Прячем лица в дыму

Лина Николаева, 2022

Когда-то смешной рыжий мальчишка видел в брате своего бога. Он вверил ему жизнь и согласился на эксперимент. Тогда мальчишка не знал, что боги жестоки, а предать может любой.Несколько лет прожив под надзором тюремщиков в белых халатах, он бежал от них, от боли, от воспоминаний. Чтобы отомстить, он взялся за невыполнимое дело и согласился впустить в свою жизнь то, что так старались уничтожить в нём – магию. Но ценой этого стал сам город.

7. Эй, братик, все переживем, ясно?

С трудом разлепив глаза, Раз потер их. Все тело затекло. Он медленно поднялся с пола и потянулся до хруста костей.

Феб, опустив голову на грудь, спал на стуле рядом с койкой Рены. Раз склонился над девушкой. Совсем бледная, но дыхание успокоилось и стало глубоким. Он взял ее за руку, переплетая пальцы со своими. Какая же холодная!

Раз поправил тонкое одеяло, добежал до каюты, где должен был ночевать, сдернул с койки покрывало и, вернувшись к Рене, накрыл ее, затем толкнул Феба. Парень резко вздрогнул и непонимающим взглядом уставился в ответ.

— Осмотри ее, все в порядке? Давай же! — Раз хлопнул Феба по плечу и отошел в сторону.

Тот медленно выпрямился, уперев руки в поясницу, и простонал.

— Я просыпался час назад, все хорошо. А ты бы шел к себе и отдохнул нормально. В Норте будет не легче, ты нам нужен сильным и здоровым.

— Сильным, — протянул Раз. — Феб, может, мне увеличить дозу?

Тот склонился над Реной, но услышав это, вздрогнул и обернулся с недоуменным видом.

— Зачем? Магия возвращается?

— Нет. Мне нужны побочные эффекты, — Раз изобразил улыбку, но это была самая неискренняя улыбка из всех возможных. Он чувствовал себя паршиво, настолько, что на языке вертелись слова: «Как кусок дерьма».

— Раз, — Феб покачал головой. — тебе стоит радоваться. Магия под контролем, а ты можешь быть по-настоящему живым и чувствовать — что еще нужно?

Парень вплотную подошел к Фебу. Тот был выше, шире в плечах, старше, но Раз все равно чувствовал себя взрослее и больше его.

— Что ты знаешь о силе? — Раз спросил громче, чем нужно, и сразу перешел на шепот, чтобы не потревожить Рену. — В больнице этих одаренных было столько, и от каждого я слышал: магия не рождается из таланта, магия рождается из боли. Вот знаешь, сколько у меня этой боли? Если я продолжу в том же духе, сила вернется. Во мне слишком много…

Раз махнул рукой. Да и что тут объяснять? Она питается эмоциями. Нет чувств, нет магии, нет боли — это единая цепочка.

Феб вздохнул:

— Да, я разбираюсь в магии. Твои таблетки были созданы не на пустом месте, я многое читал и со многими говорил. Их количество не повлияет на магию — она уже не вырвется. А вот на тебя повлияет. Даже лишний миллиграмм приведет к тому, что ты напрочь потеряешь чувства и весь здравый рассудок. Превратишься просто в кусок мяса на двух ногах. Ты этого хочешь?

Раз потер виски. Нет, рассудок ему тоже нужен. Может, он был неправ, магия уже не вернется, что бы он не испытывал? Нет, неверный вопрос. Может, он был неправ, говоря, что не хочет снова чувствовать боль — на самом деле он просто не хотел чувствовать?

Парень посмотрел на Рену. Девушка мирно дремала, прижав одну руку к щеке. Страх за нее вчера прорвался через все засовы, а ярость уже стоила того, что они лишились «языка». А до этого, когда снова прозвучало то проклятое имя, с ума едва не свела ненависть.

Да, он безумно, безумно хотел забыть обо всем, сбежать от самого себя — не человека, а какого-то безобразного чудовища, плененного страхом и жестокостью. И уже неважно, создали это чудовище годы в больницы, или оно всегда таилось внутри. Оно жило, и Раз не мог ни убить его, ни поладить с ним.

— Феб, а если перестать принимать таблетки, что произойдет?

— Будет очень больно, Раз. Ты когда-то видел, как проходит ломка у наркоманов? Мои родители были такими. Мать дважды пыталась убить себя, лишь бы прекратить боль. Отца всего выворачивало, и он вновь и вновь бился головой об стену, до крови, до потери сознания. Представляешь, как это? Вот тебе будет еще хуже.

Раз так крепко сжал руку в кулак, что кисть свело. Да, он знал, что такое ломка, но все равно спрашивал. Это была худшая боль, и пусть тот, кто считал, что душевные муки хуже телесных, переживет ее. Посмотрим, что тогда скажет.

— Твой организм не просто запросит новую таблетку, магия прорвется и болью возьмет за каждый день, что ты не пользовался ею. И сама она превратится в огромную разрушающую силу. Это как сломать плотину — река не польется ручейками, а мощным потоком обрушится на город. И чувства, Раз. Вырвется все, что было упрятано на три года.

Раз медленно провел рукой по лицу. Он сам подписал себе этот приговор. И как правильно: принять боль, но научиться ладить со своими чувствами и воспоминаниями, или же избавиться от всего — он не знал.

— Мы можем попробовать постепенно уменьшить дозу, так организму будет легче справиться с ломкой.

— Я подумаю, — буркнул Раз. — Осмотри Рену, это главное.

— Так это для тебя главное, правда? — переспросил Феб. — Я вижу, как вы с Найдером ухмыляетесь на мои слова, но я все равно скажу тебе. Самая сложная борьба — с самим собой. В нашей голове происходят такие жестокие, кровавые битвы. Это целая война, и перед каждым стоит тот же выбор, что перед настоящей армией: сдаться, сбежать или смело выступить. Но как показывает история, награда за победу всегда велика. Особенно над таким серьезным противником. У тебя ведь есть силы, чтобы бороться.

Раз скрестил руки:

— Спасибо, конечно, но ты просто заткнись и осмотри Рену.

Он вышел, вернулся в свою каюту и зажег лампу. Отвернувшись, Найдер сопел. Трость аккуратно стояла в углу.

Раз подошел к овальному зеркалу на стене. Посередине прошла трещина, и из-за нее и неровного света лицо казалось нечеловеческим, каким-то чудовищным даже. А может, по другой причине? Он достал из кармана футляр и нажал на резной край. Тот поддался, открывая металлические внутренности с ровными рядами круглых белых таблеток.

Одну, как всегда? Или больше? А может, отказаться вовсе?

Раз снова взглянул в зеркало, а затем достал таблетку. Надо покормить чудовище, чтобы взамен оно съело боль и воспоминания.

Корабль причалил у длинной каменной пристани. Несмотря на ранний час, Норт встретил шумом: лошади подвозили груженые тележки и повозки, грузчики разгружали их и загружали товары в трюмы, матросы ругались и спорили — и друг с другом, и с капитаном, и с прохожими.

Над пристанью стелился туман, но даже через него виднелись огни и дым фабрик. Ветер доносил с них резкий химический запах, и воздух в городе казался более плотным, чем в Кионе.

Найдер, Раз и Джо выстроились в одну линию и пялились на город, еще не успев спуститься с корабля.

— Неужели кому-то здесь нравится? — девушка скривила лицо от отвращения.

— Это портовый район, они всегда уродливые, — ответил Найдер. — Там, — он указал рукой на огни. — Промышленная часть. Весь запад города — сплошные крики, дым и копоть. Если бы из Холодного моря мы немного проплыли по Лнорте, то увидели другой Норт. Говорят, у него самая красивая набережная на всем западе Арлии.

— А почему мы тогда не проплыли?

— Лнорта замерзает зимой. Корабли по ней ходят только летом, пассажирские, чтобы приезжие видели «красивый» Норт. Грузовые остаются здесь.

— А почему река замерзает, а море — нет?

Найдер пожал плечами:

— Не знаю.

— Из-за уровня соли, — Раз подал голос. — У пресной воды температура замерзания всегда выше, чем у соленой. Также в Холодное море воды несет теплое Ленское течение.

«Один, два, три, четыре, пять…» — он досчитал до десяти. Эти дурацкие факты рассказал Лаэрт. Пришел тогда с учебником по географии и, пока учил урок, чуть ли не все пересказал младшему брату, чтобы лучше запомнилось, а тот и рад был слушать.

И Лаэрт мог находиться где-то в Норте. Искать его, что иголку в стоге сена, но это ничего. Раз был упрямым. Хотя нет, не так. Он был терпеливым — терпеть его хорошо научили за три года. И уж он-то найдет брата, сколько бы ни понадобилось еще вытерпеть.

— Кто-кто?

Раз с таким наслаждением задумался о том, как увидит Лаэрта, как рассказывает ему, что перестал слушать разговор.

— Юрико. Дядя Найтиры, неужели не помнишь? Он два года как живет в Норте, мы остановимся у него.

— Не-а, не помню. И когда ты все успел, а, Най? — в голосе Джо послышалось восхищение. — Наверное, Великий Отец благоволит тебе, — девушка улыбнулась так, что было неясно: то ли она всерьез, то ли издевается над братом.

— Нам благоволит телеграф.

— Одно другому не мешает!

Джо потянулась в карман за пирожком, завернутым в промасленную бумагу. Она принялась жевать, на лице появилась выражение настоящего блаженства.

Раз вздохнул. Найдер по-прежнему был на шаг впереди и думал обо всем загодя, Джо не переставала есть, дразниться и вспоминать свои присказки. Раз поймал себя на мысли, что он нуждается хоть в чем-то, что не изменилось бы. Хотя лучше бы это было прежнее спокойное состояние, конечно.

Комната больше напоминала мозаику. Стены и пол украшали тяжелые красные ковры с зеленым цветочным узором. Три стены занимали низкие деревянные кровати, застеленные столь же яркими покрывалами. Рядом с четвертой стояли комод и высокий шкаф со стеклянными дверцами, за которыми пряталась золоченая посуда. В коробке в углу лежали старые детские игрушки.

— Неплохо, — сказал Феб, присаживаясь на кровать и кладя котомку с вещами на пол. Голос парня так и выдавал его сомнение.

— А ты сильно лучше жил, пока не остановился в «Вольном ветре»?

Оша выпрямился, озлобленно глянув на парня. Видимо, опять почувствовал немую издевку над тем, как жил его народ.

Этот Юрико — то ли родственник, то ли друг отца Найдера — оставил кочевую жизнь и вместе с семьей завел хозяйство на окраине Норта. На севере целый квартал принадлежал таким же отщепенцам, которые строили дома, не имея права на землю, и кое-как выживали.

Все вокруг: кричащие яркие цвета, облупленная позолота, старая мебель, целая стайка шумных детей — вызывало желание поскорее сбежать. И все же Юрико, отнесшись ко всем, как к своим, встретил их, накормил и предложил помощь, а это стоило многого.

— Ну, слуги у нас были, а дом обставляли по моде, — протянул Феб и резко замолчал, натолкнувшись на яростный взгляд Найдера.

Не поднимая головы, Раз продолжил раскладывать вещи, но задумался о судьбе Феба. О нем он, собственно, знал немногое. Во-первых, что парень разбирался в химии и медицине. Во-вторых, что его родители были наркоманами. В-третьих, что это были небедные наркоманы. Две факта из трех он услышал сегодня.

— Так и катись к своим слугам, Феб. Тебя здесь никто не держит.

— Найдер, я не хотел ничего… — парень смутился, но оша уже вышел из комнаты.

Когда хлипкая дверь с ударом закрылась, Феб с чувством воскликнул:

— Да что же он такой гордый и упрямый! Я просто вспомнил!

Раз ухмыльнулся, продолжая перебирать вещи:

— Выругайся, если хочешь. Назвать Найдера куском дерьма — это нормально.

— Почему ты так говоришь, он ведь тебе друг больше, чем мне? — удивился Феб. — Нельзя так о друзьях.

— Друзьям как раз можно. А вот если чужие скажут плохое, надо заставить их взять свои слова назад.

Смутившись, Феб отвернулся к своей кровати.

Закончив с вещами, Раз вышел из комнаты. Он с минуту простоял под дверью, из-за которой слышались голоса: слабый — Рены и веселый — Джо, но так и не заглянул к ним. Ну а заглянет, и что? Спросить, как Рена себя чувствовала? Глупо. Признаться, как боялся за нее? И сделать еще хуже! Или попросить, чтобы она отстала от него, чтобы чувства было легче запереть? Так не отстанет же. Да и не хотелось это говорить.

На улице не прекращался снег, и все вокруг белело. Через двор тянулось несколько протоптанных дорожек, но их почти замело. Зимы в Норте были снежными и холодными, и город поспешил доказать это гостям.

Найдер стоял в небрежно накинутой на плечи куртке рядом с Юрико. Высокий кучерявый оша кутался в тяжелую меховую шубу и увлеченно говорил. У его ног крутились две рыжие курицы.

–… еще корова была, да летом померла, пока рожала. Зато теленок крепкий, продам его скоро.

Не ответив, Найдер повернулся к Разу. Юрико понимающим взглядом посмотрел на них и торопливо произнес:

— Пойду я, надо Доринку найти.

Обе курицы с кудахтаньем пошли за ним следом, как слуги — за вельможей. Не успел Юрико отойти, как Найдер уже спросил:

— Что, тоже здесь не нравится?

— Заткнись, а? Я хоть раз говорил что-то? Если бы не ты, мы бы до сих пор слонялись по Норту в поисках гостиницы, я это понимаю. Сам знаешь, как здесь относятся к кионцам. И что бы тогда было с Реной?

— Да мне и самому здесь тяжело, — признался Найдер со вздохом. — Я ведь никогда не жил, как оша. Я бы с ума сошел, если бы мне пришлось вести хозяйство. А от пятерых детей сам в петлю полез!

— Большая семья — это хорошо, Най. Если это настоящая семья, конечно.

«Не как моя», — добавил Раз.

— Знаю, знаю. Но плодиться в нищете? Я хочу хорошей жизни, и для себя, и для своих детей.

Они стояли в молчании, пока тишину не нарушил лай. Огромная собака стрелой пронеслась по двору и бросилась к калитке. Лохматый мальчишка в рваной куртке и с синяком на скуле замер на пороге с грозным видом.

— А вы кто? — звонким голосом крикнул он.

Оша шагнул к нему:

— Я — Найдер. Юрико принял нас на пару дней. Тетку Найтиру знаешь? Вот мы от нее.

— Ясно, — буркнул мальчишка.

— А с тобой что?

Найдер наклонился к нему, разглядывая синяк. Парень отвернулся и проворчал:

— Отстань, это мое дело.

— О, — протянул Найдер. — Знаю я этот тон и взгляд. Чертовы нортийцы, да?

— А тебя что, тоже?..

Найдер рассмеялся — даже смех от него было слышать непривычно, обычно парень лишь ухмылялся, а уж такой тихий и мелодичный и подавно.

— И не только они, весь чертов мир. Но ты же знаешь, когда кусают — надо кусаться в ответ, а когда бьют — тоже заносить руку для удара?

— Знаю, — мальчик опять насупился. — Но они все равно не отстают! Как доказать другим, что я не хуже?

Найдер обернулся на Раза, точно уже успел забыть, что друг стоит рядом. Тот подумал, а сам оша верил, что сумел доказать? Наверное, нет, иначе бы он не научился кусать не то что в ответ — делать это первым.

Оша потрепал мальчишку по голове.

— Эй, братик, все переживем, ясно? Забыл, что ли, как у нас говорят: если держишь шаг, любую гору перейдешь. Иди-ка к матери, пусть помажет синяк какой-то лечебной дрянью, а вечером мы с тобой поболтаем, идет?

Когда мальчик скрылся в доме, Раз улыбнулся:

— Я не понял, ты ладишь с детьми или нет? Так разговаривать с ними не принято.

— Да плевать, как принято. Я сказал то, что сам хотел услышать в детстве. Но отец учил защищать себя словами, а не кулаками. Не понял он, что в этом чертовом Кионе слов не понимают — только дело. И в Норте тоже.

Помолчав, оша спросил:

— Ну что, Раз, делать будем? Рена говорила, что Адван ехал сюда к дяде. Я не знаю, как найти человека в незнакомом городе — вернее, как сделать это быстро, — он вздохнул. — Вот черт, Рена нам нужнее, чем я всегда говорил, — на лице появилась невеселая улыбка.

Раз достал из кармана сигареты. Дым приятно согрел внутренности. Несколько раз затянувшись, он ответил:

— Оставь это мне.

Дядя Лаэрта Адвана. Его собственный дядя, Тикан Адван. Старше отца на десять лет, они никогда не были дружны, но поддерживали иллюзию семьи. Когда Разу было семь, он даже ездил с папой в Норт к этому самому дяде — от того путешествия в воспоминаниях остались долгая дорога да холодные улицы города. После смерти отца дядя не напоминал о себе, но, видимо, Лаэрт поддерживал с ним связь. Ну да, два ублюдка всегда найдут общий язык.

— Тебе? — удивился Найдер. — Эй, Раз, может, расскажешь?

— Нечего рассказывать, — сухо откликнулся парень.

О больнице и побеге Найдер слышал, а кто его туда засунул, вовсе не обязательно ему знать. Конечно, когда-то он расскажет, но… Просто не сейчас. Впрочем, оша наверняка о многом догадывался. Ну вот и хватит с него этих догадок.

— И что ты мне предлагаешь, просто ждать, пока ты кого-то там и что-то там найдешь?

Найдер с хмурым лицом посмотрел на собаку, бегающую по двору кругами. Заметив это, пес подбежал к оша, поднялся и, положив передние лапы ему на плечи, лизнул прямо в лицо.

— Отдохни, Най. Ты здесь свой. А я пока поработаю, уступи место мне.

— Нет уж, — Найдер потрепал собаку по голове и сделал шаг назад. — Чтобы по-настоящему стать своим хоть где-то, мне и надо работать. Ты иди по делам, а я пойду по своим. Если знаешь где, ищи, хорошо. А я пока разузнаю, что происходит в городе и кто нам поможет — помощь понадобится, в этом я уверен.

Собака подошла к Разу и замерла напротив, заглядывая в глаза. Она постояла так немного, настороженно принюхалась и отошла. Он сжал в кармане футляр с таблетками. Что, даже животные чувствовали, что с ним что-то не так? А может, вовсе не чувствовали в нем человека? Ну ладно.

— У тебя есть деньги? — спросил Найдер.

Раз кивнул.

— Хорошо. Тогда увидимся вечером. И попробуй только не узнать ничего. Ты пока будешь за Рену, ясно? Сам же вызвался.

Парень с ухмылкой пригладил черные волосы. На секунду в окне мелькнул мальчик-оша с такими же волосами, такой же смуглой кожей и носом с горбинкой — Разу даже показалось, что это Найдер и был.

А, с таким делом уже ничему удивляться не стоит. И лучше даже не загадывать, что дальше. Все равно жизнь еще собьет с ног и не даст так просто подняться. Вероятность этого была всеми ста процентами — хотя Раз и без расчетов знал, что дальше дело станет лишь запутаннее. Но Найдер прав: «Все переживем».

Он ответил с такой же ухмылкой:

— Ладно, но в следующий раз поменяемся.

Ухмылка тут же сникла — сказав, парень понял, что следующего быть не должно. Рена выздоровеет и вернется в команду: снова будет искать и узнавать, помогать в побегах и драках, а еще ворчать на них, надоедать размышлениями о том, как правильно, и повторять свою любимую присказку про бедовых мальчишек. Да, никакого следующего раза.

— Эй, идите обедать! — из окна высунулась Джо, с левого бока выглянула младшая дочь Юрико, с правого — другая, постарше.

— Сейчас, — крикнул Найдер в ответ.

Зайдя в дом следом, Раз достал из кармана кости — выпала восьмерка. Она была мягкой, спокойной. В Кионе восьмерку называли «семейной». Наверное, потому что она соответствовала знаку бесконечности. Раз со вздохом сунул кости назад. Вот и ему пора встретиться с семьей. Не зря выпала восьмерка, не зря.

Стянув шапку, Раз с удовольствием подставил лицо снегу. Это был настоящий снег: крупные хлопья медленно опускались на землю и не таяли, превращая улицы в сплошное белое полотно — а не та противная крошка, которая сыпалась с неба в Кионе.

Раз мотнул головой и поспешил надеть шапку назад, потер руки, пытаясь согреть, и поглубже засунул в карманы. Тогда, в детстве приехав в Норт, он только ныл отцу из-за холода и скорее просился домой, а сейчас мороз приносил настоящее удовольствие — вернее, отрезвлял и очищал голову от всех глупых ненужных мыслей, которые посмели пробраться внутрь.

Он бодрым шагом шел по улицам. Город по горизонтали делила Лнорта, по вертикали — длинная парковая полоса, отделявшая промышленную часть от исторической, торговой и жилой. Если смотреть на карту, Норт делился на четыре ровных квадрата. А четыре — хорошее число, хоть оно и совсем не подходило ему. Тот, скорее, был единицей: бывшая столица, военный и промышленный центр, город твердых упрямых людей, помешанных на роде и чести.

Рена, нортийка, точно не была предназначена для такого города. Как и Раз — для Киона. Поэтому когда-то они мечтали вместе уехать и отправиться в путешествие. Ну, доплыли до Норта вот — домечтались.

Парень зацепился взглядом за название: «Улица адмирала Кирдагана 1». В начале стоял бюст героя — кажется, кто-то из времен революции, — над ним трепетал нортийский флаг: сокол, стремящийся к серебряному полумесяцу. Раз обогнул его и свернул в жилой район. Он на ходу достал карту города, сверился и быстро убрал бумагу, спеша снова спрятать руки от колючего мороза.

Дом, где он останавливался в детстве с отцом, был единственной зацепкой. Да, дядя мог уже десять раз переехать, а может, вовсе покинуть Норт или даже умереть — и мало ли что там сказали Рене про замыслы Лаэрта. Но Раз чувствовал себя готовым хоть весь город исходить и каждого лично спросить про Тикана Адвана — тот попадется к нему в руки, а следом и братец.

Раз остановился в начале улицы, оглядывая два ряда невысоких особнячков, выкрашенных светло-синей краской. «Улица 27 декабря» — и здесь все про эту революцию. Холода привели к недостатку продовольствия и дров, город поднялся против властей — двадцать седьмого декабря, которое затем стали отмечать, как День зимы.

Раз сделал несколько шагов по улице. Он не помнил номер, не помнил, даже с какой стороны стоял дом. Все они походили друга на друга, как один — идеальная улица для тех, кто не хочет выделяться. Ну или пытается спрятаться.

— Ладно, — сам себе сказал Раз, пробрался через сугробы к двери первого дома и покрутил ручку звонка.

Служанка в чепце открыла в течение минуты.

— Добрый день, — как можно более спокойно и чинно начал Раз. — Я ищу дом дана Адвана, могли бы вы подсказать мне, где он живет?

Он сжал ладони на уровни груди, показываю уважение, затем снял шапку и улыбнулся девушке. Она отшатнулась — наверное, переборщил с попыткой изобразить добродушие. Ладно, если уговоры не сработают, есть еще деньги. Если и они не помогут — угрозы. Револьверу обычно удавалось разговорить людей лучше всяких улыбок.

— Извините, я не знаю, — пискнула служанка, пытаясь закрыть дверь. Раз подставил ногу и втиснулся в коридор.

— Подумайте, пожалуйста, дана. Для меня это очень важно.

— Кима, кто пришел? — раздался скрипучий голос старухи.

— Ошиблись! — равнодушно откликнулась девушка, а затем пугливо зашептала:

— Вам лучше уйти. Я не знаю, где живет дан Адван. Правда! Уйдите, пожалуйста.

Наверное, та старуха — вдова, без детей и внуков, при ней молоденькая служанка. Живут вдвоем, не выходят в свет, даже гостей не принимают. И тут он, с неясными вопросами и гримасами. Будут еще год вспоминать незваного гостя — вернее, рассказывать, как ужасный грабитель или даже убийца ворвался к ним в дом.

— Уходите! — настойчивее сказала девушка. — Мы ничего не знаем!

Раз достал из кармана револьвер и наставил ей на грудь. Деньги с такой не помогут. Жаль, но да ладно.

Кима задрожала, побледнела и что-то неразборчиво пискнула. Казалось, она вот-вот потеряет сознание.

— Номер, — ледяным голосом повторил Раз.

— Тридцать восемь, — заикаясь, ответила служанка.

— Спасибо. За домом будут следить. Если попытаетесь кого-то позвать, я вернусь, — он наклонился к девушке и шепнул на ухо: — за тобой.

Быстро развернувшись, Раз зашагал через сугробы. Вслед донесся хлопок двери, и даже через нее слышался возбужденный голос Кимы. Конечно, обе женщины не заслуживали такого обращения. Но он ведь сначала попросил вежливо. Будет им урок, что не следует открывать чужакам.

Тридцать восьмой стоял предпоследним в ряду. К нему вела чистая, ухоженная дорожка, перед окнами росло несколько кустов — таких же, как у других домов, даже в том же количестве.

Он позвонил первый раз, второй — открыли только на третий. Лощеный слуга в ливрее свысока посмотрел и холодно произнес:

— Слушаю вас.

— Добрый день, — больше Раз не стал пытаться притвориться — все равно не умел. — У меня личное дело к дану Адвану. Он дома?

— Позвольте узнать ваше имя, дан, — слуга голосом выделил последнее слово.

— Киртар Ламик, — Раз сказал первое, что пришло на ум. — Я приехал из Киона по поручению к дану Адвану.

— Могу ли я узнать цель вашего визита? — мужчина говорил с нарочитой медлительностью. — Что мне передать дану Адвану?

Руки так и чесались, чтобы ударить по этой самодовольной физиономии. Прислуживал старику-ученому, а говорил и держался так, словно ходил в подручных самого короля.

— Мой вопрос требует личной встречи. Известите ли вы о моем приходе?

Слуга, поджав губы, пренебрежительно бросил:

— Дан Адван в отъезде. Напишите письмо, он назначит вам встречу.

— Когда он вернется?

— Дан Ламик, напишите письмо, если вопрос действительно не терпит отлагательств, вам будет назначена встреча в самое ближайшее время.

Раз вздохнул, затем резким движением выхватил из кармана револьвер.

— Я спрашиваю, когда вернется дан Адван?

— Улицу патрулируют кадеты. Лучше убирайтесь.

Сделав шаг в дом, Раз уперся револьвером в тощую грудь слуги.

— За нападение вам грозит тюрьма.

Раз снова промолчал.

— Я ничего не скажу, — взвизгнул мужчина. — Делайте что хотите!

Раз легонько ударил его дулом под подбородок.

— Пасть закрыл, выдохнул, а затем ответил: когда вернется дан Адван?

Слуга выпучил глаза, как рыба, выброшенная на берег. Он открыл и закрыл рот, жадно хватанул воздух и просипел:

— На День зимы.

Послезавтра, значит. Хорошо. Хотя бы так.

— Где он сейчас?

Губы скривились, казалось, с них вот-вот слетит проклятье или брань, но смелости не хватило — слуга покорно кивнул и ответил:

— В предместьях Норта на охоте.

А старик-то еще бодрый. Сколько ему, около пятидесяти? Уже тогда, в детстве, Тикан Адван казался старым — то ли из-за седеющих волос, то ли из-за брюха. Хотя он имел живой нрав и никогда не отказывался от интересного досуга — даже сухого отца смог расшевелить и поводить по злачным местам Норта.

— Во сколько он вернется?

— Вероятно… — на лице появилась гримаса.

Раз снова стукнул его револьвером под подбородок.

— Без «вероятно». Надо точно и по делу.

— Дан Адван, — слуга повыше задрал голову. — не планировал заезжать, после охоты он сразу поедет к дану Шейкару на День зимы.

Раз свободной рукой сжал в кармане игральные кости. У них есть как минимум три варианта. Первый — перехватить дядю до начала праздника, второй — во время, третий — после. А как показывала практика, чем больше людей вокруг, тем легче провернуть дело. Второй вариант? Но как пробраться в дом? Вернее, как получить приглашение в чужом городе, где из знакомых — лишь оша со своей семьей?

Ладно, и это не будет проблемой. Времени хватит, чтобы спланировать вечер. Найдер поможет. «Все переживем», — вспомнились его слова, сказанные мальчишке. А это — ерунда, о том, что встреча откладывается, переживать не стоило.

— Ну? — скомкано спросил мужчина.

— Гну, — буркнул Раз. — Смотри не болтай, — он оценивающе глянул на слугу. — Для верности за ней следят.

На вид ему было лет тридцать. Идеальный возраст: у него могла быть и мать, и сестра, и жена, и дочь — и пусть гадает, о ком речь.

Слуга дернулся, но промолчал, только губы опять скривил. Раз задержался взглядом на его худом лице. Было в нем что-то от брата: то ли тот же цвет волос, то ли он также хмурился. А может, просто был таким же ублюдком.

Крутанув в руке револьвер, Раз ударил слугу по лицу рукояткой и сразу зашагал по улице. Хотелось, чтобы на месте слуги был Лаэрт. Ничего, скоро так и будет, и боль тот переживет куда большую.

Раз сорвал с головы шапку, подставляя лицо снегу, и начал считать: «Тысяча пятьдесят, тысяча пятьдесят один, тысяча пятьдесят два…»