Гончие Лилит

Кристина Старк (2016)

Однажды в дублинском кафе, где работает Скай Полански, появляется загадочная незнакомка по имени Лилит, которая предлагает Скай работу секретарем в своей клинике в Бостоне. Скай не из тех, кто готов к переменам, но, устав от неудач в личной жизни, она соглашается. Вскоре выясняется, что под прикрытием клиники скрывается весьма изощренный бизнес, который способен дать все: красивую жизнь, роскошь и адреналин. Но праздник длится недолго: дьявол уже приготовил для Скай свои страшные дары.

Ад пуст, все демоны здесь.

Уильям Шекспир. Буря

Пролог

— И куда ты побежишь, Полански? Расскажешь мамочке? И что же сделает твоя суицидальная мамочка? Вскроет себе вены всем назло?

Меня выловили после школы, потаскали за волосы, втоптали в грязь учебники. Свора одноклассниц во главе с красоткой Лиз. До нее дошли слухи, что я неравнодушна к Джейми — парню, за которым она бегала как собачка. Все бы обошлось, но однажды Джейми подсел ко мне во время ланча в школьной столовой, а потом убрал кончиком пальца каплю майонеза с моей губы. И Лиз — королева школьных стерв — сорвалась с тормозов. Сначала были мерзкие розыгрыши вроде собачьего дерьма на моем стуле. Потом пошли сплетни про меня, бутылку джина и десяток парней из Баллимуна^[1]. А затем началась травля. Жестокая и беспощадная. Я считала дни до окончания школы. Но время, казалось, остановилось. Застыло, запеклось, как кровь.

— Если это все из-за Джейми, то забирай его себе! Он мне совсем не нравится!

— А кто тебе нравится?

— Никто!

— Вы слышали? Полански лесбиянка! Долбаная страпонщица!

Пытаюсь встать, но меня снова толкают на землю. Прикрываю голову руками: даже лакированными туфельками можно избить до кровоподтеков. Туфельки, чтоб вы знали, бывают так же безжалостны, как и армейские ботинки.

— Боже…

— Молись громче, Полански, Бог не слышит писка мышей.

Получаю удар в живот. Сгибаюсь пополам, пока в меня со всех сторон врезаются острые мыски школьных туфель, пока меня оплевывают и осыпают ругательствами. А потом кто-то обрушивает свой рюкзак мне на голову. До сих пор я ни разу в жизни не теряла сознание…

Когда я очнулась, уже подступили сумерки. Я вытряхнула из рюкзака комки грязи, сложила туда книги, верней, то, что от них осталось, и отправилась домой.

В автобусе было совсем пусто. Я поднялась на второй этаж, прислонилась лбом к стеклу и дала волю слезам. За окном мелькали аккуратные, чистенькие, словно нарисованные для глянцевого журнала, пейзажи южного Дублина. Двухэтажные дома из красного кирпича, круглый год утопающие в зелени пальм и магнолий. Тщательно подстриженные газоны. Дорогие машины, припаркованные на посыпанных гравием подъездных дорожках…

Из-за окна на меня смотрел богатый, красивый город, в котором нет места грязи, ненависти, насилию. В котором маленькие ирландки до сих пор ходят в католические школы, носят юбки ниже колена и разучивают молитвы на уроках. Где школы с раздельным обучением — мальчики отдельно, девочки отдельно — это золотой стандарт обучения. Город набожных, город святых, город, где запрещены аборты, и в школы в первую очередь принимают тех, у кого есть сертификат о крещении.

Впервые я почувствовала себя здесь лишней: лицо в грязи, во рту привкус крови, в груди не сердце — молот. «О, если бы только этот автобус мог, не останавливаясь, умчать меня на край земли! — думала я. — Я бы без сожаления покинула город святых! Тем более что моего исчезновения никто бы не заметил. Мое место заняла бы какая-то другая девушка — и ни один человек не заподозрил бы подмены…»

У дверей меня никто не ждал. Мама, как обычно, лежала на диване, смотрела в потолок и слушала музыку. Она не особо интересовалась мной и моими проблемами. Несколько лет назад у нее диагностировали клиническую депрессию, и с тех пор я старалась быть невидимкой. Не грузить ее своими проблемами. Ходить на цыпочках. Плакать беззвучно. Кричать молча.

Я заперлась в ванной комнате, смыла с затылка запекшуюся кровь и достала из кармана чудом уцелевший телефон. Во мне кипели ненависть, отчаяние и жажда мести. Или я мщу, борюсь и показываю зубы — или я не выйду живой из следующей драки.

«Джейми, хочешь погулять сегодня вечером?»

Сдохни, Лиз.

«Где и когда, Скай?:)»

Да где угодно, лишь бы побольше народу увидело нас вместе.

Когда используешь месть как бомбу, смотри не подорвись на ней сама. На следующий день из школы мы с Джейми ушли вместе, держась за руки. Он пригласил меня к себе — его родители как раз уехали в Виклоу на весь уик-энд, — а потом признался, что без ума от меня. Я подорвалась на этой мине, когда он, подойдя сзади, прижался ко мне. Вполне невинное объятие, если бы не то, что упиралось сзади мне в ягодицы. «Сделай это, Скай. Он такой симпатичный. Пусть Лиз исходит желчью от зависти», — сказал мне внутренний голос. Тихий, но уверенный.

И я сделала. Осколки этой мины засели во мне так глубоко, что некоторые из них я не смогла извлечь до сих пор…

Три года спустя

Бог не даровал мне ни таланта, ни смелости, ни красоты. Я не питала иллюзий на свой счет. Я знала наверняка: дни будут сменяться ночами, Земля будет кружить по орбите, мир — безумствовать, бросаться во все тяжкие, сходить с ума. Где-то всплывут фотографии очередного политика, на которых он будет нюхать кокаин и лапать полураздетых девиц. Где-то семнадцатилетняя фотомодель утонет в ванной. И только в моей жизни все останется по-прежнему.

Я не была одной из тех, кто способен бросить вызов судьбе, кто рискует смеяться с набитым ртом и говорить вслух то, что думает. Я не была той, кто может носить туфли на высоченном каблуке, прыгать в неизвестные машины такси глубокой ночью и общаться в Интернете с незнакомцами. Риск в моем случае заключался разве что в прогулке без зонта в дождливую погоду, только и всего.

Возможно, поэтому я чуть не выронила из рук стопку грязных тарелок, когда одна из посетительниц кафе, в котором я работала, — женщина лет тридцати пяти по имени Лилит — заставила меня присесть рядом и сказала:

— Скай, твое место не здесь. Не в этой провонявшей луком и рыбой забегаловке. Хочешь знать, где твое место? В «мерседесе»-кабриолете с откинутым верхом, на скоростной трассе, что тянется вдоль берега океана. В твоей голове — воспоминания о ночи, проведенной с любимым мужчиной, в твоем кошельке — пачка долларов крупными купюрами, полуденное солнце отражается в твоих очках, ветер треплет твои роскошные волосы…

— У меня нет роскошных волос, мэм, — усмехнулась я, взъерошив свои короткие выгоревшие пряди, которые даже самый искусный парикмахер не смог бы привести в божеский вид. — И никогда не будет. К сожалению, генетика — это на всю жизнь.

Лилит, эта странная брюнетка с глазами, как черная смородина, начала заглядывать в мое кафе примерно несколько недель назад и к настоящему моменту окончательно утомила меня своей эксцентричностью и привычкой говорить загадками.

— Молчи и слушай дальше, — потребовала Лилит и продолжила: — Закрой глаза. Почувствуй океанский ветер, настолько насыщенный солью, что щиплет ноздри. Ты несешься по дороге со скоростью сто двадцать километров в час, ведя одной рукой машину, а другой придерживая густые пряди волос, которые ветер бросает тебе в лицо. Какие волосы ты хочешь иметь?

Струящиеся, сияюще-платиновые, как у немецких фотомоделей? Или, может быть, иссиня-черные, блестящие, словно жидкое стекло, — как у древнеегипетских жриц? Или порочно-рыжие с красноватым отливом, цвета сандалового дерева, за какие инквизиция в Средние века наверняка бы отправила тебя на костер?..

— Мэм, — взмолилась я, не размыкая ресниц, — мне нужно отнести эту посуду на мойку…

— Нет, тебе нужно выбрать себе цвет волос, сейчас же!.. Не открывай глаза, ты спугнешь видение, — прибавила Лилит, и ее ладонь легла мне на лицо, прикрывая глаза.

— Хорошо, рыжие!

— Точно?

— Да!

— Насыщенно-огненные, как?..

— Нет, скорее, каштаново-красные, без желтизны. Никаких абрикосов и меди.

— Я уже вижу это, Скай! Идеальный оттенок для твоей аристократически бледной кожи. Идем дальше. Прямые или вьющиеся?

— Вьющиеся крупными локонами.

— Длинные?

— О да, до самой задницы! Вы довольны?

Я попыталась убрать от лица ладонь Лилит, но не тут-то было.

— Довольна, — зашептала она мне на ухо. — Только вот обладательнице шикарных волос не пристало работать официанткой. Твои волосы пропахнут горелым маслом и суповыми специями. И у той, кто водит «мерседес»-кабриолет, руки не должны загрубеть от горячей воды и моющего средства!

Я отстранила от себя ее руку и резко встала. Рассказывать мне, официантке, которая за гроши вкалывает с утра до вечера, едва сводя концы с концами, про океан, «мерсы» и пачки баксов, — это было слишком. Слишком жестоко даже для меня, привыкшей к выходкам состоятельных посетителей.

— Кажется, ваш кофе остыл, — сказала я с плохо скрываемым раздражением.

— Принеси мне другой! — потребовала Лилит.

Я ушла на кухню, прихватив грязную посуду, и к тому времени, когда вернулась с чашкой горячего латте на подносе, злость почти перестала душить меня.

— Ваш кофе! — громко сказала я.

— Твои чаевые. — Лилит протянула мне белый конверт.

— Благодарю. — Я взяла конверт, намереваясь сунуть его в карман фартука, и моя рука замерла в воздухе. Он оказался тяжелым: примерно столько же мог бы весить конверт с моей зарплатой за месяц. Я приоткрыла его, мельком взглянула на пачку купюр и положила конверт на стол.

— Что это?

— Это твои волосы, Скай.

— Нет, это больше похоже на чертову кучу налички, — возразила я.

Лилит отхлебнула кофе и улыбнулась мне акульей улыбкой.

— Именно столько стоит наращивание. Волосы цвета раскаленной лавы, тяжелые, как смертный грех, и достающие до самой задницы, — уже завтра у тебя будут такие. Генетика — это на всю жизнь только для тех, кто боится плюнуть ей в лицо. Ты чувствуешь, как океанский ветер из твоей мечты становится чуть реальнее? Если есть волосы, о которых ты мечтала, то будет и ветер, который их растреплет. Будет и мужчина, которому понравится запускать в них пальцы. Будет и бриллиантовая диадема, которая украсит твои локоны…

— Я не могу взять ваши деньги, — заявила я. Правда, не так уверенно, как следовало бы.

Я в любом случае оставлю этот конверт на этом столе, милая. Не осмелишься взять ты — возьмет кто-то другой. Кто-то другой заберет себе то, что предназначается тебе.

Я судорожно сглотнула и снова взъерошила волосы — неосмысленный жест, который останется со мной даже тогда, когда моя короткая стрижка а-ля «курсантка военной академии» уйдет в прошлое.

Кто-то из посетителей разбил стакан, и мне требовалось уже лететь на помощь с тряпкой и веником, но я осталась стоять на месте, словно загипнотизированная.

— Это не деньги, Скай, — это соленый ветер, который молекула за молекулой просачивается сквозь закрытые двери и окна. Это шум океана, который ты можешь услышать, если осмелишься вытащить затычки из ушей. Это твоя свобода, от которой тебя отделяет тонкая, как целлофан, пленка твоих сомнений. Разве это так сложно — взять то, что предназначается тебе, и не испытывать при этом угрызений совести?

Моя рука словно против моей воли потянулась к конверту, взяла его и спрятала в карман фартука. Лилит взболтала остатки кофе в чашке и одобрительно кивнула.

— Но ты должна помнить кое о чем. К красивым волосам прилагаются кабриолет, океан и свобода. И никак иначе.

— Господи, о чем вы вообще говорите? — выдохнула я.

— Эй, у нас тут осколки стекла и все разлилось! — возмутился неуклюжий посетитель.

— Подождешь, пока я делаю заказ! — крикнула ему Лилит, придерживая меня за руку. — Во-первых, давай обойдемся без Господа, здесь только мы с тобой, и я не потерплю свидетелей вроде Него. А во-вторых — я предлагаю тебе работу, Скай. Через год, в этот самый день, ровно в… — Лилит бросила взгляд на маленькие золотые часики на запястье, — ровно в одиннадцать четырнадцать ты будешь уже внутри своей мечты. С волосами цвета дьявольской глотки — и будешь нестись на спортивном «мерседесе» вдоль океанского побережья…

— А можно нам тряпку, или хотя бы… — умоляюще произнес посетитель, разбивший стакан минуту назад.

— Да! Бегу! — бросила я через плечо, но Лилит крепко держала меня за руку и продолжала свой гипнотизирующий монолог:

— А рядом с тобой будет сидеть…

— Ченнинг Татум! — закончила я и нервно хохотнула.

— Бесовка, — подмигнула мне Лилит. — Он женат, и у него маленькая дочурка — но мне нравится ход твоих мыслей! Примерно через год рядом с тобой будет сидеть мужчина, о котором большинство женщин может только грезить, и ему будет необыкновенно интересно твое общество. Но за рулем будешь ты, потому что машина будет твоей. Спортивный «мерседес» класса «люкс», ты не ослышалась. На твоем запястье будут тикать не «Касио», а как минимум «Лонжин» за две тысячи баксов. А запах лука ты будешь ощущать, только если зайдешь в дорогой ресторан и закажешь французский луковый суп с грюйером и гренками. Он будет пахнуть о-о-чень аппетитно, куда лучше, чем пахнет здесь. Но все это будет, только если…

— СКАЙ! — раздался голос нашего менеджера Джонни — холодный и колючий, как колотый лед.

— Ты поняла, — закончила Лилит и взъерошила свои волосы точно так же, как это делала я. Но если я после этого приобретала вид потерянного серого котенка, то в Лилит с взлохмаченными черными волосами сразу проступила какая-то дьявольщинка, проявилось что-то от ведьмы, от потустороннего существа.

— Если я наращу волосы, только в этом случае? — догадалась я.

Очередная улыбка акулы подтвердила мои догадки.

— Хорошо, подумаю! — пообещала я, лишь бы поскорей отделаться от общества странной новой знакомой. Потом кивнула ей на прощание и помчалась к Джонни, который уже начал выметать осколки из-под стола. Я присела рядом и принялась промокать тряпкой разлившееся пиво.

— Ну наконец-то, Скай, — проворчал Джонни, — а я уж было подумал, что эта дьяволица тебя загипнотизировала. — Что она хотела?

«Мою душу, Джонни, кажется, ей нужна моя душа…»

Примечания

1

Баллимун — неблагополучный район в Дублине. Здесь и далее примеч. автора.