у этих существ довольно крупные и озорные, а уши — длинные и острые. Передвигаются сниглы на удивление быстро и ловко и могут исчезнуть в опасный момент, юркнув под ноги кого-нибудь крупнее, чем они сами.

Помимо двух народов, упомянутых выше, Орандор населён и прочими разумными созданиями, отнюдь не всегда добрыми. Среди них, например, ужасные морлы — отвратительного вида великаны с лоснящейся коричневатой кожей — и прочие, ещё менее приятные особи. Теперь, надеюсь, у вас сложилось небольшое представление об Орандоре, и в случае, если вас туда ненароком занесёт, вы будете осведомлены о том, что вас ожидает.

Небольшая деревушка Калруар сиротливо прижалась к юго-восточной окраине Долины, расположившейся меж двух горных гряд. С запада деревню омывала неторопливая речка, а на север убегала широкая дорога, ведущая к прочим поселениям этой горной страны. Днём Калруар был самой обыкновенной деревней, но ночью, озаряемый светом тысяч огней — не только звёзд, но и крупных светлячков, обитавших в окрестностях, — он приобретал вид таинственный, можно даже сказать волшебный. Тем не менее, ничего необычного, за исключением, пожалуй, того факта, что деревню населяли сниглы, в Калруаре не было.

Здесь насчитывалось чуть больше пяти десятков маленьких домов, в которые человеку можно было войти, лишь согнувшись в три погибели. Каждый отдельно взятый домик был неповторим: один был выполнен из дерева, другой из камня, а третий из глины; каждый имел разную форму и высоту, а крыши пестрели всеми цветами радуги. Кроме того, сниглы, будучи народом весьма изобретательным, оснащали свои жилища всевозможными механизмами. На одном из домиков, стоявших в самом центре деревни, располагался, например, необычный медный звонок, который при нажатии на него издавал звук столь громкий и пронзительный, что прохожие с воплями разбегались прочь. Дело было в том, что хозяин дома был стар и туг на ухо. Ещё один гений инженерной мысли изобрёл механизм, тянувшийся вдоль всей высоты его трёхэтажного деревянного дома с внешней стороны. Он поднимал снигла сразу на самый верх, ибо на первом этаже отсутствовала входная дверь как таковая, а хозяин дома не очень любил гостей. Что тут скажешь? Подобными удобствами хвасталась и гордилась каждая семья, а иные изобретения становились до того популярными, что их создатель впоследствии снабжал подобными безделушками всех вокруг.

Вставали в деревне рано, когда ночная тьма уже успела поредеть, но солнце ещё не спешило показаться из-за горизонта, а Долина была затянута голубоватой дымкой, в которой ощущалась свежесть ночи. Большинство мужчин промышляло сбором шелкопрядов — гигантских бабочек, чьи мелкие сородичи прижились за пределами Орандора. Эти бабочки, в отличие от их земных родственников, вили своеобразные гнезда, выпуская прочную блестящую нить. Именно за неё шелкопряды и ценились столь высоко. Бабочек ловили в большие сетчатые коробки, их кормили и собирали нить, после чего отпускали животных на волю. Трудовой стаж одного шелкопряда составлял не больше недели, потому что сниглы, любящие природу и заботящиеся о ней, не терпели неволи и не держали насекомых дольше, чем того требовало их ремесло. Жирные и ленивые бабочки после освобождения вновь порхали близ деревни, давно привыкнув к такому сотрудничеству, ведь в награду за помощь сниглы оставляли вкуснейшую пыльцу в специальных кормушках, что висели почти на каждом дереве вокруг Калруара.

Женщины изготавливали тончайшие шёлковые нити и плели ткани отменного качества, которые затем либо шли на пошив одежды самими сниглами, либо отправлялись в соседние поселения. Особой популярностью эта ткань пользовалась у теркан. Помимо сборщиков шелкопрядов и ткачих, в деревне работали портные, да до того искусные, что диктовали моду во всех поселениях Долины, притом не только среди сниглов, но среди и прочих народов, населявших её.

Конечно, в деревне жили также и пекари, и кузнецы, и торговцы, и конюхи, и многие-многие другие… Не говоря уже о том, что заезжие частенько оседали в Калруаре и предлагали жителям разнообразные услуги, за исключением, разумеется, услуг музыкантов и стихотворцев, ибо в них сниглы недостатка не испытывали. По вечерам на деревьях зажигались огоньки, молодёжь играла на музыкальных инструментах искусной работы, а сниглы постарше обсуждали свои важные дела. Почти каждый вечер заканчивался танцами и песнями вокруг большого костра прямо в центре деревни.

Именно в это поселение направлялся одинокий путник, с которым нам предстоит познакомиться. Величавый чёрный конь мягко ступал по дороге, направляясь на юг, а странник, восседавший на нём, всматривался в даль. Вскоре впереди, меж холмов, он увидел крыши домов и что-то шепнул на ухо своему скакуну. Животное заржало, взмахнуло гривой и перешло на рысь, предвкушая скорый отдых. То и дело над головой странника пролетали птицы, неведомые в Келефаноре, мерцающие золотистым светом. Впрочем, путник, кем бы он ни был, не первый раз навещал сниглов Калруара и с живностью, обитавшей в Долине, был знаком.

Ах, как бы мне хотелось, дорогие друзья, задержаться в этом безмятежном месте и побродить по ночной росе, послушать пение удивительных пернатых созданий и подышать свежим горным воздухом! Увы, подобной роскоши я себе позволить не могу, ибо путник, не останавливаясь ни на секунду, довольно скоро достиг окраин Калруара. Его скакун перешёл на шаг и, наконец, остановился посреди главной площади. Незнакомец спрыгнул на землю и снял капюшон, до сих пор закрывавший лицо.

И по особой форме капюшона, и по красному хвосту, который был виден из-под полы плаща, можно было догадаться о его происхождении. Теперь же, когда на голове обнаружились рога, а утренняя заря осветила красную кожу незнакомца, всякие сомнения отпали: путник этот был суртом. Более того, это был тот самый Иарон, кузен Фрейна, которого в своём рассказе упомянул анкиллирец. Иарон происходил из династии Меодвиров и приходился старшим сыном Каралону Меодвиру — правителю Телаурата, а значит, был наследником престола. На лике сурта была запечатлена степенность, свойственная правителю, но была в нём и мудрость, дарованная свыше, ибо Иарон Меодвир, помимо прочего, был одним из тех, кого в миру называли истинными Магами, и даже более того — учеником одного из самых могущественных волшебников из народа теркан.

Сурт потрепал коня по гриве, взял его под уздцы и направился в сторону большого дуба, что рос неподалёку. При взгляде на это дерево сразу становилось понятно, что тот, кто обитал на нём — а дуб и в самом деле был обжитым, — не скупился на выдумки. Дерево возвышалось над землёй футов на шестьдесят и представляло собой опору для множества деревянных паллет, располагавшихся на ветвях и приколоченных к стволу. Одни паллеты имели стены и крышу и были полноценными постройками, другие представляли собой открытые площадки, а третьи — небольшие крытые беседки без стен. Соединялось всё это множество уровней невероятным количеством лестниц и канатов, лифтов и подъёмных лебёдок. Ветви могучего дерева широко раскинулись, отбрасывая тень на Калруар. Именно поэтому оно и приглянулось сниглам. Местные называли дерево просто «Великан» — не только из-за размера, но и из-за схожести его формы с очертаниями гигантской человеческой фигуры. Иарон вплотную подошёл к стволу дуба, который был столь широк, что его не обхватили бы и пятеро взрослых людей, взявшись за руки.

— Ау, есть кто? — Сурт посмотрел наверх, пытаясь разглядеть в зелени хоть какое-то движение.

Вдруг из листвы выглянула маленькая нечёсаная голова. Она с удивлением уставилась на гостя.

— Ты кто такой? — недоверчиво спросила голова. — И чего надобно в ранний сей час, когда я и братья мои пребывают в объятиях сонной неги?

Сурт, недолго думая, подпрыгнул, и, ухватив снигла за воротник, стащил его вниз, и поставил перед собой. Вид у того был весьма потрёпанный. Снигл потряс своим крошечным кулачком в воздухе и высунул язык:

— Грубиян и негодник! Добропорядочных сниглов нельзя швырять оземь поутру!

Сурт стоял перед свирепым коротышкой и покатывался со смеху. Наконец, когда поток брани со стороны снигла иссяк, а у Иарона не осталось никаких сил смеяться, он потрепал малыша по голове и произнёс:

— Кай! Клянусь своими рогами: со времени нашей последней встречи учтивости в тебе не прибавилось ни на грамм!

С этими словами сурт с улыбкой уставился на него, ожидая реакции. Снигл изумлённо оглядел странника с ног до головы, выпучив глаза, и ответная улыбка озарила его лицо:

— Ба! — выдохнул он. — Иарон! Какими судьбами у нас?

— Пути мои, дружище, неисповедимы даже для меня самого. Но я прибыл в Калруар, чтобы повидать всех вас и, в особенности, поговорить с твоим отцом.

Снигл радостно захлопал в ладоши и начал приплясывать:

— Ой, как наши-то обрадуются! Пойду всех разбужу!

Иарону вновь пришлось схватить снигла за воротник. Ему стоило больших сил не дать Каю убежать и разбудить спящих братьев и сестёр. Кай не сразу сообразил, откуда взялось такое сопротивление, и ещё несколько секунд пытался бежать на месте. Наконец, он глянул назад, понял, в чём было дело, остановился и с укором в голосе спросил:

— Ты чего хватаешься сегодня? Отпусти меня!

Но сурт не спешил исполнять просьбу своего знакомого.

— Хватаюсь я оттого, добрый Кай, что в противном случае ты со своими криками поставишь на уши всю деревню. А ещё довольно рано, как ты правильно заметил, поэтому я предлагаю немного обождать.

Кай умолк, прикидывая, стоит ли соглашаться с Магом. Решив, что тот прав, коротышка кивнул:

— Ладно, так и быть! Могу разместить тебя на первом этаже — отдохнёшь немного.

Сурт покорно согласился. Вскоре он с удобством устроился на мягкой подстилке на нижнем уровне Великана. От предложения поднять своего коня на лебёдках он вежливо отказался: животное осталось внизу, пощипывать травку вокруг дуба. Ветви и листья закрывали паллет от ветра и солнечных лучей, и сурт заснул без труда. Снигл мирно посапывал рядом.

Когда Иарон открыл глаза, весь Калруар давно был на ногах. Слухи быстро разлетались по маленькой деревушке, и было неудивительно, что прибытие Мага не осталось тайной. Некоторые особенно любопытные сниглы, как оказалось, уже не раз интересовались путешественником, но Кай доблестно отбивался от них, отвечая, что сурт устал и не принимает посетителей, так что Иарону удалось выспаться. Натянув сапоги и накинув плащ поверх синих одеяний, он вышел на небольшую площадку перед деревом и посмотрел вниз. Его конь мирно пасся у Великана, не обращая внимания на детишек, гонявшихся за его хвостом.

Внезапно сурт согнулся в приступе кашля: его горло словно обожгли калёным железом. В последнее время такое происходило всё чаще. Справившись с приступом, он отмахнулся от мрачных мыслей и, осмотревшись, начал свой долгий и трудный подъём наверх. Сниглы с ловкостью шныряли меж ветвей, цепляясь за канаты и ветви, — передвижение по Великану не составляло для них никакого труда. Иарона же эти ветви хлестали по лицу, и на некоторых участках ему приходилось нагибаться, чтобы чуть ли не ползком пролезать в очередной проём между уровнями. В конце концов, ему удалось взобраться на самый верх дуба и вдохнуть свежий горный воздух полной грудью. Солнце ослепляло, и сурт, прикрыв глаза рукой, осмотрел Долину, представшую его взору со смотровой площадки. Даже несмотря на то, что мысли путника витали далеко, а настроение в последнее время было крайне мрачным, пейзаж, раскинувшийся внизу, завораживал своей красотой и безмятежностью. Вскоре сурт перестал хмуриться.

— Иарон Меодвир, — раздался голос позади. — Добро пожаловать домой, друг мой!

Сурт оглянулся. Прямо из дупла, которое было обустроено под жилище, вышел снигл преклонного возраста. Он встал посреди паллета, куда уже вынесли стол и три резных стула. Хозяин жестом предложил путнику занять один из них.

— Мастер Бруно, рад встрече! — Иарон с улыбкой подошёл к старику и обнял его.

Тот похлопал путника по плечу, и без лишних слов было понятно, что эти двое знают друг друга уже давно.

— Слухи о твоём возвращении опередили твоё прибытие. Торговцы из Меракаса^[14] рассказывали, что ты заезжал к ним несколько дней назад, — произнёс Бруно, усевшись на стул и закинув ногу на ногу. Снигл был одет в ночной халат и тапочки. Очевидно, вставать рано он, в отличие от большинства сородичей, не привык.

— Значит, сюрприз не удался… — улыбнулся Иарон в ответ.

— Ну, я не был уверен, что речь идёт о тебе, хотя за последние десять лет другие сурты в Долину не наведывались.

Тем временем один из многочисленных внуков Бруно накрывал на стол. Он принёс большой кувшин с холодным молоком, горшок мёда, несколько ломтей белого хлеба, немного масла и корзину фруктов.

— Кто завтракает с нами? — Иарон вопросительно уставился на Бруно.

— Мой средний, Фруг. Ты, верно, помнишь его по своему прошлому визиту.

Иарон предался воспоминаниям. В прошлый раз он был в Калруаре девять лет назад, когда Нимблур забрал его в Орандор для завершения обучения. В ту пору Великий Чародей обретался в Тиашаль Нартэксе^[15], и сурт частенько бывал в Калруаре в течение своего обучения, да и привязался к его жителям с их неспешным укладом жизни и весёлым нравом. Сниглы относились к нему с заботой и уважением: он ведь, как-никак, был учеником самого Нимблура! Среди прочих был юноша по имени Фруг — деревенский шалопай с выдающимися музыкальными и литературными задатками, сынок деревенского старосты — почтенного Мастера Бруно, который в незапамятные времена занял со своим многочисленным семейством огромный дуб, что рос посреди деревни. Фруг много времени проводил с гостем, рассказывая ему легенды об Орандоре и демонстрируя свои последние сочинения. Иарон в ответ показывал свои успехи на магическом поприще. Со временем сурт и снигл стали не разлей вода. В их дружбе неугомонность снигла компенсировалась безграничным терпением Мага. В тот самый момент, когда Иарон совершал паломничество в чертоги своей памяти, вышеупомянутый снигл взобрался на паллет и направился к сидящим за столом.

— Утро доброе, папенька! Кого это к нам лихо занесло? — бодро произнёс он, усевшись за стол и не обращая внимания на недобрый взгляд Бруно, который посчитал крайне бестактным так отзываться о прибывшем госте.

— И я рад встрече, Фруг! — Маг протянул руку своему давнишнему товарищу, широко улыбаясь.

Снигл несколько секунд вертел руку Иарона в своих ручонках, с интересом изучая её, а затем, будто убедившись, что гость, сидящий перед ним, настоящий, с жаром пожал её и, посмотрев Магу в глаза, протараторил:

— А я-то думал, Кай обманул… Как я счастлив видеть тебя, дружище!

Иарон налил молока в глиняную кружку и подал её сниглу:

— Не обманул! Насколько я могу судить, я самый что ни на есть настоящий.

Когда снигл закончил пить и облизал молочные усы, он без стеснения протянул пустую кружку обратно, чтобы друг наполнил её вновь:

— Ох, Иарон, мне надо столько тебе рассказать!

— Довольно, Фруг! — остудил его пыл Бруно. — Наш гость ещё и пяти минут тут не просидел, а ты уже лезешь со своими историями. Лучше скажи-ка нам, Иарон, что привело тебя сюда?

Молодой снигл насупился, глубоко уязвлённый тем, что ему не дали слова. Однако вскоре всё его внимание привлекла божья коровка, приземлившаяся на стол перед тарелкой, и он совсем позабыл о своих собеседниках.

— Ну, если ты говоришь о смотровой площадке, то на неё меня привел голод. Так что давай для начала подкрепимся, а уж потом я поведаю тебе о своих планах, — ответил старосте Маг.

Такой расклад был по душе всем троим. Сниглы и сурт приступили к завтраку, любуясь видом Долины. Вскоре обеденный стол был убран и унесён в подсобное помещение, а они перебрались за небольшой кофейный столик, стоявший на самом краю площадки, и принялись сосредоточенно набивать трубки. Старых друзей ждала долгая беседа. Сначала Бруно рассказал о том, как обстояли дела в Долине, начав со времени последнего визита сурта, а затем пришла очередь самого сурта.

— После возвращения в Келефанор я решил разыскать своего кузена Фрейна. В последний раз мы виделись с ним дома, ещё до обучения. Тогда он попал в дурную компанию, но заверил меня, что справится со всем сам. Я отыскал его на юге — в стране людей, что зовётся Анкиллиром. Фрейн скрывался от могущественного врага, и я помог ему замести следы, но взял с него слово, что он покончит с преступным прошлым и станет мне помогать. По наставлению Нимблура мы отправились на север, где затеяли борьбу с нашим извечным врагом. Зло, дремавшее там много лет, зашевелилось в преддверии грядущих событий. Об этом зле мой народ знает больше прочих. За исключением теркан, конечно. Но вскоре, может статься, о нём вспомнят повсеместно. Когда я был здесь в прошлый раз, то многое узнал о прошлом своего народа и о древнем Культе служителей демонов пылающего мира. — Маг понизил голос. — Тебе ведь известно, о чём я?

— Известно, но мы не привыкли о таком говорить, — вдруг помрачнел старик.

— Учитель не зря забрал меня в Орандор, Бруно. Он готовил меня. Готовил к борьбе, понимаешь? Фрейн согласился помочь сразу же, едва узнал, чем я занимаюсь. Да, у него были на то свои мотивы, но помощником он оказался надёжным. Мы принялись выслеживать странных тварей, что выползли из-под горных корней на севере Старого Света. Они вдруг разом пришли в движение, и это был знак — знак грядущей беды. Культ возродился, и Бруно принялся набирать новых приспешников. А цель у них одна, как и прежде.

— Какая? — подался вперёд старик: он весь был напряжён.

— Открыть врата в Неклимор, друг мой. Вновь привести в наш мир Алаканкара!

Сниглы в изумлении и ужасе уставились на рассказчика, широко разинув рты. Только в самых древних преданиях маленького народа упоминались огненные просторы Неклимора. Сказания о нём всегда были смутными и страшными. Иарон меж тем продолжил:

— Год назад нашу охоту пришлось прервать. Меня настигла горестная весть из дома: пропала наша с Фрейном сестра, Гаалара. Мы сразу заподозрили худшее, ведь Культу было известно, кто я такой. Они вполне могли добраться до меня через родню. Мы отправились на поиски, исходили весь Север вдоль и поперёк, но нигде не обнаружили и следа нашей сестры. Вконец выбившись из сил и страдая от отчаяния, мы очутились у небольшой деревушки на южной окраине Васситера^[16]. Дул сильный ветер, и лютый холод царил в округе. Зимы в Келефаноре могут быть на редкость холодными. Пришлось сделать остановку.

В деревне к нам прибился какой-то седовласый старик, явно выживший из ума. Он всё бубнил о каком-то знамении, а когда пришла пора уходить, вдруг представился Квинтором Малаго и заявил, что долго нас искал. Имя Малаго хорошо известно в моих кругах: в своё время он был могучим чародеем из Бирминаста^[17], сподвижником самого Нимблура. По его-то просьбе он и отправился искать нас. Каково же было наше с Фрейном удивление, когда Квинтор заявил, что знает, где пропадала Гаалара.

Наши опасения подтвердились: сестра и правда попала в плен к Культу, и не где-нибудь, а в самом сердце Телаурта — в древнем храме Культа на восточной границе. Это капище носило название Алдофарат. Храм давно обратился в руины, но его камни хранили в себе семя зла, проросшее вновь. На том самом месте, где Культ перестал существовать в далёком прошлом, он возродился из пепла.

Признаться честно, я порядком испугался, но делать было нечего: Галаару нужно было выручать. Я отослал Фрейна домой — нам совсем не обязательно было погибать вдвоём, — а сам отправился в Алдофарат, преисполненный решимости уничтожить его до основания, пусть и ценой собственной жизни. Но то, что открылось мне в Храме, заставило меня пересмотреть свои планы. Культ разросся сильнее, чем думал Нимблур: подобно болезни, он распространился далеко за пределы Телаурата. Уничтожение храма ни к чему бы не привело, и тогда у меня возникла идея. Если уничтожить Культ снаружи было невозможно — его члены попросту залегли бы на дно при первой же опасности, — то изнутри он был уязвим, и в этом был мой шанс. Кому, как не наследнику престола Телаурата, искупать грехи предков?

Я сдался на милость нашим врагам, пообещав свою верность Культу в обмен на свободу сестры. Они хорошо меня знали и боялись. Культ долго охотился за мной, и тут — на тебе! Их главный противник сдался в плен добровольно, а взамен требовалось лишь отпустить одну бесполезную для них пленницу. Они заглотили наживку, не раздумывая. Моя шальная идея вдруг обрела шанс воплотиться в жизнь. Почти год я служил целям Культа, и мне думается, что я смог обвести их вокруг пальца, смог заставить их поверить в то, что я — один из них.

— На твое счастье, ты здесь, Иарон, — выдохнул Бруно. — Так как же тебе удалось улизнуть?

Горло сурта вновь будто обдало огнём. Он закашлялся, да так сильно, что Фругу пришлось с минуту хлопать его по спине. Боль пронзила все нутро Иарона, и он долго не мог прийти в себя. Когда же ему удалось совладать с нею, сурт поднял голову и ответил низким голосом:

— А мне и не удалось.

Примечания

2

Анкиллир — демократическая республика на юге Фредугра.

3

Аргос — одна из земель Анкиллира.

4

Сантрум — столица Меледора, одной из земель Анкиллира.

5

Валастар — столица Элдивира, одной из земель Анкиллира.

6

Глиммер — крупный приморский город к западу от Анкиллира.

7

Альвы — древние обитатели Келефанора. Племена альвов кочуют по просторам Старого и Нового Света. Альвы — рослые воины с серо-коричневой кожей и острыми клыками. Некоторые племена имеют редкий бурый мех.

8

Мерион — государство к западу от Анкиллира.

9

Телартан Клейт — нынешний король Мериона.

10

Экрентис — государство к востоку от Анкиллира.

11

Старый Свет — ещё одно название континента Фредгур.

12

Алакре — язык теркан, уроженцев Орандора.

13

Полурослики — многочисленный родственный людям народ, обитающий в Келефаноре.

14

Меракас — поселение сниглов к югу от Долины.

15

Тиашаль Нартэкс — главный город Долины.

16

Васситер — лес к северу от Телаурата.

17

Бирминаст — королевство в Новом Свете.