Дочь меабитов. Книга 2. Сквозь огонь

Кристина Лысова (2024)

Королева Габриэлла выжила в страшной тюрьме на острове в Холодном море, куда её упрятали враги. В неволе она родила наследника престола Каймиарской Империи. Теперь ее главная цель — выбраться на волю вместе с сыном и расквитаться с заказчиками ее покушения. Она подозревает в причастности к нему всех, от своего мужа, Императора Шана, до собственного отца, правителя королевства Мёбиус. Осталось ли в сердце королевы место для любви? Сможет ли другой мужчина затмить Императора? Выдержит ли она страшные испытания ради побега? И какую цену придётся заплатить Габриэлле за свою свободу? Ответы на эти вопросы уже во второй части романа «Дочь Меабитов».

Глава VI. Счастье в аду

В маленьком камине уютно потрескивали ароматные дрова. «Как я не заметила его в прошлый раз», — мысленно удивлялась Би. Камин напоминал ей детство и старую няню, которая вечерами садилась прямо на пол и вытягивала ступни поближе к огню… Проваливаться в воспоминания не хотелось. Слишком больно… Пришлось силой вернуть себя в настоящий момент.

Она уже успела согреться под горячими струями душа, и теперь, вновь укутавшись в синий халат Сулема, смотрела, как тот возится с чем-то на кухне. Он снял китель и остался в простой белой футболке. Ткань натянулась на атлетической фигуре и еще больше оттеняла его смуглую кожу. По его в меру накаченным рукам красиво разбегались бороздки вен. Почувствовав ее взгляд, Амир обернулся.

— И давно ты так сидишь?

— Только пришла. А что это так вкусно пахнет?

Сулем довольно хмыкнул.

— Готовьтесь, леди! Сейчас я поражу вас кулинарными изысками, которые не оставят равнодушной даже самую избалованную принцессу.

Габриэлла не удержалась и расхохоталась.

— Что я слышу? Смех недоверия?

Сулем поставил на стол ароматный салат из свежих овощей, затем, с видом победителя, блюдо с рисом в сладком соусе.

— Ого!

— Нет, нет! Ого — это про следующее, — Сулем водрузил на стол доску с дымящимся блестящим свертком. Разрезав фольгу ножом, он довольно ткнул в него пальцем и отчеканил. — Свежезапеченная форель!

— С ума сойти, — Би по-детски захлопала в ладоши. — Даже если сюда придет целая толпа голодных принцесс, я не дам ни кусочка. Все сама съем. Что? Что ты так смотришь? — она поймала странно изменившийся взгляд Сулема.

— Мой халат…

— А что халат? Очень удобный, кстати, — Би скосила глаза и поняла наконец в чем дело. Она и не заметила как ворот распахнулся, демонстрируя ее грудь.

Сулем обошел стол, взял Би за руку и мягко потянул на себя.

— Знаешь, я, кажется, перестарался. Вся еда такая горячая… Нужно дать ей время остыть.

— Кажется горячая здесь не только еда, — она ответила на эту игру, встала и сбросила с себя лишнюю одежду. Но почти сразу пожалела об этом. Сулем выругался и отошел на пару шагов.

— Завтра прямо на совещании я оторву этой ведьме голову, — со злостью процедил он.

Би не сразу поняла, о чем он. А потом вспомнила, что нога Дерны оставила на ее животе большой сине-черный кровоподтек. Быстро отвернувшись, она в замешательстве застыла. «Что делать? Одеться? Уйти или остаться?». Но долго размышлять не пришлось. Теплая рука Сулема накрыла низ ее живота. С облегчением она прижалась к нему спиной. Они стояли чуть покачиваясь, будто настраивались на волны друг друга.

— Прости, я не хотел тебя испугать, — прошептал наконец он.

— Я соскучилась по тебе.

Сулем мягко развернул ее к себе лицом. Наклонившись, он поднял халат и закутал ее в него.

— Давай побережем тебя немножко, ладно? Пойдем ужинать и спать.

Она положила свои ладони ему на плечи:

— Я выспалась за день. И очень, очень соскучилась по тебе…Не отталкивай меня, — попросила она.

Он осторожно поцеловал ее посиневшую скулу и сдался.

— Обещай, что если тебе будет больно, ты сразу скажешь… И мы остановимся. Да?

— Да, — жарко выдохнула Би, обвивая его шею руками.

Сулем взял Габриэллу на руки и понес к кровати, неприлично огромной по сравнению с койками в бараке.

Когда на ласки и наслаждения совсем не осталось сил, Би капризно заявила:

— Кто-то обещал накормить меня как принцессу. А вместо этого!

— Простите ваша светлость. Я сейчас исправлюсь, — улыбаясь, Сулем стянул полотенце со спинки стула и, обернув его вокруг бедер, жестом пригласил Би за стол.

— Правильно говорить: «Ваше Высочество». Но, в целом, вы очень вовремя. Любовные утехи, знаете ли, отлично нагоняют аппетит. — И оба покатились со смеху. Она натянула его футболку и грациозно вышагивая, пошла к столу.

— Когда только ты успел столько всего приготовить? — спросила Би, сыто откинувшись на спинку стула.

— Если честно, сам я приготовил только салат. Все остальное заказал к сегодняшнему вечеру еще вчера.

–Заказал еду??? Сюда? — она удивленно уставилась на него.

–Да, в таверне, в поселке у подножья. Только видишь, заказ надо делать за сутки. Я так и планировал позвать тебя в гости.

Би хмыкнула.

— В гости! Звучит так, как будто мы с тобой не на «Инносе», а на отдыхе в горах.

Она обошла стол, и, встав за спинкой стула, обняла Сулема за шею.

— Спасибо тебе! Это лучшая ночь за последние полтора года моей жизни.

Он повернулся к ней, улыбаясь так, будто все это, включая саму ночь, он лично только что изобрел. Посадив Би к себе на колени, Амир покачивал ее как маленькую.

— Значит, внизу есть местные свободные поселения? — осторожно спросила Би.

— Да, несколько. Два маленьких и одно крупное, там даже порт есть.

— Порт… Это интересно. Военный или есть сообщение с большой землей для обычных людей?

— Есть. Паром приходит несколько раз в неделю. А ты с какой целью интересуешься? Хочешь сбежать? — Сулем с улыбкой посмотрел на Би.

— Хочу, — тихо сказала она. — Безумно хочу.

Она спрыгнула с колен и отошла к небольшому окну. Вся радость вдруг потухла внутри, как перегоревшая лампочка. Вдали небо уже светлело, а значит, сказка заканчивалась. Пора уходить.

Сулем приблизился к ней и нежно взял ее лицо в свои ладони.

— Я сделал больно тебе своими словами. Прости. Возможно, если откроешься мне и скажешь кто ты, я подумаю как можно помочь тебе…

Би убрала его руки и отошла.

— Я говорила, что не могу сказать. Нельзя, — собрав свои вещи, разложенные на стуле, она ушла в ванную одеваться. Сулем остался один на один со своим внутренним голосом, обругавшем его за глупость и длинный язык.

Выйдя полностью одетая, Би попросила:

— Отведи меня пожалуйста обратно. Уже почти пять.

— Конечно, — Сулем уже тоже оделся. Накинув один на двоих плащ, они вышли в обжигающую прохладу утра. До медпункта прокрались очень тихо, не разговаривая. Открыв дверь запасными ключами, Сулем запустил Би в медблок и обнял на прощание. Больше всего на свете ему хотелось схватить эту маленькую женщину, унести обратно к себе и заснуть рядом с ней. Вместо этого он тихо спросил:

— Малышка, ты в порядке?

— Да, да. Все нормально. Прости, я просто не справилась с эмоциями. Будь осторожен и не убей никого на совещании, — она улыбнулась и поцеловала его в чуть колючую с утра щеку. — А главное, не проспи!

***

Отряды темнели ровными квадратами в хмуром туманном утре. Под стать погоде были и лица надзирателей. Молча, в большинстве своем с недовольными физиономиями, они стояли на своих постах, ожидая переклички и распределения работы на предстоящий день.

Начальник женского лагеря тоже пребывал не в лучшем расположении духа. Глубокая вертикальная складка залегла меж бровей, а колючий, даже угрожающий взгляд скользил по подчиненным. «Нелегкий видимо получился у него разговор», — подумала проницательная Габриэлла.

Перекличка кончилась, но Амир поднял руку, предостерегая конвой. Встряхнув какую-то бумагу, он обратился к женщинам:

«У меня срочное распоряжение из центра. Вчера командование Исправительной лиги вынесло постановление, что все арестантки, имеющие детей, получают возможность три раза в неделю заступать на суточное дежурство в детское отделение под руководством администрации на местах. Не желающие дежурить в детском доме, могут продолжить работать по прежнему распорядку. Все, кто хочет воспользоваться новой возможностью, должны сегодня зайти ко мне и написать соответствующее заявления. А сейчас — разойтись по нарядам».

Над лагерем прокатился рокот тихих и не очень голосов. Женщины вели себя по-разному. Кто-то счастливо улыбался, кто-то возмущенно морщился. Горбатая Элоиз грубо сплюнула: «Нужны мне эти ублюдки. Я на своего даже не взглянула, как окотилась. Ясно дело, отцовская морда. Лучше уж кирпичи ворочать».

А Би стояла посреди шума совершенно оглохшая и одеревеневшая от счастья. Три раза в неделю на целые сутки получить возможность быть рядом с ребенком! Как тут не обомлеть! Ей хотелось броситься на шею Сулему прямо сейчас при всех. Но вместо этого она просто стояла и смотрела на него. Он поймал ее взгляд и, лукаво подмигнув в ответ, отправился к себе.

Продолжая обсуждать новость, женщины стали вереницами расходиться по рабочим объектам. Габриэлла очнулась и тоже засобиралась согласно разнарядке на конюшню. Дерна медленно прошла мимо нее, смерив ледяным взглядом, от которого королеве стало не по себе.

«Ох и нажила я себе врага», — подумала она. Но даже эта мысль не омрачила ощущения счастья, звенящего в ней как маленький хрустальный колокольчик.

***

Габриэлла воспользовалась свободной минуткой после обеда и побежала в административный корпус, к Сулему. Ей не терпелось узнать, как он смог добиться такого решения. Увидев Би в дверях, Амир просиял и приглашающим жестом поманил ее внутрь. Сам он при этом говорил по телефону. Она вошла и с любопытством стала разглядывать бумаги, разложенные по всему столу. Все они походили на экзаменационные тесты. Поверх них лежал огромный анатомический атлас. У нее был точно такой же во время учебы. Габриэлла не удержалась и стала перелистывать страницы, вполуха при этом слушая, о чем говорит Сулем. Но тот отвечал односложно и почти сразу повесил трубку.

— Не боишься страшных картинок? — спросил он шутя.

— Повторяешь патологическую анатомию? — ответила ему в тон Би.

Он удивленно приподнял бровь:

— Училась в Медицине?

— Да нет, конечно, прочла умные слова в твоей зверской книжке, — она подошла и села на стол перед ним. — Я на пять минут. Ты расскажешь мне, как добился такого послабления для женщин с детьми? Или ты все придумал про указ сверху?

— Распоряжение самое настоящее. Я вчера сделал несколько звонков, пока ты спала, — он помедлил. Не хотелось показаться излишне самонадеянным хвастуном, рассказывая как он вытряс все свои военные связи, добиваясь нужного решения. Да и вышло не так, как хотелось. Просил ведь совсем их перевести на работу с детьми. — Не забивай себе голову мыслями «как», думай «для чего».

— И для чего?

— Для того, чтобы моя девочка радовалась, — он поднялся со стула и, обняв ее, чмокнул в нос. — Иди, все. У меня еще гора работы. И занятий. Не заснуть бы за всем за этим. Ночью я принимал одну знатную капризную особу и совершенно не выспался.

— Мне ведь не нужно писать никаких официальных заявлений на работу в «домике»? — на всякий случай уточнила она.

— Нет, конечно. Я просто внесу тебя во внутренний список. В нюансы никто вдаваться не будет. Если честно, не так много желающих.

— Кто отказался?

— Из 25 отказались 12 человек.

— Ну вот и хорошо. Они даже не вспоминают про своих детей.

— Посмотрим, хорошо или нет. Главное, чтобы среди согласившихся не оказалось маньячек, которым нравится обижать беззащитных, — Сулем устало потянулся и только потом заметил, какой эффект на Би произвели его слова. Женщина побледнела и как-то вся сжалась.

Он снова утянул ее в свои объятия.

— Ну что ты разволновалась? Я лично буду держать руку на пульсе. И поговорю с персоналом домика. Никому не позволю там бесчинствовать.

Би кивнула. Его теплые губы коснулись ее — прохладных, чуть подрагивающих И мысли спутались, проваливаясь в тугую воронку внизу живота.

С трудом заставив себя отодвинуться от Сулема, она спросила,

— А что у тебя за занятия?

— Я опять готовлюсь к поступлению на высший медицин. Тесты, тесты, мышцы, кости, — засмеялся он.

— Когда у тебя экзамены?

— Первый поток через месяц, но я в него, наверное, не успею уже. А вот в следующий, еще через два месяца, попробую.

Габриэлле стало не по себе. С каждым днем она все больше привязывалась к Амиру. Мысль о том, что однажды он просто соберет вещи и уедет, теперь страшила до тошноты. Пытаясь скрыть свое смятение, она обошла стол и попятилась к выходу.

— Мне пора…

***

Весь следующий день Сулем разгребал дела. Предшественник оставил ему в наследство гору проблем. Сейчас дошли руки до лет десять не пополнявшегося склада одежды арестанток и сырых плесневелых бараков. Он отправил уже несколько прошений и смет начальству, провел пару сложных разговоров и теперь просто ждал решения шефа.

Напряжение последних дней и недосып накопились в теле, и появилось почти забытое желание покурить. Амир покосился на нижний ящик, где лежала его верная спутница вот уже года два — нераспечатанная пачка тонких коричневых сигарет.

«Ладно, столько лежала, еще полежит», — усилием воли он вернул свои мысли в работу. Закончив отчет и отправив его по внутреннему каналу связи, вышел на крыльцо.

Вечерело, и влажная прохлада растекалась по всем уголкам острова, предвещая очередную ночную грозу. Сулем прошел плац, длинный ряд прачечных, швейных мастерских и оранжерей. За ними в углу, под жидкой кроной дуба-недоростка белел небольшой домик, в котором жили дети заключенных. Подойдя ближе, он неожиданно для себя, не вошел внутрь, а обойдя постройку, заглянул в большое окно.

Посреди комнаты прямо на полу, скрестив ноги, сидела Би. Смуглый малыш с пухлыми розовыми губами млел у нее на коленях. А вокруг как цыплята к наседке, жались к ней другие ребята. Би держала в руках свернутых из салфеток кукол. То хмурясь, то улыбаясь, она выставляла попеременно левую и правую руку вперед, что-то говоря за воображаемых героев. А дети заливисто смеялись. Сама Би раскраснелась, глаза ее блестели. И вообще она как будто вся светилась изнутри.

В конце ее спектакля две куклы будто обнялись и закружились в танце. Дети что-то кричали, а Би смеялась легко и открыто, запрокинув голову и раскинув руки для объятий, в которые тут же попадала довольная малышня. Звонкая куча-мала совершенно не заметила еще одного зрителя.

Сулем отстранился от окна. Никогда еще чужая радость не вызывала в нем самом такого пьянящего восторга, как сейчас. Ради того, чтобы странная космическая женщина, встретившаяся ему, казалось бы, не в том месте и совершенно не ко времени, вот так смеялась, он готов был сделать все, что угодно. Ему почему-то вспомнилось далекое летнее утро, когда в мамин день рождения отец крался в спальню с огромным букетом бело-розовых тюльпанов. Где ему удавалось среди июльской жары находить каждый год ее любимые цветы, которые и весной-то редкость, всегда оставалось его тайной. Мама зарывалась лицом в эту охапку, обнимала отца, целовала сына. «Быть мужчиной в любви — это просто делать так, чтобы твоя женщина могла чаще смеяться от счастья», — подумал Амир.

Он бы мог стоять и подглядывать за Би вечно. Но чувство такта взяло верх. Сулем пошел к себе, не желая мешать ей, наконец-то без оглядки на время, гладить, обнимать, нюхать и баюкать свое дитя.

***

Габриэлла действительно была счастлива. Впервые с момента, как она попала в «Иннос». Она больше не замирала в ужасе от каждого шороха, украдкой пробираясь к сыну, и совершенно легально проводила с ним три дня и две ночи в неделю. Если ей выпадало ночное дежурство, уложив детей, она отправлялась в маленькую комнатку для персонала. Добродушная и деликатная Дивал уходила спать в одну из детских спален. А Би лежала на маленьком диванчике, напряженно вслушиваясь в тишину, боясь заснуть и пропустить легкий стук в окно. Услышав условный сигнал, подскакивала, открывала створку и сразу же оказывалась в объятиях интенданта.

Сулем шел на все, чтобы сделать ее жизнь легче и как можно больше времени, насколько позволяла его работа, проводить вместе.

Они старались скрывать свои отношения, но по лагерю все равно поползли слухи. Некоторые арестантки начали с открытой неприязнью смотреть на Габриэллу. Среди них оказалась и малышка Ли, с которой они раньше довольно близко общались. Продолжала ненавидеть ее и Дерна. Если Би попадала на работы под ее надзором, та использовала ее до изнеможения. Нагрузку в бригадах хозработ распределяли надзиратели, и Дерна с наслаждением не давала ей продыху. Оставаясь при этом сдержанно-вежливой.

Вот и сейчас Би стояла посреди хлева, который с утра убирала в одиночку. Ей разрешили прерваться на обед и подняли обратно, как только она отложила ложку.

Посещение домика тоже сорвалось. Как только она собралась сбегать к сыну на положенные 15 минут, Дерна перегородила ей путь:

— 320-я, куда?

— У меня перерыв должен быть сейчас на кормление ребенка…

Надзирательница оскалилась своей самой жуткой улыбкой.

— Перерыв для тех, кто выполняет норму работ. А ты свою до сих пор не сделала.

— Одной сложно сделать норму на таком большом объекте, — попыталась возразить арестантка.

— Ты чем-то недовольна? Можешь подать на меня жалобу господину интенданту. Говорят, твои жалобы до него доходят быстрее остальных. Видимо, идут особой дорогой. Только сначала ты вылижешь здесь все так, чтобы было чище, чем в медблоке.

Би опустила глаза и снова взялась за грабли. С грустью она подумала о своем малыше. Наверняка Илиас сейчас плачет и отказывается спать. Мальчик уже привык, что мать приходит к нему в определенное время, и, как крошечный часовой, в обнимку со своей лошадкой, всегда ждет ее у дверей. А еще, как назло, пятница. Вряд ли Дерна вела бы себя так в какой-то другой день недели. Но именно в пятницу интендант был очень занят. Совещания, отчеты, опять совещания. Иногда он даже не успевал участвовать в вечерней перекличке. Так что надзирательница чувствовала полную безнаказанность. Понятно, что Би на нее не пожалуется, если не дура.

Габриэлла дурой не была. Поэтому, превозмогая ломящую боль в пояснице и руках, с сорванными в кровь мозолями на ладонях, продолжала делать свою работу.

А еще сегодня исполнился ровно год со смерти мамы Талли. Выгребая навоз из свинарника и таская тяжелые тачки, она весь день вспоминала арестантку, благодаря которой смогла выносить ребенка. Да и в целом выжить в этом аду. Когда Дерна придирчиво осмотрев хлев, все-таки разрешила ей уйти, на остров уже опускались холодные влажные сумерки.

Небольшое лагерное кладбище ютилось на самом отшибе, вплотную к стене, за которой шумели редкие островные сосны. Обычно, если кто-то из арестанток умирал во время отбывания наказания, тело выдавали родственникам для захоронения. Каймиарцы, чтущие традиции, редко отказывались совершить последние ритуалы над усопшим. Но находились и те, кого некому из близких было проводить в последний путь. Тогда они оставались вечными пленницами острова. Как мама Талли. В полумраке Габриэлла приблизилась к ее могиле с простой деревянной табличкой с одной единственной надписью: Талли Эмбо. Присев, она прошептала универсальную молитву Богам: «Virtu viva, meabitu rondo. Virtu viva, vrtu beninturo.Virtu viva, terra arte, terra korte, terra iminobele».

«Здравствуй, моя милая. Прости, что так давно не навещала. Надеюсь, ты сейчас свободна, в чертоге Богов со своим сероглазым другом. А я хожу по краю пропасти здесь. С ребенком на руках. И не вижу выхода. А еще я полюбила. Так полюбила, что страшно…» — начала она мысленный разговор с Талли.

Тихие шаги заставили вздрогнуть и оглянуться. За спиной стояла медсестра Лора. В руках она держала традиционную для каймиарцев поминальную ленту искусственных бело-розовых цветов.

— Привет, Би. Так и знала, что это ты, — она осторожно уложила подношение красивой спиралью вокруг таблички и удовлетворенно кивнула. — Вот так. А твой бывший барак приходил почти всем старым составом с утра. Только тебя не было.

— Я сегодня у Дерны в бригаде работала… Она меня даже к сыну не отпустила.

— Ох, Би, будь осторожнее с ней. Дерна злопамятная и мстительная. Видит, что никак тебя не проймешь. Вот и портит жизнь любыми способами.

— Я стараюсь. Стараюсь не лезть на рожон…

— Би… Ты прости, не мое это дело…С Амиром тоже будь осторожнее. Болтают про вас всякое. Но начальство может сегодня проявлять благосклонность, а завтра отвернуться. Или вообще поменяться в один день. А ты останешься расхлебывать всеобщую неприязнь и злорадство…

Габриэлла резко встала:

— Спасибо, Лора за беспокойство. Мне пора идти. Усталость с ног валит.

Та кивнула, и Би медленно пошла в сторону бараков. От слов медсестры на душе стало совсем тоскливо. Она сама все чаще думала о том, что с ней будет, если Сулем уедет. Она не хотела больше прежней жизни, не хотела возвращаться к Шану. Все чаще она просила Богов о свободе и простом человеческом счастье.

***

В тот вечер Би совсем расклеилась. Илиас встретил мать плачем, и она с трудом смогла его успокоить. Обиженно всхлипывая, он во сне продолжал крепко держаться за ворот ее платья и при каждой попытке переложить его в кроватку, открывал глаза, снова начиная протестовать. Так они и сидели, обнявшись, на полу. Габриэлла вглядывалась в красивое лицо малыша. Чем старше он становился, тем сильнее в нем проступали черты Шана. Смогут ли они выбраться отсюда? На кого надеяться? Сулем так часто просит открыться ему. Что если рискнуть? Нет, нет! Это значит попробовать вернуться домой ценой его жизни… Должен быть другой выход.

Дверь детской спальни тихо скрипнула. Интендант показался в светлом проеме. Она подняла глаза и приложила палец к губам. Он, кивнув, на цыпочках осторожно пересек комнату и сел рядом с ней.

Габриэлла с облегчением положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

— Устала? — спросил он, обнимая ее.

— Ужасно.

— Давай ты сегодня останешься у меня и выспишься хорошенько? Я предупрежу надзирателей.

Би покачала головой.

— Не надо… Это будет слишком демонстративно. Итак уже все на меня косо смотрят. А я сейчас смогу заснуть где угодно…

Амир вынул телефон из кармана кителя.

— Сейчас сделаем все официально, — с этими словами он начал куда-то звонить.

— Лора, добрый вечер. Я сейчас нашел арестантку БИ-320 в полуобморочном состоянии в «домике». Будьте добры, выпишите ей больничный на пару дней прямо с сегодняшнего вечера. Да нет, ничего серьезного, переутомление просто… Уведомите дежурных, что она останется в лазарете на ночь… Нет, не нужно ее ждать… Спасибо, Лора, вы настоящий друг.

Он довольно повернулся к Би:

— Ну вот и все. Теперь ты можешь смело не возвращаться в барак, — он чмокнул ее в щеку. — Давай я помогу переложить малыша.

Сулем осторожно взял ребенка из рук матери. Полоска тусклого света протянулась от окна на его безмятежное личико. Амир опустил Илиаса в колыбель и подал руку Би.

— Его отец каймиарец? — спросил он, когда они оба встали у кроватки.

— Да…

— Как так вышло? Ты попала в плен и уже там вышла замуж?

— Что-то типа этого, — грустно вздохнула она.

— Ты долго была замужем?

— Меньше чем живу в лагере. Моему сыну через неделю исполняется год… Когда меня привезли, я надеялась, что это на пару дней…

Сулем сгреб ее в объятия.

— Зато Бог всех Богов привел сюда меня. Я всегда буду рядом.

— Ты скоро уедешь учиться… А я останусь, здесь появится новый, неизвестно какой интендант, — сглатывая ком в горле, она наконец проговорила свои самые пугающие мысли.

Он посмотрел в ее серые глаза, кажущиеся еще больше в бликах лунного света.

— Я никуда без тебя не уеду. Поняла? Я придумаю что-нибудь…