Самый вкусный пирог в мире

Лариса Петровичева, 2023

Виктор Фаренти – кулинарный критик. Одна его статья способна погубить ресторатора или вознести на вершину славы. Глория Фьярвисдоттир – хозяйка погребка "У трех кошек", где подают лучший в столице грушевый пирог с лимоном и орехами. Все, что нужно Виктору от Глории, это рецепт пирога для новой кулинарной книги. Или… ему все-таки захочется других блюд и чувств?В тексте есть:#бытовое фэнтези#много вкусных рецептов#приключения, любовь и легкий юмор

Глава 2

Глория

— А вот у вас в меню баклажаны… Вы их готовите с чесноком? Вы уверены, что они не вялые, эти ваши баклажаны? Я непонятного барахла не ем!

Молодой орк сидел, вытянув ноги в проход и, кажется, пришел не поесть, а повыделываться. Марта, моя официантка, отвечала уже на сотый вопрос, давно потеряла терпение, и я не знала, каким чудом она сохраняет улыбку на лице. Судя по одежде, орк работал в банке на низшей должности, выбрался из грязи в князи и всеми силами пытался доказать окружающим, что грязи давно нет.

— Разумеется, — выйдя с кухни, я обезоруживающе улыбнулась, и орк тотчас же подобрал ноги под стул. Шнурок, который завязали на моем запястье Нар и Очир, друзья моего детства, произвел впечатление — как и то, что я была эльфийкой. Обычно орки сразу же пасуют, если видят моих сородичей, и начинают вести себя прилично. Это не строить из себя невесть что перед человеческой девушкой — если ты будешь говорить с эльфийкой в подобном тоне, то обязательно, непременно получишь сдачи от ее родных. И сдачи не в плане битья наглой физиономии — эльфы могут разорить тебя и отправить в грязь одним движением пальца.

У эльфов деньги и власть. И все об этом знают. Правда, никто не в курсе того, что я не из числа тех эльфов, у которых много денег и власти.

Вот и хорошо.

— Разумеется, мы готовим их с чесноком и травами, — самым любезным тоном сообщила я. — В фарш добавляем укроп, обязательно посыпаем сыром. Желаете попробовать?

— Д-да, желаю, — орк торопливо принялся перелистывать меню.

— Советую еще ломтики куриного филе в хрустящей корочке, — теперь мой голос был ледяным. Орк закивал: кажется, сейчас он был готов заказать все, что было в наличии, лишь бы не гневить эльфийку. — Плюс рекомендую белый соус, поджаренный ржаной хлеб и томатный сок с солью.

Марта с такой же любезной ледяной улыбкой записывала все, что я называла. Орк кивал.

— Что-то еще? — спросила она.

— Н-нет, этого достаточно, — пролепетал князь из грязи.

Через несколько минут он уже уплетал баклажаны, орудуя ножом и вилкой так, словно оказался на поле боя и расправлялся с врагом. Из-за соседних столов на него смотрели с насмешливым интересом. Орки обожают баклажаны, они готовы отдать за них все — и я видела, что весь гонор молодого банкира уплывает без остатка.

Ну еще бы. Моя мать была лучшей поварихой региона, и я многому у нее научилась. Например, тому, что хорошая еда способна превратить врага в твоего лучшего друга. Орк доел все, что ему принесли, попросил добавки, расправился с добавкой и, когда Марта принесла чек, захотел со мной побеседовать.

Я вышла из кухни, глядя на него так, как мои эльфийские предки смотрели на его сородичей — как на грязь под подошвами дорогих туфель. Мне не нужны скандальные клиенты: они отпугивают остальных посетителей. Но мне нужны постоянные гости — поэтому я улыбнулась и спросила:

— Как вам наши баклажаны?

— Это просто не передать словами! — воскликнул орк. — Уж на что моя мать была мастерица до баклажанов, и так их готовила, и этак, но ей до вас не добраться!

— Спасибо за высокую оценку, — улыбнулась я, забирая книжку с чеком и ассигнациями: орк не поскупился на чаевые, и я решила, что он реабилитирован. Иногда все мы совершаем ошибки — и хорошо, когда у нас хватает ума быстро их исправить.

— И простите меня, я был недостаточно почтителен, — продолжал орк. — Я тут краем уха слышал, что вчера на остановке какая-то буза была с местной пьянью?

Я кивнула. О «бузе на остановке» уже говорили по всей Малой Морской: вспышка моего заклинания была такой, что перебудила всех соседей, и нас с Виктором увидело множество любопытных глаз.

— Могу найти и проучить, — сообщил орк. — Остальным неповадно будет. А если понадобится сопроводить после работы, то я вот он. Всегда готов.

Я покосилась в сторону Марты — та едва сдерживала смех.

— Как вас зовут? — поинтересовалась я.

— Баргужин Гугда, к вашим услугам. Я банковский служащий. Через два квартала отделение Первого столичного, вот там я работаю.

— Пусть полиция делает свою работу, Баргужин, — ответила я. — Негодяи вчера получили по заслугам. Впрочем, думаю, Марте понадобится сопровождающий. Она далеко живет.

Когда Баргужин ушел, раскланиваясь и обещая быть здесь в десять вечера, чтобы составить компанию юной леди, Марта уважительно заметила:

— Ловко вы с орками обращаетесь, госпожа Глория!

— Я росла с ними, — с улыбкой ответила я. — Нар и Очир были моими лучшими друзьями, почти братьями. Так что я знаю, как с ними надо общаться.

— Как думаете, он неплохой? — поинтересовалась Марта.

— С ним надо построже, — сказала я. — И все будет хорошо.

Некоторое время назад Марта призналась, что очень переживает из-за того, что единственная из своих многочисленных сестер еще не вышла замуж. Может, теперь дело пойдет на лад.

Открылась дверь, и в погребок вплыл букет — белое облако из ромашек с синими мазками колокольчиков. Курьер, который выступил из цветов, заглянул в сопровождающий листок и спросил:

— А можно Глорию Фьярвисдоттир? Это ей!

Марта ахнула, посетительницы погребка заулыбались. Летние полевые цветы в начале осени — откуда? Почему мне?

Я приняла букет, вынула из него маленькую открытку и прочла: «Спасибо за прекрасный обед. Хорошего тебе дня! Виктор». Виктор. Лежа на больничной койке, он как-то умудрился отправить мне цветы… Я поймала себя на том, что улыбаюсь, словно ребенок, получивший желанный подарок.

Когда мне дарили цветы? На втором курсе, букет роз. Я не пользовалась популярностью у молодых людей — с головой ушла в учебу, не ходила на студенческие праздники, тонула в книгах, чтобы потом получить позор и полновесную золотую крону. И вот теперь эти ромашки и колокольчики осенью, нежные, тихие, свежие…

— Виктор, — прошептала я и улыбнулась.

***

Виктор

Полевые летние цветы осенью это редкость, но у меня был знакомый, который мог достать все, что угодно, хоть беса в ступе. Деньги способны принести вам все, а если мне было что-то нужно, то денег я не жалел. Курьер отрапортовал, что букет был доставлен, передан в нужные руки, и барышня осталась очень довольна.

Я довольно улыбнулся. Глория была эльфийкой, которая воспитывалась гномом и дружила с орками. К ней нужен был особенный подход. Романтический. В обычной жизни я носил облик этакого простачка — кому, как не простачку, быть романтиком ради прекрасной дамы?

Вечером мне принесли «Столичный вестник» с моей авторской колонкой. На этот раз в ней вышел обзор ресторана «Пряная радость» — я скользнул взглядом по черным строчкам и представил, как в эту минуту хозяин заведения рвет волосы от досады и злости. А чего он хотел? Хорошего обзора для ленивых официантов, сухой отбивной и теплого салата, который холоден изнутри, словно сердце старой девы?

Мне всегда была нужна правда. И я не солгал ни единым словом.

После перевязки, когда доктор обновил заживляющую мазь и обрадовал меня тем, что завтра вечером я уже отправлюсь домой, я попросил у него чистую бумагу и сопроводил просьбу серебряной полукроной. Обзор погребка «У трех кошек» вышел неожиданно мягким для Виктора Фаренти — стряпня Глории сделала меня слишком добрым.

«Если вы хотите скрасить скверную столичную кухню чем-то приятным, то рекомендую «У трех кошек» на Малой Морской. Их грушевый пирог стал для меня откровением — нежный, очень осенний вкус, несомненная свежесть и обязательная вторая порция. Кстати, там варят кофе по особому рецепту, с солью, и это хорошо проявляет его насыщенный аромат. Что касается основных блюд, то погребок, разумеется, уступает крупным игрокам на кулинарном рынке столицы, но способен порадовать тех, кто любит почти домашнюю еду, как у мамы».

Я добавил еще несколько добрых слов в адрес Глории, и вскоре письмо отправилось в «Столичный вестник». Завтра вечером выйдет статья — я надеялся, что смогу увидеть выражение лица Глории, когда она ее прочтет. Сам Виктор Фаренти, великий кулинарный критик, который способен одним росчерком пера вознести повара на вершину славы, похвалил ее грушевый пирог!

Она будет петь и плясать, это точно.

Интересно, если она обучалась магии, то почему пошла работать поварихой? Я отправил еще одну записку, в которой просил своего знакомого в министерстве артефакторики узнать все, что можно, о Глории Фьярвисдоттир, и обрадовался тому, что эта больница настолько приличное заведение, что для пациентов предусмотрена почта. За дикие деньги, конечно, но я давно знал, что деньги не имеют значения.

Ответ пришел через час — нам как раз принесли ужин. Картофельное пюре, которое, к моему удивлению, оказалось горячим и съедобным, и куриную запеканку, грубую, жесткую и несоленую. Я открыл конверт и прочел:

«Виктор, дружище! Если ты решил связаться с Глорией Фьярвисдоттир, то это самое глупое, что ты можешь совершить. Она сильная волшебница. Очень сильная. Все годы учебы в академии была отличницей, хотела идти в академическую магию, и ей обещали место на кафедре боевой магии. Впрочем, ты и сам знаешь, что обещать не значит жениться: ее место понадобилось какому-то родственнику ректора, и Глорию завалили на выпускном экзамене. И все бы ничего! Да только тот родственник сейчас в Первом Медицинском госпитале, умирает от опухоли мозга. И открылась она через несколько дней после того, как Глория получила диплом. Конечно, искали следы магии, но такая опытная волшебница как она, разумеется, успела замести следы. Так что лучше держись от нее подальше. Она умеет мстить за свои обиды».

Я аккуратно разорвал письмо на клочки, доел куриную запеканку и, откинувшись на подушку, впервые подумал, что лезу туда, куда не следует.

Глория Фьярвисдоттир боевой маг. То, как она раскидала нападавших, впечатляло. А теперь еще и этот умирающий родственник ректора… Что, интересно, она сделает со мной, если узнает, что я начал за ней волочиться только ради того, чтобы выведать рецепт пирога?

«Если». Она этого не узнает. Никогда. Я всегда буду спортивным журналистом, простачком и дурачком — вот и все.

Лежать мне надоело. Я вышел в больничный коридор и первым делом наткнулся на долговязого орка — наверно, он шел к кому-то из больных. Однако незнакомец осклабился, ткнул меня в плечо и произнес:

— Виктор?

— Ну? — ответил я вопросом на вопрос. Там, где я был раньше, таких вот любопытных брали за задницу и упаковывали в конвертик в три движения.

— Баранку гну, — ухмылка орка стала еще шире. — Ты вчера пьянчуг нанял, чтобы они спектакль с ограблением устроили?

А вот тут мне стало несколько не по себе. История с наемниками должна была остаться тайной до конца их дней — и вот теперь какой-то орк об этом знал и притащился ко мне… зачем?

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — с нескрываемым презрением процедил я, глядя ему в переносицу. Отличный способ смотреть свысока, даже если ты ниже ростом.

— Да все ты понимаешь, дорогуша. Даром я, что ли, весь день по больницам носился, искал тебя? У моего братюни из-за тебя рука сломана. Так что расплатиться бы надо!

Я, разумеется, не представлялся своим наемникам — они узнали мое имя, когда Глория окликнула меня. Где имя, там и адрес: если этот орк пришел меня шантажировать, то просто так не отстанет.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — повторил я. Орк клацнул клычьями и спросил:

— А если твоя цыпа узнает, что ты ребят нанял, чтобы перед ней покрасоваться? А я знаю, где она работает и как домой идет. Кабы какой беды не случилось, а?

Вот ведь дрянь какая, ну ты только посмотри… Я кивнул, вернулся в палату и вышел с чистым листком бумаги и карандашом. Пристроившись на подоконнике, я стенографически написал несколько строк и, передав записку орку, спросил:

— Садовую улицу знаешь? — орк кивнул, радуясь, что разговор наконец-то перешел в практическую плоскость, и я продолжал: — Садовая, пять. Спроси Эрика и дай ему записку. Он расплатится. Вопросы есть?

Вопросов, разумеется, не было. Орк отсалютовал мне и пошел в сторону лестницы; я присел на подоконник и подумал, что хорошо, когда среди друзей есть маги и артефакторы.

Эрик вычистит память незадачливому шантажисту — и по ментальной цепочке проделает то же самое с выпивохами, которые с чего-то решили, что смогут потребовать с меня больше, чем я уже заплатил.

Глория ничего не узнает.

Никогда.

***

Глория

Я пришла домой в одиннадцать и, заварив кофе, села за стол, на котором расположилось мое личное изобретение. Никто и никогда не догадался бы, что это артефакт: просто серебряное блюдо, на котором лежит румяное яблоко — но стоит до него дотронуться, как яблоко начинает бегать по блюду и входит в контакт с таким яблоком на другом блюде. И тогда я вижу гостиную родительского дома, отца и маму, младших братьев — а они видят меня, и мы можем разговаривать.

Конечно, это был прорыв в артефакторике. Я хотела запатентовать этот артефакт — получила бы такие деньги, что могла бы всю жизнь не работать. Но потом меня завалили на экзамене, и о патенте оставалось только забыть: их выдают только академикам и сотрудникам кафедр, а не самозанятым артефакторам. Так что серебряных блюд было всего два — у меня и у родителей.

Отпив кофе, я запустила яблоко по блюду. Вскоре серебро окутало туманом, а потом он развеялся, и я увидела гостиную и отца, сидевшего на диване с газетой.

— Привет, пап! — окликнула я. Отец заулыбался, отложил газету и подошел к стене, на которую было повешено блюдо. Я вдруг подумала, что страшно соскучилась по семье. По маме и отцу, по прадедушке Конраду, по Конраду-младшему и по близнецам Магде и Маркусу. Что бы ни случилось, у меня была моя семья — и это придавало мне сил.

— Глория! Привет! — он дотронулся до зеркала, словно хотел погладить меня по голове. — Как хорошо, что ты вышла на связь! Как дела?

— Хорошо, — ответила я. — Все хорошо. Пап, слушай… я хотела с тобой поговорить.

— Конечно, дочка, — отец улыбнулся, но, кажется, он встревожился. — Что случилось?

Я замялась, не зная, как начать — иногда у меня просто пропадали все слова, когда доходило до дела.

— Пап, ты помнишь, как полюбил маму?

Отец рассмеялся с облегчением — видимо, он успел за меня испугаться, и теперь был счастлив, что ничего плохого не случилось.

— Конечно. Вы с ней тогда пришли к моей гостинице — твоя мама решила устроиться поварихой. И я смотрел на нее и не мог оторвать глаз, — ответил он, и в его голосе появилась мягкая мечтательность. — Потом она приготовила мне яичницу на пробу, я ее съел и пропал. Вот так все и началось. А помнишь, ты подошла ко мне и попросила цветную бумагу и карандаши? Хотела сделать для мамы открытку в честь ее первого рабочего дня в «Вилке и единороге». Я тогда подумал: ну чудо же, что за девчушка, вот бы она была моей дочерью.

У меня защипало в носу. Фьярви Эрикссон был моим отчимом — но сделал для меня столько добра и окружил таким сердечным теплом, что давным-давно стал для меня отцом.

— Пап, — спросила я, — а я как понять, что ты влюбился? Что происходит?

Отец улыбнулся. Снова дотронулся до отражения.

— У тебя делается тепло в душе, — ответил он и дотронулся до груди. — Вот тут. У меня тут горит огонек с тех пор, как я встретил твою маму. Она уже спит, но если хочешь, я ее разбужу.

— Нет-нет, пусть отдыхает, — торопливо сказала я и добавила: — Только тепло?

— Много-много тепла, — кивнул отец. — И ты думаешь об этом человеке только хорошее. Хочешь быть с ним рядом, говорить, прикоснуться.

Я не знала, хочу ли прикоснуться к Виктору — но да, я о нем думала. В нем было что-то очень искреннее, очень важное для меня. Он был как хорошая загадка, которую мне хотелось разгадать.

— А еще у тебя будут огоньки в глазах, — улыбнулся отец. — Вот как сейчас. Он хороший?

Я рассмеялась и уткнулась лицом в ладони. Мне вдруг сделалось невероятно легко и спокойно.

— Хороший. Он спас меня от грабителей, — сказала я, и отец испуганно ахнул:

— Каких грабителей? Что случилось?

У гномов всегда так: если что-то происходит с их родными, то они кинутся бежать, спасать и рубить головы боевыми топорами, чтобы защитить близких.

— Все в порядке, пап, — ответила я. Отец выразительно завел глаза к потолку: дескать, знаю я ваше «все в порядке», держите лицо, а сами плачете в подушку. — Мы шли на остановку омнибуса, и подошли какие-то рожи, потребовали мою сумочку. Виктор закрыл меня от ножа, я раскидала этих дураков заклинанием…

— Виктор, как там дальше? — уточнил отец.

— Шмидт. Спортивный журналист, — ответила я, и отец воскликнул:

— Надо же! Я читаю его колонку в «Ежедневном зеркале», он пишет про борьбу, в основном. Ты не пострадала? С тобой точно все в порядке? Можешь сказать правду, мать не слышит.

— Я не пострадала, — улыбнулась я. Как же мне не хватало этой заботы — и, кажется, именно ее я и почувствовала в Викторе. — Виктора ранили, он сейчас в больнице. Но отправил мне цветы с курьером. Он хороший.

— Я рад, — сказал отец. — Дочка, ты знаешь: мы примем любой твой выбор, лишь бы ты была счастлива с этим мужчиной. И поможем всегда и во всем, где тебе понадобится наша помощь. Помнишь?

Я рассмеялась. Конечно, я помнила! Однажды отец уже сказал мне об этом: в пятом классе, когда я с Наром и Очиром сунула бомбу-вонючку в директорский туалет. Да, отец тогда помог: заплатил за ремонт, заплатил лично директору, но о бомбе и том, как она взорвалась и превратила директора в подобие Смрадодемона, не узнала ни единая живая душа. А я окончательно поняла: что бы ни случилось, мне помогут. Меня закроют собой — как и я закрою, если потребуется.

Это и была моя семья. Это и было то, что помогало мне выжить.

— Помню, пап, — ответила я. — Спасибо тебе.

***

Виктор

Глория не пришла на мою выписку, и я решил отправиться в «Кошек» — если Эрик не сработал, и шантажисты все-таки добрались до нее с неприятной правдой, мне надо было хотя бы попробовать оправдаться. Живот по-прежнему ныл, но уже не болел. Действительно, обычная царапина.

Думал ли я, что получу нож в пузо в попытке раздобыть заветный рецепт?

По дороге я остановился возле витрины книжного магазина. Продавец снимал с подставки восьмой том «Академии кухни», и покупательница, немолодая особа в светлом пальто, почти вырвала книгу у него из рук. Да, продажи хорошие. «Академия кухни» была национальным бестселлером, которому удалось потеснить и классиков, и беллетристику, и мусорные книжонки о приключениях отважного сыщика Джона Путти.

Я почти не чувствовал гордости по этому поводу. Просто спокойствие человека, который умеет делать свою работу.

В «Кошках» было не протолкнуться. Гости даже стояли на улице в ожидании свободных столиков, в руке у одного из мужчин я заметил «Столичный вестник» и услышал:

— А мясо на овощной подушке вы пробовали? Говорят, удивительный вкус!

У меня заныло в животе. После больничной стряпни хотелось отведать чего-нибудь поприличнее. Можно мяса, можно курицы — все равно. Я спустился по лестнице, и меня тотчас же мягко, но уверенно придержали за рукав и попытались отправить в конец очереди.

— Молодой человек! — гневно окликнул меня красноносый джентльмен в дорогом костюме. — Здесь очередь. Все ждут, и вы подождете!

Я, разумеется, не собирался ждать: вынув из кармана пальто красную книжицу контролера из Королевского надзора, я махнул ею перед джентльменом и холодно произнес:

— Я бы не советовал меня останавливать.

Связываться со мной не стали. Господа контролеры способны испортить жизнь любому, независимо от чинов и званий.

Но моя статья произвела фурор! Впервые за долгое время критик в маске кого-то похвалил — и народ повалил толпами, оценить стряпню счастливицы. Зайдя в погребок, я убедился, что свободных мест действительно нет. Официантка сбилась с ног, собирая заказы и разнося подносы с тарелками. Запахи стояли такие, что у меня закружилась голова, а в животе запело. Гости ели и не могли наесться; скользнув взглядом по тарелкам, я увидел салат с баклажанами и семгой, курицу в белом чесночном соусе, упомянутое мясо на овощной подушке и бесчисленное количество десертов. Официантка, которая что-то торопливо вычеркивала в блокноте, наткнулась на меня и крикнула в сторону кухни:

— Госпожа Глория! К вам!

Глория выглянула — усталая, счастливая, наполненная легкостью и вдохновением — увидела меня и улыбнулась:

— Ох, Виктор, прости, что не встретила. Тут сумасшедший дом! Ты представляешь, Фаренти меня похвалил! Сам Фаренти!

— Правда? — удивился я. — Вот здорово! Глория, это же невероятно! — я расстегнул пальто и произнес: — Так, распоряжайся мной. Я готов помогать.

Глория удивленно уставилась на меня, словно не ожидала, что я такое предложу. Почему бы и нет? Молодой человек, который уже начал влюбляться в прекрасную эльфийку и ее кулинарные шедевры, просто не мог остаться в стороне и не помочь.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. — Как твоя рана?

— Царапина, говорю же. Ну так что надо делать? Могу мыть посуду, могу разносить заказы. Я весь к твоим услугам.

Глория вздохнула с облегчением.

— Спасибо, — она погладила меня по плечу и потянула на кухню. Я вошел в царство сверкающего кафеля пола и начищенных кастрюль, ароматов, шума ножей и бегающих домовых. Глория выдала мне белый фартук, подвела к большой мойке, заставленной кастрюлями и тарелками, и сказала:

— У нас сегодня правда с ума сойти, что творится. Ты меня спасешь, Виктор.

— Всегда рад, — ответил я, завязал тесемки фартука и, завернув рукава рубашки, принялся за дело.

Я стоял у мойки до самого закрытия и еще полчаса позже — от сковородок, кастрюль, тарелок, ложек и вилок у меня стало рябить в глазах, а руки наполнились гулом. Впрочем, не так уж я и устал: вытирая последнюю тарелку, я подумал, что впервые за долгое время был занят чем-то хорошим и по-настоящему важным. Я был при деле — при нужном деле, и это приближало меня к Глории.

Проводив последнего гостя и закрыв двери, Глория села за первый попавшийся столик в зале и устало опустила голову на руки. Так она и сидела, когда я вышел с кухни и погладил ее по волосам. Глория подняла голову, посмотрела на меня и негромко сказала:

— Удивительный день, правда?

— Правда, — ответил я, присев с ней рядом. — Фаренти о ком-то сказал доброе слово! Мы с ним работаем в одной газете, и я не помню, чтобы он кого-то хвалил. Но твоя кухня его впечатлила!

— Здесь много гостей с открытия, — промолвила Глория. — Даже не знаю, как он выглядел, когда приходил… Просто подавала то, что готовлю.

— Ты потрясающе готовишь! — горячо заявил я и не солгал ни словом, ни мыслью. — Неудивительно, что он в таком восторге.

— Теперь придется нанимать человека на мойку, — сказала Глория. — И кого-то на помощь Марте, она сегодня забегалась…

— Говорю же, я к твоим услугам, — улыбнулся я. Попасть на кухню чудесной поварихи, увидеть своими глазами, как она готовит — я о таком мог только мечтать и сейчас не собирался упускать свою мечту из рук. — Могу мыть посуду, пока ты не найдешь кого-то еще.

Глория удивленно посмотрела на меня — я снова сумел произвести на нее впечатление, а значит, нравился, все сильнее и сильнее. Этого мне и хотелось.

— Виктор, это… — замялась она. — Я не знаю… неудобно!

Я только рукой махнул. Неудобно? Нет. Ни в коем случае.

— Да перестань ты. Тебе нужна помощь, и я помогу, — произнес я. — Во сколько завтра приходить?

***

Глория

Погребок открывался в одиннадцать — когда я пришла к восьми, то увидела первых гостей, которые стояли у двери и записывали номера карандашом на ладонях. Увидев меня, одна дама золотого возраста, одетая по моде пятидесятилетней давности, осведомилась:

— Милочка, а сегодня будет грушевый пирог?

— Обязательно, миледи, — со всем возможным почтением ответила я. — И не только он.

— Я первая! — важно сообщила дама. — Мы с мужем приехали еще ночью!

Муж сидел на скамеечке поодаль: листал газету, и кажется, ему нужен был отдых, а не пирог.

— Еще три часа до открытия, миледи, — напомнила я. — Может, присядете?

— Нет уж! — отрезала старушка и покосилась на остальных ожидающих. — С этими акулами надо держать ухо востро! В любой момент можешь оказаться в конце очереди!

— Я попрошу домовых вынести вам стул, — сказала я.

Войдя на кухню, я увидела хлопочущих домовых, которые стояли на заготовках. Возле черного хода что-то мелькнуло, выпрямилось, и я с удивлением увидела Виктора в белом фартуке — он втаскивал ящик с грушами и, заметив меня, приветственно вскинул руку.

— Я принял груши у поставщиков! — сообщил он. — Они сегодня пораньше подъехали, хорошо, что я тоже подошел пораньше.

Я улыбнулась — Виктор улыбнулся в ответ, и на кухне будто бы сделалось светлее.

— Отлично, ты просто чудо! — рассмеялась я. Домовые подбежали к ящику и взялись за груши — их надо было очистить и нарезать.

— Всегда рад помочь, — с готовностью сообщил Виктор. — Что теперь?

Для него уже была работа на мойке, а я взялась за блюда дня. Сегодня в меню был классический теплый салат с баклажанами, помидорами и семгой, мясо на овощной подушке, которое так полюбилось гостям, картофель с беконом и сыром в белом соусе, куриное филе с сыром, сливками и чинскими мелкими помидорами, черный рис с овощами и, конечно, десерты.

Вообще грушевый пирог очень простая штука. Я даже удивилась тому, что он настолько пришелся по душе Виктору Фаренти.

— Послушай, ты же говорил, что работаешь с Фаренти в газете? — уточнила я. Виктор кивнул, отмывая очередную ложку, и я поинтересовалась: — А какой он?

— Ну-у, — протянул Виктор и улыбнулся еще шире. — Старый и страшный. Желчный такой старикашка. И на носу у него бородавка, вот такущая!

Я рассмеялась. Домовые принесли нарезанные груши, можно было приступать к пирогу.

— К нам точно не заходил старикашка с бородавкой. Ты надо мной смеешься.

— Смеюсь, — согласился Виктор, вытирая руки. — Ну просто я не хочу, чтобы ты им заинтересовалась. Потому что он тебя похвалил, потом начнет сюда захаживать, вы познакомитесь, ну и…

Он пожал плечами и вдруг сделался грустным.

— А я не хочу, чтобы… — Виктор замялся и махнул рукой. Он был настолько искренним и трогательным в этот момент, что мне захотелось обнять его. Просто обнять — как друга, как брата.

Но я не стала. Улыбнулась и занялась пирогом.

Он был воздушным и легким, тесто получалось плотное и насыщенное, но в то же время мягкое. В глубокой миске я смешала муку, сахар, корицу и немного барандинского разрыхлителя и окликнула Виктора:

— Помоги мне с орехами!

Он охотно встал за стол и взялся за ступку — я невольно заметила, что Виктор работает ей так, словно не раз и не два имел дело с готовкой еды.

— Так все-таки какой он? — спросила я, высыпая половину истолченных орехов в свою смесь. Теперь надо было перемешать, как следует и добавить йогурта и растопленного сливочного масла.

— Просто мужчина средних лет, — ответил Виктор. — На него посмотришь и никогда не подумаешь, что он умеет готовить.

— А ты умеешь, — сказала я и кивнула на ступку. — Обычно мужчины не знают, с какой стороны ко всему этому подойти.

— Моя мать говорила, что я должен уметь делать все, — с далекой грустью произнес Виктор. — В том числе и готовить. У меня раньше не было денег на служанку, и я со всем управлялся сам.

Как говорил мой прадедушка Конрад, дай бог все уметь, да не дай бог самому все делать. Кажется, у Виктора раньше была очень грустная жизнь. Я не хотела расспрашивать — если захочет, он и сам все расскажет.

Я указала Виктору на терку и лимоны, и он принялся натирать цедру. В мою смесь ушли яйца, и я взялась за нарезанные домовыми груши. Те, которые были нарезаны кубиками, я обваляла в муке, чтобы они не погрузились на дно пирога и добавила их в тесто вместе с цедрой.

— А он сам умеет готовить? — поинтересовалась я. — Или только критикует других?

— Умеет, — ответил Виктор. — Он очень хорошо готовит. Однажды угощал нас куриными конвертами с сыром и шпинатом, мы просто ум отъели.

Куриные конверты. Знакомое блюдо — его подают по всему югу и юго-востоку. Чего только не кладут в разрез в курином филе — и сыр, и грибы, и творог, и помидоры! Может, стоит ввести эти конверты в меню? Ох, нет — если Фаренти решит зайти еще раз, то подумает, что я подлизываюсь.

Впрочем, с чего бы? Откуда ему знать, что Виктор рассказал мне о том, как и чем он когда-то угощал коллег?

Я выстелила формы для запекания пергаментными кругами, смазала маслом и припудрила мукой. Аккуратно перелила тесто и постучала формами о стол, чтобы прогнать пузырьки. Разложила сверху груши, нарезанные длинными ломтиками, присыпала орехами — все, можно отправлять в духовку.

Гости будут довольны.

— Такой вот пирог, — сказала я. — Его, кстати, можно подавать с шариком мороженого.

— Отличная штука, — согласился Виктор. — Я видел магазинчик сладостей в паре кварталов отсюда. Если хочешь, метнусь за мороженым, возьму пару ведерок?

— Спасибо тебе, — ответила я. — Будет очень кстати.

Виктор снял фартук и пошел к выходу — потом обернулся уже у дверей, послал мне воздушный поцелуй и убежал.