Гримасы навязанной молодости. Вторая книга трилогии «Неприкаянная душа»

Лариса Малмыгина

Приключения прекрасной Алисы продолжаются. Волею судеб она оказывается в гареме султана Марокко Мулаи Исмаила, встречается с Лаврентием Берией и Иосифом Сталиным, за которого решает выйти маркиза, прибывшая из прошлого в Советский Союз тридцатых годов, спорит на религиозные темы с самим Сатаной. Необычайная красота героини очаровывает и демона Астарота, мечтающего во что бы то ни стало сделать возлюбленную своей женой…

Глава 10. Атембуй

Маркизу на допрос не вызвали. Ближе к обеду открылась дверь, и зашел веселый Берия. Он прислонился к стене и заговорил своим хриплым, с кавказским акцентом, голосом:

— Могу освободить обворожительных девушек, но с одним условием: вы станете моими любовницами.

— Согласна, сударь, — проворно вскакивая с нар, оживилась Атенаиса.

Да уж, фаворитка — она везде фаворитка!

— А вы, Алиса Смирнова? Или Лазарева? — хитро прищурился министр внутренних дел.

— Нет, ни за что! — чувствуя тошноту от одного только вида Героя Советского Союза, возмущенно отчеканила я.

— В таком случае, счастливо оставаться, генацвале! — хихикнул Лаврентий Павлович.

Он подхватил под локоть ликующую француженку и торжественно вывел ее из темницы. Отчаянно помахав руками, я поняла, что пропала. Мадим не прилетит, чтобы спасти бывшую возлюбленную, Карлос понятия не имеет, где его несчастная подруга.

В камере с прохудившегося бачка в облезлый унитаз капала вода, за окном звенело лето и переливалось всеми цветами радуги, а я находилась в вакууме между этим бачком и этим летом — в гордом одиночестве.

Темнело. Внезапно, на фоне полнейшей тишины в замочной скважине повернулся ключ. Крадущейся походкой дикой кошки прошагал к нарам высокий человек в военной одежде. Полумрак скрывал его лицо.

— Алиса, — проговорил он, присаживаясь на самый краешек драного тюфяка, — вот, не смог спокойно уйти домой. Что-то знакомое и родное есть в твоем лице, что-то заставляет сжиматься сердце. Кто ты?

— Ваша внучка, гражданин Лазарев, — слизывая непрошеные слезы со своих губ, всхлипнула я.

— «Дочка» моего шестнадцатилетнего Мишки тоже сбежала из психушки? — осуждающе покачал головой дед.

— Мне рассказывала бабушка Ольга Дмитриевна, что жила с мужем в Москве, и работал ее супруг в органах…, — вспоминая любимую бабулю, мечтательно произнесла я.

— Так он защищал социалистическую Родину, — вздрогнул невозмутимый пращур.

— Убивая невиновных? — язвительно уточнила я.

— Шпионов и ярых контрреволюционеров ты называешь невиновными?

— Оглянитесь вокруг, — набравшись духу, я пристально посмотрела в его честные, ничего не понимающие глаза. — Вы воюете с обычными людьми! Второго моего дедушку, Антона Трофимовича, в тридцать седьмом году расстреляли без суда и следствия, как врага народа, оставив мамину маму, Наталью Васильевну, с тремя дочерьми и сыном без средств к существованию. А потом, когда дети «врага народа» прошли все муки ада на советской земле, «шпиона» и «контрреволюционера» реабилитировали. Посмертно. Это сделали вы, ваша любимая «народная» власть.

— Мы дали пролетариату и крестьянству хлеб, кров, свободу и равенство! — передернул плечами гражданин начальник.

— Антон Трофимович не принадлежал к дворянству! — горячо продолжила я. — А если говорить о равенстве и продуктах питания….

— Ты опасна для Советской Власти! — простонал любимый дедуля.

— Пожалуйста, стреляйте! — с горечью заявила я. — Если вы смогли засадить за решетку Калинину, Буденную, Молотову….

— Замолчи, — косясь на железную дверь, жалобно попросил Андрей Иванович. — Лучше расскажи о себе.

— Наши бедные родители не имели отцов, а потому папа с мамой не получили приличного образования, — думая о нищете, преследующей мое детство, тяжело вздохнула я. — А у нас с Жанкой не было бабушек и дедушек.

— Кто такая Жанка? — насторожился пламенный революционер.

— Моя сестра, — сглотнула слюну я. — Ольга Дмитриевна не надолго пережила боготворимого мужа. Вы умерли до моего рождения.

Я видела, как вздрогнул мой молодой дед, я видела, как задрожали его красивые пальцы (мои пальцы), а потом он встал и устало прислонился к осклизлой стене.

— Когда ты родилась? — оторопело вглядываясь в лицо необычной рассказчицы, с ужасом прошептал товарищ следователь.

— В тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году, — с вызовом произнесла я. — Возраст — понятие растяжимое. Такое же, как и время.

— Не может быть! — прикладывая руку к сердцу, невнятно пробормотал он.

— Может! Все на свете может быть, — с состраданием наблюдая за непроизвольным жестом смертника, еле слышно обронила я.

— Я не марал своих рук чужой кровью, Алиса, — отмирая, он подошел к двери и открыл ее, чтобы попытаться уйти навсегда из моей жизни.

— Дедушка, — позвала я его согбенную спину, — дедушка, я так похожа на вас, а моя сестра — вылитый Антон Трофимович.

Ночь я посвятила думам. Сколько бед свалилось на меня за сравнительно короткое время, сколько испытаний преподнесла жизнь! Изредка я махала руками, но они не превращались в крылья, чтобы унести свободолюбивую птичку из темницы на вольную волюшку. Остались в далеком прошлом дети и внуки, мужья и замки, семнадцатый и двадцать первый века.

— Встать! — прозвучал над ухом чей-то злой окрик.

Мужик с резкими патриотическими чертами лица, напоминающий фигуру из революционного барельефа, возвышался на фоне стены и чрезвычайно злился.

Господи, неужели я все-же заснула?

— Тебя вызывают на допрос! — продолжал орать пролетарий, переквалифицирующийся в карателя. — Руки за спину!

Вздохнув, я повиновалась. Смахивающий на медведя чекист, выставив вперед винтовку, провел меня по гулким бесконечным коридорам и распахнул передо мной массивную дверь. Мы оказались в маленьком тамбуре, за которым появился просторный кабинет с долгим Т-образным столом, огромным креслом и портретом дедушки Ленина над ним. Возле одной из стен кабинета прилепился бюст Дзержинского, в углу робко пристроился буржуазный камин. Поставив предложенный невольнице стул подле трепещущего огня, чекист испарился.

— Сюзанна, — словно из другого измерения раздался хрипловатый знакомый голос с кавказским акцентом, — Сюзанна!

Я вздрогнула и оглянулась. Передо мной возвышался Берия.

— У тебя в камере был следователь Лазарев? — без предисловий, ласково поинтересовался он. — И о чем же вы говорили?

— О свободе, равенстве и братстве, Лаврентий Павлович, — неожиданно вспоминая дипломатичного Альфа, ласково промурлыкала я.

— Чьей свободе? — вальяжно усаживаясь в кожаное кресло, оживился Герой Советского Союза.

— Конечно, пролетариата и крестьянства, — угодливо заглядывая во все подозревающие очи министра внутренних дел, обворожительно улыбнулась я.

— Ты предлагала ему вступить в преступный сговор? — глаза маршала излучали понимание и любовь.

— Что? — не поняла я.

— Можешь не скрывать свою биографию, девочка, — томно протянул именитый собеседник. — Анастасия Минасьян рассказала о тебе все, маркиза Сюзанна де Ламарт.

— И о том, что она — бывшая любовница Людовика Четырнадцатого? — поражаясь проникновенному тону революционной звезды, опешила я.

— Видимо, на этот счет армянка все-таки пошутила, — неожиданно поморщился Лаврентий Павлович.

— Хорошо, генацвале, я с охотой поведаю вам мою грустную историю, — с удовольствием наблюдая его замешательство, нервно расхохоталась я. — Великий Повелитель Стихий вероломно бросил свою возлюбленную на произвол судьбы, но добрый домовой не дал ей отчаяться. Он при содействии демона Астарота унес женщину в средневековый замок, откуда мы с фавориткой французского монарха притащились сюда, чтобы узнать главную тайну мальчишей: как же все-таки победить их проклятым буржуинам?

— Ты издеваешься! — подскочил член Политбюро.

— Ничуть, — продолжала визжать я. — Хочу вам доложить, что следователь Лазарев — весьма сомнительный тип. Он не пожелал поверить, что особа из семнадцатого столетия — его родная внучка.

— Молчать! — побагровел инквизитор и залепил мне звонкую пощечину.

Два накачанных орангутанга мгновенно материализовались рядом со своим кумиром. Один из них заломил мне руки за пояс, а другой, стащив со стула, стал хлестать по спине и ягодицам солдатским ремнем. Было больно, но я не кричала, так как знала, что кричать бесполезно. Пока не израсходуют отрицательную энергию, не остановятся. Наблюдая покорность жертвы, Берия удовлетворенно потирал руки и желчно похихикивал. Наконец, истязатели устали.

— Итак, о чем вы говорили с Лазаревым? — как ни в чем не бывало, проворковал член Политбюро. — Он связан с националистами? Впрочем, подумай до утра. Если завтра не расскажешь о готовящемся преступлении, будем пытать железным кольцом и ванной с кислотами, а потом расстреляем, как шпионку загнивающего империализма.

— Очень приятно, — с горечью вспоминая пламенные революционные речи любимого дедушки, я проглотила предательские слезы.

Меня схватили и потащили назад, в темную, сырую камеру, в которой провели последние ночи перед переселением в мир иной многочисленные ни в чем не повинные души. Яростно хлопнув дверью, палачи удалились. И снова я осталась одна, истерзанная и приговоренная к смерти.

— Ты не умрешь, — прошептал кто-то совсем рядом.

Не веря своим ушам, я обернулась, чтобы увидеть милого сердцу Карлоса, но в проеме зарешеченного окна маячил Астарот в неизменном длинном черном плаще.

— Вы? — начиная надеяться на чудо, глупо уточнила я.

— Прости, не успел спасти тебя от побоев, — с негодованием разглядывая мою окровавленную фигуру, нахмурился демон.

— Разве темные силы помогают простым людям? — стараясь не концентрировать внимание на острой боли, усмехнулась я.

— Помогают, если уважают их. Тем более, я пообещал Христу, — смутился князь Тьмы.

— Иисусу? — не поверила я. — Зло должно восхищаться злом! Культом личности, например.

— Должно? — напрягся родовитый пришелец. — И по чьему приказу?

— По законам….

Что я болтаю? Разве можно так разговаривать с освободителем?

— По законам? По чьим законам?

— Вселенной, наверное, — успокаиваясь, пожала плечами я.

— Революцию силы Тьмы, а не Зла, как называете нас вы, люди, встретили с радостью, — дотрагиваясь пульсирующими пальцами до моих ран, печально проговорил слуга дьявола. — Гордые, честные, бескомпромиссные большевики, которыми мы искренне восхищались, отдававшие за счастье народа до последней капли свою кровь, справедливо протестовали против существующего тоталитарного строя. Владыка Ночи тоже когда-то восстал и создал свое государство, не подвластное никому, кроме него. Независимые борцы за свободу рушили ханжеские церкви и сжигали тщеславные иконы, ставя на надлежащее место нашего могущественного противника, возомнившего себя единственным Богом. Воинствующие атеисты, мечтающие о всеобщем равенстве и братстве, строго-настрого запретили физическим телам верить в то, что у них есть души. Лишенные духовности, ходячие трупы, поправ честь и достоинство, стали стабильно грешить. А так как наши сотрудники испытывали определенные трудности с призывом рекрутов в Ад, Сатана вначале потворствовал разгулу безбожия….

— Почему — вначале? — озадаченно перебила я высококвалифицированного оратора.

— Сейчас адовы подвалы переполнены, подчиненные великого Короля Тьмы не успевают предоставлять грешникам помещения, достойные их земных дел и помыслов…

— Зато у ваших пролетариев есть интересная работа и занимательное общение! — снова съехидничала я.

— Поверь, общение с лжецами, клеветниками, эгоистами, убийцами, развратниками и ворами не приносит удовольствия, — не замечая моей иронии, уныло откликнулся демон. — Но труднее всего нам приходится с придурковатыми террористами! Самоубийство и убийство, помноженное на число жертв, — такие грехи не дают пропуск даже на нижний этаж Ада! Приходится придумывать для них нечто особенное.

— Что именно? — вспоминая ненавистную адову яму, ужаснулась я. — Разве может быть что-либо хуже холодной сырой пропасти, нашпигованной под завязку тараканами и пауками?

И тогда послышались вкрадчивые шаги моих земных мучителей.

— Летим, — подхватывая меня под мышки, скомандовал Астарот, — летим, договорим потом.

Тягучий поток ледяного воздуха с механическим ревом высосал нас из мерзкой камеры. Казалось, включился гигантский пылесос, призванный неведомыми силами очистить физический мир от всего живого.

— Страшно, — барахтаясь в цепких руках избавителя, прошептала я, — холодно и больно.

— Потерпи, — властно вжал меня в свое тело злой дух, — потерпи немного. Сдерни с моих плеч плащ и закутайся в него.

— А вы? — обескураженная его самоотверженностью, ахнула я.

— Слуги Сатаны не чувствуют мороза, — отмахнулся от моей признательности князь Тьмы.

Завыл северный ветер и с силой взметнул беглецов к растерявшимся звездам, которые испуганно погасли только от одного повелительного взгляда могущественного слуги дьявола, а затем небрежно швырнул вниз, на темное полотно безжизненной равнины, где кое-где просматривались тусклые окна, да высокие здания поднимали свои мертвые стены до черных облаков.

Коснувшись затекшими ногами скрипучего снежного покрова будто застывшего незнакомого города, я содрогнулась от чувства безысходности и отчаяния. Странно, неведомый мегаполис внушал мне безотчетный страх.

— Где мы? — поеживаясь от озноба, пролепетала я.

— В Атембуе, — усмехнулся злой дух. — Пойдем за мной.

Конец ознакомительного фрагмента.