Жена винодела

Кристин Хармель, 2019

Три молодые женщины… две во Франции в мрачные дни немецкой оккупации, одна в сегодняшней Америке… и давняя тайна, которая их связывает, – в новой книге о любви и предательстве, прощении и искуплении автора всемирных бестселлеров «Забвение пахнет корицей» и «Жизнь, которая не стала моей» Кристин Хармель.

Глава 5

Июнь 2019

Лив

— Тебе необходимо это прекратить, — сказала бабушка Эдит.

Лив повернулась в изумлении. Она смотрела в иллюминатор на темное небо над Атлантикой, пытаясь понять, когда над восточным горизонтом покажутся первые лучи рассвета, и не подозревала, что бабушка перевела спинку своего кресла в вертикальное положение и в приглушенном свете салона первого класса пристально рассматривает внучку. Уже несколько часов они летели рейсом «Дельты», но Лив так и не уснула, хотя шикарное кресло, раскладывающееся в полноценную кровать, оказалось даже удобнее, чем она предполагала.

— Я не знала, что ты тоже не спишь. — Лив положила ладонь на бабушкину руку — холодную, покрытую гусиной кожей, — и машинально потянулась за одеялом, которое соскользнуло бабушке на колени.

— Не надо, — остановила ее бабушка Эдит. — Со мной все хорошо. А вот с тобой — нет. Ты раскисла.

— Не раскисла. Просто грущу.

— Об этом никчемном Эрике?

— О том, — Лив постучала по ногтю большого пальца, — что я теперь не понимаю, кто я.

— Ради бога, Оливия, надеюсь, ты не имеешь в виду, что привязалась к этому ничтожеству? Когда умер твой отец, твоя мать меняла мужей как перчатки, но ты, по-моему, не такая.

Лив посмотрела на нее:

— Нет, просто все это настолько меня ошеломило, что я еще не совсем пришла в себя. Мне сорок один год, у меня ни мужа, ни детей, ни работы. Не думала, что до такого доживу.

— Ну, да, если позволить Эрику все у тебя отобрать, победа останется за ним. — Бабушка Эдит покачала головой и нажала кнопку вызова. — Поистине жестокое разочарование.

Подошла стюардесса, явно спросонок, — тушь смазана, волосы прилипли к щеке. Но бабушку Эдит это не смутило: она сухо потребовала принести джин-мартини и соленые крендельки. Лив прикусила губу. Стюардесса доставила заказ в мгновение ока, зевнула и вопросительно посмотрела на Лив, но та лишь поежилась. Наверное, никому не под силу сладить с миниатюрной нестареющей француженкой, хлещущей алкоголь, словно американский рекламщик 1960-х.

— Так на чем мы остановились? — спросила бабушка Эдит, сделав немаленький глоток коктейля — уже третьего с начала полета. Секрет ее долголетия определенно заключался в том, что она регулярно проспиртовывала собственную печень. — Ах да, на твоей меланхолии. Мать всегда говорила, что женщине нельзя жаловаться, а надо решать проблемы самостоятельно. По-моему, очень хороший совет, хотя, признаться, я не всегда ему следовала.

— При всем уважении к твоей матери, бабушка Эдит, может ли быть, что ей приходилось сталкиваться с такими проблемами, как бесплодие и муж, которому стал противен ее вид?

— Нет, дорогая, ей довелось иметь дело всего-навсего с гибелью брата на Первой мировой, чудовищными обстрелами каждую ночь и моим отцом, который вернулся из-под Вердена наполовину слепым и срывал злость на ком попало.

Лив посмотрела на нее с изумлением:

— Бабушка, прости меня. Я и представить себе не могла, сколько всего пришлось пережить вашему семейству.

— Ну ладно, некоторые темы лучше не трогать. Просто многие теряют больше, чем могли вообразить, и все же находят способ жить дальше. — Она снова подняла свой бокал (рука у нее заметно дрожала), посмотрела на Лив, а потом ее взгляд устремился куда-то вдаль. — Я его нашла, Оливия. И ты тоже должна.

Хотя не было еще и восьми утра, Париж кипел. Шофер петлял по узким улочкам Седьмого округа, а Лив смотрела в окно — на булочные, где уже толпился народ, на цветочные прилавки, на которых продавцы расставляли товар, на сыры, громоздящиеся в витринах фромажери. Она опустила стекло и сделала глубокий вдох, вбирая в себя смешанный аромат свежеиспеченного хлеба, легкого сигаретного дымка и цветов — чисто парижское сочетание. Эти запахи, знакомые Лив с детства, могли бы привести ей на память счастливые картины того, как она, маленькая, бегает по саду Тюильри, а следом прогуливается бабушка, держа сигарету двумя тонкими пальцами.

Вместо этого в нее запустило когти более свежее воспоминание — о поездке в Париж тринадцатилетней давности вдвоем с Эриком, сразу после того, как он сделал ей предложение. Лив замучила бы совесть, выйди она замуж без согласия бабушки Эдит. Предполагалось, что это простая формальность, но бабушка по каким-то своим, непостижимым для Лив, причинам с порога невзлюбила Эрика. И не очень понравилась ему — в первое же утро в Париже он сказал Лив, что старушка чересчур шикует.

— Я думаю, — возразила Лив, — что она просто живет так, как ей удобно, и все. Кроме того, ты ведь знаешь, как она всегда ко мне щедра.

Эрик закатил глаза.

— Ну, да, ей, должно быть, приятно купаться в деньгах, которые она на самом деле не заработала.

— С чего ты это взял? Мы же не знаем, откуда у нее деньги.

— А тебе это не кажется странным?

Лив пожала плечами:

— Нет, только старомодным. Она всегда говорит, что обсуждать финансы — это вульгарно.

— Ну, как бы то ни было, она не считает, что я достоин хотя бы цента из ее богатства.

— Что?

— А разве этот брачный контракт — не ее идея?

Разумеется, на брачном контракте настояла именно бабушка Эдит. Лив не видела в нем смысла, но, чтобы сохранить мир, уступила бабушкиному желанию, тем более что та взяла на себя все расходы по свадьбе.

— Слушай, какая разница? Ведь мы вряд ли разведемся. Я люблю тебя.

Позднее Лив воспользовалась моментом и, когда Эрик пошел в душ, спросила бабушку:

— Все-таки он тебе понравился, а?

Бабушка медленно подняла глаза, встретилась взглядом с Лив и, помолчав, ответила:

— Нет, не очень.

— Но вы едва знакомы! Откуда такое предубеждение?

— Многолетний опыт, дорогая. Что знаю, то знаю.

— Ты ошибаешься. И не тебе судить о человеке, которого я люблю.

— Должен же кто-то выступить голосом разума, — ответила бабушка Эдит, не отводя взгляда. — А твоя мать слишком занята флиртом со своими кавалерами, чтобы высказаться.

— Может быть, она просто больше уважает мою точку зрения?

— Или до сих пор не поняла, что влечения сердца ослепляют и толкают на неразумные поступки вас обеих. — Бабушка Эдит спокойно пожала плечами, покуда внутри у Лив все кипело. — Но это твоя жизнь. Выходи за него, если хочешь, только не говори, что я тебя не предупреждала.

Теперь, почти через полтора десятка лет, эти слова по-прежнему отдавались в ушах у Лив.

— Бабушка Эдит? — тихо проговорила она, когда машина свернула вправо, на улицу Фабер, и впереди засверкал золотом купол Дома Инвалидов.

— А?

— Как тебе удалось так быстро раскусить Эрика, когда я привезла его сюда знакомиться с тобой?

— Ты и в Париже все еще думаешь о нем? — Бабушка неодобрительно хмыкнула. — Отпусти его.

— Я отпустила, — ответила Лив. — Честно. Только не понимаю, как получилось, что я столько лет заблуждалась на его счет, а ты с первого взгляда поняла, что он собой представляет.

— На самом деле, Оливия, — бабушка Эдит чуть переменила позу, и Лив заметила влагу в ее глазах, — здесь нет твоей вины. Пока ты молода, ты видишь только будущее. А становясь старше, начинаешь видеть прошлое. — Она отвернулась к окну и долго молчала, а потом добавила дрожащим голосом, какого Лив никогда раньше не слышала: — Прошлое умеет показывать все в правильном свете, хочешь ты того или нет.