Два маленьких обмана

Лиз Карлайл, 2006

Английский аристократ и итальянская оперная дива?! Граф Уинвуд, будучи легкомысленным юношей, посмеялся над мечтами о замужестве своей любовницы, прекрасной Вивианы Атес-сандри. В тот же день она бросила его и уехала. Но граф и понятия не имел, что девушка носит под сердцем его ребенка… Девять лет спустя они вновь встречаются на роскошном обеде. Уинвуд помолвлен с другой, Вивиана – богатая вдова с громким титулом. И оба по-прежнему преисполнены горечи и винят друг друга в былом разрыве. Однако под пеплом обид и взаимных обвинений все еще тлеют угли не умершей до конца страсти – страсти, которая только и ждет, чтобы вновь разгореться в жгучее, неистовое пламя…

Глава 1, в которой лорд Чесли строит грандиозные планы

Осень 1830 года

— Все хорошее когда-нибудь кончается, — проворчал маркиз Девеллин, разглядывая витрину самого дорогого на Пикадилли ювелирного магазина. — Постарайся, мой друг, смотреть на брак как на начало новой жизни, предоставляющей множество возможностей.

— Да, и чертовски много невозможностей, — заметил граф Уинвуд.

— Каких же? — хитро усмехнулся Девеллин.

— Таких, как невозможность устроить Илзу Карлссон в тихом домике в Сохо, что мне давно хотелось сделать.

Девеллин согласно кивнул:

— Трагедия. Хотя Илза стоит дороже, чем ты обычно платишь, старина. В любом случае мы здесь для того, чтобы купить свадебный подарок твоей невесте, не так ли?

Уинвуд указал на браслет с большим красным кабошоном:

— Ну как тебе этот? Пожалуй, мне нравится цвет. Это рубины?

— Боюсь, всего лишь гранаты, — ответил Девеллин. — Так что и не думай: никаких гранатов, никаких талантливых мисс Карлссон. Дешевые камни твоя невеста может и не заметить, но этот дракон, ее тетка, наверняка заметит. И Илзу, ну ее-то нельзя не заметить. Тут должны быть подлинные рубины и настоящая верность.

Лорд Уинвуд болезненно скривился и взялся за дверную ручку:

— Ладно, тогда пойдем. Можем войти и что-нибудь купить.

Звякнул колокольчик, и мужчины вошли в магазин. Приветливая молодая женщина протирала стекла, закрывавшие деревянные ящички. В воздухе висел едкий запах уксуса.

— А, добрый день, милорд, — сказала она, улыбаясь Девеллину как старому знакомому. — А это мистер Хьюитт, если не ошибаюсь? Надеюсь, вы оба в добром здравии?

— Крепки, как пятипенсовик, мадам, — весело ответил маркиз. — Но мистер Хьюитт теперь лорд Уинвуд. И из этого следует, что вы можете взять с него лишнего.

Женщина грубовато рассмеялась.

— Милорд, ну и шутки у вас! Боюсь, муж ушел по делу. Могу я вам помочь, пока он не вернулся?

Уинвуд отвел взгляд от браслета с бриллиантами, на который смотрел невидящими глазами.

— Я хотел бы посмотреть на какие-нибудь драгоценности, — выдавил он. — Может быть, бриллианты? Или… или изумруды?

— Вы должны извинить его за нерешительность, миссис Брэдфорд, — вмешался Девеллин, подмигивая жене ювелира. — Мой друг ищет подарок для весьма особого случая.

Миссис Брэдфорд подняла тонко очерченные брови и вкрадчивым голосом заметила:

— Мы в «Брэдфорд и Барнет» главным образом делаем вещи для особых случаев. Не слышу ли я свадебные колокола?

— Скорее похоронный звон, судя по виду моего друга! — рассмеялся Девеллин. — Это печальная история еще об одном прекрасном и страстном юноше, которого вот-вот выдернут из счастливого пребывания в холостяках и вздернут на священной виселице семейной жизни.

— О, виселица определенно требует дорогих украшений, — проговорила миссис Брэдфорд с серьезным выражением лица. — Вы ищете обручальное кольцо, милорд?

— Нет! — торопливо ответил лорд Уинвуд, вздернув голову, как испуганный олень. — Я хочу сказать… пока еще нет.

— Только подарок на помолвку, — пояснил Девеллин. — Предстоит помолвка, и милорд хочет сделать ее особым событием для невесты. — Он замолчал и тихонько толкнул локтем друга: — Разве я не прав, Куин?

— Именно так. Я хочу чего-нибудь… э… вы понимаете… особенного.

Лицо миссис Брэдфорд озарилось улыбкой, и она двинулась вдоль прилавка вместе с Уинвудом.

— Вы думали о бриллиантах? Но только не кольцо. Может быть, браслет? Или брошь?

— Я думаю, ожерелье, — сказал Уинвуд.

— Да, и очень дорогое, — добавил Девеллин. — Она совсем особенная молодая леди.

Неисправимый циник, Уинвуд начал удивляться, сколько же раз они повторят слово «особенный», пока не покончат с этим утомительным делом. Он питал глубокую и неистребимую ненависть к ювелирным лавкам. А Дев был чертовски настойчив, когда дело касалось этого брака, он как будто подбивал Куина довести дело до конца. Вот и сейчас он тянул его от витрины к витрине, словно подталкивая к женитьбе.

О, черт! Надо что-то выбрать. Что-то особенное, конечно. Но, на взгляд Куина, все выглядело одинаково.

— Вот это, — сказал он, указывая на тяжелую цепь из чеканного золота с большим многогранным куском какого-то голубовато-зеленого камня. — Это не бриллиант, но выглядит очень… впечатляюще.

Девеллин подошел ближе:

— Э… я так не думаю, Куин.

Миссис Брэдфорд слегка нахмурилась.

— А она очень молодая леди, милорд? — спросила она. — И какого цвета у нее глаза?

— Ее глаза… — Уинвуд задумался. — Ну, ее глаза… они вроде как… (Черт возьми! Какие же глаза у мисс Гамильтон?) Их трудно описать, но…

— Зеленые, — вмешался Девеллин. — Она очень маленькая, очень молодая, а глаза у нее холодного зеленого цвета с золотыми искорками. Эта цепь будет давить на нее, как кольчуга, и совершенно не подходит к ее глазам. Я даже начинаю сомневаться, Куин, что ты что-либо соображаешь.

Уинвуд сердито посмотрел на друга:

— Ты забываешь, Дев, что в моей жизни интересы не сводились к рабскому ухаживанию за дорогими, слишком эмоциональными оперными танцовщицами.

— О, конечно, нет, — понизив голос, согласился маркиз. — Женщины, с которыми ты обычно имеешь дело, предпочитают наличные.

Миссис Брэдфорд позволила себе вольность тихо усмехнуться и, покраснев, отвернулась.

Девеллин прокашлялся.

— Ладно, я бы хотел взглянуть на серьги, миссис Брэдфорд. Я задумал, Куин, купить Сидони сапфировые серьги, чтобы она могла носить их с тем платьем, в котором на прошлой неделе была на обеде у мамы. Как ты думаешь?

— Я думаю, тебе следует каждую неделю покупать ей пару серег, — ответил Куин. — Иначе она опомнится и начнет удивляться, зачем вышла за тебя замуж.

Девеллин усмехнулся и заставил миссис Брэдфорд выдвинуть несколько обитых бархатом ящичков, содержимое которых он тщательно изучил. Как заметил Уинвуд, ему действительно хотелось доставить удовольствие своей жене.

Уинвуд же потерял всякий интерес к этому делу. О, он желал сделать приятное мисс Гамильтон. Искренне хотел. Но беда заключалась в том, что он не знал Эсме так хорошо, как любой джентльмен желал бы знать свою невесту. Конечно, он знал, что она красива. И еще что она отличается прагматизмом и прямотой. Он бы не потерпел глупую, жеманную лондонскую мисс или такую, которая скорее обведет мужчину вокруг пальца, чем скажет ему правду прямо в глаза. Видит Бог, этого опыта Куину хватило бы на всю оставшуюся жизнь.

Эсме, конечно, не любила его. Об этом она откровенно сказала Куину. Но любовь не была нужна или даже не привлекала Куина. Они с Эсме сумеют сделать совместную жизнь достаточно терпимой. В этом он не сомневался. С Эсме было так же легко ладить, как и приятно на нее смотреть. Куин с нетерпением ждал, когда она окажется в его постели, и с еще большим нетерпением — когда родит ему ребенка, предпочтительно сына. Мать Куина очень хотела внука.

Смерть отца была преждевременной и неожиданной. Куину еще не было тридцати, и он не имел никакого желания отказаться от беззаботной холостяцкой жизни ради спасения династии Хьюитт от гибели. Однако его мать была в состоянии, близком к панике, хотя ее хорошее воспитание и врожденное владение собой помогали ей это скрывать ото всех, кроме тех, кто хорошо ее знал. Если Куин умрет, не оставив наследника, все перейдет к ужасному кузену Эноку, который — его мать нисколько не преувеличивала — немедленно вышвырнет ее на улицу. Мать Куина стала бы зависима от своего младшего брата лорда Чесли, или ее отправили бы на жительство в Оксфордшир к сестре Куина Элис. А его мать скорее умрет, чем согласится на то или другое.

Поэтому династия должна продолжаться. Они с Эсме намеревались удалиться в Бакингемшир, завести трех или четырех детей и жить более или менее счастливо. Ради этого, убеждал себя Куин, он готов на любые вынужденные жертвы, в их числе — отказаться от Илзы и других холостяцких привычек. Эсме стоила этих жертв. Если бы не она, то на ее месте оказалась бы девушка, выбранная его матерью по своему вкусу.

— Я возьму эти, — услышал Куин голос Девеллина.

Миссис Брэдфорд назвала цену, за которую можно было приобрести в собственность небольшую недвижимость в Чесли. Девеллин не раздумывая согласился и повернулся к Уинвуду:

— А что же ты, Куин? Что ты выбрал для своей шотландской красотки?

— Я еще не решил, — признался Куин. — Думаю, лучше сначала поговорить с леди Таттон. Она знает, что предпочитает ее племянница, не правда ли?

— Или Аласдэр? — предположил Девеллин, когда миссис Брэдфорд исчезла в глубине магазина, чтобы упаковать покупку. — Тебе следует обратиться к Аласдэру и спросить, что, по его мнению, понравится Эсме. Он к ней неравнодушен и знает ее лучше, чем другие. Уверен, он даст тебе наилучший совет.

Уинвуд возмутился. Сэр Аласдэр Маклахлан был одним из их самых беспутных и веселых приятелей, по крайней мере до последнего времени. Теперь, однако, Аласдэр вел себя очень странно. Как и Эсме, Аласдэр был шотландцем. И благодаря какому-то трудно объяснимому происшествию, связанному с новогодним маскарадом, Аласдэр оказался еще и отцом маленькой сестренки Эсме, хотя почти никто об этом не знал. Уинвуд же это знал, и его чертовски раздражало, что Девеллин все время связывал их имена. Чего, черт побери, добивался этот человек?

Где-то в глубине магазина пробили часы.

— Черт бы меня побрал! — воскликнул Девеллин. — Который час? Я опаздываю к чаю на Гросвенор-сквер. Мама оторвет мне голову и подаст ее на самом лучшем позолоченном блюде. Миссис Брэдфорд? Миссис Брэдфорд! Пожалуйста, поскорее.

Жена ювелира поспешно вернулась и протянула маркизу лист бумаги, требующий его подписи. Нацарапав на нем что-то неразборчивое, Девеллин сунул сверток в карман и ободряюще похлопал Уинвуда по плечу.

— Смелее, старина! — сказал он и исчез за дверью.

Миссис Брэдфорд записала покупку Девеллина в расчетную книгу в зеленом суконном переплете.

— Показать вам что-нибудь еще, милорд? — спросила она, без особого интереса взглянув на Уинвуда.

— Нет, благодарю вас, — ответил Куин, водружая шляпу на голову. — Я выясню, что нравится леди, и зайду в другой раз.

Куин вышел в Берлингтонский пассаж и зашагал в сторону шумной Пикадилли. Ветер разносил сухие листья по улице, загнав их даже в сам элегантный пассаж. Был удивительно ясный осенний день, но холодный воздух напоминал о скором приближении зимы.

Остановившись на тротуаре, Уинвуд прищурил глаза от яркого света, ощущая некоторую растерянность. Господи, каким идиотом он чувствовал себя в этой жарко натопленной лавчонке ювелира! Девеллин прав: он не имел дел с женщинами, которым покупают дорогие украшения. Уже давно. И даже когда он однажды купил что-то, то это были рубины.

Куин увидел их и тут же подумал о… Вивиане Алессандри. Насыщенный кроваво-красный цвет рубина всегда был ее олицетворением. Нежная, с чуть заметным оливковым оттенком кожа Вивианы оживляла цвет камня. И Куин выбирал браслет, и брошь, и ожерелье так же тщательно, как Девеллин выбирал сапфировые серьги для своей любимой Сидони.

Но Вивиана неизменно продавала подаренные Куином украшения, безжалостно и расчетливо, чтобы заплатить портнихе или, как он подозревал, оплатить свои карточные долги. Что было, конечно, ее правом как содержанки. Или, более точно, продажной женщины. И когда закончилось это ужасное мучительное положение, Куин дал себе слово, что никогда больше не будет тратить свои душевные силы на выбор подарка, даже какой-нибудь безделушки для женщины. В течение последних девяти лет он не подходил к дверям ювелирной лавки. До сегодняшнего дня.

Куин направился к Грин-парку, но, пройдя несколько шагов, остановился напротив гостиницы «Бат». Роскошная карета с четверкой лошадей подъехала к углу здания, где какой-то джентльмен и дама горячо спорили о чем-то, сопровождая выразительным жестом почти каждое слово. Куин сразу же понял, что это богатые люди и что они иностранцы. О первом ясно свидетельствовала их одежда. А что касалось второго, то англичане, принадлежавшие к высшему обществу, скорее бы умерли, чем позволили вести себя на улице как базарные торговки.

Куин не мог разглядеть лица дамы, но у него возникла странная уверенность, что она потрясающе красива. Джентльмен же был пожилым, сутулым и болезненным на вид. Куин уловил обрывки их разговора. Они говорили по-итальянски или на каком-то другом похожем языке. Подобно неотесанному деревенщине Куин продолжал глазеть на них, хотя и не мог объяснить себе почему.

Из обрывков фраз Куин наконец понял, что являлось предметом спора. Леди хотела, чтобы джентльмен сел в карету. Джентльмен желал идти пешком. Последовало еще несколько более резких слов, и джентльмен, казалось, собрался оставить женщину, однако она замахала руками, признавая свое поражение. Пожилой человек явно колебался. Леди материнским жестом поправила шарф на его шее и засунула концы под пальто. Джентльмен взял в ладони ее лицо, поцеловал в обе щеки и направился в сторону Мейфэра.

Дама оглянулась по сторонам.

Куин внезапно почувствовал, что утратил способность дышать.

Когда-то в детстве он решил перепрыгнуть через ограду, чего ему не разрешалось делать. У его лошади оказалось больше здравого смысла. Куина швырнуло в сторону, и он самым постыдным образом приземлился на траву. Тогда от страха Куин долго не мог отдышаться.

На сей раз этот детский позор длился всего минуту. Ему на смену пришла жгучая ярость. А гордая леди, не удостоив Куина даже взглядом, поднялась по ступеньке в карету и сделала затянутой в перчатку рукой знак трогаться с места.

Позднее, когда Куин размышлял об этом, признался, что видел очень мало. Юбки цвета бургундского, яркие на фоне черного бархата ее развевающейся накидки, черная шляпа, кокетливо сдвинутая набок, широкие черные ленты, завязанные под подбородком, которыми играл легкий ветерок, гордый разворот плеч, резко очерченные черные брови и осанка надменной королевы. Дама садилась в карету с таким видом, как будто ей принадлежал весь мир.

Но что-то изменилось в ее лице. Она выглядела по-другому. Нос… с ним было что-то не так. И все же Куин узнал бы ее везде даже через тысячу лет. Это была Вивиана Алессандри. О да! Куину вдруг стало трудно дышать. Сердце его словно остановилось.

Ближе к вечеру в доме лорда Чесли в аристократической Белгрейвии гулко раздавалось печальное тиканье каминных часов, отстававших минут на десять. «Так-так-так» — стучал маятник, словно отсчитывал свои последние минуты. В гостиной стояла странная тишина. Чесли осторожно отложил в сторону газету и внимательно посмотрел на свою единственную собеседницу.

— Пожалуй, я пойду наверх, Виви, подремлю до обеда, — сказал он, поднимаясь. — Никак не привыкнешь к тяготам путешествий, не правда ли?

Вивиана подняла глаза от кипы набросков и нот и улыбнулась:

— Si, это утомительно, милорд. Вчера даже маленький Николо очень устал. Просто удивительно.

Чесли подошел к окнам, из которых открывался чудесный вид на Хэнс-плейс.

— Чем бы ты хотела заняться сегодня вечером, Виви? — задумчиво спросил он. — Заберем Диглби и поедем на репетицию «Фиделио»? Или… подожди-ка, я знаю, что мы сделаем! Мы свозим детей в Амфитеатр Эстли!

— Но Николо еще так мал…

— Глупости, — ответил Чесли. — Ему там понравится.

Вивиана отодвинула чашку с остывшим чаем. Она дала себе обещание ездить в Лондоне куда-либо только в случае крайней необходимости. Никогда не знаешь, кого ты там встретишь. Но в Эстли? Нет, наверняка никого. Да и путешествие из Венеции в Лондон было долгим.

— Как мило с вашей стороны, Чесли, подумать о моих детях, — ответила Вивиана, вставая. — Но, может быть, нам следует просто провести тихий вечер здесь? Боюсь, папà переутомился от прогулки в Сент-Джеймс-сквер. А сейчас он наверху возится с Николо.

— Ну конечно, моя дорогая, — ответил граф. — Я иногда забываю, что Умберто уже стар.

— Да, он стар, — повторила Вивиана.

Чесли подошел к ней и взял ее руки в свои ладони.

— Виви, моя дорогая, с тобой все в порядке? — спросил он. — Ты кажешься сама не своя последние несколько дней. Это из-за путешествия? Не слишком ли многого я потребовал от тебя, упрашивая приехать в Англию?

Вивиана улыбнулась и пожала Чесли руки.

— Я хотела приехать, — бессовестно солгала она. — Мне нужно было немного побыть вдали от Венеции.

Чесли засмеялся:

— О, в самом деле! Зачем оставаться в Венеции, когда можно провести зиму в Англии! Я уверен, должно быть, все дело в том увлечении. Нет, признайся, Виви. Тебе хотелось помучить своего французского маркиза напрасным ожиданием, не так ли? Бедняга! Как его звали?

— Гаспар.

— Да, увы, бедный Гаспар! — воскликнул Чесли.

— Гаспар стал надоедливым, — усмехнулась Вивиана. — О нем я скучать не буду.

Чесли вдруг посерьезнел:

— Но весна еще далеко, моя дорогая. А в Бакингемшире будет очень холодно в январе. Я чувствую себя немного виноватым, что попросил слишком многого от тебя и синьора Алессандри.

— Вам должно быть известно, Чесли, что я не могу оставлять папà без присмотра, — сказала Вивиана. — И честно говоря, от участия в создании этой оперы он просто помолодел. Думаю, он был не так уж счастлив, отойдя от дел.

Чесли посмотрел на бумаги, разложенные на чайном столике:

— Ну а что ты думаешь, моя дорогая, о либретто молодого Диглби? Оно заинтересует твоего отца?

— Si, я так думаю. В достаточной степени. Но меня кое-что беспокоит.

— И что же это, моя дорогая? Я ценю твое мнение.

— Вот эта часть — «Nel Pomeriggio» — мне она нравится, — ответила Вивиана и, помедлив добавила: — Заглавие наводит на размышления: «После полудня» — заставляет предполагать, какие будут действующие лица, не так ли?

— Да-да, продолжай.

— И надо признать, что в ней есть восхитительно остроумные моменты. Поэтому я думаю, что было бы лучше, если бы подобная премьера состоялась в Париже: возможно, в Комической опере? Но не в «Ла Скала», как хочется, кажется, лорду Диглби.

— Ему больше всего хочется успеха, — сухо заметил Чесли. — Твоя точка зрения вполне обоснованна, моя дорогая. Я объясню ему, как это делается в мире оперы. И еще он хочет, чтобы у Марии было пять арий. Слишком много, как ты думаешь?

— У папà это получится, — убежденно ответила Вивиана. — Но для этой роли вам потребуется сильное сопрано.

Лорд Чесли слегка ущипнул ее за подбородок.

— Я это знаю, дорогая Виви. Ты же не думала, что тебя пригласили просто за твои красивые глаза?

— О нет, я не могу! — горячо запротестовала Вивиана. — О, Чесли, я не могу сделать это для вас. Николо еще слишком мал, а я… я…

— Николо сейчас четыре года, — перебил ее Чесли. — И за все это время ты спела всего лишь в двух постановках.

— Да, но дома, в Венеции. Не в Париже и даже не в Милане.

— А за последние два года вообще ни разу.

Вивиана отвела глаза и смотрела в глубину комнаты. У нее не хватало мужества сказать Чесли правду или поделиться с ним своими опасениями.

— Я должна соблюдать траур, — тихо проговорила она. — Я должна сделать для мужа хотя бы это, не так ли?

Граф энергично затряс головой:

— Не допускай, чтобы твои трубы заржавели, девочка. Кроме того, до постановки еще несколько месяцев.

Вивиана бросила грустный взгляд на либретто:

— Ладно, посмотрим, с чем явится папà. Но уверена: это будет что-то очень талантливое и захватывающее, и мне страшно захочется забросить детей и совершенно забыть о бедном Гаспаре.

— Если хочешь знать мое мнение, то судьба Гаспара уже решена, — сдержанно заметил Чесли. — Но забросить детей? Да никогда в жизни.

В эту минуту со стороны холла донесся страшный шум. Дети с грохотом сбежали по лестнице, оглашая дом звонкими криками. В гостиную в облаке светлых оборок ворвались две маленькие девочки, за которыми следовал синьор Алессандри с восседавшим на его сутулых плечах маленьким мальчиком.

— Papa! — Вивиана вскочила на ноги. — Essere attento!

— О, с ним все в порядке, Вивиана, — поспешил успокоить ее старик.

— В этом я уверена. А с тобой?

— Вперед! Вперед! — кричал мальчик, пришпоривая деда каблуками. — Вперед, Nonno!

«Вперед» было новым словом в лексиконе малыша. Вивиана пыталась рассердиться, но ей это не удалось.

— Vieni qui, Николо! — сказала она, снимая мальчика с плеч отца.

— Мама, у лорда Чесли есть большая свинья! — сообщила младшая из девочек. — Большая, волосатая, но она… она покойница.

— А, это мертвая свинья? — Вивиана взяла Николо на руки и подняла бровь. — И это существо наверху? А я удивлялась, из-за чего такой шум.

— Нет-нет! — засмеялся синьор Алессандри. — Это… как бы сказать… таксидермия. Дикий кабан.

У Чесли был почти смущенный вид.

— Охотничий трофей времен моей юности, — признался он. — С группой молодых людей я ездил в Африку пострелять. Этот кабан был старым, по-моему, и просто умер от шока, увидев стадо глупых бездельников. Но я сделал из него чучело. И некоторое время гордился им.

— Мы катались на нем, мама, — добавила старшая девочка.

— Серилия!

— Она каталась, — подтвердила Фелис. — А я побоялась. У него такие большие желтые зубы.

— Клыки, Фелис, — с видом превосходства поправила девочку сестра. — Это не зубы.

Николо начал беспокойно вертеться, и Вивиана с трудом удерживала его.

Лорд Чесли перехватил ее взгляд и усмехнулся:

— Совсем измучился бедняга, а, Виви?

Вивиана опустила мальчика и виновато посмотрела на графа:

— Простите меня. Дети не привыкли, чтобы их держали в классной комнате. Они будут вести себя лучше, обещаю вам, когда мы доберемся до Хилл-Корта.

— Глупости! — заявил Чесли. — Пусть они бегают по всему дому, прошу тебя.

Вивиана предостерегающе подняла руку:

— О боже, умоляю вас! Мои нервы не выдержат. У вас не останется ни одной приличной конфетницы, если вы предоставите Николо свободу.

Чесли ласково посмотрел на детей:

— Хорошо. Еще несколько дней дела продержат нас в городе, а затем мы уедем. В деревне мы все сможем бегать на свободе.

Какое-то движение на чайном столике привлекло внимание Вивианы. Николо заметил ее остывший чай и схватил чашку севрского фарфора, сделав вид, что собирается выпить чай.

— Нет! — воскликнула она, вырывая чашку из его пухлых пальцев. — Николо, нет!

Мальчик скривил лицо и заплакал. Лорд Чесли мгновенно опустился на одно колено.

— Николо, ты любишь лошадей? — спросил он. — Фелис, Серилия, а вы?

Николо открыл рот.

— Лоши-ди, — повторил он, явно не понимая, о чем речь.

— Я люблю лошадей, — поспешно проговорила Фелис. — У меня скоро будет пони.

— Да, — согласилась Вивиана. — Если будешь хорошо себя вести.

— А я уже знаю, как ездить на лошади, — с гордостью сообщила Серилия.

Чесли сделал изумленное лицо:

— Да, но ты умеешь ездить стоя, Серилия? Без седла?

Девочки смотрели на Чесли широко раскрытыми глазами. Он бросил быстрый взгляд на Вивиану.

— Моя дорогая, думаю, я утвердил наши планы на вечер, — извиняющимся тоном сказал он. — Ты доставишь мне удовольствие?

— Да, конечно, — сумела улыбнуться Вивиана.

Чесли ущипнул Николо за нос и на очень плохом итальянском сказал:

— Послушай, молодой человек, у меня есть для тебя маленький подарок. Ты когда-нибудь слышал о таком месте, которое называется «Амфитеатр Эстли»?