Цветочное сердце

Кэтрин Бейквелл (2023)

Магия Клары всегда была дикой, но никогда не казалась опасной, пока однажды простое прикосновение девушки не заставило распуститься ядовитые цветы в груди ее отца. Единственный способ исцелить его — это произнести чрезвычайно сложное заклинание, требующее совершенного контроля. И есть лишь один человек, на чью помощь она могла бы рассчитывать, — это ее бывший лучший друг Ксавье, который из милого, застенчивого ребенка превратился в отстраненного и загадочного юношу. Ксавье, зная, что Клара пойдет на все, чтобы спасти своего отца, просит взамен о чем-то ужасном. Пытаясь понять, что именно так изменило ее друга, Клара внезапно обнаруживает настоящую тьму, готовую вот-вот захватить все королевство. И лишь магия Клары способна ее остановить.

3

Я вошла в свою уютную гостиную. На столе с утра стоял разбитый чайный сервиз, на стене висела моя старая вышивка крестиком, на диване, где я его и оставила, лежал папа. Грудь его медленно вздымалась, из нее до сих пор пробивались цветы.

С круглыми от изумления глазами Ксавье остановился перед моим папой.

— Разрази меня гром! — пробормотал Морвин. — Это и впрямь азалии!

Я стояла в шаге от него, плотно сложив руки на груди, чтобы не дрожали.

Опустившись на колени, Ксавье отстегнул и откинул крышку своего саквояжа. Затем посмотрел на папу и осторожно прижал ладонь к его щеке.

— Мистер Лукас?

Папины глаза открылись, лоб сморщился от недоумения.

— Я… я забыл доставить вам цветы?

— Нет, сэр. Меня ваша дочь вызвала.

Папа улыбнулся, держа голову на поручне дивана.

— Она просто чудо. Вам нужно стать ее учителем.

Ксавье отвел взгляд.

— Ясно, полубредовое состояние. — Он склонился над азалиями, цветущими у папы на груди, осторожно потянул за темно-зеленый стебелек, но остановился, услышав резкий, испуганный возглас больного. Я вздрогнула, а Ксавье отстранился, поджав губы. — Возможно, корни ушли глубоко. — Он снова посмотрел на меня, наморщив лоб. — Если нам повезет, цветов, растущих внутри, у него не окажется.

Меня аж в холод бросило.

— Папа… он лепестки выкашлял. Думаете, у него внутри тоже что-то растет?

При мысли о таком по пищеводу у меня поднялась желчь. Моя магия наводнила папины легкие и сердце цветами, как паразитами…

— Возможно. — Из саквояжа со снадобьями Ксавье вытащил стетоскоп и легонько похлопал папу по плечу. — Сэр, если позволите, я хотел бы послушать ваше сердце.

«Ты виновата, ты виновата, ты виновата», — монотонно повторяла моя магия. Я с силой надавила на грудь ладонью, словно могла таким образом заглушить звук.

Ксавье прижал металлическую головку стетоскопа к папиному сердцу и ребрам.

— Сердцебиение у вас неровное. И что-то явно прослушивается в дыхательных путях. — Ксавье заглянул в саквояж, где каждый пузырек и бутылочка стояли в идеальном порядке, как солдатики в строю, и выбрал высокий флакон с темной густой жидкостью. — Мисс Лукас, мне понадобится большая миска или ковш.

— Зачем?

Ксавье встряхнул флакончик со снадобьем.

— Хочу посмотреть, не поможет ли отхаркивающее изрыгнуть цветы.

Я бросилась на кухню и схватила миску с полки над раковиной.

Когда вернулась, папа стонал от боли, обхватив грудь. Горло свела судорога, и я сжала папину руку через плотную материю перчатки.

«Я тут виновата?» Моя магия действовала самостоятельно, а у меня не хватило сил ее остановить? Или во мне живет нечто непостижимое и ужасное, спровоцировавшее мою магию навредить папе?

Взяв миску, Ксавье снова повернулся к папе.

— Сэр, процедура будет довольно неприятной.

Папа выпустил мою руку и поставил миску себе на колени. Голову он наклонил, будто стыдился себя.

— Клара, тебе необязательно на это смотреть.

Я придвинула стул поближе к дивану и обняла отца за плечи.

— Я уже несколько раз проходила обучение и свою долю мерзостей видела.

Вздохнув, папа кивнул Ксавье, и тот вручил ему зеленую бутылочку.

Едва глотнув из нее, папа закашлял в миску, изрыгая ярко-розовые лепестки, а также листья, целые стебли и длинные тонкие корни, влажные от слюны. Пока его тело корчилось, изо всех сил стараясь изгнать магию, я крепко держала беднягу за плечо и кусала губу, чтобы сдержать слезы.

В итоге папа откинулся на поручень дивана. Грудь его судорожно поднималась и опускалась, щеки побледнели, светло-рыжие волосы взмокли от пота. Он явно выбился из сил, зато дыхание стало чище и свободнее.

Послушав папу через стетоскоп, Ксавье подтвердил, что организм от цветов очищен. Вот только лицо приятеля так и осталось встревоженным.

— Мистер Лукас, что случилось с вашей щекой? — спросил Ксавье, показывая на интересующую его область.

Папа коснулся пятна, которое оставила моя рука. Глянув на меня, он пробормотал:

— Да сам не знаю.

У меня живот схватило. Разумеется, он выгораживал меня, даже после того, как я ему навредила.

Лампа на столике неподалеку от нас задребезжала, потому что я снова растревожилась.

— Это моя вина, — проговорила я, глядя на свои бурые садовые перчатки. — Коснулась папиной щеки и почему-то обожгла ее.

Ксавье достал из саквояжа серебряную плошечку и нанес маслянистую смесь на ожог.

— Может остаться шрам, — мягко предупредил он. — Магические раны труднопредсказуемы. — Ксавье вытер бледные ладони носовым платком и нащупал у папы пульс. От его хмурого взгляда у меня сердце екнуло.

— Что такое?

Взгляд карих глаз Ксавье метнулся ко мне.

— Мисс Лукас… прежде чем вашему отцу стало плохо, не говорили ли вы ему неприязненных слов? Вы с ним не ссорились?

Я ощетинилась. Так обычно спрашивают о проклятиях. О жестоких, черных заклинаниях. Молодая женщина, резко начавшая стареть. Мальчишка, из пальцев которого проросли колючки. Они твердили, что черной магией занималась моя мать. Но я на такое ни за что не решилась бы.

— Нет, — ответила я.

— Вы совсем не злились на него? Вы не… — Ксавье откашлялся и глянул на свои обтянутые носками стопы. — Какими словами вы его проклинали?

В груди все пылало от злости, и я стиснула кулаки:

— Я его не проклинала!

Со звучным пронзительным «дзынь!» настольная лампа взорвалась, засыпав стол осколками. Я соскочила со стула, подальше от дивана, с которого на меня смотрел бледный как мел папа.

Причинив ему такую боль, моя магия не насытилась. Она жаждала разрушения.

— Извините, — пролепетала я, закрыв лицо руками.

Ксавье сделал вдох, чтобы успокоиться, выпрямился во весь свой пугающе высокий рост и протянул руку к упавшим на пол осколкам лампы. Он покрутил пальцем, словно хотел, чтобы запел обод бокала. Осколки заколыхались, оторвались от половиц и идеально слились воедино вокруг пламени, которое окружали несколько секунд назад.

Когда Ксавье снова посмотрел на нас, щеки его раскраснелись, круги под глазами потемнели пуще прежнего, виски заблестели от пота. Я уже видела столь простые восстанавливающие заклинания в действии, но чтобы они так изнуряли мага — никогда.

— Мистер Лукас, — Ксавье разгладил полочку своего жилета, — могу я поговорить с вашей дочерью наедине?

Папа кивнул в мою сторону:

— Это ее надо спрашивать.

— Я поговорю с ним, — пообещала я. — А ты лежи здесь и отдыхай. Сможешь ведь, да? Сможешь полежать спокойно пару минут? — Я бросилась к папе и поправила тонкое одеяло, которым он укрывался.

Папа криво усмехнулся, потом устроился на подушках и закрыл глаза.

— Да-да, иди. Не суетись вокруг меня.

Невыполнимая просьба.

Тем не менее я шагнула к кухонной двери и придержала ее для Ксавье. Он взял саквояж и послушно проследовал за мной в соседнюю комнату. Я закрыла за нами дверь, но осталась стоять, прижавшись к ней, и устремила взгляд на Ксавье. Стало больно оттого, что с годами мы вдруг превратились в чужаков.

Мы так давно не виделись, и вот Ксавье оказывается у меня дома второй раз за день. Это напоминало злую шутку.

Ксавье поставил саквояж на обеденный стол, прислонился к разделочному и стал жевать губу. Старые часы на стене громко тикали, словно кто-то нетерпеливо топал ногой.

Ксавье открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот самый момент я выпалила:

— Как думаете, с ним все будет в порядке?

— Я… я не знаю. Проклятия очень сложно…

— Я… не проклинала… папу. — Я шагнула вперед и схватилась за спинку ближайшего ко мне стула, чтобы справиться со своим темпераментом и магией. — Я изучала магию пять лет и не хуже вашего знаю, что проклятия нужно озвучивать с умыслом и намерением. Ничего подобного я не говорила и, жизнью клянусь, ничего дурного против своего отца не замышляла.

— Я вам верю, — отозвался Ксавье. — Вы не замышляли дурного против своего отца. Однако ваша магия продолжает на него действовать.

Конец ознакомительного фрагмента.