Последнее дело молодого киллера

Лариса Соболева, 2018

Дар Осокин, киллер со стажем, выполняя задание, сталкивается на заранее облюбованной им крыше с молодым коллегой. Перед тем как устранить конкурента, Дар выясняет, что тому заказали молодую женщину и подростка. Видавший виды Осокин в шоке: неужели мир окончательно свихнулся, если охота пошла на детей?! И профессиональный убийца принимает неожиданное решение: спрятать в своей берлоге обреченных на верную смерть и узнать, кому и зачем не терпится стереть с лица земли рыжую девушку с хвостиками и одиннадцатилетнего мальчишку… Книга также издавалась под названием «Лицензия для Робин Гуда».

3

Бар гудел многоголосьем, музыка гремела, сотрясая воздух, а вместе с воздухом и тех, кто находился в помещении, яркие вспышки синего света ослепляли. Осокин протиснулся к стойке сквозь толпу танцующих в экстазе девчонок и мальчишек, спросил бармена, где найти Вия. Тот лишь кивком головы указал слегка в сторону и вниз.

Под баром простирается подвал. Вий привел его в надлежащий вид, превратив в гостиную, принимает там «высоких» гостей, а точнее — покупателей, ну, еще собирается с друзьями. Оттуда можно выйти из бара незамеченным через запасной выход, о котором практически никто не знает. Всякое случается, подстраховка не помешает, тем более при таком опасном хобби, как у Вия.

Осокин спустился вниз, остановился, не выходя из-за столба, поддерживающего винтовую лестницу, изучил обстановку. В гостиной за столиком с Вием сидели два незнакомца. Один из них держался с достоинством, какое встречается у поганцев, имеющих кучу денег и массу комплексов. По тому, как он сидел, как бросал фразы, как вообще вел себя, Осокин определил: завышает свою значимость. Второй был попроще. Единственное, что бросилось в глаза, — он с параноидальной маниакальностью отщипывал от щепки кусочки и бросал их себе под ноги. Не замеченный незнакомцами, Осокин юркнул под лестницу, отворил дверь в следующее помещение — уютное и небольшое, с тахтой и старым-старым холодильником. Он слышал, как Вий попрощался с гостями, как скрипела лестница под их ногами, затем все стихло. Через пару минут лестница заскрипела вновь, потом дверь комнатки открылась.

А вот и Вий — с простецкой улыбкой до ушей, с лохматой бородой до груди, с волосами ниже плеч и лентой, опоясывающей лоб. Говорят, крупные люди добрые. Не всегда. Но Вий — добрейшей души, жизнерадостный человек. Правда, если понадобится, хребет переломает одной правой… или левой, у него обе руки крепкие, так что, лучше его из себя не выводить. Встречаются люди, которым везет с пеленок, к ним относится Вий. В каких только переделках он не побывал, а жив и здоров. Кличку дал ему в батальоне Осокин сто лет назад, когда друг лишился левого глаза из-за ранения. Возможно, уместнее была бы кличка Корсар, но раненый тогда постоянно жаловался:

— Все время хочется веко поднять пальцем, я его ощущаю.

Осокину припомнился персонаж из гоголевского ужастика, который просил поднять ему веки, он и пошутил вслух. Так кличка Вий и приросла к другу.

Вспоминать об этом Осокин не любит, потому что есть только настоящее, оно стоит того, чтобы не вспоминать прошлое. Сейчас у Вия вместо уродливой щели на месте левого глаза стоит протез, он вполне прилично смотрится, только глаз постоянно открыт, но кличка осталась. Впрочем, он и по габаритам похож на гоголевского персонажа, а последнее время еще и в весе прибавил, короче, вид у него устрашающий: Осокин рядом с ним щенок. Познакомиться с Вием обычно людям не хочется. Наверное, по этой причине от него убегают женщины.

— Привет, — улыбался Вий, отбрасывая длинные волосы назад движением головы. — Что-нибудь стряслось?

Осокин водрузил футляр аккордеона на стол, отбросил крышку, отошел, молча приглашая друга посмотреть. Тот приблизился, заглянул в футляр и присвистнул:

— Ух ты! Где взял?

— Нашел.

— Прямо так: идешь по улице и…

— Ага. Стоит аккордеон, а в футляре…

Не важно, поверил Вий или нет, он принимает ту информацию, которую ему выдают.

— «Галил»… — благоговейно прошептал Вий, достав винтовку и лихо разложив приклад, затем сошку. Поставил оружие на стол. У него не было слов.

— «Галил»? — припоминал Осокин. — Израильская?

— Угу. У меня такой нет.

Мало того что ходит Вий до сих пор по планете по причине везучести, так еще наследство получил. Скромное наследство, ничего не скажешь, но хватило, чтобы открыть забегаловку для недотеп постподросткового возраста. Наркотиков в баре не водится, Вий тщательно следит за этим, следят и его вышибалы. Стоит только заметить неестественное оживление, сразу ищут источник этого оживления, находят, ибо в помещениях установлены камеры слежения, после чего вызывают ментов, те гребут подряд и тех, кто продавал, и тех, кто употреблял или покупал. Это не стукачество, а принципиальная позиция. Вий не желает, чтобы его клуб снискал дурную славу, а папы с мамами не пускали к нему отпрысков избавиться от лишней энергии. Есть и другая, главная причина, почему Вий гонит прочь всякую шушеру с дурью. Тот, кто держал в руках оружие, кто знает его и любит, расстаться с ним соответственно не может. Вий коллекционирует современное оружие. Разумеется, продает тоже. Не первому встречному, не бывшим врагам, а по рекомендациям знакомых. Зачем ему лишние проблемы из-за наркоты? Зачем ему обыски, слежка и так далее?

— Знаешь, насколько она тяжелее нашей СВД? — Вий не смотрел на Осокина, а разглядывал винтовку со всех сторон. — На один килограмм восемьсот пятьдесят граммов. Во как! У этой и дальность эффективного действия меньше, всего шестьсот метров, а у СВД — тысяча триста. Но в «Галиле» что хорошо, так это количество патронов — двадцать. А у нашей всего десять, хотя калибр одинаковый. Не, наша лучше. Но вот такой у меня нет. Сколько хочешь?

— С друзей денег не беру, — хмуро пробубнил Осокин, доставая из холодильника пакет с соком. — Так забирай.

— А я халяву не люблю, — любуясь винтовкой, сказал Вий. — Халява потом двойными потерями оборачивается, это я по себе знаю. Слушай, показал бы место, где «Галилы» валяются, а?

— Тогда… — отпивая сок прямо из пакета, сказал Осокин, тоже глядя на «находку», — подержи у себя. Когда понадобится, заберу. Идет?

— Идет, — рассеянно произнес Вий и вдруг напрягся. — Дар, что-то я не понял. Тебе понадобится снайперская винтовка? Зачем?

— Как обычно. Найду покупателя, притащу бабки, заберу винтовку.

— А… — удовлетворенно протянул Вий, и снова его взгляд, полный любви и нежности, приковался к винтовке. Иные женщину так не ласкают взглядом. — Согласен. Подержу у себя, пока не налюбуюсь, потом толканем. И глушитель! И лазерный прицел… Между прочим, ее загнать за хорошие бабки можно. Наши папуасы питают страсть к импорту. Придурки. Видел двоих? Тот, что старше, такого крутого из себя корчит — мама моя родная. Говорит: «кольт» хочу. Представляешь? «Кольт» ему нужен… Ха! Я ему, не отходя от кассы: какой «кольт»? Он мне: ты не знаешь, что такое «кольт»? Я: почему же, знаю. Но, говорю, «кольтов» много: «кольт Лоумен», «детектив Спешиэл», «кобра», «вайпер». Это все «кольты». Какой точно, говорю, тебе нужен «кольт»? Он мялся, мялся, потом нашелся: какой посоветуешь? Я ему парочку подборок кинул. Полистай, говорю, выбери, а то оружие — это как жена, выбирать надо по вкусу. Не буду ж я какому-то недоразвитому объяснять, что, если на дело идти, надо наше оружие брать, оно надежней. Мне выгодно сбыть дорогую игрушку, а чем дальше от нас она сделана, тем дороже стоит, верно?

— Не понравились мне они.

— Мне они все не нравятся, а что делать?

— Зачем тебе это? — вдруг спросил Осокин. — Есть забегаловка, ты независим, живи себе тихо и бабки коси. У тебя каждый день полно детворы.

— Да какой к черту «коси»! Как всем попрошайкам из разных инспекций конвертики раздашь, самому даже на кефир не хватит. А если честно… риск меня прельщает. Что еще остается в этой убогой жизни убогому человеку, а? — И Вий оглушительно расхохотался, он был доволен.

Уж кому-кому, а Осокину эта страсть хорошо известна — риск. Что-то в ней есть особенное, жгучее, несравнимое с другими радостями. Впрочем, Осокину мало отпущено радостей, и из того мизера он выбрал именно риск.

— Ствол нужен, — сказал он. — С глушителем.

— Бери. Интересно, кто придумал носить «галил» в футляре?

— Тот, кто потерял его.

— Оригинально. Киношку одну смотрел, так там один мачо автоматы таскал в гитарном футляре. Классная киношка, трупов — море… не, даже океан… представляешь? Мачо как стрельнет — три-четыре трупа в два ряда падают.

— Помню, видел. Вий, представь такую ситуацию: один товарищ нанимает ствол, чтобы шлепнуть одиннадцатилетнего пацана. Как думаешь, за что?

— Пацана? Одиннадцати лет? — засомневался тот.

— Ну, да, да.

— Если это война…

— Нет, это не война. Обычный город, мальчик ходит в обычную, я так думаю, школу, а его заказали. И шлепнуть его хотят взрослые дяди или тети.

— А что, такое бывает?

— Как видишь, бывает.

— Пацана… шлепнуть… — задумался Вий. — Не, Дар, я не знаю. Мне кажется, заказать его мог только психопат конченый.

Осокин прошелся по комнате, поставив руки на бедра, вздохнул:

— А мне так не кажется.

— Постой, ты… отнял «галил» у… того, кто хотел пацана пришить? Дар, это опасно. Из такой дорогой игрушки бьют по цели наверняка, и если кому-то приспичило завалить мальчишку, его завалят. — Вий погладил ствол винтовки, потом вздохнул: — Не удалась цивилизация. Раз уже детей киллеры валят, то не удалась.

— У тебя где будет стрелка с этим… с «кольтом»?

— Не здесь, конечно, — встрепенулся Вий. — На пустыре. Послезавтра утром.

— Поеду с тобой. Не нравятся мне твои заказчики.

* * *

Она вздрогнула — телефонный звонок. Марьяна с опаской взяла трубку:

— Я слушаю.

— Это из больницы…

— Да, да, говорите. Что с мужем? Как он?

— Вам лучше приехать, — уклонился от прямого ответа врач.

— Скажите, умоляю вас… он… жив? Я ко всему готова, и я хочу знать!

— Простите, мы делали, что могли. Ранение не совместимо с жизнью.

— Значит… умер? — выдохнула Марьяна. На другом конце провода молчали, как будто трудно было сказать однозначно. — Да скажите же, черт возьми! Он умер?

— Час назад.

Марьяна бросила трубку на диван, встала и процедила:

— Мог бы раньше позвонить, кретин.

— Кретин! — заорал идиот в перьях, испугав Марьяну.

Несколько секунд паузы — и она ринулась наверх. В потайных местах, которые муж ей не показывал, но которые она подсмотрела, забирала ценности и деньги, кидая их в сумочку. Главная проблема — сейф за картиной с ковыльной степью, о нем думала Марьяна все то время, пока Фисуну пытались вернуть жизнь. И к сейфу она притронулась, когда собрала два баула личных вещей — не бросать же дорогие тряпки. Со слезами на глазах погладив поверхность ящика, встроенного в стену, Марьяна попробовала набрать комбинацию из цифр. Чудес не случается, нужно знать код. Комбинаций, по представлению Марьяны, сотни, ночи не хватит, а ей необходимо убраться из города до утра. Утречком прибегут крикливые детки Фисуна, и ее выставят вон. В стену сейф встроен намертво, ломом не выбить, однажды она пыталась это сделать. Ну, есть один способ — автоген, да где ж его взять?

Марьяна умчалась в ванную, плеснула водой в лицо, посмотрелась в зеркало. Косметика размазалась, вид помятый, глаза с лихорадочным блеском, как у больной. Убраться из города надо как можно скорей, а денег она наскребла маловато. Так хочется независимости, которую дают только деньги и только в больших количествах!

— Придумай же что-нибудь! — приказала Марьяна своему встрепанному отражению.

Недостаток образования сказывается в экстремальных ситуациях, не помогая работе мозга, а мешая ему. Марьяна кое-как окончила девять классов, увлечений не имела, постигала в основном другую школу — обольщения. Уроки брала в Москве у одного проходимца, который обучал девиц, желающих выйти замуж за кошелек, как заарканить его. За разовый совет брал по десять баксов, тем самым оказывая спонсорскую помощь девочке из глубинки (так он говорил). Советов понадобилось немало, и в результате сумму вывалила ему Марьяна чудовищную. Потом только поняла, что ее надули, что она оказалась спонсором проходимца. Однако некоторые советы пригодились. Конечно, Марьяна — набитая дура, только в отличие от остальных таких же дур она понимает это. К сожалению, мужики с бабками (имеются в виду очень большие бабки) давно разобраны более умными. С таким трудом ей удалось вырвать Фисуна из толпы атакующих его других претенденток. Этого жирного кабана, тупого, хама, старше ее чуть ли не втрое. И что? Нормальная ведь, даже, можно сказать, честная сделка, обоюдный компромисс то есть: я тебе даю свое тело и молодость, в результате ты выглядишь в глазах общественности суперменом, а ты мне бабки. Ага, так и раскошелился кабан!

Придумала! Марьяна кинулась к телефону, набрала номер. Ответа долго не было, оно и понятно — час ночи. Голос она едва узнала…

— Радик! Это Марьяна. Ты мне срочно нужен, приезжай скорей…

— Ополоумела? Понимаю, тебе приспичило, а на часы смотрела? Твой где?

— Грохнули, — огорошила его Марьяна.

— Что? Не понял.

— Грохнули моего, убили.

— Когда?! — кажется, проснулся он.

— Сегодня. Умер в больнице. Приезжай. И вот еще что… найди автоген.

— У тебя крышу свернуло на почве горя? — возмутился Радий. — Где я возьму автоген в такое время?

— На стройке. (Нет, житейский опыт у Марьяны все же есть, и, что такое автоген, она прекрасно знает.) Со сторожем договорись. Плати любые бабки — я верну. Радик, сделай то, что прошу, срочно! Не пожалеешь, поверь мне.

— Ладно, попробую.

Марьяна замерла перед сейфом, будто гипнотизировала: откройся, откройся…

* * *

Такси остановилось в темном районе частных владений на окраине города. Осокин снимал домик со всеми удобствами в два этажа. Звучит солидно, когда речь заходит об этажах, но на них располагаются всего две комнатушки. Сначала входишь в узкий и маленький коридор, проходишь мимо ванной с туалетом, попадаешь в кухню размером пять квадратных метров. Потом дверь ведет в комнату, где поместились диван, телевизор и пара кресел. По крутой лестнице поднимаешься под крышу, там спальня. В ней стоят тахта, шкаф и стол с компьютером. Вот и все апартаменты, но Осокину хватает.

Взявшись за ручку двери, он на секунду-другую замер, после чего неслышно открыл, проскользнул внутрь. Он двигался предельно осторожно, гадая, кто открыл входную дверь и здесь ли еще тот человек. В первой комнате никого, это ощущалось по покою. Осталась вторая комната наверху. У лестницы Осокин снял обувь, ступил на первую ступеньку. Он хорошо изучил лестницу, знал, какая по счету ступенька издает скрип, не наступал на нее, а переступал. Он сам не слышал собственных шагов, где уж услышать тому, кто забрался в дом.

Здесь никогда не бывает полной темноты, освещение со двора всегда рассеивает тьму, сегодня это как нельзя кстати. Чем выше поднимался Осокин, тем отчетливее ощущал живое тело наверху. Нет тут ничего сверхъестественного, умение слышать полет мухи и видеть в темноте — тоже результат тренировок. Человек по природе зверек, только он забыл об этом. Именно зверька в себе и возродил Осокин, иначе давно отдыхал бы под сенью деревьев в тихом уголке — на кладбище.

Он вынул пистолет. Глаза окончательно привыкли к темноте. Последняя ступенька. Осокин протянул руку к выключателю. Вспышка света. Прищурив глаза, Осокин рассмотрел на тахте… Юля! Она терла пальцами глаза у переносицы, в ее позе и движении было что-то трогательно-детское. Осокин оперся спиной о стену, вздохнул с некоторым облегчением. Тем временем Юля привыкла к свету, обхватила колени руками и больше не походила на девчонку. На тахте сидела взрослая женщина, смертельно красивая и с вселенской грустью в огромных черных глазах. Если есть совершенство на Земле, то в первую очередь это Юлька. В отличие от большинства красивых женщин она не стяжательница и далеко не глупа.

— Для меня приготовил? — указала она глазами.

Он вспомнил о пистолете, сунул его под куртку, после чего остановил строгий взгляд на Юле. Ее не проймешь ни взглядами, ни словами, она живет сама по себе, поступает как заблагорассудится. Поскольку она молчала, не соизволив объясниться, он потребовал:

— Отдай ключ. — Она отвела глаза в сторону, значит, отдавать не собирается. — Я не хочу зависеть от случая. Если к тебе подберутся…

— Тогда я съем его, — сказала она тем тоном, который нельзя отнести ни к одному состоянию. Через слово передается внутренняя жизнь, степень нервности, эмоциональный градус. Нет, Юля в этом смысле говорит и ведет себя как в зале ожидания, где полно народу, — умеренно, кратко, спокойно.

Снаружи раздался шум мотора. Юля не отреагировала, а Осокин осел у стены, поставив локти на колени и свесив кисти рук. Он ждал и слушал. Вот открылась входная дверь, вот слышны шаги, еще одна дверь издала характерный звук, заскрипела лестница. Гера взобрался только до половины корпуса, бросил взгляд в комнату и, оценив обстановку, произнес:

— Я так и знал. — Реакция Юли никакая. — Понимаешь, сдернула из ресторана, потому что ей не нравятся мои коллеги, — как бы пожаловался Гера Осокину. — Без шубы, считай — голая, не предупредив. Ты, дорогая, воспаление легких схватишь, если будешь в такую погоду гулять по улицам голая.

— Я взяла такси, — наконец вымолвила она, но ни оправдания, ни смущения, ни других чувств в интонации не слышалось.

Гера под стать Юльке. Если Осокин внешне отдаленно напоминает романтического принца (правда, принц без дворца — пародия), то Гера — образец мужественности. Он рослый, с великолепной шевелюрой темных волос, с волевым подбородком… Да что говорить! Сошедший с экрана супермен — не иначе. На деле он мягкий и обходительный. А еще хороший друг, что является редкостью в современном мире.

— Домой приехал — ее нет, — продолжал Гера. — Подумал и сюда рванул.

— Юль, собирайся, — сказал Осокин.

Она соскользнула с тахты, встала. Зашуршала легкая ткань. Только сейчас Осокин заметил, что одета она нарядно. Юля неторопливо, словно времени у нее уйма, сунула одну ступню в модельную туфельку, потом другую, подошла к Осокину, постояла. Он воспользовался ее методом — не реагировал. Юля сделала несколько шагов по ступенькам, на секунду задумалась о чем-то, а Осокин вдруг вспомнил:

— Юль, у меня к тебе просьба. Последи за одной женщиной… — Она обернулась, одна черная тонкая бровь в удивлении приподнялась. — А я послежу за ее сыном.

— Кто она? — поинтересовалась Юля, но не более того.

— Не знаю. Завтра буду ждать тебя в половине восьмого… Ты, Гера, разрешишь? — вдруг вспомнил он, что надо вообще-то спросить разрешения у некоторых.

— А ей можно запретить? — удивился тот.

— Так мне рассчитывать на тебя? — снова обратился Осокин к Юле.

— Конечно, — сказала она, по-родственному чмокнула его в щеку, начала спускаться вниз.

— Подожди меня в машине, — бросил ей в спину Гера. Она не обернулась, ушла. Герасим (таково его полное имя) достал сигарету, закурил. После паузы произнес: — Хм, и это терпит законный муж…

— Перебесится, — сказал в ответ Осокин о Юльке.

— Что ты! Она не бесится. Я даже не знаю, умеет она беситься или нет.

— Потерпи. Ее завоевывать надо, как блокпост.

— Боюсь, мне это не удастся. Не вмешивал бы ты ее в свои дела, Дар.

— Нет никаких дел. — Впервые за время появления Герасима Осокин посмотрел на него. Посмотрел открыто, в глаза. Герасим ценит в нем прямоту.

— Ладно, бывай, — вздохнул Гера.

Хлопнули по рукам, Герасим сбежал по ступенькам.

* * *

Марьяна открыла дверь в половине второго ночи:

— Что так долго, блин?

— Ну, знаешь… — не находил слов Радий. — Думаешь, автогены на каждом углу валяются? Глубокой ночью купить их раз плюнуть, да?

— Достал? — взвизгнула Марьяна. Она поняла по интонации, что автоген есть.

— За бабки у нас все достанешь. Десять тысяч отвалил сторожу, но газа осталось в баллоне немного, учти. А тебе зачем автоген?

— Тащи в дом, — ликовала Марьяна, неуклюже подпрыгивая, ведь как-никак, а она совсем немного отставала от покойного мужа в весе.

Партнеры Фисуна, такие же старые уроды, считают ее красавицей и норовят пощупать, на большее они не способны. Разумеется, она хороша, это на подиумах кости вышагивают, а в постели мужики любят тело. Да и кто видел богатого, престарелого пупсика, женатого на некрасивой кляче? Впрочем, некоторые предпочитают не менять жен, но все равно на сторону бегают, уж Марьяна насмотрелась.

Радий, предприимчивый лидер молодежного движения в городе, внес в кабинет баллон, от которого отходила трубка, а на ее конце болталась какая-то штуковина.

— Чужой! Чужой! — живо отреагировал на появление Радия Бакс.

Радий вздрогнул, Марьяна его успокоила:

— Это попугай. Мы здесь одни.

Пока Радий приводил в готовность аппарат, она нервно курила, поглядывая на часы, ходила вокруг, не представляя, чем помочь.

— Трепалась про мужа? — спросил он.

— Его застрелили, — вдохнула полной грудью дым Марьяна и бешено выдохнула. — У меня на глазах. Выстрела никто не слышал, пистолет был с глушителем. Мой кабан охнул и мешком стал падать. Потом позвонили из больницы, сказали: подох.

— На убитую горем вдову ты не похожа, — подметил Радий.

— Черта с два! — дымила Марьяна, расхаживая взад-вперед. — Фисун — свинья, дерьмо. Чтобы по нему страдать? О боже, за что я свинью оскорбляю?

— Готово, — сказал Радий. Марьяна подлетела к нему, веря в удачу. — Погоди, это не все. Нужна маска… Она закрывает лицо, а в середине сделана прорезь для глаз, застекленная, стекло очень темное. На пламя смотреть нельзя, ослепнешь.

— Почему не купил маску? — рассвирепела Марьяна.

— Сторож не нашел.

— Так… — лихорадочно она начала искать выход. — Очки подойдут?

— Вряд ли.

— Хамелеоны! За двести баксов!

— Хоть за триста. Все равно ослепнешь.

— А двое очков?

Марьяна метнулась в гардероб — специально отведенную комнату для вещей, постельного белья и всего прочего. Принесла несколько штук очков, выбрала самые темные, скрепила дужки резинками и протянула Радию.

— Нет, подруга, — отступил он, улыбаясь. — Хочется быть полноценным, а не закончить жизнь в темноте.

— Ну и пошел к черту! — психанула она, надевая двойные очки. — Покажи, как эта штука работает и отваливай.

— А что ты хочешь приварить? — поинтересовался он.

— Не твое дело.

— Тогда не расскажу.

— Денег не получишь, — пригрозила Марьяна.

— Я знал, что ты аферистка, но я тебе верил. Каюсь, дурак был. Марьяна, резак не любит неумелые ручки. Лучше скажи, что ты хочешь приварить.

— Скорее разварить… — задумчиво уронила она. А вдруг, правда, сама не справится? Она решительно сняла со стены картину. — Сейф хочу вскрыть.

— Сейф! — заорал Бакс. — Резак! Марьяна корова!

— Господи, — закатила она глаза к потолку. — Пошли этому пернатому скоропостижную смерть. Иначе я дуба дам от испуга.

— Марьяна, сейф вскрывать… это уголовщина, — растерялся Радий.

— Слушай, заткнись, — скривилась она, ей вторил попугай: «Заткнись, заткнись!» — Это сейф моего кабана. Значит, то, что в нем есть, мое. Я его настоящая и законная жена.

— В таком случае почему ты сейчас хочешь его вскрыть? Что за спешка?

— Потому что завтра сюда прилетит стая акул…

— Акулы не летают, они плавают, — попытался разбавить шуткой напряженную атмосферу Радий.

–…И эта стая не оставит от меня мокрого места, не говоря уже о том, что не даст даже посмотреть на деньги, которые лежат там. — Ткнула пальцем в сейф она. — Их мне не видать, когда сюда явятся поросята моего кабана. Потом доказывай по нашим продажным судам, что ты имеешь право на мизерную долю кабаньего капитала. Я не желаю тратить здоровье. Пусть они забирают дом, машины, компанию. Авось, подавятся. Я уступаю, но при этом свое заберу наличными. А денег там… Радик, нам их хватит, если, конечно, ты мне сейчас поможешь.

Соблазн велик! Всем известно, что у Фисуна бабок куры не клюют. И лежат они — бабки, не куры, конечно, — так близко. Сейф большой, там их много, наверное, и все в пачках… Руку протяни… Но нет, пока не достанешь. Сначала поработать. Радик надел очки…