Ты – моё проклятие

Лина Манило, 2019

Когда-то я любила самого лучшего мужчину на свете. Ради него готова была на всё, даже сбежать из дома. Но кто-то сделал выбор за нас, и мы потеряли друг друга, казалось, навсегда. И я думала, что всё осталось в прошлом, но неожиданно Клим вернулся в мою жизнь, чтобы сломать её. В его глазах я – предательница, а мой отец – главный враг. Сейчас Клим совсем другой: обозлившийся и жестокий, его тело покрывают шрамы, а главная цель – отомстить. Но у меня есть тайна, которая связывает нас с Климом намного сильнее, чем ему кажется. И эта тайна изменит всё. Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Клим.

Нечаев, стоявший у тонированного окна, выходящего в небольшой сад внутреннего дворика “Четырёх сезонов”, резко разворачивается в мою сторону. Улыбка стекает с его лица оплывшим гримом, а мне же наоборот весело.

Он бледный, под глазами синяки, а щёки впали. Где же этот лощёный хрен, который так легко ломал людям жизнь просто потому, что ему так захотелось?

Жизнь здорово потрепала его, хотя он и строит всеми силами из себя короля мира. Но в моей папке лежит смертный приговор для его империи, которую он выстраивал так долго и слишком многим пожертвовал, чтобы взлететь под самые облака.

— Что-то ты плохо выглядишь, — говорю, а Нечаев хмурится. — Узнал, надеюсь?

Не дожидаясь приглашения, иду к накрытому белой скатертью столу. Спинным мозгом чувствую негатив, увесистым топором зависший над моей головой. Тяжёлый взгляд впивается в меня отравленными копьями, но мне насрать.

— Клим? — наконец-то «рожает» Нечаев.

— Ага, он самый, — киваю и занимаю место за столом. Мягкое сидение подо мной будто бы кучка тлеющих углей, а взгляд Нечаева пытается проделать во мне дыру. — Рад меня видеть?

Ни хрена он не рад. Особенно тому, что тогда, восемь лет назад, не уложил меня в гроб. Профукал ты, Нечаев, шанс от меня избавиться, теперь поздно.

— Мне кажется, мы тогда… обо всём поговорили.

В наследство от того разговора у меня остались рубцы на спине и испепеляющая жажда мести, но не об этом сейчас.

— Тогда обо всём, но появились новые темы для обсуждения.

— Клим, не знаю, зачем ты снова появился, но я жду здесь одного человека. Очень важная встреча.

Нечаев ещё пытается мне указывать, и это на самом деле даже забавно.

— Ты, Нечаев, важный очень и встречи у тебя очень важные. Но ещё ты знатно отупел за прошедшие годы.

Он вскидывает пегую бровь, выламывает её удивлённой дугой, а я нажимаю маленькую синюю кнопку, вызывая официанта. Мгновение, и услужливая девочка Катя прибегает с меню наперевес.

— Клим Петрович, — щебечет Катя, розовея от радостного смущения видеть перед собой начальство. — Вам как обычно?

Я тут редко появляюсь. Наверное, для них это событие планетарного масштаба. А ну как уволю всех к чертям — мне не трудно.

Киваю, не сводя взгляда с Нечаева, а тот сначала бледнеет, а после покрывается алыми пятнами.

— Да, Катюша, как обычно.

Катя мчится на кухню отдавать заказ, и в кабинке воцаряется тяжёлая и душная тишина.

— Что, не нравится видеть, как всякую падаль на твоих глазах по высшему разряду обслуживают? — интересуюсь, откидываясь на спинку кресла, но Нечаев молчит. — Так с кем там у тебя важная встреча?

— Зачем ты пришёл? — Голос Нечаева, треснувший и глухой, и мне кажется, до него постепенно начинает доходить, что я здесь не просто так нарисовался.

— За твоей трусливой душонкой, Нечаев, я пришёл. Помнишь, я тебе пообещал тогда? Я всегда держу слово.

Мы молчим, смотрим друг другу в глаза, и память оживает, протягивая незримые нити, натягиваясь канатами.

— Много воды утекло, да, Нечаев?

— Что ты хочешь, Клим? — шелестит, а морда такая перекошенная и несчастная, словно вот-вот богу душу отдаст. — У меня мало времени.

— Присядь для начала, — взмахиваю рукой, указывая на кресло напротив, но Нечаев замирает соляным столбом, запихнув ручонки в карманы дорогущих брюк. — Ну, как хочешь.

— А ты изменился, — замечает очевидное, а я пожимаю плечами.

— Твоими молитвами, сука.

Снова вбегает исполнительная Катя и молниеносно расставляет передо мной приборы и тарелки. Секунда и её снова нет.

Лицо Нечаева вытягивается ещё сильнее, хотя его конская рожа и так слишком длинная. Мне нравится изумление в его глазах — только ради него стоило выбраться из личного ада и прийти сюда.

— Итак, вернёмся к началу разговора. У тебя здесь важная встреча. Не с Петровым Игорем Кузьмичом случайно?

Нечаев медленно кивает и всё-таки присаживается напротив и тянется к бокалу с водой.

— Ты такой бледный, ещё инфаркт хватит. Валидол хоть под язык сунь, что ли, — откровенно издеваюсь, видя в глазах Нечаева замешательство, граничащее с ужасом. — Так вот, он не придёт.

— Почему?

— Потому что я выкупил твой долг у него. Я выкупил всю твою жизнь с потрохами. Так что теперь будешь иметь дело со мной. Отличная перспектива, мне кажется.

Я чеканю каждое слово, отбиваю ритм о край голубой тарелки зажатым в руке ножом. Вбиваю их в крышку гроба Нечаева, но он держится отлично — прямо молодец.

— Чего ты грустный такой? — растягиваю губы в безумной улыбке и достаю из папки пару листов. Документы, подтверждающие мои слова. — Всё заложил после сорвавшегося тендера? Думал, перекрутиться, но не вышло. Да, Нечаев?

— Не твоё собачье дело! — рычит и рвётся вперёд.

Но я оказываюсь быстрее: хватаю его одной рукой за горло, приставляя нож к пульсирующей на шее жилке.

— Одно движение и от тебя только лужа крови и мешок с костями останется, — обещаю почти ласково, и Нечаев затихает. — Боишься, да? Правильно делаешь. Вскрою твоё горло, пикнуть не успеешь.

Толкаю его от себя, и он оседает в кресле. Рожа красная, будто её в кипяток окунули, а в глазах злость, смешанная с паникой в равных долях. Открывает и закрывает рот, пытается ослабить узел галстука. Терпеливо жду, когда он справится с шоком и начнёт снова соображать. Пора, упырь ты эдакий привыкать к новой реальности.

— У меня были отличные учителя. Ты — самый лучший. Все твои уроки я запомнил отлично, хоть сейчас экзамен сдавай.

— Зачем тебе это нужно, Клим? — хрипит, а я, как ни в чём не бывало, принимаюсь за нарезку стейка из сёмги. — Бабки понадобились? Или просто месть?

— Бабки у меня есть, мне на них плевать. Они лишь инструмент, не больше.

— И что теперь будет? Как в лихие девяностые на счётчик поставишь? Паяльник достанешь?

Я смеюсь, потому что так дела делал когда-то сам Нечаев, и я сполна прочувствовал на себе его методы.

— Вполне возможно, — говорю, отсмеявшись, — но есть и другой вариант. Ты любишь свои бабки и ещё ты любишь свою дочь. Интересно, что больше?

— Подонок.

— Даже не представляешь, какой я подонок, — киваю и бросаю в рот кусочек стейка, но вкуса не чувствую. С таким же успехом я мог жевать кусок картона. — Итак, даю тебе срок до утра, уяснил? Думай, Нечаев, думай. Выбор всегда есть.

— Ты не посмеешь, — выдыхает, а я киваю, доедая стейк.

— Ещё как посмею. Мне нужна Маша, тебе — твои бабки и сраная империя. Поверь, я такие проценты прикручу, вовек не расплатишься. С голой жопой по миру пойдёшь. А будешь хорошим мальчиком, не будешь глупить, погасить долг, и заживёшь спокойно.

— То есть моя дочь в обмен на возможность погасить долг?

— Именно.

— Но как ты себе это представляешь? — нервничает и вскакивает на ноги. Меряет шагами маленькую кабинку, а я беру в руки бокал с виски. — Она же живой человек! Она моя дочь!

— Надо было лучше думать, когда ты всё закладывал. Сейчас либо утром на мой счёт поступает вся сумма с процентами — она обозначена в документах, ознакомься на досуге. Либо я забираю себе Машу. Выбор за тобой.

— Клим, дай мне хотя бы сутки!

— Ночь. Одна единственная ночь. В восемь утра твоя жизнь превратится в гнилую тыкву.

Я поднимаюсь на ноги, но прежде чем уйти говорю:

— Ты слишком многое мне задолжал. Пришла пора возвращать.

— Клим, твои родители сами виноваты. Но я не убивал их. Слышишь меня? Не убивал!

Его слова бьют меня розгами прямо по сердцу, и я сжимаю кулаки, готовый разбить его тупую башку. Не знаю, каким чудом удаётся сдержаться и не убить его. Вместо этого говорю:

— Если ты ещё раз, гнида, ещё хоть один раз о них заикнёшься, я заставлю тебя сожрать свой язык, а член свиньям скормлю. Кстати, документы оформлены на совесть, потому не выйдет меня кинуть.

Нечаев молчит, тяжело дыша, и я впитываю его страх, кайфуя от этого ощущения. И уже, дойдя до двери, поворачиваюсь к Нечаеву и заглядываю в самые ненавистные глаза на свете.

— И да, приятель, без глупостей. У меня плохое чувство юмора, отличная охрана и рефлексы. Восемь утра, Нечаев, запомни. Номер моего телефона в папке. Жду.

В гробовой тишине я покидаю кабинет Нечаева, зная наперёд всё, что будет дальше.