Жестокие духи

Кэт Чо, 2020

«Жестокие духи» – продолжение «Злой лисицы» Кэт Чо. Атмосферная фэнтези-дилогия, основанная на корейской мифологии. Гоблины, магия и настоящая любовь – книга идеально подойдет фанатам корейских дорам и поклонникам Акси О и Джуди И. Линн! После всего случившегося только Сомин готова помочь своим друзьям собрать осколки разбитых жизней и исцелиться. Но Джихун все еще оплакивает свою бабушку, а Миён скорбит о смерти матери. К тому же Миён теперь должна научиться жить без своей лисьей бусины. Единственный, кто, кажется, готов двигаться вперед, – это всеобщий «любимец», токкэби Чуну. Сомин и Чуну не сразу удается найти общий язык: он кажется Сомин высокомерным корыстным аферистом, а ее враждебность забавляет Чуну. До тех пор, пока Чуну не осознает, что его необъяснимым образом тянет к Сомин. Ей тоже не удается скрыть свое влечение. Пока они пытаются разобраться в своих чувствах, Сеул внезапно наводняют призраки: потеря лисьей бусины Миён вызвала разрыв между мирами живых и мертвых. Единственный способ закрыть источник – найти пропавшую бусину. Или заставить Миён заплатить своей жизнью. Удастся ли Чуну и Сомин побороть разногласия и найти иной путь спасения? «Это сказочное фэнтези вас не разочарует». – Kirkus

8

Сомин ненавидела ждать, но только это ей и оставалось делать после того, как отвезли Миён в больницу. Врачи разрешили Джихуну посидеть с ней, главным образом потому, что он попросту отказывался ждать снаружи. Но Сомин и Чуну отправили в большую зону ожидания, где перед большим телевизором, по которому крутили новости, рядами стояли десятки стульев.

Сомин притворилась, что смотрит в экран, но на деле даже не вслушивалась в обсуждение ведущих.

Тревожную монотонность ожидания нарушил Чханван, вбежавший в больницу и что-то спросивший на стойке регистрации. Наверное, пробормотал какой-нибудь бессмысленный вопрос.

Его направили в зону ожидания, и он поспешил туда.

— Сомин-а, хён, что случилось?

— Они все еще ждут результатов анализа крови, — ответила Сомин. Она практически чувствовала волны тревоги, исходящие от Чханвана. Он плохо справлялся со стрессом.

— Чханван-а, давай-ка ты лучше сядешь и вместе с нами подождешь? — предложил Чуну. Его голос был мягким и спокойным. Кто-нибудь мог бы даже назвать его успокаивающим, но только не Сомин.

— Я бы лучше что-нибудь поделал, — отказался Чханван. — Кофе хотите?

— Нет, — сказала Сомин.

— Конечно, — одновременно с ней ответил Чуну.

Чуну бросил на нее тяжелый взгляд, подразумевавший, что она не права. Сомин хотела упрямо настоять на своем, но, заметив, как нервно мечется взгляд Чханвана между ней и Чуну, поняла, что дело не в кофе. Просто некоторым нужно что-то делать, а не сидеть и ждать. А ведь буквально парой минут ранее она сама сокрушалась о том же.

— Ладно, — сдалась Сомин. — Мне бы не помешало чего-нибудь выпить.

— Договорились. — Чханван отправился на поиски кофеина, в котором он сам явно не нуждался.

— Послушай, я знаю: ты волнуешься… — начал Чуну.

— Тогда тебе следует оставить меня в покое, потому что ты моим нервам не поможешь. — Сомин отвернулась, чтобы пересесть на другое место.

— Я все понимаю: я тебе не нравлюсь. Но я тоже беспокоюсь о Миён. У меня есть право быть здесь.

— Ах вот как? — Сомин снова повернулась к Чуну. — У тебя есть право быть рядом с человеком, чью жизнь ты буквально четыре месяца назад перевернул с ног на голову своими секретами и ложью?

— Это несправедливо. Я считал, что помогаю ей. В этой игре оказалось больше игроков, чем я подозревал. — Чуну запустил руки в волосы и взъерошил их, и Сомин вдруг поняла, что впервые на ее памяти он выглядит не очень. Рубашка на нем была расстегнута, волосы растрепаны, а между бровями залегла тревожная морщинка.

И все же Сомин отказывалась давать ему слабину.

— Мне трудно поверить, что тот, кто может, по его словам, выяснить все на свете, понятия не имел, что отец Миён вернулся и что-то замыслил. Ты мог бы предупредить ее. Мог бы защитить их обеих.

— Да, я могу выяснить все что угодно, но не стану же я искать информацию, которая меня не касается. Я ищу только то, за что мне платят.

Сомин покачала головой:

— Как скажешь. Делай что хочешь, только меня не трогай.

— Да за что ты так сильно меня ненавидишь? — вскинул руки Чуну.

Сомин насмешливо хохотнула:

— Я же только что сказала.

— Нет, ты вела себя так задолго до того, как с Миён что-либо случилось. Ты ненавидела меня с самой нашей первой встречи. — Чуну приблизился, внимательно рассматривая Сомин, как будто собирал ее по кусочкам.

— Мне просто не нравятся такие люди, как ты.

— Такие люди, как я? — Губы Чуну изогнулись в изумленной улыбке, и Сомин яростно захотелось стереть ее с его лица. — Ты имеешь в виду дьявольски привлекательных людей?

— Ну, слово «дьявольский» ты точно подобрал, — съязвила Сомин.

— Ты же знаешь, мы бы отлично провели время. — Чуну заискивающе улыбнулся.

Сомин издала звук рвотного позыва.

— Поверь мне. Мне противен твой типаж.

— И какой же у меня типаж?

— Ты из тех, у кого за внешней дымкой таится пустота. Ты хочешь, чтобы люди думали, что ты такой весь горячий и загадочный, но держу пари, что за всем твоим блеском и улыбками нет ничего, что могло бы подкрепить твои громкие слова.

Сомин привыкла к тому, что ее слова попадают в цель. Именно так она держала в узде школьных хулиганов. В конце концов, Чуну похож на них — на ребят, крадущих у первоклассников ^[21] деньги на обед, настолько неуверенных в себе, что приходится прятаться за бравадой. Но ткни их пальцем — и они сдуются, как старый воздушный шарик.

Но вопреки ее надеждам улыбка Чуну стала шире. Он наклонился немного ближе.

— Просто признай: ты заинтригована, что может таиться за этой дымкой. Или ты боишься обжечься?

— Я боюсь заболеть эмфиземой, — ответила Сомин, скрестив руки на груди. Не позволяя ему увидеть ее истинные чувства, хотя пульс у нее участился.

Из-за угла показался Чханван, осторожно несущий три переполненных стакана с кофе, и Сомин использовала эту возможность, чтобы повернуться спиной к непоколебимой ухмылке Чуну. Чханван, должно быть, купил кофе в одном из автоматов, потому что крышек у стаканов не было, а зря — часть кофе уже расплескалась и испачкала ему рубашку.

— Чханван-а, — укорила его Сомин, — вот зачем ты так быстро идешь с кофе в руках?

— Я не хотел, чтобы он остыл. — Чханван поморщился: кофе ошпарил ему голую руку, уже розовую от пролитых ранее капель.

Прежде чем Сомин смогла протянуть руку, Чуну ловко выхватил у Чханвана два стакана и подал один ей. Она засомневалась, стоит ли ей брать его. Или лучше опрокинуть стакан на него? Но она знала, что это ребячество, поэтому приняла стакан, стараясь ни в коем случае не прикоснуться к руке Чуну.

Она подула на свой напиток, но, сделав глоток, буквально зашипела от боли — такой горячий был кофе.

— Осторожнее, неужто ты обжечься решила? — сказал Чуну, наблюдая за ней поверх края своего стакана. Судя по его самодовольному и многозначительному тону, он имел в виду нечто большее, чем кофе.

Громкий голос эхом разнесся по больничной приемной.

— Чханван! — Это не был крик, но прозвучало очень глубоко и властно. — Как ты посмел сбежать с занятий? — К Чханвану подошел его отец и недовольно ткнул того пальцем в грудь.

Как и сын, он был высоким. Но если Чханван выглядел неуклюжим и угловатым, то у его отца от регулярных тренировок была плотная фигура. Однажды Чханвана заставили тренироваться с ним целую неделю. У него все так разболелось, что он едва мог ходить и жаловался, что у него появились синяки в местах, о существовании которых он раньше и не подозревал. Вскоре его отец отказался от попыток заставить сына нарастить мышечную массу, точно так же как он отказался от многих других вещей в отношении сына.

— Но абоджи ^[22], моя подруга…

Отец отвесил ему звонкий подзатыльник, и Чханван умолк. Сомин хотела вмешаться. Но вместо нее за друга вступился Чуну.

С открытым ртом Сомин наблюдала, как токкэби встал, словно живой щит, между Чханваном и его кипящим от злости отцом.

— Господин, кажется мне, мы до сих пор не встречались. Меня зовут Чуну, — холодно поздоровался он, не удосужившись даже поклониться в знак приветствия — вместо этого он только слегка наклонил голову. Этот жест определенно не ускользнул от внимания отца Чханвана.

Господин О сжал челюсти:

— У меня нет времени вести светские беседы с твоими друзьями, Чханван. Садись в машину.

— Да, абоджи.

— Неужели он не может навестить больную подругу? — спросил Чуну.

— Она умирает? — уточнил господин О.

— Насколько я знаю, нет, — сказал Чуну, и Сомин заметила, что токкэби прижимает к боку крепко сжатый кулак, как будто иначе он мог не сдержаться и врезать в лицо господину О.

— Тогда повидаются, когда она выйдет из больницы. Чханван! — прогремел господин О, направляясь к выходу. Он даже не оглянулся убедиться, что сын последовал за ним, настолько он был уверен в своей власти.

— Увидимся позже, хён, Сомин-а, — пробормотал Чханван, смущенно опустив глаза. Сомин подняла было руку, думая утешить Чханвана, но он, ссутулив плечи, бросился вслед за отцом.

— Что это было? — повернулась Сомин к Чуну.

— Ничего.

— Ты выглядел так, словно хотел ударить отца Чханвана.

— Просто ненавижу таких людей, — пояснил Чуну. — Давят на всех, превращают их в ничто, лишь бы почувствовать свое превосходство. Этот человек — трус и хам.

Сомин вздернула брови к челке. Впервые они с Чуну в чем-то были согласны.

— Ого, а ты умеешь удивить.

— Почему? Тебя разве не бесит то, как отец Чханвана с ним разговаривает? Как он принижает его? — отозвался Чуну, и из-за язвительности в его голосе Сомин подумалось, что, возможно, Чуну возмущает не только грубость господина О, но и нечто большее.

— Конечно, меня бесит, как он разговаривает с Чханваном, но что я могу поделать? Он его отец.

— Даже если ты отец, это не значит, что ты автоматически знаешь, как для твоих детей будет лучше, — пробормотал Чуну.

— И что это должно означать? — полюбопытствовала Сомин, впервые искренне заинтересовавшись токкэби. Похоже, он не так прост, как кажется. Из стакана, все еще зажатом в руке Чуну, повалил пар, а кофе начал пузыриться.

— Эм, Чуну? — позвала его Сомин. — У тебя кофе… кипит.

Чуну взглянул на свой стакан и спрятал его за спину.

— Пойду прогуляюсь. — Он развернулся на каблуках, выбросил дымящийся стакан в мусорное ведро и свернул в первый попавшийся коридор.

Сомин чуть не бросилась за ним. В животе у нее возникло странное чувство. Чуну определенно было больно, даже если он этого не признавал. Но Сомин беспокоило не это. Беспокоило ее то, что ей вдруг почему-то захотелось его утешить.

«А ну прекрати», — велела она себе. Она направилась в зону ожидания, но тут по ее спине пробежал холодок. Сомин повернулась в сторону коридора, где только что скрылся Чуну. Там стоял какой-то человек. Из-под бейсболки, закрывавшей его глаза, торчали волосы с проседью. Тот самый странный мужчина с улицы!

— Извините, — сказала Сомин. Мужчина пошел по коридору, и она последовала за ним. — Эй! Я только хотела вас кое о чем спросить. — Что-то в этом человеке казалось ей таким знакомым… но что?

Сомин шла и шла, пока не оказалась в совершенно другом крыле. Стояла тишина. Похоже, большинство палат здесь были пусты. Не пищали медицинские аппараты, не болтали медсестры, и без этого привычного шума Сомин показалось, будто она слышит какие-то странные звуки. Как шепоток в воздухе.

— Тут кто-то есть? — позвала она, гадая, куда мог подеваться мужчина. Она напрягла слух, надеясь уловить его шаги, но услышала только свист кондиционера.

Сомин уже собиралась сдаться и вернуться, когда заметила старика. Он стоял, практически прижавшись лицом к двери. На нем был больничный халат, и Сомин подумала, что, может быть, его палату заперли. Могут ли вообще запирать палаты в больнице?

— Господин, вы в порядке? — Сомин оглянулась в поисках медсестры или кого-нибудь, кто мог бы помочь.

Он повернулся к ней, и Сомин, невольно вскрикнув, отпрянула назад.

Глаза у мужчины были белыми как снег, и сквозь них был виден другой конец коридора.

Сомин закрыла рот руками, испугавшись, что крик может спровоцировать мужчину. Но тот только свернул в холл. Он не шел; его ноги не касались земли. Он мягко плыл по коридору.

А потом растворился в бежевой стене.

Сомин зажмурилась так сильно, что в глазах вспыхнули искры. Должно быть, ей померещилось. Не может же это быть правдой. Просто отсроченный тепловой удар или что-нибудь в этом роде.

Чьи-то руки опустились ей на плечи, и Сомин снова взвизгнула. Резко развернувшись, она встала в оборонительную стойку. Но вместо призрачной фигуры Сомин увидела Чуну.

— Ого, я пришел с миром. Я здесь не для того, чтобы драться. — Чуну поднял руки ладонями вверх.

Сомин закрыла глаза и скрестила кулаки на груди, поверх своего часто бьющегося сердца.

— Не подкрадывайся так к людям!

— Так я тебя звал. Я думал, ты меня слышала.

Сомин глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

— Нет, я… я отвлеклась.

— Отвлеклась на этот совершенно пустой коридор? — спросил Чуну, заглядывая к ней за спину.

— Не твое дело. — Сомин припустила было по коридору, но передумала. Если именно сюда ушел тот… мужчина, то вряд ли она хочет здесь находиться. По крайней мере одна. Она повернулась и посмотрела на Чуну. Попыталась определиться, что лучше: его компания или призраки.

— Я практически слышу, как в твоей голове крутятся мысли.

— Нет, не слышишь, — сказала Сомин, но на мгновение задалась вопросом, может ли токкэби действительно каким-то образом прочитать ее мысли.

— Что ж, точно могу сказать, что ты напугана. Давай-ка пойдем отсюда.

Она кивнула и позволила Чуну отвести ее обратно в главное больничное крыло.

— Ты пыталась за мной проследить? — полюбопытствовал Чуну.

Сомин рассмеялась:

— Конечно, нет. Ты последний человек, с кем я согласилась бы добровольно провести время. Я просто заблудилась.

Чуну остановился, и Сомин тоже пришлось замереть, иначе бы она налетела на него. Он повернулся и склонил голову набок, словно рассматривая ее.

— Ты еще не устала так сильно ненавидеть меня, Ли Сомин? — спросил Чуну.

Сомин раздражало, как приятно звучал его голос. Как его самоуверенные слова походили на мурлыканье.

— Все же очевидно: так я оберегаю себя от сильного влечения к тебе.

Чуну удивленно нахмурил брови:

— Правда?

— Нет. — Сомин покачала головой. — Я ненавижу тебя. Тебе следует научиться доверять своим инстинктам.

Его улыбка вернулась, но стала острой, как бритва.

— Ты действительно ненавидишь меня или все-таки боишься?

Сомин усмехнулась:

— Ты считаешь, я тебя боюсь?

Он многозначительно наклонился к ней:

— Может быть, ты боишься своих собственных чувств.

Снова в ней, как пар в скороварке, поднялся дух соперничества. Она чувствовала нависший над ней вызов и не хотела проигрывать.

Хрипло рассмеявшись, Сомин протянула руку и схватила Чуну за воротник. Впервые за все время он выглядел потрясенным. Несколько секунд она наслаждалась удивлением в его широко раскрытых глазах, прежде чем прижаться губами к его губам.

Ей потребовалось всего десять секунд, чтобы пожалеть о своем решении. Не из-за поцелуя. Ну… да, из-за поцелуя. Потому что он вызвал в ней что-то, чего она никогда раньше не чувствовала. Как будто каждый нерв в ее теле внезапно стал в десять раз чувствительнее. Она слышала, как бешено бьется сердце. Чувствовала, как онемели конечности. Хотелось, чтобы поцелуй продолжался как можно дольше. Поэтому она отпустила воротник Чуну и обвила руками его шею.

Он тоже обхватил ее руками. Сначала нерешительно. Затем положил ладони Сомин на талию, притягивая ее к себе. И, когда их тела соприкоснулись, он наклонил голову, углубляя поцелуй.

Сомин не думала, что поцелуй может оказаться… чем-то большим. Но он оказался. Чуну блаженно застонал, и этот стон эхом отозвался в ней. Заставил ее желать большего.

Затем в голове у Сомин как будто щелкнул переключатель: она осознала, что творит, и оттолкнула Чуну. Секунду назад они так крепко прижимались друг к другу, но, как только она отстранилась, он отпустил ее. Как будто знал, что ей нужно пространство, иначе она не сможет дышать. Или по крайней мере так ей казалось, пока она глотала ртом воздух.

Сомин не хотела смотреть на Чуну, но не могла оторвать взгляда от его лица. Глаза его были затуманены, словно он по-прежнему был погружен в то, что только что произошло. Словно он не знал, что теперь сделать или сказать.

Они оба не знали: Сомин тоже не могла понять, как открыть рот и выдавить хоть слово.

Но, подумав о своем рте, она вспомнила о своих губах. А потом о его губах. А потом о том, что они только что сделали, и ей захотелось растаять и лужицей соскользнуть в канализацию.

— Что ж, похоже, ты доказала, что я ошибался, — проговорил Чуну.

А Сомин даже не могла вспомнить, о чем они спорили. Только знала, что должна уйти. Она не могла сейчас находиться рядом с ним. Вернее, если быть честной, ей хотелось снова оказаться в его объятиях, и с этим Сомин смириться не могла.

— Я пойду проведаю Миён, — сказала она и поспешила по коридору, отчаянно желая сберечь остатки гордости.

Примечания

21

Образование в Южной Корее делится на начальную, среднюю и старшую школы. В начальной школе шесть классов, в средней и старшей — по три.

22

Абоджи (кор. 아버지) — отец.