Пространство Хрустальных Дворцов. Фэнтези

Лариса Петухова

– А где же Город Ангелов, летающий в воздухе? – подумала я.– На земле говорят, что все дороги ведут в Рим, – сказала моя бабушка, как всегда подслушав мои мысли, – а здесь, в этом месте, все дороги ведут сюда – к этим Дворцам, потому что это – Энергетический Центр Вселенной. И дорог этих несчетное количество. Сейчас мы просто выбрали другую.В романе «Пространство Хрустальных Дворцов» героине, чтобы разобраться со своей жизнью, пришлось отправиться в свою прошлую реинкарнацию.

© Лариса Петухова, 2023

ISBN 978-5-4485-6170-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1 Ляля

Она шла прямо по небу — стройная, высокая, в простой домотканой длинной накидке, которая начиналась с головы в форме капюшона, прикрывала все ее тело и заканчивалась широким шлейфом, спокойно плывущим сзади нее по легким весенним облакам. Длинное платье из того — же материала и такого — же светло — кремового цвета — было свободным, скрывало ее фигуру и при этом было все равно необыкновенно женственным. Маленькие босые ноги ступали легко и уверенно. Прекрасное лицо, обрамленное длинными русыми волосами, было слегка наклонено вниз, большие светлые глаза, прозрачные, как родниковая вода, с любовью смотрели на маленькую золотоволосую кудрявую девочку, которую она несла в руках.

Сойдя с небес прямо на мой балкон, она отодвинула свободной рукой тюлевую белую занавеску, висевшую на двери, вошла в мою комнату и молча протянула мне дитя…

— Ляля, вставай, — вдруг раздался мамин голос из соседней комнаты, — опоздаешь в институт, будильник уже минут десять как прозвонил.

Я проснулась, села в кровати и посмотрела на балконную дверь. Занавеска слегка раскачивалась — оттого, что до нее только что кто — то дотрагивался или от чуть заметного ветерка, залетавшего в комнату с улицы?

— Что это сейчас было? Неужели это сон?

Я привычно в очередной раз улетела в небеса, в мои фантазии, забыв о будильнике, институте, реальном мире за окном и вообще обо всем. Я опять стала думать о том, что такое вообще это странное явление, которое мы называем сном? Кто он этот таинственный киношник, который берет на себя труд крутить перед нами почти каждую ночь иногда непонятное и нелепое, иногда волшебное и совершенно потрясающее живое кино?

Прекрасная Дева только что принесла мне маленькую девочку. Что это может обозначать? Кажется, девочка — это диво, чудо. К чему бы это? Как бы то ни было, сон был необыкновенно реален. Я даже помнила запах волос Богини, до сих пор четко видела ее живые нежные руки и ее пристальный взгляд, которым она на одно только мгновение одарила меня.

Как все это могло войти в мое воображение, в мою жизнь? Или по другому: как я могла там оказаться — там, где живут Боги и Ангелы, и чувствовать себя при этом совершенно нормально, как будто так и должно быть? Мне — бы очень хотелось когда — нибудь с этим разобраться… Но не сейчас.

Сейчас я была ужасно занята здесь — в этом реальном мире — и была просто обязана четко чувствовать твердую почву у себя под ногами!

До начала сессии оставалось совсем немного времени, я последние две недели практически жила в читальном зале институтской библиотеки. В одну сессию было два огромных по объему предмета: русская литература 19 века и зарубежка того — же периода. Многие книги на дом не выдавали, приходилось читать их прямо в библиотеке. Домой возвращалась очень поздно, так как после института шла к Иннке и там, уткнувшись вдвоем в одну критику, мы старались хотя бы по учебнику получить хоть какое — то представление о произведениях, которые прочитать до сессии все равно не удастся. И так каждый день. А еще языкознание и история КПСС!

Но несмотря на все это — на улице стоял май. Май 1979 — го года. Прекрасный, любимый, радостный месяц, когда в Херсоне начинали цвести каштаны и их благоухание заполняло весь город, врывалось в открытые окна домов, заходило в распахнутые двери кафе, проникало в троллейбусы, магазины, учреждения.

Днепр был прозрачным, чистым, манящим; пройдет каких — нибудь пара недель и уже можно будет ездить на Остров в гидропарк — купаться!

— Господи, какая прелесть этот май, — думала я, застегивая босоножки и одновременно рассматривая себя в большом зеркале нашей прихожей, — скорей бы сдать экзамены и все — свобода от института почти на три месяца и долгожданное лето!

В это время из зеркала на меня лукаво смотрела высокая, стройная, милая девушка с длинной светлой косой и непослушной челкой, сбившейся набок, со светло — карими глазами. Модная короткая мини — юбка и новые босоножки на высокой платформе делали и без того длинные ноги еще стройнее, светло — зеленая, цвета молодого весеннего яблока, водолазка в резиночку обтягивала высокую грудь и тонкую талию. Я радостно подмигнула своему отображению, затем критично и внимательно еще раз рассмотрела его со всех сторон и наконец убедилась, что жизнь прекрасна!

Успела заскочить на заднюю площадку троллейбуса, когда тот уже практически отъезжал от остановки, впопыхах поправила волосы, перевела дух и осмотрелась.

— Лялька, — вдруг услышала чей то голос где — то рядом, — иди сюда, здесь есть свободное место.

— Господи Боже ты мой! Да это же Леша Полуэктов! —

сердце бешено заколотилось, я даже подумала, что его удары слышали сейчас все окружающие меня люди, благодаря часу пик тесно прижатые здесь в троллейбусе друг к другу. Незаметно оглянулась — да нет, кажется ничего, каждый занимался своим делом — а именно: по возможности устраивался поудобней в переполненном утреннем городском транспорте. На меня никто не обращал внимания, разве что рыжеволосый худенький высокий парень, как всегда стоявший у заднего окна и как всегда пожиравший меня пристальным взглядом. Но к нему я давно привыкла. А так ничего, все спокойно. Стала искать глазами обладателя фразы, прозвучавшей только что в мой адрес. Или не в мой? Или в троллейбусе была еще одна Лялька? Да это вряд ли, имя у меня какое — то детское, прилипшее ко мне еще с детского сада благодаря моей лучшей подруге Иннке, которая знакома со мной еще с тех времен. А может не было в троллейбусе никакого Лешки и это опять загадочный и счастливый сон? И тут я почувствовала прикосновение к моей руке сильной мужской руки, как выяснилось через минуту — его руки. Алексей, оказывается, сидел совсем рядом со мной, на самом последнем — заднем — сидении и совершенно непонятно каким чудом место рядом с ним было свободно!

— А, — догадалась я, — это проделки моих Ангелов.

Властная рука подтянула меня к загадочному свободному сидению, никто из пассажиров, как не странно, не возражал, я тоже не сопротивлялась.

— Здравствуй, Леша, — сказала я человеку, в которого была долго и безнадежно влюблена и которого увидела и почувствовала так близко сейчас впервые в жизни. Он не удивился, что я знаю его имя, нет в институте ни одной девчонки, которая бы его не знала. И ему это хорошо известно.

— Привет, Елизавета, ну вот мы и познакомились, хотя мне всегда казалось, что это нереально.

— Почему нереально, ты что такое говоришь? — я уже пришла в себя и даже решилась посмотреть прямо в его глаза.

— Ну потому, что в тебя влюблены чуть ли не все парни на нашем курсе, а ты почему — то ни с кем не встречаешься.

Знал бы ты, Лешенька, почему я ни с кем не встречаюсь.

Леша Полуэктов — это моя несбыточная мечта. Я поняла это в тот момент, когда впервые увидела его в институте сразу после поступления — почти три года назад. Он вел за руку по институтскому коридору прямо мне навстречу симпатичную веселую девчонку с короткими курчавыми волосами. Они оживленно о чем — то спорили и смеялись, было видно, что предмет спора доставляет обоим огромное удовольствие.

Этот парень поразил меня с первого взгляда. Высокий, стройный и сильный, с очень светлыми прямыми волосами и серыми внимательными умными глазами. Очень похож на Олега Видова из «Всадника без головы».

Поравнявшись со мной, парень с интересом взглянул мне в лицо, и глаза наши на мгновение встретились. Я влюбилась в него сразу, не задумываясь и не взвешивая мои шансы на взаимность.

Это было около трех лет тому назад. С тех пор ничего не изменилось. Леша Полуэктов по — прежнему встречался с Аленой Бехтеревой с биофака, а я по — прежнему любила только его.

Ничего не значащие фразы о погоде и сессии, о переполненном троллейбусе и скорых каникулах — обычный диалог только что познакомившихся людей. Но мне он совсем не казался обычным. Ведь я уже несколько минут слышала рядом с собой любимый, характерный только ему одному, голос с хрипотцой. И совершенно не важно, о чем он говорил, только бы продолжал.

— Передайте, пожалуйста, деньги на билет, — подала Алексею монету только что зашедшая в троллейбус девушка.

Гораздо легче и проще было бы повернуться назад и вручить деньги сидевшему за спиной Алексея гражданину. Но парень почему — то протянул руку с монеткой ко мне, вложил деньги в мою ладонь и на минутку сжал мою руку.

— Передашь? — спросил меня серьезно.

— Конечно.

Монета уже бежала по троллейбусу, переходя из рук в руки, вперед, к водителю, а Лешина рука до сих пор сжимала мою. Я старалась не дышать.

— Что это?

Леша сам не знал, что сейчас происходило и что он со мной делал. Только несколько человек в институте знали о моем даре. Алексей в их число не входил.

С раннего детства, сколько себя помню, я обладала способностями, которые никто и никогда мне и моей маме объяснить не смог. Меня показывали известным в городе психологам и лучшим педиатрам, мама тайком водила меня в церковь и надо мной священник производил какие — то непонятные мне манипуляции. Меня даже отвели к бабке, хотя мои родители никогда в них не верили. Ничего не помогло — мой странный дар никуда не исчез.

Иногда в некоторые совершенно независимые от меня моменты, когда ко мне случайно или намеренно вдруг кто — нибудь прикасался, передо мной открывались реальные живые картины из прошлого или будущего этого человека. Я не имела понятия, почему это происходит, не могла знать заранее, когда именно это повторится в очередной раз и тем более не могла это озарение вызвать умышленно.

Но вот только когда эти картины передо мной появлялись, я точно знала, что они совершенно реальны. Это было похоже на кадры кинофильма: они не могли появиться ниоткуда — кто — то когда — то их записал на эту кинопленку. А сейчас у меня к ней почему — то появился доступ. Меня эти видения не обманули ни разу в жизни. Они обязательно исполнялись в будущем, если пришли ко мне из будущего или непременно когда — то произошли в прошлом, если они родом оттуда. Это было многократно проверено.

И вот сейчас Алешкина рука, неизвестно почему так долго и так бережно сжимавшая мою руку, открыла передо мной очередную загадочную картину из будущего. И что поразило меня больше всего и от чего я чуть ли не сошла с ума — из нашего общего с ним будущего!

— Боже мой, Лешенька, что — же мне со всем этим теперь делать? — мысленно спросила я его.

Но не получила ответа. Он не умел читать чужие мысли. Не все в этом мире обладали моим даром.

Мы подъехали к институту.

— Пока, — сказала я.

До встречи, — ответил он.

На лекцию по современному русскому был собран весь наш курс — более ста человек, потому что читал ее Борис Иванович Ковалев — ректор института. Я обожала его лекции. Но сейчас мне было не до него.

Когда я влетела в аудиторию минуты за две до звонка, Иннка, которая, как всегда, забралась на самый верх и сидела вместе с другими двумя моими подругами в последнем ряду амфитеатра, поднялась и энергично замахала мне рукой.

Я стала пробираться к ним, переступая через две ступеньки, что было не совсем удобно в моей мини — юбке.

Иннка Печкурова — моя лучшая подруга. Более разных и не подходящих друг другу людей, чем мы с ней, представить себе было просто невозможно. Но мы не могли существовать друг без друга.

Иннка была очень красива и знала об этом. Она обладала просто сногсшибательной фигурой, короткими каштановыми волосами, длинной, как у Нефертити, шеей, идеальными чертами лица. Иннка была чрезвычайно уверенна в себе, иногда переходила границы и становилась высокомерной. Время от времени меня это напрягало, я психовала и переставала обращать на нее внимание. И тогда она опускалась на землю и наша дружба, как ни в чем не бывало, шла своим чередом.

Слева от нее сидели последовательно две другие мои подруги — Тома Заринская и Наташа Михайлова. Обе как всегда были в своем стиле: Томка лихорадочно списывала с конспекта подруги прогулянную вчера лекцию по зарубежке, а Михайлова тоном назойливой старшей сестры читала ей нотацию за безалаберность в учебе. С этой сцены начинался чуть ли не каждый мой учебный день в институте. Я, да и мы все, давно к этому привыкли и на Наташкины педагогические старания не обращала внимание не только Томка, но и никто другой из нас. Для прогульщицы это был раздражающий, но все — таки обязательный звуковой фон, который надоел до безумия, но от которого все — равно никуда не деться. По — этому она делала над собой нечеловеческое усилие, изображала на своем симпатичном личике умный и виноватый вид и заискивающе улыбалась Наталье. При этом, как нам всем было прекрасно ясно, основной ее задачей было — ни в коем случае не сбавить темп и успеть скатать конспект до окончания лекции Бориса Ивановича, потому что сразу за ней — практическое занятие по зарубежке. Лариса Ивановна сегодня точно будет проверять конспекты — обещала вчера на лекции.

Томка с Наташкой дружили с детства, еще со школы. Они учились в одном классе и просидели вместе за первой партой у окна все десять лет учебы. Наверное, для контраста мы теперь в институте все вчетвером сидим всегда, как правило, на самом последнем ряду — автоматически, по умолчанию.

Наташа всегда и во всем была серьезной и правильной. Ее жизнь полностью размерена и гармонична. Все ее поступки были продуманы и логичны. Из — за этого ей никак не удавалось понять Томку и перестать ее перевоспитывать.

Михайлова была одного роста со мной и Инной. Она много лет занималась спортивной гимнастикой, из — за этого у нее были красивые мускулистые ноги и несколько более широкие плечи, чем хотелось бы. Стриглась Наталья очень коротко — под мальчика и красила волосы в ярко — белый цвет.

Томочка была единственной маленькой из нашей четверки. Но она была похожа на точеную статуэтку, была невероятно элегантной и сексопильной. У нее было детское милое лицо с короткими прямыми русыми волосами и большими голубыми глазами. Это необычное сочетание — ранней женственности ее фигуры и детской наивности лица — придавало всему ее облику необыкновенную привлекательность. Одевалась она лучше всех нас, так как имела старшую сестру — морячку и соответственно доступ в торгсин — магазин для моряков. Тамара пользовалась огромным успехом у парней и меняла их довольно часто.

Любовные приключения заставляли ее часто прогуливать институт, но несмотря на это и совершенно невероятным образом, она училась лучше всех нас. Трех дней на подготовку любого экзамена во время сессии ей вполне хватало для того, чтобы усвоить его полугодовой курс.

Я быстро поздоровалась со всеми и села возле Иннки на забронированное для меня место. Какое — то время внимательно за ней наблюдала, пытаясь понять, что к чему. У Тамары с Натальей был их обычный утренний сценарий. А вот с Иннкой — то что? Какая — то она сегодня была не совсем обычная.

Не успела ничего у нее спросить, потому что она, как всегда, первой взяла инициативу в свои руки. Так как Тамаре с Натальей было не до нас, Иннка, забыв об их существовании, повернулась ко мне всем торсом, критически осмотрела меня с ног до головы и наконец сузив свои красивые светлые глаза с ехидной полу — улыбкой спросила вместо приветствия:

— Ну и что же это мы так сияем? Небось Полуэктов в любви объяснился?

— Пока нет, но дело идет к этому, — ответила ей я

Она, естественно, не поверила, да я и не настаивала. Я сама пока еще ничего не понимала, хотя надежда в сердце уже поселилась и на душе было ужасно радостно.

— Ну — ну, — задумчиво произнесла она, но сверкающие глаза при этом никуда не исчезли.

Я внимательно присмотрелась к ней, тут было явно что — то не то:

— Ладно, не томи, что там у тебя?

— Лялька, дорогая, мы с тобой через месяц едим в Карпаты! — радостно заявила мне моя подруга.

— Ты с чего это взяла? Почему вдвоем?

— Ну а с кем еще я поеду в Карпаты, если папа достал две путевки в студенческий лагерь? Меня одну он никуда не отпускает, а с тобой — другое дело, ты у нас правильная во всех отношениях и на хорошем счету у моей мамы.

— Ну вот еще, Иннка, — ответила ей, — я же в Ленинград к тете собиралась, я же тебе говорила.

— Лялечка, ну какой Ленинград, ты же каждое лето туда ездишь, да и поедешь в августе, какие проблемы, тетя никуда не денется, а меня папа в лагерь одну не отпустит. И что я там делать — то буду без тебя, если подумать?

Иннка еще не закончила говорить мне все это, а я уже точно знала, что конечно — же поеду с ней в Карпаты и, как говорил один серьезный господин,: «Торг здесь неуместен.»

(Примечание — фраза из книги И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок»)

У Иннки была патологическая любовь к Закарпатью. Она там родилась и прожила до двух лет — до того момента, когда ее родители разошлись и мама увезла ее в Херсон. Но на протяжении всей Иннкиной жизни папа каждый год летом забирал ее к себе. Моя подруга целый год жила предвкушением этой поездки, покупала себе наряды — летние модные платья, юбки и футболки а также спортивную одежду и обувь — ходить в горы.

Мне иногда казалось, что ее чемодан был готов к летнему путешествию где — то в начале зимы.

В этом году папа не мог принять ее у себя в доме, где много лет жил с другой семьей, потому что на все лето уезжал на Урал в командировку. По — этому он купил дочери две путевки в студенческий лагерь.

****

Поезд Симферополь — Львов отправлялся с Херсонского вокзала в 9 — 30 вечера. В 8 часов со всеми вещами — новой небольшой дорожной сумкой и видавшим виды рюкзаком моего брата за плечами — я была уже у Иннки в квартире. Договорились встретиться у нее — она жила в трех кварталах от вокзала.

— Кофе будешь? — вместо приветствия спросила Иннка.

— Ну давай, только недолго, времени — в обрез, — ставя вещи в угол прихожей, ответила я.

— Пошли на кухню, какой обрез? Еще целых полтора часа.

И вообще, не волнуйся ты так, не в Америку — же летишь, все будет нормально. Тебе кофе с сахаром?

Я кивнула. Она положила в чашку с кофе две ложки сахара, затем достала из холодильника открытую бутылку армянского коньяка и уже не консультируясь со мной, влила в мою чашку добрые полрюмки. А затем молча подала ее мне.

Ту — же процедуру проделала со своим кофе.

— Ну давай, за начало каникул! — Иннка поднесла свою чашку к моей, мы чокнулись. Я уселась поудобней на мое место у нее на кухне — между плитой и подоконником — мы с удовольствием потягивали кофе и молчали.

Я любила эти наши с ней посиделки на Иннкиной кухне и квартиру я ее любила. У нее было хорошо и уютно, она всегда была очень гостеприимна. Да и вообще мне казалось, что квартира ее меняла, сбивала с нее спесь, что ли. Иннка становилась более натуральной и естественной у себя дома и с ней было гораздо проще общаться. И еще — у нее в холодильнике всегда было что — нибудь вкусненькое, например, этот коньяк. Как они с мамой умудрялись так шиковать, для меня было загадкой, Иннка — студентка, а мама — рядовой советский инженер…

— Ну давай, рассказывай — что там с Полуэктовым? — немного охмелев, спросила Иннка.

— Да нет ничего с Полуэктовым, что вообще может быть с Полуэктовым? — ответила я и посмотрела во двор через окно ее кухни, лишь бы не встречаться с ней взглядом.

— Ну ты только сказки мне не рассказывай, я же тебе не Наташа Михайлова. Я давно вижу, что как — то все изменилось у тебя к нему, только вот не пойму никак — что. Ты какая — то счастливая все время ходишь, как будто знаешь о чем — то. Или в самом деле — знаешь? — вдруг Иннку озарила догадка и глаза у нее сузились.

— Знаешь, да? Ну расскажи мне, — попросила она.

— Не могу, — коротко ответила я.

Иннка сразу изменилась, глаза стали колючими и чужими, она молча подошла к окну, открыла его и зажгла сигарету. Она курила иногда, но редко — когда ей было очень хорошо или когда ее что — то бесило.

Я не хотела омрачать наш отъезд и по — этому в сотый раз ей начала объяснять, что не могу, не должна, не имею права никому ничего рассказывать о моих видениях. Я поняла это давно, еще в детстве, интуитивно почувствовала, что видения эти нужно держать в тайне, чтобы не повлиять на судьбу человека, к которому они относятся, не навредить, в общем. Потому что, скажем прямо — это не совсем нормально — знать будущее.

— Ладно, проехали, — Иннка закрыла окно и потушила сигарету. Сигарета, как всегда, ее успокоила. Или мои объяснения. Скорее всего и то и другое.

— Странная ты, Лялька, — немного помолчав, сказала моя лучшая подруга, — честное слово — не от мира сего. Вот мне бы твою силу, я бы тогда разгулялась.

— Да ты и так разгуляешься, кто же, если не ты?

Эти слова мгновенно изменили ситуацию, на щеках у Иннки появился румянец, глаза начали блестеть.

— Ты что имеешь в виду? В моей жизни намечаются изменения? У меня кто — то появится в ближайшее время?

— Да, появится, — серьезно сказала я.

— И что, ничего не можешь мне рассказать даже о моем собственном будущем? — спросила она, но было видно, что ответ мой для нее был не так уж и важен, главное — сам факт.

— Нет, не могу, — с улыбкой ответила я, — ну сколько раз я могу тебе говорить одно и то же? Если я тебе сейчас скажу хоть что — нибудь, мои слова могут повлиять на твою судьбу, изменить ее, и я не знаю — в лучшую сторону или совсем наоборот. Ты должна жить свою жизнь сама, понимаешь, сама делать свой выбор и сама принимать решения. Ну я не знаю, как еще тебе все это объяснить, чтобы ты поняла.

— Да поняла я все, поняла, не тупая. Тогда скажи хотя бы только одно — он симпатичный?

— Еще какой! — ответила я.

— Yes!!! — Иннка чуть ли не подпрыгнула на своем стуле.

Я посмотрела на часы — пора, такси подъедет в любую минуту.

— Ну что, на коня? — Иннка допила последние глотки кофе, я последовала ее примеру. Мы с вещами спустились вниз и через минуту подъехало такси.

Львов встретил нас дождем, пронзительным ветром и почти зимним холодом.

— Вот видишь, я же говорила, что Западная Украина — это тебе не Херсон, тут почти всегда дождь, не то, что у нас. А ты шмоток летних набрала, как будто в Сочи собралась, — громко комментировала события Иннка, пробираясь между людьми по платформе Львовского вокзала в сторону стоянки такси.

Я отстала от нее с моими вещами метров на пять, но это ее абсолютно не смущало, она продолжала свой монолог, даже не удосужившись посмотреть, где же я находилась — то на самом деле.

Я тащилась сзади, пропуская ее слова мимо ушей. Моей единственной целью было — не упустить ее из виду и не потеряться. Иннка знала Львов, как свои пять пальцев, а я здесь была в первый раз. Что — же касается летних вещей, так это у нее ими был забит до предела ее элегантный чемодан на колесиках довольно внушительного размера. По — этому она и психовала — боялась, что теплых вещей будет недостаточно, чтобы покорить половину Ужгорода. Ну а громоотводом, как всегда, являлась я.

Мы делали пересадку во Львове во — первых потому, что из Херсона не было прямого поезда до Ужгорода и во — вторых из — за того, что здесь жила Иннкина подруга детства, и каждое лето Иннка навещала ее до или после поездки к отцу. Это лето — на мое счастье — не было исключением.

Такси везло нас по мокрому городу. Я зачарованно смотрела в окно и не могла насмотреться. Я узнавала этот город, он был моим до мозга костей, сейчас я хорошо понимала, что обозначает выражение дежавю. Я точно когда — то уже здесь была. И точно очень любила этот город когда — то.

Узкие улочки, величественные храмы создавали ощущение, что время здесь остановилось. Булыжные мостовые, церкви, костелы в стиле ренессанса переносили тебя в средневековую Европу.

Может быть, мне так хорошо было здесь еще и потому, что Львов когда — то принадлежал Польше. А к Польше у меня было особое отношение.

Мои родители оба — поляки. Они познакомились, когда еще были детьми, выросли вместе в деревне Константиновка, под Николаевом.

Еще до революции за какую — то провинность в эту деревню пересылали из Польши дворянские семьи на вечное поселение. Таким образом сформировалась на территории Украины польское поселение, где поддерживался язык, традиции страны и католическая вера.

Маминых родителей я не помнила, они умерли, когда я была совсем маленькой. А вот моя польская бабушка по папе — Ясинская Юзефа Станиславовна — или просто бабушка Юзя — это мой лучший друг…

Вернее, она была моим другом до прошлого года, а точнее до 15 мая 1978 года, когда на рассвете в нашей городской квартире раздался телефонный звонок. Звонила моя тетя Лида — папина сестра. Бабушка умерла во сне — просто ушла от нас, никого заранее не предупредив. В то утро я подумала, что больше никогда не буду смеяться, мне тогда показалось, что жизнь потеряла всякий смысл.

Такси подъехало к площади Адама Мицкевича — одной из центральных во Львове, сделало почти полный круг почета по площади, в центре которой находился памятник поэту, и завернув в арку старинного четырехэтажного дома, остановилось возле первого подъезда.

По широченной мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж. В дверях квартиры номер три торчала записка. Инка сразу сообразила, что это — нам.

«Девочки, извините, я скоро буду. Ключ в четвертой квартире у тети Маши. Инна, ты ее знаешь. Располагайтесь, как дома, холодильник к вашим услугам. Таня», — прочитала Иннка вслух и двинулась в сторону четвертой квартиры.

Через пять минут после короткого разговора с соседкой о том о сем мы вошли в Танины хоромы.

И это действительно были хоромы — что — то величественное, из прошлого века. И опять — появилось это странное ощущение — мне знакомо все это!

— Давай, пока хозяйка не вернулась, я покажу тебе квартиру, — сказала Иннка.

Мы оставили вещи в прихожей и начали осмотр. Здесь было на что посмотреть: высокие — метра четыре, не меньше, лепные потолки с ангелочками, деревянные массивные двери высотой в полтора человеческих роста, широкие подоконники со ставнями на каждом окне в каждой комнате, а комнат — четыре, не считая гостиной и библиотеки. Старинная мебель из красного дерева в прекрасном состоянии, дорогие натуральные ковры. В гостиной — старый камин и над ним — большой портрет молодой женщины в полный рост — поразительной красоты. Я остановилась возле камина и долго не могла отвести взгляд от портрета.

Что, нравится? — спросила Иннка, — еще бы, это — семейная реликвия. Эта женщина — дальняя родственница Таниного отца, он у нее из княжеского рода, представляешь.

Я не ответила, мысли в голове путались, мне казалось, что где — то когда — то раньше я уже видела это лицо.

— Ладно, пошли дальше, а то не успею тебе все показать, — Иннка потянула меня в другую комнату.

Направо в конце квартиры был узкий коридор, который заканчивался небольшой проходной комнаткой с маленьким окошком. В комнате этой было две двери, одна из них была закрыта на ключ.

— Эта дверь ведет в другой подъезд, — быстро сказала я Иннке.

— Да, это бывшая комната для прислуги, для удобства, чтобы не беспокоить хозяев, прислуга заходила в квартиру через другой подъезд. А ты откуда знаешь?

А действительно, откуда я знала?

Часа через два пришла Таня — девушка небольшого роста, кругленькая и в очках — полная противоположность своей подруги детства. Они обнялись и расцеловались — было видно, что обе действительно были рады этой встрече.

— Татьяна, — протянула мне руку для приветствия маленькая хозяйка большого дома.

— Елизавета, но можно просто Ляля, — сказала я и ответила на ее рукопожатие.

Таня мне понравилась сразу: она была смешливой, простой в обращении, очень обаятельной и домашней. Ее родители были учеными, оба работали во Львовском университете, часто ездили по всей стране, возили студентов на археологические раскопки.

Татьяна заразилась от родителей их страстью — она училась на втором курсе исторического.

— Мама с папой уехали на прошлой неделе, — рассказывала Таня, вытаскивая из холодильника колбасу, сыр, помидоры, огурцы и что — то еще. — Так что вы можете здесь жить хоть до конца лета, мне веселее будет. Инн, помидоры так съедим или сделаешь салат?

Но Иннка уже достала из старинного буфета всю необходимую посуду и уже вовсю строгала на дощечке маленькими кусочками зеленый лук к салату.

— А, ну да, — наконец заметив кулинарные манипуляции подруги, произнесла Таня.

Она уселась поудобнее видимо на свое законное место за столом и с облегчением передала бразды правления в руки приезжей подруги.

А Иннка была в своей стихии. Эту квартиру она знала, как свою собственную. На большом овальном столе уже стояли хрустальные фужеры, тонкие фарфоровые тарелки кремового цвета с маленькими голубыми цветочками, серебряные вилки и ножи. Ну и, конечно, еда — наспех, но со вкусом приготовленная Иннкой.

— И как это у нее так получается — всегда и во всем быть элегантной? Точно, в прошлой жизни была королевой, — думала я.

Таня принесла из другой комнаты бутылку красного вина и протянула ее Иннке.

— Можешь открыть?

Красавица с умным видом принялась рассматривать этикету.

— Да не напрягайся ты так, — засмеялась малышка, — вино хорошее, французское, папе его иностранцы подарили, но родители не пьют, ты же знаешь.

— Зато мы пьем, — сказала Иннка и разлила вино по бокалам, — ну что, с приездом что — ли?

— И с началом летних каникул!

— Ура! — хором произнесли мы.

Мы с Иннкой прожили во Львове целую неделю. Бродили по узким старинным улочкам, поднимались на Высокий Замок и со смотровой площадки любовались этим величественным городом, который лежал под ногами и был виден отсюда весь, как на ладони. Мы заходили в древние костелы и на коленях неистово молились Богу и крестились по — католически: слева — направо. Иннка, наверное, в шутку, я — всерьез. А после этого в маленьком кафе пили крепчайший кофе из миниатюрных чашечек — совсем по — европейски.

Словом, мы наслаждались жизнью и иногда даже в голову приходила мысль — а может воспользуемся Таниным предложением и останемся здесь на целый месяц?

Ну нет — нужно было ехать в лагерь: Карпаты — это тоже здорово!

На электричке мы доехали до Ужгорода довольно быстро. От вокзала до университета, где был назначен сбор отъезжающих в лагерь, ехали на автобусе. Там произошел небольшой инцидент, который здорово подпортил мне нервы.

Всю дорогу Иннку раздражал мой рюкзак, не удивительно, ее новый чемодан, естественно, выглядел гораздо лучше. Она постоянно язвила по этому поводу и довольно громко — в ее стиле. Но в последний раз перешла все границы.

— Твой рюкзак, Лялька, перегородил весь проход, ты не можешь его немного подвинуть, чтобы люди могли спокойно ходить по автобусу, — громко проговорила она и выразительно посмотрела на симпатичного парня спортивного сложения, который сидел на задней площадке. На самом деле — это ее чемодан стоял на проходе и усложнял передвижение. Но что ты будешь ей доказывать? Бесполезно!

— Иннка, отстань от меня и не забивай мне мозги всякой ерундой, надоело, — так же громко ответила я и отвернулась к окну. Боковым зрением заметила, что парень с задней площадки внимательно слушал нашу перебранку. Рядом с ним на сидении лежал рюкзак еще похлеще моего, но парня это абсолютно не смущало.

Я часто прощала Иннке ее выходки, почти всегда, знала, что все это — наносное и в принципе никак не влияло на наши с ней отношения. Вот и сейчас я постаралась расслабиться, забыть о вздорном характере подруги и тихо спокойно помечтать, глядя на плывущие за окном незнакомые пейзажи.

При выходе из автобуса оказалось, что парень с задней площадки тоже доехал до пункта своего назначения.

— Ляля, — услышала я за своей спиной, когда уже спускалась по ступенькам, — давайте я Вам помогу, кажется, Ваш рюкзак немного усложнил Вам жизнь. Он подхватил это неуклюжее яблоко раздора, не дождавшись моего согласия. Его собственный рюкзак — раза в два больше моего — находился у него за плечами и, похоже, не причинял ему никаких неудобств.

— Меня зовут Александром, ну а с вами двумя я уже заочно познакомился, — улыбнулся он. — По — моему, мы с вами едем в один лагерь.

— Очень может быть, — кокетливо глядя на него, ответила Иннка. Несмотря на то, что он нес мой рюкзак, у нее даже не возникло мысли о том, что он обращался ко мне, а не к ней.

— Вы из какого города, Саша?

— Я из Ленинграда. Мы здесь должны быть вдвоем с моим другом — Володькой, но он приехал в Ужгород раньше меня, а я вот только сейчас добираюсь.

— Ну и вполне своевременно, — сказала Иннка, — сбор назначен на одиннадцать утра.

Во дворе Ужгородского университета было полно народу, стояло четыре новеньких автобуса с надписью « Экскурсия» на лобовом стекле. У главного входа в универ находился небольшой стол, покрытый красной скатертью. Около него туда — сюда сновал шустрый молодой человек с громкоговорителем.

— Товарищи, попрошу подходить к столу и регистрироваться, — кричал громкоговоритель во все горло, — кто уже зарегистрировался, проходите на посадку…

Мы прошли на регистрацию. На нашу долю выпал автобус номер три, а Александру полагалось ехать в первом.

Саша, снова подхватив мои вещи, отвел нас с Иннкой в тень высокого тополя, растущего здесь — же, во дворе университета.

— Пожалуйста, подождите меня здесь, я сейчас вернусь, — сказал молодой человек и пристально посмотрел при этом мне в глаза.

Нет проблем, — быстро ответила Иннка.

Я молчала и почему — то не могла отвести взгляд от его черных глаз.

Затем внимательно наблюдала, как он снова вернулся к столу и о чем — то мило беседовал с деловой строгой блондинкой, отвечающей за регистрацию.

Мне нравился этот парень. Он был очень хорош собой: у него было атлетическое тело, уверенная красивая походка, высокий рост, темные вьющиеся волосы и черные внимательные глаза. Но главное — не это. Он был каким — то настоящим, к нему сразу чувствовалось доверие. Или это только мне так казалось? Похоже, что нет.

Через пять минут он вернулся к нам и снова посмотрел на меня таким — же долгим взглядом, как будто пытался вспомнить, где же он видел меня раньше.

— Я еду с вами в третьем, — проговорил он с улыбкой.

— Что Вы ей сказали? — спросила Иннка.

— Что вы без меня рюкзак до автобуса не донесете.

Я все так — же молчала, как истукан. Похоже, что я была здесь вообще лишней. Что это было со мной? Такого раньше никогда не было.

Мы подошли к автобусу, когда он был уже почти полностью укомплектован.

— Проходите назад, там есть свободные места, — показал нам в конец автобуса мужчина средних лет, сидящий на передней площадке, видимо, наш руководитель.

Сзади было четыре сплошных сидения, без перегородок. Иннка прошла, естественно, первой и села посередине, я — возле нее. Рядом с каждой из нас осталось по одному свободному месту.

— Ляля, ты не возражаешь, если я сяду здесь у окошка? — показал Александр на сидение возле меня.

— Ну конечно, садись, почему спрашиваешь?

— Мы уже перешли на ты, — подумала я.

В последнюю минуту, когда двери уже закрылись и наше транспортное средство начало медленно выруливать из университетского двора, произошла такая сцена: молодой человек небольшого роста с двумя увесистыми сумками бросился чуть — ли не под колеса автобуса, кинул свои вещи на землю, принялся энергично махать руками и всячески старался показать водителю, что его забыли. Шофер резко затормозил. Парень взобрался с вещами на переднюю площадку и с облегчением перевел дух.

— Ну слава Богу, — сказал он ни к кому конкретно не обращаясь, — думал уже в самом деле останусь здесь — в Ужгороде.

— Молодой человек, вы откуда? Вас в списках нет, у нас полный комплект, — подозрительно посмотрел на него руководитель.

— Так и не может быть, — ответил студент, — меня Света только что дописала, я знаете — опоздал… И потом, она сказала, что в этом автобусе есть еще один незапланированный ленинградец, так что я уж как — нибудь с ним.

— Ну ладно, — вздохнул руководитель, — проходите назад, там есть свободное место.

— Да Вы не волнуйтесь, я много места не займу, — извинился коротышка.

— Да Вы — то ладно, — критически оглядел парня преподаватель, — а сумки Ваши куда девать? Багажник уже забит. Ну хорошо, оставляйте их возле водителя, — устало добавил он, — и проходите назад, пора ехать.

Автобус со второй попытки отчалил от университетского двора.

— Володька, иди ка сюда, — позвал друга Александр с задней площадки.

А привет, Саш, я так и понял, что это именно ты отбился от ленинградцев и затесался Бог знает куда.

Это я — то отбился? Ты в Ужгороде уже три дня и умудряешься, как всегда, дико опоздать к отъезду, вон чуть не убился под колесами автобуса. Ну да ладно, об этом потом.

— Девочки, — обратился Саша уже к нам, — это мой друг Владимир, мы учимся в одном университете, только я на биологическом, а он на философском.

Очень приятно, — хором ответили мы с Иннкой.

Очень хотелось смеяться, но было неудобно, я, как могла, себя сдерживала.

Володя сел к окну, рядом с Иннкой.

— Люблю пунктуальных людей, — ехидно сказала ему та.

— В самом деле? Я тоже, — не задумываясь ответил Сашин друг, — мне сразу показалось, что у нас с Вами много общего.

— Ну, ну, — глубокомысленно изрекла Иннка, глядя на Владимира свысока.

Понятно — он был явно не в ее вкусе, да и настроение у нее было испорчено из — за того, что Саша сел рядом со мной.

Мы ехали по городу и все смотрели в окно. Ужгород чем — то напоминал мне Львов. У всех городов Западной Украины есть что — то общее: их античность, может быть. Закарпатье называют краем старинных замков, в этом городе и в его пригородах их много и все они разные. Но, несмотря на свое средневековое величие, Ужгород показался мне как — то по — домашнему уютным. Здесь было много цветов, они обвивали каменные заборы усадеб, вились, тянулись вверх и доставали до самых крыш аккуратных двух — этажных кирпичных домов. Это было красиво. Теперь я понимала, почему Иннка была так влюблена в этот край.

Наконец после трехчасовой езды по Закарпатью с небольшими остановками возле полуразрушенных древних строений и кратких экскурсий — мы въехали на территорию лагеря.

«Добро пожаловать» — гласил большой плакат, прикрепленный сверху, над воротами.

Студенческий лагерь «Скалка» был расположен в естественной высокогорной долине, со всех сторон окруженной Карпатами. В лагерь можно было попасть только по одной дороге — по которой мы сейчас приехали. Она была очень узкой — два автобуса, наверное, не разминулись бы — и довольно крутой. У меня дух захватывало, когда мы свернули с трассы и начали резко подниматься вверх — все выше и выше.

Недалеко от лагеря текла горная река — быстрая и опасная. Но она была внизу — в ущелье. Через ущелье был переброшен пешеходный канатный мост. Он не являлся еще одним дополнительным подходом к лагерю, это была просто туристическая тропа, никак не связанная с цивилизацией.

Лагерь был окружен кирпичным забором. В центре была большая асфальтированная площадка, где мы сейчас находились и где стояли автобусы. Справа от нас — загороженная танцплощадка, со сценой. Рядом с ней — круглый амфитеатр под открытым небом, который был похож на наш — институтский, только сидения у него были все деревянные и без спинок Видимо, здесь проводились лагерные сборы. Слева находилось небольшое кирпичное здание — скорее всего столовая.

И перпендикулярно ко всем этим строениям вверх тянулись четыре аллеи с палатками.

Возле каждой палатки когда — то давно были посажены плакучие ивы. Деревья были старыми и высокими, их ветки склонялись почти до самой земли, в некоторых местах даже прикрывали эти маленькие брезентовые домики и защищали их от солнца и от дождя.

Палатки были двух и четырехместными, нам с Иннкой повезло — досталась двухместная. Мебели в нашем временном жилье было немного — две металлические кровати с новенькими матрасами, два стула и две прикроватные тумбочки. Из — за отсутствия шкафа одежду в сумках пришлось засунуть под кровать.

Сказывалась усталость путешествия, Мы с Иннкой сладко растянулись — каждая на своей кровати — и закрыли глаза. Ах, какое блаженство! В открытую дверь беспрепятственно проникали все лагерные звуки — суета и суматоха первых минут распределения, чей — то смех недалеко от нас, кто — то совсем рядом настраивал гитару и пытался тихонько петь, громкоговоритель продолжал свои указания, но сейчас уже совсем другим тоном — спокойно и по — домашнему. И все эти звуки перекрывались другими — блаженными и успокаивающими душу — пением птиц на разные голоса, журчанием горной реки глубоко в ущелье и шуршанием листьев от легкого ветерка.