Холодное блюдо

Крейг Джонсон, 2004

Уолт Лонгмайр уже двадцать пять лет служит шерифом в одном из округов штата Вайоминг. Его мечты о мирной жизни в отставке разбиваются, когда неподалеку от индейской резервации находят труп. Убитого зовут Коди Притчард, и два года назад он и его приятели получили условные сроки за изнасилование школьницы из племени шайеннов. И теперь кто-то открыл на них охоту. Говорят, что месть – это блюдо, которое подают холодным, но мало что может унять ярость человека, вышедшего на тропу войны. И в попытках остановить его шериф вместе со своими помощниками может и сам стать жертвой.

2

Труп, как ничто другое, может заставить почувствовать тебя… ну, отстраненно. Наверное, парни из крупных городов, которым приходится записывать по сорок-пятьдесят убийств в год, уже привыкли к этому, но я — нет. За долгую жизнь бок о бок с дикими животными и скотом я уже давно понял, что механика смерти довольно проста. Есть целая религия, строящаяся на этом переходе, последнем шаге, после которого из вертикального существа ты превращаешься в горизонтальное. Вчера ты был никем, а сегодня ты почетный покойник с обернутыми в мешки руками. Я оберегал остатки моей человечности, нелепо притворяясь живым и до глупости уверенным в себе, будто я три метра ростом и пуленепробиваемый. И хоть я иду долиной тени, я буду жить вечно. И даже если нет, я точно не стану бесхозным трупом в штате Вайоминг, обосранным овцами.

Мы почти закончили работу — оцепили и осветили территорию, сделали фотографии. В присутствии усопших в людях вспыхивает какая-то самоуверенность, что-то типа «ты мертв, а я вот — нет». По какой-то причине туши таких же животных, их пустые смертные оболочки пробуждают худшие мои черты, и мне начинает казаться, что я умею шутить.

— Можно сформировать поисково-спасательный отряд из овец. — Я отковырял засохшее дерьмо от штанины и вытащил его из-под ногтей. — Я так понял, что овцы согласны и в бурю работать. Заодно избавимся от этого молочая.

Я оглянулся на заледеневшее желтоватое растение, погрызенное блеющими свидетелями, которых теперь оттеснили в загон у подножия холма. Я простоял тут уже девять часов, и солнце начало рассеивать серые глыбы восточного горизонта. Место преступления представляло собой небольшое углубление у холма, похожего на венец.

— Что думаешь?

Ти-Джей вздернула бровь, выглядывая из-за своего планшета.

— Коди Аллен Притчард. — Она опустила бровь и перевела взгляд на охотничью лицензию и удостоверение личности, прикрепленные сверху документов. — Дата рождения: 01.08.81. Запоминается.

Коди был не в лучшем виде. Тот, кто убил его, сделал это одним выверенным выстрелом. Со спины выглядело так, будто кто-то просверлил между лопаток Коди идеальное отверстие; спереди же казалось, что по нему проехалась карета. Труп лежал лицом вниз, конечности естественно вытянуты, руки по бокам ладонями к бледному небу. Меня подмывало посмотреть, короткая ли у Коди линия жизни, но его руки были уже в мешках. В отдел забрали зеленую шляпу «Джон Дир» с регулируемым ремешком и нетронутый «Винчестер» 30–30 94-й модели, найденный рядом с телом. Одежда Коди была в плохом состоянии, даже учитывая, что через него прошло больше десяти кубических сантиметров свинца со скоростью семьсот пятьдесят метров в секунду. Овцы тоже знатно его потрепали. Оранжевый жилет был порван в местах, где они пытались его съесть, рукава фланелевой рубашки превратились в лоскуты, даже ботинки выглядели так, будто их погрызли. Затем овцы на нем поспали, забирая себе последнюю энергию покойного Коди Притчарда, пока его тело остывало. И наконец, к большому неудовольствию криминалистов, труп был обосран.

Я махнул на овец у холма.

— Полагаю, вам надо допросить свидетелей.

Ти-Джей Шервин была начальницей лабораторного отдела уголовных расследований уже около семнадцати лет. Я всегда называл ее Маленькой леди, хотя в правоохранительных органах Вайоминга у нее было множество других кличек: Сучка на колесах, Злая ведьма Запада и Леди-мешок. Последняя кличка намекала на ее отдаленный от остальных отдел уголовного розыска — переоборудованный продуктовый шайеннов, который теперь все называли «магазин». Следовательно, криминалистов нарекли упаковщиками, а следователей по уголовным делам — кассирами.

На первой же встрече с Ти-Джей она сообщила мне, что я отношусь к тому типу динозавров, которых она лично собирается уничтожить, то есть выгнать с работы. Шли годы, мы вместе раскрывали дела, и я так и остался динозавром, но перешел в число любимчиков.

— Ну, какие мысли? — Она наконец опустила планшет.

— Он не похож на оленя, — рассмотрел я Коди еще раз.

— Уолт, давай только без вот этой фигни типа «Да подумаешь». Это один из тех парней, что был вовлечен в дело по изнасилованию два года назад. — Ти-Джей буквально провела меня за руку через расследование изнасилования Маленькой Птички и открыла для меня мир секретеров, мазков и гинекологических осмотров.

— Ну да, он точно не был ангелом. Надо проверить все записи, надеюсь, наткнемся на какого-нибудь идиота из Миннесоты, которому захотелось пострелять.

— Думаешь, это не несчастный случай?

Я ненадолго задумался.

— Как я уже сказал, парень не был святым.

— У тебя предчувствие?

Я только хотел затереть ей старую как мир лекцию по праву, но передумал.

— Нет.

Когда мы вернулись, упаковщики уже убрали Коди в мешок и положили на носилки; некоторые все еще складывали улики в пакеты. Один парень как раз опускал в пластиковый конверт орлиное перо. Он поднял голову, когда мы подошли.

— Похоже, беднягой кто только не обедал.

Ти-Джей повернулась ко мне.

— Уолт, ты будешь главным в этом деле?

— Ты про то, потащусь ли я с вами в этой старинной повозке пять часов до магазина?

— Да.

— Нет. — Я указал на несколько машин, у которых Вик складывала фотоаппарат. — У подножия холма стоит немного взволнованный, но квалифицированный главный следователь.

Ти-Джей улыбнулась. Вик ей нравилась.

— У нее сейчас есть какие-то дела?

— Ну, сегодня она развешивала рождественские украшения, но так уж и быть, я отпущу ее на пару дней.

— Еще даже не День благодарения.

— Так решил городской совет.

Мы последовали за трупом туда, где собралась остальная часть нашей маленькой оперативной группы. Кто-то принес термосы с горячим кофе и несколько коробок пончиков. Кофе я взял, но пончики я не ем. По другую сторону машины стоял Джим Фергюсон, один из моих заместителей и руководитель поисково-спасательной службы, и я спросил, нашли ли они что-нибудь во время обыска. Его рот был полон начинки, но в мычании явно слышалось «нет». Потом я сообщил ему, что найму овец вместо его людей.

— Мы осмотрели триста метров, но было темно. Как только все выпьют кофе и поедят пончиков, мы пойдем снова. Думаешь, где-то остались патроны?

— Надеюсь.

Я забрал кофе и отошел в ту сторону, где на откидном борте сидели Ти-Джей и Вик. Они рассматривали что-то из улик, и я надеялся, что пойму тему их разговора.

— Один выстрел в центр, грудина почти не пострадала. — Вик подняла пакет к солнцу и посмотрела на маленький кусочек металла. — Черт, не знаю.

Ти-Джей похлопала ладонью по месту сбоку от нее, и я сел. Вик продолжила:

— Похожа на ружейную. Может, 12 калибр или больше.

— Базука?

Она опустила пакет и встретилась со мной взглядом.

— Ты меня выгоняешь?

— Ага, — кивнул я.

— Почему?

— Потому что ты заноза в заднице.

— Иди к черту.

— Еще и ругаешься.

Вик отдала пулю в пакете Ти-Джей.

— Ты застрянешь с Терком.

— Ну, может, мы вместе развесим рождественские огоньки. — Вик фыркнула и поправила оружейный пояс. — К тому же, ты забываешь об этих неведомых внеземных технологиях. Теперь можно быстро передавать информацию.

Потертое золото непрерывно следило за мной.

— Ты будешь там не дольше двух дней. Вряд ли понадобится больше, чтобы собрать всех подозреваемых. — Хоть я и был стариком, но кое-чему научился, так что логичнее всего мне было работать с людьми.

Вик ткнула меня в живот. Ее палец попал в одну из моих складок, и она тыкала с каждым словом, чтобы делать на них акцент.

— Если поисковики ничего не найдут, ты позвонишь Омару?

— И это еще одна причина, почему тебе надо уехать — ты не любишь Омара.

— Будь осторожен, хорошо? — ткнула она меня снова.

Из уст Вик это звучало крайне странно, но я воспринял как проявление заботы и пихнул ее в плечо.

— Я всегда… — Но она оттолкнула мою руку.

— Я серьезно. — У Вик были недобрый, но честный взгляд, который она редко отводила. Мне такое только на руку. — У меня странное предчувствие.

Я оглянулся на заросли полыни и заметил, как солнце выбралось из плена красных холмов.

— Ну, у тебя будет пять часов, чтобы обсудить с Ти-Джей женскую интуицию.

На этот раз она ткнула больнее.

Я задержался на месте преступления до окончания второго осмотра — сидел на Пуле и заполнял отчеты. Ферг подошел ко мне с чашкой кофе и новым пончиком.

— Нашли что-то?

К счастью, в этот раз я попал в перерыв между жеванием.

— Нет. Сплошные тропинки и овечье дерьмо.

— Есть подозрительные тропинки?

— Нет даже подозрительного дерьма. Там как будто скотный двор.

Я задумался о том, что жертву убивают лишь раз, а место преступления может умереть тысячью смертей. Оставалось надеяться, что вся полезная информация, которую можно было выудить из этой крошечной дыры, уже отправлялась в пакетах в отдел. Мотив — это, конечно, хорошо, но если не узнать «как», то выяснить «кто» будет практически невозможно. У меня было неприятное предчувствие, что придется звонить Омару.

По дороге к Притчардам я вспоминал мою последнюю встречу с живым Коди. Он был коренастым парнем — идеальная фигура для защитника — с кудрявыми светлыми волосами и голубыми глазами. Лицом он пошел в маму, характером — в папу, а мозгами — ни в кого. Мне три раза пришлось иметь с ним дело; изнасилование было последним. Коди завоевал расположение местных коренных американцев, когда его процитировали в газете Шеридана: «Ну да, она отсталая краснокожая, но она сама напросилась».

Притчарды жили на окраине Дюрана, и к тому времени, как я туда добрался, на пороге дома стояло уже восемь или девять машин. В маленьких городках новости разлетаются быстро. Когда я выключил двигатель, осознание того, что мне предстоит сделать, сбило меня, как товарный поезд. Как сказать родителям, что их ребенок мертв? Они точно уже что-то слышали, но мое заявление будет официальным. Я позволил себе глубоко вздохнуть.

Рядом с Пулей кружили ласточки. Видимо, я потревожил и их семью. Наверное, у меня сегодня такой день. Я не спал уже больше двадцати четырех часов. Ночью работать легко, потому что тогда не светит солнце, но как только оно встает, у меня болят глаза, и я становлюсь дерганым. Так было всегда. Я сфокусировал взгляд, когда услышал грохот входной двери и увидел, как Джон Притчард идет по подъездной дорожке. Мне никогда не нравился Джон — он был одним из тех, кто любит все контролировать. Разговор прошел не так ужасно, как мог бы. Он сообщил мне, что Коди ушел из дома двадцать семь часов назад с лицензией на охоту. Я сообщил ему, что Коди не вернется.

Я сделал все возможное, проехал десять километров до дома, посидел на крыльце — ну, у входной двери, — но недолго, потому что было холодно. У меня хватило сил завалиться в дом, а не вывалиться из него. Я то и дело просыпался и засыпал снова, пока не зазвонил телефон, а потом зазвучал автоответчик, который заставила меня купить дочь.

— Это дом Лонгмайров. Сейчас никто не может взять трубку, потому что мы ловим преступников или восстанавливаем справедливость. Если вы оставите сообщение после сигнала, мы ответим вам, как только сможем. Хорошего дня!

Ей было очень весело записывать сообщение, напечатанное в инструкции, разумеется с небольшими поправками. Я улыбался каждый раз, как слышал его.

— День панкейков! — закричал голос в двадцати километрах. Джим Фергюсон был не только главой поискового отряда и моим старейшим заместителем на полставки, но еще и тем человеком, который раз в год разъезжал на рассвете по Дюрану на пожарной машине и кричал в мегафон: «День панкейков! День панкейков!»

В округе Абсарока всего три главных дня для избирателей, и два других я что-то не припоминал.

— О боже, нет. День панкейков.

Я подумывал застрелиться. Так и вижу заголовок: «САМОУБИЙСТВО ШЕРИФА! ОН ИСПУГАЛСЯ ПАНКЕЙКОВ».

— День панкейков! — Фергу очень нравилась эта работа. — Я целый час пытаюсь до тебя дозвониться, чтобы напомнить. Но если ты правда уйдешь через год на пенсию, то кому не пофиг?

Я проковылял до телефона возле кресла.

— Он правда сегодня?

— Ну разумеется. — Последовала пауза. — Слушай, Уолт, если хочешь, я скажу всем, что мы всю ночь работали.

Ферг поддерживал кампанию Терка, но у меня были другие планы. Если я хотел, чтобы Вик стала первой женщиной-шерифом в Вайоминге, то у меня оставался всего год, чтобы сделать для этого все. Я вынесу час Дня панкейков с Лосями, Орлами, Львами, Группой молодежи, Дочерями американской революции и, разумеется, Ассоциацией пенсионеров.

— Приеду через полчаса.

— Не забудь, в этом году мы собираемся в католической церкви.

— Точно.

Я включил кофемашину, насыпал туда столько кофе, что хватило бы на восемь чашек, а воды — только на четыре. Пока кофе готовился, я пошел мыться. Водопровод мы проводили сами, но вода текла сверху и уходила вниз. В этом помогала ванна, которую Генри нашел мне за двадцать долларов. Кто-то в резервации стрелял по ней 22-м калибром, но только облупил покрытие. А еще была проблема со шторкой. Не знаю, что за физика заставляла ее прилепляться к телу, когда включаешь воду, но так как мою ванну со всех сторон окружали шторки, во время душа я превращался в буррито-шерифа в вакуумной упаковке.

Я сел за руль Пули и проехал двадцать километров до города. Дюран расположен вдоль гор Бигхорн, и, поскольку здесь в изобилии водятся рыба и дичь, он стал пенсионерской столицей штата Вайоминг. В округе Абсарока игнорировать голоса стариков — значит всю жизнь пахать на бензоколонке Синклер. В Дюране практически нет работы кроме сферы обслуживания, из-за чего все люди старше девятнадцати сразу же уезжают; зато пенсионеры продолжают наплывать из Миннесоты, Висконсина, Иллинойса и Айовы, а еще парочка процентов из Техаса и Калифорнии. Они приезжают в поисках романтики Запада, которую показывают по субботам в мерцающем черно-белом цвете. Эти люди полвека штамповали свои бамперы и ждали осуществления западной мечты; они платили за нее и хотели осуществить во что бы то ни стало. Большинство в итоге собирали вещи и уезжали во Флориду, Аризону или куда-нибудь еще с более мягким климатом. Мне нравились те, кто оставался. Они выходят после метели, убирают снег и машут Пуле с такой радостью, будто в город приехал цирк. Черт, а я останавливался и говорил с ними. В Вайоминге шерифов избирают, так что мы должны нравиться народу. Наверное, если бы обычных полицейских избирали так же, текучка кадров была бы сильнее Ниагарского водопада.

На заре моей карьеры эта часть работы нравилась мне меньше всего — завоевывать всеобщую любовь. Но время шло, и я наоборот стал наслаждаться этим больше всего. Марта была права, когда сказала, что мне нужна наклейка на бампер «РОЖДЕН ВЕШАТЬ ЛАПШУ». Дебаты были просто потрясающими. В 81-м старый шериф Конналли задумал уйти на покой. Он пошел против меня, чтобы никто другой не встал на его место, и его речь была настолько нелепой, что к окончанию дебатов я чувствовал себя президентом всего мира. Меня избрали. Люциан вышел на пенсию и начал вести светскую жизнь в комнате 32 в Доме престарелых Дюрана. Я до сих пор хожу к нему вечером по вторникам играть в шахматы, и он до сих пор разбивает меня в пух и прах, к его огромному удовольствию.

Я посмотрел на трехсантиметровый слой снега, покрывшего полынь. Было похоже на азбуку Морзе из белых точек и черточек, ведущих по дороге. Если бы я мог расшифровать это сообщение, рассказало бы оно интересную историю? Правда по-прежнему заключалась в том, что меня избрали шерифом благодаря культу личности, и если эта тенденция сохранится, мою наследницу точно не изберут. Может, я впаривал округу Вик просто потому, что мог? Нет, она была лучшим кандидатом на эту должность, именно поэтому я не сдамся. День панкейков, День панкейков.

Я переключился на вторую передачу на углу главной улицы и Бигхорн и увидел вдалеке «Транс-Ам» Терка, припаркованный у офиса. От одного вида его машины у меня заныла задница. Мне не хотелось встречаться с ним на пустой желудок. Я надеялся, что он уже получил всю возможную информацию о ночном инциденте у Лаванды Бегущей Лошади из отдела по охоте. Я быстро обогнул здание суда так, чтобы меня не заметили, и направился прямиком к католической церкви. Там была огромная толпа и ни одного места для парковки. Я выкатил Пулю на бетонную площадку рядом с кондиционером и заглушил двигатель. Вряд ли святой отец сегодня приедет.

— Неужели это сама длинная рука закона. — Старая шутка, но я не против. — Лонгмайр, возьми стул и сядь сюда.

Стив Брандт был мэром Дюрана и де-факто президентом Торгово-промышленного комитета — группы враждующих племен, составляющих коммерческое сердце города. Также он владел конторой, занимающейся печатью на главной улице, и делал футболки для ежегодного соревнования по софтболу между отделом шерифа и пожарной охраной, но чем меньше об этом говорить, тем лучше. Рядом с ним сидел Дэвид Филдинг из спортивного магазина, Элейн Гири, заведующая художественной галереей, Джо из магазина «Скобяных изделий и пиломатериалов Джо Бенхэма», Дэн Кроуфорд из ассоциации гольфистов и Руби.

— Что ты тут делаешь? — Руби уперлась подбородком в ладони, ее пальцы гладили впадинку за скулами. Насколько я понял, скулы появляются только в том случае, если ты ходишь больше пяти километров в день.

Я снял плащ и сел на него.

— Пришел поддержать отважных добровольцев Дюрана из пожарного отдела в противопожарном нейлоне… Как думаешь, их шляпы круче наших?

— Разве ты не должен спать у себя в кроватке?

Я снял шляпу и нацепил ей на голову. Смотрелось броско. Потом я повернулся к остальным за столом.

— Я постоянно натыкаюсь на эту проблему со всеми женщинами — они хотят затащить меня в постель. — По столу прошлось несколько смешков, а Руби сняла мою шляпу и повесила на край стола. — А все потому, что я похож на Гэри Купера.

Весь стол пришел к общему кинематографическому мнению, что я больше похож на Хута Гибсона, и я сменил тему:

— Ну что, как панкейки?

— Мы не знаем. Сидим тут уже двадцать минут и не видели ни одного чертового панкейка. — Джо Бенхэм казался сердитым и голодным.

— Может, оно и к лучшему. Сегодня же не снова пожарные готовят?

— Надо было понять, что они не умеют работать с огнем, — Дэвид намекал на печально известный инцидент с маслом, когда пожарники подожгли старую дровяную печь в зале Будущих фермеров Америки, в результате чего панкейки того года на вкус напоминали черепицу.

— Интереснее всего было, когда они чуть не подожгли свою же машину на том полевом пожаре недалеко от твоего дома, — сказала Элейн, которая, как хранительница искусства, всегда ценила зрелищность.

Руби поставила передо мной дымящийся стаканчик с кофе. Я даже не видел, как она уходила.

— Спасибо, мэм. — Я сделал глоток и слушал разговор, вливая в желудок еще больше тех четырех чашек. Мне хотелось есть, а это плохой знак на Дне панкейков.

— Мы как раз обсуждали украшения города на Рождество, Уолт. Как думаешь, они худшие в Вайоминге? — Глаза Элейн замерцали. Как член городского совета, она уже шесть лет просила сделать новые украшения. Проблема в том, что отец Джо создал это «произведение искусства» в виде Сант, эльфов, оленей, колокольчиков, венков, свечей, деревьев, омелы, елок, звезд и разных игрушек двадцать пять лет назад. Кто бы что ни говорил, но сантиметровый слой этого уродства держится веками.

— В Джиллетте хуже, — заявил я.

— Мы слышали, у тебя была тяжелая ночка. — Дэн Кроуфорд взял свой кофе и подул на него, наблюдая, как сливки образуют маленькую волну на другой стороне стаканчика. Все затихли.

Все утро люди будут говорить только об этом, так что можно спокойно сделать официальное заявление.

— Ничего особенного. Несчастный случай во время охоты у 137-й на БЗР. — Я попытался сказать это так, чтобы больше тема не поднималась.

— Говорят, погиб мальчик. — Дэн не сводил глаз с кофе.

— А еще что говорят? — Стало тише. — Без обид, Дэн, но я не буду играть здесь с тобой в угадайки. Лучше скажи все, что знаешь, и я соглашусь с этим либо опровергну. — Он покраснел; я хотел добиться не такого эффекта.

— Я не хотел вмешиваться, Уолт. Мне просто интересно.

Это правда. Я провел руками по лицу и оглянул стол.

— При всем уважении к ведущемуся расследованию, похоже, прошлой ночью некий Коди Притчард отправился в далекую страну, откуда не возвращается ни один путник.

Элейн сразу уловила отсылку.

— Ты сузил круг подозреваемых до пары сотен тысяч, то есть «что-то подгнило в Дании» или Айове?

— Вряд ли город объявит публичный траур, — кивнул Джо.

Элейн рискнула предположить, что кто-то устроит парад, но затем спасла меня, сменив тему и спросив, не хочу ли я играть Дух грядущего Рождества в постановке «Рождественской песни» в местном театре. Я был уверен, что она выбрала меня из-за роста, а не из-за актерских способностей. Эта теория подтвердилась, когда Элейн заверила меня, что мне не придется говорить ни слова, а только показывать пальцем.

Я отлучился по важному делу и пошел в мужской туалет в дальнем конце зала. По дороге я заглянул в приоткрытую щелку на кухню и удивился, когда увидел, как Вонни Хайес передает полную тарелку панкейков ожидающему пожарному. Она выглядела так же, как и вчера, хотя это было словно в другой жизни. Ее пальцы откинули назад прядь волос, выбившуюся из свободного пучка. Так странно, как настолько простые движения становятся чем-то индивидуальным и фирменным. Такое вращение запястья и потягивание двух пальцев. Меня возбуждало даже это. Я помахал ей, и, кажется, она меня заметила, но это неточно. Вонни улыбнулась молодому пожарному и скрылась на кухне. Эти пожарные только так соблазняют женщин.

Я сделал в туалете свои дела, вымыл руки, нажал кнопку на сушилке и вытер руки о джинсы под тихий шум современных технологий. Только тогда я понял, что оружие до сих пор при мне. Я не ношу его на общественные мероприятия и по выходным. Вообще-то все знали, что я мог снять пистолет и забыть его где-нибудь. Иногда Вик приносила его мне из туалета в офисе или с пассажирского кресла Пули. Она любила подшучивать над моим старинным пистолетом и называла его мушкетоном. Этим тяжелым оружием, из которого сложно стрелять и целиться, я пользовался во Вьетнаме и успел привыкнуть.

У кольта 1911 было жуткое, но надежное прошлое. Во время филиппинских операций островитяне принимали наркотики и заворачивались в сахарный тростник. Военнослужащие США задорно пытались отстреливать этих местных, но все безрезультатно, пока их не перерезали мачете. Очевидно, американцам требовалось что-то посерьезнее обычного оружия. Нужен был 38-й. Автоматическое однозарядное дитя Джона Браунинга выросло до 45-го калибра, и филиппинцы только так вылетали из своих окопов. Прицел этого оружия был примерно таким же, как у баскетбольного мяча, но если им попасть хоть во что-то, велики шансы, что противник повержен.

Я расстегнул кобуру и вытащил пистолет, чтобы проверить — старая привычка. Матовое покрытие давно стерлось на выступах у ствола. Полностью заряженный, каким он сегодня и был, кольт обычно весит чуть больше килограмма, но сегодня он будто весил все сто. Какого черта я ношу его с собой? Чтобы отвечать на какую-то скрытую угрозу? Может, об этом меня просило подсознание? Примерно в этот момент я услышал, как открывается дверь в туалет, и пожарный при полном параде окинул взглядом меня и оружие.

— Я и не думал, что панкейки настолько ужасные.

— Привет, Рей. — Это его я видел рядом с Вонни через кухонное окно. — Тебе надо в туалет?

Он ответил не сразу.

— Мисс Хайес послала за тобой, тебе позвонили на кухню.

Наверное, тогда Рей первый раз в жизни произнес слово «мисс». Он так и не двинулся с места.

— Что-то еще?

Рей смущенно улыбнулся.

— Ты хочешь кого-то застрелить?

Я ненадолго задумался и вздохнул.

— А в кого-то надо стрелять?

— Нет, насколько я знаю. — Рей на секунду отвернулся. — Похоже, тот, кто этого заслуживает, вчера сбежал.

Он был примерно одного возраста с Коди Притчардом и, наверное, ходил вместе с ним в школу. Я кивнул и начал проталкиваться к выходу мимо Рея.

— А что там… с Коди?

Я встал, и мы так и застыли в дверях. Я перевел взгляд на Рея.

— Ну… — Я немного помолчал для театральности. — Он умер.

Я смотрел на Рея и ждал, скажет ли он что-то еще. Он не сказал, поэтому я улыбнулся.

— Лучше вам доставить панкейки майору за столом Комитета деловых партнеров, пока вы там все не начали тушить пожары.

— Точно. — Всегда приятно знать, какой стороной к тебе повернут панкейк.

Я размышлял о том, что меня поймали в туалете с оружием в руках, пока шел на кухню. Класс, как будто все в округе и так не думают, что меня давно надо закрыть в палате с мягкими стенами. Когда я дошел до двери на кухню, Вонни уже держала ее открытой.

— Не сидится на месте?

— Да хотелось бы. — Боже, она была такой красивой, когда капли пота блестели в ложбинке у основания ее шеи.

— Телефон у раковины в конце комнаты.

Я пронесся мимо нее, стараясь излучать профессионализм и компетентность, и схватил трубку с сушилки.

— Лонгмайр.

— Господи, ты опять там жрешь? — Отдаленный вой шайеннов на том конце провода меня не удивил; судя по моему опыту, почти все, что было связано с шайеннами, так или иначе выло.

— Я мотивирую избирателей и не съел еще ни одного панкейка. Почему ты еще не спишь?

— Медэксперт только что закончил первичное обследование.

— Дай угадаю. Свинцовое отравление?

— Да, говорят, он умер где-то в половину седьмого. Это аргумент в пользу несчастного случая на охоте — тогда начинает темнеть и все такое, но…

А вот это уже интересно.

— «Но»?

— Множество полостей с рентгеноконтрастными вкраплениями.

Перед глазами сразу же встала картина рядовой охотничьей амуниции. Очевидно, сейчас мы говорили о чем-то серьезнее.

— Не военное оружие?

— Возможно, пуля полуоболоченная, возможно, нет. Калибр очень странный и большой.

— Какой?

— Мы пока не знаем.

Это уже что-то. Раз Вик изучала баллистику в Филадельфии, я сразу принял ее первую теорию, что пуля была калибра 30–06.

— А ты что думаешь? — На том конце ненадолго повисла тишина.

— Я думаю, это не охотничье ружье.

Я вскинул бровь.

— Правда?

— Я знаю, как выглядит хреново ружье для оленей.

Мы оба замолкли, обдумывая эту фразу.

— Тебе надо поспать. — Было приятно говорить эту фразу кому-то другому. Тишина.

— Он ел чизбургер с перцем халапеньо.

— Я закажу себе бургер и поговорю с Дороти. Что-нибудь еще? — Тишина.

— Поговори с Омаром. Он поехавший на голову, но знает свое дело. — Тишина. — Ну что, скучаешь по мне?

Я рассмеялся. Когда я повесил трубку, ко мне подошла Вонни с тарелкой дымящихся панкейков.

— Я подумала, что только так ты сможешь поесть. — Она расслабилась и прислонилась к стене. В фартуке и с забранными волосами она казалась самим воплощением амишей. — В твоей жизни слишком много женщин.

— Это хорошо или плохо? — спросил я в перерыве между жеванием.

Вонни смотрела в свою чашку кофе. У нее были огромные глаза.

— Зависит от женщин. — Я кивнул и продолжил жевать. — Наверное, это так сложно. Я не знаю, как ты справляешься.

— Ну, такое происходит не каждый день — бегать по пятнадцать километров на рассвете, триста раз приседать… — Она фыркнула от смеха, извинилась и прижала руку к лицу.

— Как тебе панкейки?

Я сделал глубокий вдох.

— Прекрасно, спасибо.

— Я слышала, что раньше ты пек панкейки в виде животных, — хитро улыбнулась Вонни.

— Ты говорила с одной из женщин в моей жизни.

— Да, это правда. Я узнала о тебе много разного, пока она на меня работала.

Я кивнул, раздумывая на этим «разным», и взял последний панкейк.

— Мы договаривались так: если она ходит в церковь по воскресеньям с мамой, то ей не приходится есть завтраки ее грешного отца. Удивительно, что такими темпами она не стала повернутой методисткой.

— А я слышала совсем другое. Мне она говорила, что любила оставаться с тобой наедине.

— А теперь только так. — Слова вылетели до того, как я успел их обдумать. Я уже так привык шутить насчет смерти Марты, но здесь это казалось неправильным. — Прости.

— Тебе бывает одиноко, Уолтер?

— Ну конечно. — Я пытался придумать, что сказать, но все казалось недостаточно откровенным. В голову лезли мысли лишь о том, какой красивой была Вонни. Перед глазами стоял размытый образ Вонни, моей кровати на ранчо и исполнения всех моих желаний сразу. О таком тоже не стоит говорить.

— Давай как-нибудь встретимся?

А может, и стоит.

— Боже, мисс Хайес, вы ко мне пристаете? — я сделал ударение на слове «мисс». Ее глаза загорелись.

— Возможно, мистер Лонгмайр, хотя должна признать, что ваше безразличие и толпы женщин, с которыми мне придется иметь дело, немного пугают.

— Ну что ж, они достаточно агрессивные, так что я понимаю.

— На ум приходит слово «гордость». — Она сделала глоток кофе. — Может, начнем просто с ужина?

Я быстро вернулся в офис и припарковался за музыкальным автоматом, который Терк называл своей машиной. Она была марки «Транс-Ам», по крайней мере так было написано. Но это далеко не все, что было на ней написано, — каждая доступная поверхность автомата была покрыта какой-то наклейкой. На бампере красовались стикеры, провозглашающие каждую необдуманную политическую мысль, которая когда-либо посещала аполитичный разум Терка. Стикеры советовали поддерживать бывшего президента, его семью, свободное владение оружием, «ПроРодео», государственный национализм и сигналить, если возбужден. На заднем стекле были мультяшные персонажи, писающие друг на друга и на эмблемы других машин. Казалось, после взгляда на эту машину обиженными останутся все люди на планете. Это так похоже на Терка.

Когда я открыл дверь, в приемной никого не было. Я стоял, не выпуская дверную ручку, и прислушивался. Из моего кабинета донеслось шарканье, а потом закрылся один из моих картотечных шкафов. Через секунду в дверном проеме образовался Терк. Он не сводил глаз с того, как я закрывал за собой дверь.

— Черт, ну наконец-то. Я целую вечность тут сижу. — Я не знал, была ли это тактика «нападение — лучшая защита» или его обычное состояние. — Бегущая Лошадь звонила. Сказала, что несколько охотников спрашивают про БЗР у реки Паудер рядом со 137-й, сектор 23. Они остановились в мотеле «Деревянная хижина». Хочешь с ними поговорить?

Я помолчал пару секунд.

— Что ты делал в моем кабинете?

Он был красивым парнем, в любовных романах его описали бы как «чертовски привлекательный». Смуглый, с волнистыми черными волосами и козлиной бородкой Ван Дайка, выводящей басков по материнской линии на первый план его внешности. Почти два метра ростом и с широкими плечами, он был мне полезен, когда скрещивал руки на груди и бросал грозные взгляды у меня за спиной во время разбирательств, но, помимо этого, я не знал, что с ним делать. Я взял его на работу в качестве одолжения Люциану. Ему он тоже не нравился, но Терк был его племянником, и я не мог иначе.

— Кое-что проверял.

— В моем кабинете? — Его лицо стало темнее обычного.

— Эй, однажды он может стать моим. — Терк бросил взгляд на маленький кабинет Вик без окна через коридор от моего. На стенах ничего не висело. Там были лишь книги, шкафы и шкафы с книгами. Надо протянуть руку через синие папки уголовного судопроизводства Вайоминга на третьей полке рядом с дверью, чтобы включить свет.

— Терк, я не спал уже два дня, так что становлюсь нервным. Понимаешь, куда я клоню?

— Есть, сэр, — выпрямился он.

Так-то лучше.

— Так, если ты кое-что сделаешь в ближайшие несколько дней, я буду легче тебя выносить. И первое в этом списке — слушаться меня, как можно больше молчать и не ходить в мой кабинет. Ясно?

— Есть, сэр.

— Еще я хочу, чтобы ты заехал в «Пчелу» и спросил Дороти Колдуэлл, когда последний раз она видела Коди.

— Мне надо взять показания?

— Она не подозреваемая, — опустил я голову, — так что не надо так с ней обращаться, или она всадит тебе по первое число. Просто спроси, когда последний раз она видела Коди Притчарда, ладно?

— Есть, сэр.

— Хватит уже называть меня «сэр».

— Да я буду звать тебя, как скажешь, лишь бы ты нормально ко мне относился. — Я попытался сдержаться, но улыбка сама заиграла на лице. — Уверен, что мне не надо идти с тобой к охотникам?

Я вздохнул, пока Терк доставал маленький виниловый черный блокнот и карту штата.

— Я уже заходил к ним и записал номерные знаки — Мичиган, на них нет ни заявлений, ни ордеров. Уиллис сказал, их там четверо. — Терк на мгновение замолк. — Они будут вооружены.

— Значит, я надену оранжевый жилет перед тем, как пойти к ним. — Я протянул руку, вырвал страницу из его блокнота и взял карту. Ему не понравилось, что я забрал его улики, но он все равно прошел со мной к двери. Я показал на машину Вик. — Возьми эту.

— Нет, спасибо, моя уже разогрета.

Мы застыли у его машины.

— Я с гордостью могу сказать, что этот автомобиль не олицетворяет собой отдел шерифа округа Абсарока. — Наверное, я его обидел.

— Она разгоняется до двухсот шестидесяти.

— Я сомневаюсь, и даже если так, надеюсь, это происходит не в моем округе. И вообще, мне кажется, Дороти на такое не поведется. — Я кивнул в сторону офиса. — Ключи у двери с брелком «Филлис».

Чертов идиот. Терк сгорбился и поплелся назад, но остановился, чтобы спросить:

— Встретимся снова здесь?

— Конечно, поделимся данными.

До мотеля «Деревянная хижина» на 16-й улице, ведущей в горы, было шесть кварталов. Это старая бревенчатая постройка, едва мерцающая красным неоном. Я припарковал Пулю и пошел поговорить с Уиллисом, который сообщил мне, что мичиганцы допоздна праздновали свою последнюю ночь в городе. Убийцы обычно так себя не ведут, но никогда не знаешь наверняка. Уиллис спросил, кто убил Коди Притчарда, и я спросил в ответ, почему все говорят как Джон Гарфилд каждый раз, как в городе кто-то умирает.

Охотники были в домиках 7 и 8, и я зашагал к ним вдоль следов шин Терка 50-й серии. Первоклассная детективная работа. Уверен, с усилителями двигателя его машина была в тысячу раз неприметнее. Между двумя домиками был припаркован новенький «Субурбан» с мичиганскими номерами. Поверить не могу, что Терк так просто сюда приперся. Я постучал в дверь ближайшего домика и услышал приглушенный стон. Я постучал еще раз.

— О боже…

Я постучал еще раз.

— Отдел шерифа. Пожалуйста, откройте дверь.

— Ренди, это не смешно… — Я прислонился к зеленому, блестящему дверному косяку и постучал снова. Через несколько секунд дверь открыл молодой человек в трусах и камуфляжной футболке.

— Ты хоть знаешь, который час?!

Он был низким и даже полноватым, со светло-русыми волосами и двухнедельной щетиной. До него быстро дошло, что я не Ренди.

— Доброе утро, я шериф Лонгмайр и хотел бы с вами поговорить.

Сначала он не шевелился, и я прямо видел, как он судорожно пытался понять, что такого сделал, чтобы обрушить на себя такую беду. Именно эти несколько моментов вначале зачастую могут сказать обо всем, что нужно. Многие говорят о бегающих глазах, чесании носа и прочей ерунде, но на самом деле главное — чутье. Тихий голосок в голове просто говорит: «Да, это тот самый». Мой же голос воздержался от комментариев, и я понял, что этот парень — не убийца. В любом случае мне наверняка надо искать преступника, который действовал один. Я сказал парню, чтобы он надел штаны.

Я ждал у внедорожника и наблюдал за проезжающими машинами. С утра дул морозный ветерок, и я пожалел, что оставил пальто в Пуле. Дрожащие листья осин вокруг домиков и прилегающего участка были ярко-розовыми. Они упрямо выстояли небольшую снежную бурю накануне вечером и пытались пережить осень. Только несколько опавших листьев кружили по гравию в сторону переулка за мотелем. Этим утром ярко светило солнце, и все вокруг будто сияло.

Парень, в отличие от меня, надел куртку. Он закрыл дверь в домик, штора немного поднялась, а затем снова опустилась.

— Моим друзьям тоже выйти?

Я использовал свою самую заискивающую улыбку.

— Нет, думаю, вас будет достаточно. — Ему не понравился такой поворот событий. — Боюсь, вы не представились в ответ. Мистер?..

— Андерсон, Майк Андерсон. — Он ответил быстро, и имя совпадало с именем владельца автомобиля.

— Мистер Андерсон, вы не могли бы немного со мной пройтись? — Я показал в сторону офиса Уиллиса, где стояла Пуля, а самое главное — лежало мое пальто. Он вздрогнул, и я догадался, что этот парень никогда не имел дело с полицейскими, не считая штрафов за парковку. Я решил начать издалека. — Расскажите мне о прошлом вечере.

Майк прикусил губу и кивнул в знак согласия.

— Мне очень жаль насчет всего этого шума.

— Мгм, — это мычание было моим секретным оружием. Я мог выдать уклончивое «мгм» на любую фразу.

— Уиллис действительно говорил об этом… Но я здесь не поэтому. — Теперь парень казался испуганным. — Расскажите, где вы охотились за время вашего здесь пребывания.

Мы дошли до Пули, и я открыл дверь, достал пальто и надел его.

— Простите, с утра похолодало. Так где? И мне нужно ваше разрешение на охоту.

Майк не сводил глаза с машины — он окинул взглядом радио, радар и особенно «Ремингтон 870», прикрепленный к бардачку. Спустя мгновение он заговорил:

— Вам нужен номер?

— Да, было бы неплохо. — Я подождал. — Вы не помните цифры?

— Нет, но разрешения у меня в машине.

На обратном пути тон диалога стал немного спокойнее. Я прокомментировал погоду, и Майк ответил, что они с друзьями удивились вчерашней буре и тому, что дороги заледенели от снега, сходящего с гор.

— Так вы охотились в горах?

— Да, сэр. — Он открыл свой «шевроле», порылся в центральной консоли, где я мельком увидел красную коробку «Федеральной амуниции». Через несколько секунд он достал четыре новеньких разрешения на охоту с луком.

Разрешения на охоту с луком. Я поджал губы и выдохнул.

— Так вы охотитесь с луком?

— Да, сэр. — Я проверил разрешения; все они были на горную охоту, 24, 166, 25. — Слушайте, нас в чем-то обвиняют? Мне нужно искать адвоката?

— Надеюсь, до этого не дойдет, мистер Андерсон. У кого-то из вас есть огнестрельное оружие?

— Нет.

Может, он просто нервничал.

— Точно?

— Да. Ну… — Момент истины. — У Ренди есть 38-й в бардачке.

— Он заряжен?

— Возможно.

— Вы в курсе, что заряженное, сокрытое в автомобиле оружие является мелким правонарушением в этом штате? — «Сокрытое в автомобиле» — так вообще говорят? Откуда я это взял? Я снова улыбнулся, чтобы парень понял, что я не считаю его Аль Капоне. — Давайте заключим с вами сделку? Я не стану проверять пистолет легендарного Ренди, чтобы посмотреть, заряжен ли он, а вы ответите на несколько моих вопросов.

Майку понравилась эта сделка. Я достал карту из кармана пальто, разложил ее и, с помощью Майка, прислонил к капоту. Он сказал, что они интересовались секторами 23 и 26, потому что отец Андерсона охотился там много лет назад и заявил, что олени у реки Паудер были намного больше, чем в горах. Отец Андерсона прав, но я не стал об этом говорить — в этих секторах стоит мое ранчо. Они приехали туда днем в пятницу, объехали реку Паудер и вернулись через Арваду, Клермонт и Кроссроудс.

— Вы съезжали с главной дороги?

— Э-э, три раза. Один раз, чтобы понаблюдать за антилопой на вершине холма после того маленького городка у главной дороги.

— Арвада.

— Второй раз у старого моста, который ведет на юг.

Это уже что-то.

— Старый Кингс-Бридж? — Лицо Майка выражало недоумение. — Эстакада из стальных балок, которая проходит через дорогу, со старой машиной на дальней стороне?

— Да, сэр. Теперь я вспомнил.

— Вы видели там что-нибудь или кого-нибудь? — Он замолчал. Придется говорить со всеми. Я хоть когда-нибудь посплю?

— Нет.

— Точно?

— Да, сэр.

— А вас кто-то видел?

— Нет. В смысле, мимо проезжали машины… — Майк о чем-то серьезно думал, но молчал.

— Но вы ни с кем не говорили?

— Нет.

— А что насчет третьей остановки? — Его лицо просияло. Видимо, он решил, что на сегодня он отстрелялся.

— Мы пообедали в баре где-то в тридцати километрах от дороги.

— «Рыжий пони»?

Андерсон показал на меня пальцем, и я начал догадываться, что он работает в сфере продаж.

— Точно.

Я спросил, что они ели, и он ответил, что чизбургеры. Я спросил, понравилось ли им, и Майк ответил, что они были неплохими.

— Просто неплохими?

— Да, сэр. А что? Это важно?

Поток ветра потрепал карту.

— Нет, просто хочу передать слова критики местному шефу, бармену и по совместительству посудомойщику. Вы обедали там на обратном пути из города? В какое примерно время это было?

— Около полудня, может в час. — Я достал ручку и сделал пометку на карте.

— Ваша фотография висит на стене. У бара, рядом с медалями, картами и всем прочим. Да? — Я продолжил писать. — Вы вместе служили на войне? С этим индейцем?

— Да, на войне, что начала все войны. — Кажется, он меня не понял.

— В смысле, еда была не такой уж плохой… — Теперь тон Андерсона был извиняющимся. Я мечтал поскорее рассказать все Генри. — Он долго ее нес, но, наверное, бар только открылся. Своих денег еда точно стоит. Индеец резал картошку прямо на баре, перед нами, и у меня был чизбургер с очень щедрой порцией халапеньо.

Я перестал писать.