Кот из бездны. Антиутопия

Любовь Сушко

Антиутопия — конец света наступил, когда в усадьбе сожгли библиотеку, но какое-то время нам всем еще удавалосьжить и даже творить. А вот о том, как мы все вольно или невольно убивали нашу словесность и литературу вам расскажет кот Баюн и и все, кого он встретил на своем пути. Эпоху Пушкина и Блока сменили темные, жуткие времена

© Любовь Сушко, 2024

ISBN 978-5-0062-6578-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Никогда не писала антиутопий, всегда они получались все-таки утопиями в финале, когда объявили конкурс, вот и подумалось, а не замахнуться ли на этот странный жанр.

И было для антиутопии несколько предпосылок. Хотя все начиналось с кота, наследственного кота, изъятого мной лично по требованию издателей из всех произведений, а черного кота было много в самых разных текстах, пробрался он туда, прижился, и уходить не собирался.

.Простится ли такое? Но конечно, ни один кот виноват, нечего на кота пенять, когда все мы стоим на краю пропасти. Кот стал только последней каплей, переполнившей ту самую чашу. Остались мы без царя, без адмирала, без знаменитого поэта, расстрелянного в августе 1921 года, с разрушенной до основания литературой, которая уже и не ладан-то не дышит. Не воскресить мёртвую царевну поцелуем, не разбудить. Вот и летит все в бездну в ужасном 21 веке, какая там утопия.

А потом приснился А.С.Пушкин с рукописью «Руслана и Людмилы « в руках, той, которая могла бы стать славянским эпосом, но не стала, и тот кот присоединился к этому, хотя они никогда не ладили, а тут взяли и поладили, ну и вернулся снова в самую горячую точку Фауст с Маргаритой. А ведь он пришел, чтобы с нуля построить свой мир, не так ли. Значит, утопию написать, никак не получится.

И хотя на помощь я позвала Гекату с Эридой, как без них, и Одиссея с Прометем, но эпохи Возрождения на этот раз не случилось. Вот уж точно, «все теперь против нас», но разве не мы сами виноваты в том, что творили?

Вот и получите антиутопию и живите, если сможете.

Часть 1 Созвездье черного кота

Глава 1 Начать сначала не получится

Часто у историй не бывает финала, но чтобы начать ее не с начала, это надо еще постараться. А у нас с вами это именно такая история получается. Писательница Алина прекрасно знала, что начать ее сначала не получится.

Она поняла это в тот момент, когда большой черный кот протиснулся сквозь трещину разбитого зеркала.

Если к вам коты приходят какими-то другими путями, то Барс пришел к ней в очередной раз именно так. Неожиданно, да, но путь его был неизменен.

Обрадоваться наша писательница явлению черного кота не успела, потому что он был зол, как сто чертей, просто рвал и метал. И надо сказать, что у Барса на то были свои причины, очень уважительные причины, тут бы не только черный кот, но белый и пушистый ангел взбеленился, а что о черном коте говорить.

Кот уселся напротив нее и смотрел не мигая. Переглядеть его вряд ли получится, особенно если ты страшно перед ним виновата, и он явился, чтобы тебе о том напомнить. Такт не был сильным качеством кота, да и о чем говорить, если мир не просто стоял на краю пропасти, а летел в ту самую пропасть. И никто не сомневался, что теперь он туда точно улетит.

№№№№№№

Вы уже догадались, что наш кот был говорящим, хотя упорно молчал, можно было подумать, что он потерял дар речи, но Алина так не думала, это все его вредность, переходящая в ярость. И это надо было как-то пережать и пережить.

— Да пойми ты, наконец, у меня не было другого выхода, чтобы книга увидела свет, а мы с тобой зря что ли четверть века трудились, тебя нужно было оттуда убрать. Иначе гори оно все ясным пламенем, ничего бы не получилось вовсе. Но настанут добрые времена, и я тебя туда верну, обязательно верну, вот честное слово, верну.

Кот молчал, теперь искры сыпались то ли из глаз его, то ли из усов, трудно было понять на первый взгляд, откуда они сыпались

А писательница не могла молчать.

— Я долго сопротивлялась, я делала все, я пыталась, я старалась, но ничего не вышло. Времена утопий прошли, наступили времена антиутопий. Но это ведь не конец света, я надеюсь, что это не конец света.

Кот молчал, словно старался уверить ее в обратном А она надеялась,

Но надежда таяла и камень, который Сизиф упорно катил в гору, срывался и летел вниз. И в какой раз такое случилось, герой давно сбился со счета.

Глава 2 А кот молчал

— Кот молчал, ему хотелось, чтобы она все выложила, а потом уже врезать словом, ну бить писательницу, свою писательницу, хоть и предательницу, он не собирался. Даже к штыку приравнивать перо не хотел. Только она должны понять и прочувствовать все, что натворила, и само собой, как-то исправить положение — вернуть кота на страницы книг.

— Интересно, как мне его исправить, может, ты подскажешь и поможешь, ты же у нас такой умный.

— Сама накосячила, сама и исправляй, — наконец подал голос кот, молчать слишком долго он никак не мог, так язык мог присохнуть, как бабушка Яга говорила.

— Да я уже кое-что придумала, — отозвалась она, радуясь, что он все-таки заговорил.

— Боюсь даже спросить что именно, — изрек кот

— А что мне еще оставалось делать, не одного же тебя запретили, всю твою компанию тоже, я осталась совсем одна, осиротела. Ты пропал, они носа сюда не показывают, а вот Фауст отозвался и спутник его тоже. Это не самый лучший, но хоть какой-то выход из безвыходного положения.

Кот захохотал.

Если вы сомневаетесь в том, что коты умеют хохотать, то когда-нибудь услышите смех Лжебарса и поймете, что еще как умеют

— Он веками сидел и ждал, пока про него хоть кто-то вспомнит. Он снился всем подряд писателям, рыдал, зная, что больше никто и никуда его не позовет, как наших испугавшихся патриотов. А тут такая удача, нас всех запретили, а перед ними открылась дорога в погибающий мир. Ну что за прелесть эти времена глухие, когда и Фаусты в цене.

Кот произнес целую речь и сам себя оборвал на полуслове, что это он разговорился, когда мир рушиться окончательно и бесповоротно. И все-таки он прибавил:

— Увижу я, как будет погибать любимая моя отчизна,

Я буду одиноко пировать над бытия ужасной тризной.

И он так тяжело вздохнул, и казался таким опечаленным, но одухотворенным, что Алина вздрогнула.

— Ты, правда, думаешь, что мир погибает, что мы ничего больше для него не сможем сделать?

— И это говорит та, которая поставила на мне крест, выкопала покрытого мхом беса, и с его помощью решила спасти этот мир. Это ли не настоящее безумие, Мефистофель тебе точно поможет, вне всяких сомнений.

— Но вы в прошлый раз тоже не спасли его, как и раньше, — напомнила она наглому коту, ведь он в ее глазу соринку видел, а в своем бревно не замечал

— Не спасли, — согласился кот, — но мы хотя бы старались.

— Плохо старались, — буркнула Алина.

— Может и плохо, но не хуже твоего будет. Вот теперь и посмотрим, как твой Фауст вас всех спасет.

Кот был прав, а если бы и не прав, то и тогда с ним спорить бесполезно.

— Ладно, хватит шипеть, давай подумаем, можно ли хоть что-то предпринять для того, чтобы спасти мир.

— Да ничего нельзя сделать, — отрезал кот, — но мы все равно не будем сидеть сложа лапы, с этим я согласен. Не зря же к тебе пробирался, вон весь поранился.

Алине показалось, что он сменил гнев на милость, но доверять Барсу было глупо, кто бы в том сомневался.

— А не доверять опасно, — напомнил он, — кот все еще прекрасно читал ее мысли., как она могла о том позабыть?

Такой была их очередная встреча. Веселого мало. По поводу апокалипсиса он вряд ли шутил. Но разве надежда умирает не последней? В душе писательницы она пока умирать не собиралась.

Глава 3 Остальные подтянутся

Недолго Алине удалось наслаждаться беседой с котом, прошло совсем немного времени и в дом ворвалась дама в черном. Ворвалась в прямом смысле, ей никто не открывал дверь, а та была закрыта, как обычно в наше смутное время. Она просто нарисовалась и ожила перед ними.

Понять по прикиду, кто она такая, откуда, но то, что дверь не перепутала, улицу, город и век можно было не сомневаться. С самого первого дня знакомства кот знал, что писатель, настоящий писатель, может вытаскивать героев из той реальности и переносить в наше время. Разве он сам не таким же образом тут оказался?

А так как написала Алина море книг, то так сразу понять, кто эта героиня, из какой книги было не так просто. Сама она не представилась пока, оставалось только гадать на кофейной гуще. Вот бы с Баюном посоветоваться, он-то наверняка все знает, и куда только подевался, интересно наш кот ученый? Его-то никто ниоткуда не изымал.

Но и сам Барс без помощи Баюна догадывался, что это одна из последних и любимых ее героинь. Так уж вышло, что в последнюю пару лет, достала Алина смеха ради старую рукопись, которую ей лень было перепечатывать и все-таки сделала это, и бросила в сетевое море. Но чуть ли не с первого дня та самая рукопись и затмила все, что там было до нее. То ли искали добры молодцы каких эротических сцен и подробностей, то ли просто так карты легли, но ее читали и чем дальше, тем больше. Верите, не верите, но так и случилось.

И у главной героини всегда есть подруга рядом. Надо признать, что ее Алина выбрала очень неосмотрительно, потому что этой самой подругой стала не Афина и не Гера даже, что было бы полбеды, а именно богиня Эрида, как она такое терпела до сих пор не понятно, но как-то все-таки терпела. А вот теперь, в том не было сомнения, решила Эрида отомстить, ведь любому коту известно, что месть — это закусон в холодном виде.

№№№№№

И хотя незнакомка была в каком-то средневековом наряде, но в том, что это одна из двух богинь сомневаться не приходилось, оставалось только решить, Геката ли это или Эрида, хотя если помедлишь с решением, то дождешься и вторую.

Кот укоризненно взглянул на писательницу, мол, с тобой покой и не приснится даже, и произнес:

— Ты тут всех чудовищ навызываешь, а что мы с ними потом делать станем? Со мной одним сколько мороки, а если нас будет целая толпа. Я тебе не завидую, дорогая.

Алина растерялась

Кот подошел поближе, а говорить стал тише, чтобы незнакомка их не слышала, или только делал вид, что хочет что-то скрыть, коварство и притворство у него было в крови, интриган хвостатый.

— Надо узнать, кто это и что нам с ней потом делать. Помирать тоже можно по-разному, а я хочу красиво.

— Какой смышленый у тебя зверь, мал да удал. Он должен знать, что в романе об Одиссее мы с Эридой стали врагинями, да и могло ли быть иначе, если на сцену выходит такой герой..

Так она ответила не только на вопросы кота, но и сказала значительно больше, конечно, для тех, кто умеет слушать и понимает тайные смыслы.

И кот подхватил эти ее слова, вполне довольный своей проницательностью.

— Улисс не позволил тебе написать роман о Прометее, и эта главная твоя ошибка. Так аферисты всегда вмешиваются в судьбы даже людей в других измерениях и поколениях. А потом и случается конец света. Прометей тебе и нам этого не простит, но что с писательниц возьмёшь, им Одиссеев подавай, хоть тресни, — возмущался кот, размахивая лапами в разные стороны, да так, что в комнате даже ветер поднялся.

— Мне писалось легко, и я решила, что успею, — стала оправдываться Алина.

— Все, что легко и вкусно, не всегда полезно, — изрек кот, — пока я уверен только в том, что она не Маргарита. И что Одиссей твой дорого заплатит за то, что они там натворили.

Богиня таила молчание, хотя они убедились, что она понимала их речь и могла говорить.

И все же молчала Геката не долго.

Глава 4 Она не Маргарита

Тем временем Геката повернулась к Алине и спросила, кто такая Маргарита. Ей и правда, было интересно это знать.

— Это случилось значительно позднее вашего бытия, когда немецкий доктор решил вернуть себе молодость, он и встретил девицу, которую соблазнил и бросил, а ей пришлось расправиться с ребенком. За что она и оказалась в тюрьме.

Фауст вместе с бесом, ну сатиром, по-вашему, пытался спасти ее от казни, но она выбрала смерть тогда. И это был не правильный выбор, потому что потом Маргарита обречена была возвращаться, чтобы исправить свои прежние грехи, они в каждой новой жизни встречались с Фаустом, и герои смогли как-то преобразиться, что-то исправить. Она и теперь появляется в самых горячих точках и пытается спасти этот мир. В прошлый раз им с Фаустом это не удалось. Пришлось спасаться бегством, но они не отступают и не сдаются. И так будет до конца света, кот прав, мы скоро их встретим снова, я в том не сомневаюсь.

Геката задумчиво смотрела на писательницу, которая в последнее время не давала ей покоя, хотя нельзя сказать, что богине тьмы это не нравилось, скорее наоборот, она включилась во все происходящее с большой радостью, как в последний раз. Хотя это и на самом деле был последний раз.

№№№№№

— Его больше не спасти, — размышляла вслух Геката, — и это наш с ней прощальный визит, мы могли бы оставаться дома, и там дожидаться конца света, или не могли бы. Наверное, всегда хочется побыть там, где ты уже был прежде, вспомнить то, что случилось, но не на этот раз. Иногда рушатся империи, порой планеты перестают существовать, тебе пришлось жить в минуты роковые, а это всегда очень печально, ведь в этой последней битве не будет победителей, здесь побеждены все.

— А я что говорил? — встрепенулся кот, — твоя богиня не так глупа, и скорее это все — таки Геката, а не Эрида. А ты сама-то как думаешь?

Барсу хотелось это скорее выяснить, но богиня знала все его уловки, ничего не говорила, только загадочно улыбалась.

Жизнь обещала быть яркой и запоминающейся, как и всегда бывает даже с простыми черными котами, а он никогда не был простым и обычным.

— Говорят, на войне все чувствуется значительно сильнее и ярче, — размышлял кот, — но любая война заканчивается миром, для тех, кто выжил, а у нас такое вряд ли случится, так что и жить, и безобразничать будем на полную катушку.

Он остановил сам себя, перевел взгляд с Гекаты на Алину и вдруг заметил какое-то едва уловимое сходство между ними.

— А ведь так и есть, — хлопнул себя лапой по лбу кот, — они удивительно похожи, хотя не сразу и заметно, а может просто я так волновался, что не замечал самого важного.

— Но как может быть иначе, ведь она творила меня по своему образу и подобию, хотя, что мне тебе это объяснять, ты сам все прекрасно знаешь.

Тогда возникает вопрос, а Эрида, она тоже похожа на вас обеих или она другая?

— Потерпи немного и скоро сам все это увидишь, — говорила Геката, намекая на то, что встреча не за горами. Ну что же, было бы обещано. И все-таки кот решил вставить свои две копейки

— Думаю, теперь должна появиться Марго, я без нее немного соскучился уже, что же такое тут творится-то.. Мы с ней столько всего пережили и прошли, что было бы справедливо, чтобы и теперь оставались вместе.

На самом деле он просто пытался отодвинуть немного встречу со второй богиней. Кот не сомневался, что это не тот случай, когда одна хорошо, а две лучше, это как раз наоборот, вполне достаточно и одной. Но все понимали, что это не во власти нашего кота. Они придут и уйдут, когда им вздумается. И кому еще, если не богине ночи смотреть, как окончательно рухнет мир, и наступит конец света, о котором говорили во все века и времена, его ждали и боялись, и радовались, что им не довелось его увидеть.

А пока, томясь в ожидании, одним когтем кот настучал на мониторе стишок, как раз в тему. А звучал он примерно так:

Бывают дни такие и века,

Когда за меч берется ангел дивный,

А Дьявол тихо молится, в руках,

Сжимая, словно четки, наши зимы.

И вот тогда в печальной тишине,

Мы все, у бездны замерев, склонились,

Корабль мертвецов в тревожном сне

Нам оставляет ужас, а не милость

.

И мир стоит над пропастью времен,

А пленный бог не может пробудиться,

И снова снится тот печальный сон,

Мелькают палачей в тумане лица,

Расстрел поэта в горечи ночной

Последней точкой станет в этом мире,

Но что же делать с миром и страной,

Когда они поэта там убили.

Корабль призрак в мире их скользит,

И исчезает, унося с собою.

Всю горечь слез, и пустоту обид,

А мир живет отчаянно любовью.

Когда она растает, как свеча,

И не оставит даже след в тумане,

Когда молитва будет горяча,

То кто-то нас с тобой еще обманет

И вот тогда, все зная, все простив,

К нам Велес из тумана возвратиться,

И песни Леля зазвучит мотив,

И снова первозданный мир родился.

А Дьявол тихо молится, в руках,

Сжимая, словно четки наши зимы.

Бывают дни такие и века,

Когда за меч берется ангел дивный.

Глава 5 Признание Гекаты

Геката чувствовала недоверие кота, не слишком разбиравшегося в таких древних богинях, сам он, судя по всему, был из новых русских котов. И хотя она подозревала, что за такой личиной скрывается Баюн, но потом поняла, что он либо слишком хорошо скрывается, либо тот еще появится, если приглядеться, то этот был очень мало похож.

Узнай об этом Барс, он сильно бы обиделся и рассердился, но он ничего такого не знал и не ведал. И она решила больше не интриговать и не скрываться. Не очень хорошо морочить головы тем, к кому ты явилась в гости, тем более, что в ближайшее время все встанет на свои места, Эрида точно не заставит себя долго ждать. Возможно, она уже была тут, но пряталась и выясняла, что да как тут происходит.

Тогда она и заговорила:

— Корабль мертвецов уже в пути, никто не сможет его повернуть назад, но всегда можно спасти кого-то, если сильно постараться, я выбрала тебя. Мне не хочется, чтобы ты исчезала без следа, это не справедливо. Ведь до тебя никто и никогда в этом мире не написал про меня дюжину романов, не сделал главной героиней, у всех была, как у бедняжки Париса, Афродита. Кто-то хватался за Афину и их можно понять. Только ты одна смогла подкупить меня своим вниманием, и пусть я слишком хороша там, да еще поэтесса, но сразила, ничего не скажешь, наповал.

— Нажив врага в лице Эриды, — напомнил им кот, — ему показались приторными эти сладкие речи грозной богини. Кстати, хорошо, что она своих псов не прихватила, а то бы ему пришлось смыться и спрятаться, ее псы любили котов еще меньше, чем все остальные псы. А таких противных, как он просто бы на лоскутки порвали.

Геката посмотрела на него, словно забыла, о чем она там говорила, и кот решил вставить свое веское слово в образовавшейся паузе:

— И меня не забудьте, когда спасаться будете, — напомнил Барс, — не хочу на тот самый корабль мертвецов, я уж лучше с вами. Хотя компания тоже так себе, но из двух зол выберу меньшее, мы все-таки уживались неплохо, пока эти проходимцы не появились, и не пошло все наперекосяк. А я стал нелапопожатным.

— Ты домяукаешься, что никуда тебя не возьмут, — усмехнулась Алина.

— Нет, вы уж заберите, хотя на писательницу я сильно не надеюсь, она меня отовсюду успела выкинуть. Но ты — то солидная богиня с мозгами, не Гера какая-нибудь — кот оглянулся по сторонам, вдруг и Гера тут тоже. Тогда она точно из него второго Геракла творить начнет, а то и сразу к Церберу отправит, вот это будет спасение.

№№№№№№№

Улыбка Гекаты заставила его подумать о том, что он на верном пути. Ведь и Алина не зря выбрала не Афину, а эту суровую богиню.

Он стал припоминать, как это было? Если память ему не изменяла, то роман появился чуть ли не самым первым, возник каким-то необъяснимым образом сразу после того, когда она написала роман в стихах о творении мира, и вдруг Геката. Конечно, это логично, сначала была тьма, и богиня тьмы должны была быть на этой сцене. Но когда это писатели, а особенно писательницы подчинялись логике? А вот ведь написала, напечатала не сразу, но опять же напечатала, и как все хорошо закончилось для них для всех, если конец света можно называть хорошим делом, что очень сомнительно, и все-таки.

Они последними уйдут во тьму, и может быть, там как-то пристроятся еще, хотя у кота не хватало фантазии понять, что и как там может быть, но все-таки, все будет хорошо, — решил про себя он.

Дверь в то время скрипнула, даже взвизгнула, чего никогда прежде не было, значит снова пришел кто-то из разбитого зеркала и просто хочет о себе таким вот образом напомнить?

Интересно кто же это может быть, Мефистофель или богиня раздора? А кого бы он хотел увидеть раньше? А точно никого, но сие от его желаний никак не зависит.

И вот они выходят из тумана

И окружают плотною стеной,

Все те, кого писала неустанно,

Кем я была, и кто казался мной.

Сменяются событья и эпохи,

Сражаются и боги и князья,

Рождаются и гибнут там пророки,

Но с ними буду неразлучна я.

О, девы грез, погибшие, вы живы,

Вы на страницах книг моих в тиши,

И как бы славно пировать могли мы,

И на Олимпе и в ночной глуши.

Вы тайны мне доверили когда-то,

Я с вами этой осенью была,

Переживали беды и утраты,

Сражались, если наступала мгла.

И «Слово» там, в Путивле написали,

И ссорились с отцами, как всегда,

А смерти, умножавшие печали,

Нас обходили, знаю, иногда,

— Твой Игорь из полона не вернется,

Владимир твой женился на царевне,

Гаральд в последней битве задохнется,

И кажется нет сил и вдохновенья.

Но ты на сына молча посмотрела,

И понимала, рано уходить,

Еще твоя звезда не отгорела,

Еще тебе сражаться там и жить.

А мне писать о том, что с вами было,

Что быть могло, но не случилось вновь.

О, как она отчаянно царила,

Над этим миром колдовская ночь.

Сегодня мы устроили пирушку,

Как шумно в тихом доме за столом.

Чуть позже будут Лермонтов и Пушкин,

И мы еще былины пропоем

Глава 6 А вот и Мефистофель

Наверное, писатели, это люди, которые и в пустой комнате никогда не остаются в одиночестве. Не потому ли они никого никогда не ждут и часто рады тому, что так случилось. Одиночество невыносим для обывателя, для творца оно — великий дар, и его никогда не бывает много. К ним загадывают, чтобы почаёвничать, их герои, и все у них складно да ладно получается.

Кого же мы любим больше, чем тех, кого сотворили сами, Пигмалион не даст соврать, и не его вина, что Галатея оказалась такой строптивой. И живет творец с одной мечтой об идеальном творении, о собеседнике, о самом любимом и близком герое. И ради этого столько приходится написать и пережить, именно пережить, потому что ничего не пишется просто так.

Легкость бытия обманчива, легкость творчества обманчива вдвойне, но читателю о том не обязательно знать, пусть он внимает и наслаждается историей и живет в ней по праву соавтора.

№№№№№№

Но кот не мог припомнить, чтобы знакомых и незнакомых было так много, как в те странные дни. Кажется, они сговорились и все решили встретиться в доме у писательницы, чтобы ни минуты покоя. Говорят, перед концом света не надышишься. Но ведь передышка какая-то все равно должна быть.

Кот правильно назвал одного из визитеров того дня, Эрида пока не показывалась, а вот Мефистофель нарисовался, явился, не запылился.

Но в этом ничего удивительного, после Гекаты в творениях Алины он был на втором месте вместе со своим Фаустом, и если тот звал его три раза, то Алина обращалась к нему постоянно. Трудно сказать, лестно ли это было ему или наоборот. Похоже, что он с этим смирился и просто выполнял свою работу, как сейчас принято говорить.

Но в данный момент Мефистофель влетел пулей в квартиру и был явно в ярости. Даже скрыть ее не пытался.

— Что это за беседы о спасении при конце — то света? Не позволю никому спасаться, погибать так всем вместе. И не смейте даже думать о том, что кто-то из вас спасется. Мы будем все начинать с чистого листа.

Пудель присел рядом с ним, и добродушный пес на этот раз казался злым, даже свирепым. Видимо они оба что-то почувствовали и переругались еще по дороге.

Кот тихо рассказал богине, что это за тип и почему он зол на весь мир.

— Развелось тут бесов разных, так что котам деваться некуда, не позволит он, а это мы еще посмотрим, кто кому и что позволит, — ворчал кот, — Ты еще попляшешь, когда появится Баюн, уж он и не таких со света сживал.

— Ты Баюном не прикрывайся, он уже на том самом кораблике, который за тобой идет. Привыкает, обживается, у него мозгов побольше будет, потому и не сидит тут, перед смертью все одно не надышишься.

Но Барс ему не верил ни одной минуты, потому что большего лжеца ни в каком мире не сыскать.

Они всегда жили, как кошка с собакой, но когда еще вмешивался бес, дело было совсем дрянь, а в такие тревожные минуты особенно. Тут и подойники, не только живые, потеряют покой.

Глава 7 Старые друзья

Но в отличие от кота, Алина к Мефистофелю относилась с любовью и нежностью, потому что свиреп он был только для вида. А тут она почувствовала скорее тревогу, чем ярость, и улыбнулась одним лишь ртом.

— Ты не кипятись, коту есть на что обижаться, выбросила я его отовсюду, но с тобой — то мы живем душа в душу всегда, ты вон заменил его везде, и грех жаловаться, посочувствовать ему надо.

— А я не просил заменять, мне и так было хорошо, а теперь носись по разным временам и странам и спасай вас всех. Все копыта посбивал давно.

— И когда ты и кого спасал, интересно, — снова не выдержал кот.

Бес за словом в карман не полез.

— Правильно, не надо мне было спасать, но приходилось, потому что зла всегда было больше, чем надо, и мир рухнул бы давно, если бы не спасал. Вы бы и своего Пушкина не узнали, если бы я спасать не начал, — снова повторил он и расстроился еще больше. Никогда и никто не умел ценить трудов его тяжких даже не пытались.

— Да что теперь о том говорить, — махнула рукой Алина.

Геката же усмехнулась:

— Я думала, у нас были боги противные и капризные, но что пришло им на смену, боже мой, это же вообще никуда не годится.

— А зачем ты Эриду сюда притащила, — набросился на нее Мефи, — нам, что без нее бед мало.

— Ты не каркай, Эриды тут пока еще нет, но с твоей легкой руки скоро точно появится, — тяжело вздохнул кот. Он лучше других понимал, что так бес пытается выяснить тут Богиня раздора или нет, и вовсе он на нее не сердится, у них отношения такие, когда от ненависти до любви один шаг, а может и меньше.

Мефи стыдно было признаться, что он не только перепутал богинь, но и не ведает, кто перед ним стоит, но он даже вида не показал, что все это так.

№№№№№№№№

Компания побиралась, конечно, странная и прикольная, но только не хотелось им помирать вот в такой обстановке.

В квартире повисло молчание, все они словно кого — то ждали, и ждали они, конечно Богиню Раздора. А Мефистофель томился в догадках, кто эта

темная лама — Никта или Геката. Он плохо знал мифы греков, а то, что знал, успел позабыть основательно. Ну и даже не это главное, а то, что они могли меняться и принимать любой облик, вот и угадай, и запомни, кто есть кто.

Глава 8 Подруга Мефистофеля

Эриду звали и ждали не зря, когда все трое взглянули на Мефистофеля, за спиной у него они обнаружили Эриду. Если Гекату можно было перепутать с Никтой, то ее вряд ли с кем — то перепутаешь. Богиня просто не позвонит вам сделать этого, и в первые минуты напомнит о себе

И бес сразу оживился, похорошел, вдохновился

— Вот кто поможет мне во всем и помешает вам спастись, — заявил он, — без тебя все пойдем прахом, а с тобой мы все-таки готовы победить.

И хотя богиня загадочно промолчала, но сомнений в том, что так и будет, не возникло.

Алина только теперь, глядя на все это безобразие, стала понимать, что она вызывал в погибающий мир такие ужасные силы, и все ее 7 романов написаны были не просто так, по прихоти или капризу. Их герои просили, а порой требовали, чтобы древние богини появились тут и хоть что-то для них сделали, вот они и явились. И все это не просто так творилось, когда-то они смогли стереть признаки Средневековой дикости и вернуть мир к жизни, когда наступила эпоха Возрождения. Мир воскрес из пепла, стал новым и прекрасным.

Но смогут ли они сладить с такой силой теперь, когда ничего нельзя повернуть вспять. Одно дело управляться с ними в романе, совсем другое в жизни. Нет, у нее не было ни сил, ни вдохновения, ни просто жизни самой, она словно утекла куда-то сквозь пальцы. Чувствовалась только вина от того, что все так случилось, и она еще застала то самое время. Но пока все выясняли отношения, только Барс следил за ней внимательно, преданный ею много раз кот не отступал и не сдавался.

№№№№№

— Да не кисни ты, — царапнул ее Барс, — помирать будем так с музыкой, смотри какая у нас похоронная команда.

— Тебе бы только шутить, а ведь все это так серьезно, — тяжело вздохнула Алина, — мы жили и даже не задумывались, что день грядущий нам готовит, что выйдет из-под пера нашего и как это на жизнь повлияет, а вон что оно получилось.

— А чего ты хотела, когда с такими поведешься, даже Пушкин, помнится, оказался бессилен, а ты не Пушкин.

Это называется, поддержал. Хотя Алине не было дела до сомнительных комплиментов кота, она и не к таким давно привыкла. Да и прав он был, ведь она не Пушкин, но становилось все печальнее и тревожнее. А печаль, смешанная с тревогой, это такой горький напиток, он не просто пьянит, он сбивает с ног.

Но они повернулись к Мефи, восседавшему на широком диване рядом с богинями. Тот объяснял им, кто такой Пушкин и почему на него ссылается кот, что он такого сделал, и чего не сделал, при этом он проявил поразительную осведомленность, словно бы заглянул в Википедию, забив это имя тайком на незримом мониторе.

— От него все ждали славянского эпоса, а он переключился на северные мифы, потому что те было можно публиковать, а эти нет, вот нельзя и все, они казались опасными, такими до конца и оставались. Вот и доигрались, до запрещались. Это было не единственной, но важной причиной того, что случилось, что мы переживаем тут теперь, — прибавил он, ведь если даже цветок сорвать в прошлом, бабочку убить, и тогда все переменится, а если все поставить вверх дном.

Кот заёрзав на месте, пес стал за ним следить, потому что, как и все собаки, котов он не любил и опасался их коварства, но волновался пес напрасно, Барс все думал о своем, о кошачьем.

— Пушкин пришел в мир, чтобы славянство осталось самим собой, но это его страшная драма, он этого не смог сотворить. И он понимал, к чему его предательство приведет.

— Он-то понимал, — промурлыкал кот, — а вот некоторые не понимают и теперь уж и не поймут поди никогда, времени у них на то не осталось.

И ответить Алине было нечего, кот был прав, если даже был и не прав, но он был прав.

Недавно она писала поэму о последнем дне Пушкина, и там было все довольно хорошо изложено, многие хвалили и восхищались. Да она и сама знала, что в последние годы стала его чувствовать прекрасно

Февральская метель. Последний монолог

И больше ни звука, ни вздоха, ни взгляда,

И мечется где-то в тумане Дантес,

А кто это тут? И учитель лишь рядом,

Таков ли финал им написанных пьес?

Все было так странно, так зло и нелепо,

Но это случилось, и адская боль

Уносит куда-то в свинцовое небо,

А им остаются тоска и юдоль.

Их после охватит метель, завывая,

Пока ж император печален и зол.

Но только и он никогда не узнает,

Как к огненным рекам в тумане я брел

Чего-то хотел и напрасно пророчил,

Вдыхая болот неизменную хлябь.

Покой? Но теперь и покоя не хочется,

И ярость, и горесть, на Мойке сошлась

Та публика, кто-то стоит у окошка

Зачем они здесь, в этом жутком чаду?

Открой, пусть шумят, я побуду немножко

Средь них, а потом в неизвестность уйду.

Но где же Данзас, да какая морошка.

Мне холодно, жарко, и снова мороз,

Впустите жену, пусть побудет немножко,

Но только без воплей, без стонов, без слез.

Мне Аннушка снилась, какая не помню.

И все-таки снилась плутовка опять,

Как пусто в провалах покинутых комнат,

И флейта еще продолжает звучать.

Русалка утопит седого монаха,

И слышу пронзительных строк торжество,

А небо молчит, нет ни слова, ни знака,

Как долго смотрел я тогда на него.

Февраль, говоришь, значит, марта не будет,

Печаль и покой, и туман забытья,

В прихожей толпятся какие-то люди.

Но мир обойдется теперь без меня.

А дети, что с ними, какая досада,

А книги, прощайте навеки, друзья.

Но кто это там, в пустоте снегопада,

Сальери, о горькая доля моя.

Но нет, не уйду я, мы будем стреляться.

Как мог промахнуться, какая досада,

Спустились с небес, или только мне снятся.

За мною мой Дельвиг и Пестель, не надо.

А впрочем, судьба за меня все решила,

И Реквием, слышите? Это за мной,

Лишь книги и музыка — вечная сила,

Они вдохновенье несут и покой.

Глава 9 Приговор Эриды

Настроение кота передалось и богине раздора, она долго молчать не собиралась, зря что ли сюда отправлялась? Да и когда и где она вообще молчала?

— Мне не нравится то, что ты писала, я все время в тени и все время проигрываю, зачем нам такая жизнь и такая вечность? Нет уж, пусть весь мир погибнет, и мы погибнем вместе с ним. А если придется очнуться в новом, тогда и перепишешь историю, не ты, так другой писатель найдётся.

— А много у тебя было других писателей, которым ты была так интересна? — ехидно спросил кот.

— Нет, но меня хотя бы не выбрасывали из уже готовых рукописей, — решила не сдаваться она.

— Вот именно, выбрасывать было некого и нечего, — отвечал он, чувствую свою правоту.

Кто и когда мог бы переспорить кота? Эрида только усмехнулась, решив, что чуть позднее он еще попляшет. Странный это был кот, кто бы еще решился с богиней поспорить, но он совсем берега попутал, ему и море было по колено.

№№№№№№

Но обстановка накалялась, хотя пока еще ничего такого и не происходило. Даже Мефи немного поежился, ему не хотелось, чтобы все было так скверно и так скоро закончилось. Но деваться некуда, пусть все идет своим чередом, а они по ходу помогут ему или помешают, это как получится. Никто, даже он сам ничего не мог знать заранее, праздное это дело, все в один миг переменится, и надо будет все перерешивать снова.

— Пока у нас все как обычно, не прогуляться ли нам по городу, вы тут наверняка не бывали, я был довольно давно, вот и посмотрим, что правда, а что пиар только черный для славного града Ермака и последнего адмирала, расстрелянного негодяями.

Богини с радостью согласились, и они растворились, словно их и не было в квартире Алины минуту назад. Тут оставался только пудель, то ли его специально оставили, сторожить писательницу и кота, то ли забыли как старика Фирса на даче. Но они его как-то и не замечали, им надо было так много обсудить еще, встретить и остальных гостей, конечно, если они соизволят явиться. На похороны мира не всем хочется приходить, не веселое это дело. Лучше спрятаться где-то и там пересидеть. Но что гадать на кофейной гуще, скоро все и так станет ясно и понятно.

№№№№№№№

Когда Алина очнулась от своих раздумий, то в доме она нашла только Барса. Стоит только погрузиться в себя и в мире все изменится в один миг.

То ли коту некуда было деваться, и он сжился с Алиной, то ли просто решить быть верным до гробовой доски, другой писательницы все равно на горизонте нигде не было, потому он и оставался тут, и считал себя самым важным персонажем. А может, как Медведь из известной сказки хотел снова стать самим собой, а не каким-то непонятым котом без роду и племени. Да и понимал он хорошо, что бочку катить надо на тех, кто запрещает, а она тут никаким боком не причастна. Бороться с ними со всеми — дохлый номер, конечно, но могла бы и побороться все-таки, за такого кота и сражаться не грех вовсе.

— И все-таки ты виновата, — задумчиво начал он размышлять вслух.

— Интересно в чем? — не выдержала Алина, она знала, что он будет тянуть кота за хвост, но так ничего не скажет, потому что мечтает, чтобы она его попытала немного.

— Вот если бы ты начала с Прометея, то может быть до Одиссея бы не дошла, и богини не стали там врагами, глядишь и история бы по-другому пошла.

Ну, кот, ну плут, он решил на нее всех собак свешать, она даже улыбнулась при мысли такой.

— Армагеддона бы не было? — поинтересовалась Алина

— Да куда бы он делся, но обе богини были бы на нашей стороне, а это совсем другое дело. Теперь и Мефистофель с ними ногу сломит, а я даже браться не стану, пусть что хотят то и торят, окаянные.

С ним трудно было спорить. Кот всегда прав. Если кот не прав, читай пункт первый.

Глава 10 Богини в городе

Город богиням понравился. Они слышали много темного и странного о нем, и, как и все, кто его потом посетил, были приятно удивлены, ничего тут не было такого ужасного и страшного, все довольно мило даже, вдохновенно и уютно.. Недаром говорят, что черный пиар значительно эффективнее, чем обычный. Это открытие им обеим пришлось по душе. Тьма была первой, ею все и закончится, с этим ничего не поделать.

— Ну вот, а вы боялись, конечно, жаль, что он исчезнет с лица земли, столько тут Алина всего написала, музей под открытым небом получился не больше, не меньше. Они уселись на лавку около Драматического театра, и смотрели прямо на музей ИЗО, расположенный напротив. И это было красиво и эффектно.

Бесу хотелось, чтобы богини его таким вот и запомнили — мир между театром и музеем, машины, снующие туда и обратно, сероватое небо, и памятник художнику. Самому главному в мире художнику, хотя бы потому, что у него не только лучший Демон на свете, но и сам он из их числа. Вот и пришлось приоткрыть для него завесу тайны, и показать тот незримый мир, который видел до него только строптивый гусар, он мог стать выше Пушкина, но не стал все-таки. Слишком рано убрала его незримая рука судьбы и рока.

Откуда Мефи знал судьбу гусара? А кто его беса знает, но приобщался, изучал, читал, может быть, роман Алины, наделавший столько шума в отдельно взятом городе и не только в нем.

Но ошибка горожан и их генерал губернатора была в том, что они приняли опального писателя, который ненавидел вообще весь мир, а тут еще на каторге оказался, вот и назвал он славный уездный город мертвым домом. А потом они не могли выбраться из этого проклятия. Театр, правда, жил и здравствовал, художники не бедствовали, а писатели ну никак не могли тут творить. Словно они все гении, о бездарностях и говорить нечего, не понимали, что сначала было Слово, а все остальное потом, чтобы вещь появилась, сначала ее надо НАЗВАТЬ.

Так вот с этим словом ничего и не вышло совсем, оно мертвело, пропадало, стиралось из памяти, оно не приживалось, как изуродованное растение не может прижиться в мире. И самое страшное, что нет никакой надежды на то, что оно оживет и воспрянет. Пушкин дико заблуждался, когда говорил, что все ещё будет, что все в этот мир вернется, а замученный в лагерях поэт и вовсе твердил, что минуя внуков, уйдет к правнукам его творчество. Как горько ему теперь было на все это смотреть, вероятно. Не только не ушло, но разрушили мир правнуки, не дождавшиеся его замысловатых стихов.

Глава 11 Прогулки и открытия

Мефи заметил, что они не только слышали, но и понимали его мысли, ведь в тот момент он глубокомысленно размышлял о слове и жизни, о первой и второй реальности.

— Думаешь все из-за упадка литературы вышло? — спросила Геката, которая и сама к этому была причастна, ей ли не знать всю ее важность и значимость от начала времен до наших дней. Она была поэтессой, и написала то, о чем слепой Гомер и не догадывался даже.

— А что тут особо думать, если не названо что-то, не озвучено, не написано стихотворение или рассказ о том самом явлении, то оно перестает существовать в жизни. Его можно изобразить на стене, можно втиснуть в музыку, но никто ничего не поймет, Слово было началом всех начал. Кто-то не знал этого, кто-то знал, да старался не думать и не говорить, так все и начало разрушаться, не сразу, постепенно, но стало со временем неизбежным.

— Где ж ты раньше был, голубчик, я бы уже давно с этим миром расправилась, если бы знала, с чего начинать. Но темна была, не понимала, что надо было за слово браться.

— А вот там и был, — он ткнул пальцем куда-то, непонятно куда. — Пытался все удержать, показывал, рассказывал, сны им вещи посылал, хотя должен был делать обратное. Мне за это попадало страшно, но не останавливался все равно, танком шел вперед. Но больше и я не могу сдерживать всю эту махину, камень падает с горы, и, кажется, он придавил Сизифа, поднять его туда больше некому. Кто же еще так очумело хотел жить и вернуться в этот мир? А у остальных и воли к жизни не осталось. Но их трудно в чем-то винить, над этим потрудились страшные силы. Если у нас будет время, я расскажу вам историю и про Пушкина, и про Феликса, добившего то, что не удалось прежде.

№№№№№№№№

Геката готова была разрыдаться, а Эрида рассмеяться. Но такими обреченными они обе не были никогда. Кажется, до них стало доходить, что это конец, что ничего больше не будет никогда, а ведь жизнь была по-своему прекрасна, если честно.

Как страшно, когда главную тайну узнал слишком поздно, ничего и никак больше не изменить. Словно кто-то решил посмеяться и поиздеваться над тобой. Но нечего на беса пенять. Как Омский каторжанин, они сами были слишком беспечны, а он только помог всему этому свершиться.

Как Геката освоила диктофон, сказать трудно, но когда она случайно нажала на кнопку, то там зазвучали стихи.

Мефи убедился в том, что ей не обязательно было их диктовать, они записывались сами собой, когда сочинялись, ну чудеса, да и только. И все трое стали прислушиваться внимательно к тому, что там в этот миг звучало.

И ангел, летящий над призрачной бездной.

И Демон, сидящий у самого края,

Твердят в один голос, что все бесполезно,

И мир перестали беречь, не спасают.

И как-то заглохли, охрипли поэты,

А проза так редко кому удается,

И лишь Мефистофель, услышав про это,

Нам вдруг подмигнул: — Враки все, мы прорвемся

Стою на брегу, как Ермак, на рассвете,

И знаю, что все впереди, все случится,

И пишутся книги, и радуют дети,

Порой вдохновение в двери стучится.

И так обнимает ночная прохлада,

Но где-то за тучами солнце укрыто

И нам остается любовь и отрада,

Хотя и Братина, мой ангел, разбита.

И княжеский пир, так на тризну похожий,

Все снится и снится с раскатами грома,

И ангел в тумане спасти нас не может,

Когда долетают Кинжалы до дома.

Пока это сон, это я понимаю,

И надо проснуться, очнутся в романе.

И молнии где-то так ярко сверкают.

И ливень смывает тоску и обманы.

— Не спрашивайте меня, что это за братина и что за кинжалы там у них летают, просто так все написалось само собой. Как говорят ваши поэты, кто-то диктовал мне такие вот строки.

И Геката смущенно улыбнулась. А они и не спрашивали, Мефи знал, о чем там речь, а Эрида думала о чем-то своем, не вникая в те самые детали

Глава 12 Одиссей или Прометей? Люцифер

Алина ждала привычных гостей. Но не для того ли она погрузилась в античность, чтобы пришли совсем иные. Осознавала она то или нет, сказать трудно. Возможно, тему ей тоже диктовали те силы, но вышло то, что вышло.

Она моментально вспомнила, как после Геракла решила писать странствия и Мытарства Прометея, но явился совсем другой герой. Впрочем, он никуда не уходил и в ее поэтическом рейтинге был первым, это оказался, конечно, Одиссей «И пусть тебе Троянский конь приснится», — строчка не отпускала ее ни на один день и должна была вписаться в текст о вечном скитальце.

И тогда она отложила повествование о Прометее, в которого была влюблена по ее замыслу Геката, и отправилась сначала на Троянскую войну, а потом и в вечные странствия именно с Одиссеем.

Могла ли она подумать, что этот ее выбор как-то существенно повлияет на то, что будет происходить с ней и с миром дальше? Скорее всего, не могла никак. Но это ничего не поменяло.

И вот теперь свежеиспеченный Странник, и не написанный бунтарь и должны были в им погибающем мире появиться.

К приходу героев, в квартиру номер 56 вернулись и богини с прогулки, и могло показаться, что они столкнулись где-то в подъезде дома, конечно, если бы пошли по обычному пути.

№№№№№№

Но вместо троих, появились пять человек, и сразу же обычная квартира показалась маленькой и очень тесной.

— Зачем они тут? — завизжал кот, считая, что гости нарушают его личное пространство и покой.

— Если мы пытаемся спасти мир, то только они смогут нам в чем-то помочь, — заявила Геката, даже Эрида еще не успела рта раскрыть, что было немного странно, но мало ли странностей еще предстоит им пережить?

На первый взгляд Алине показалось, что они и не похожи на ее героев, хотя она без труда определила, кто из них кто.

Одиссей был выше и стройнее, чем она всегда считала, помня еще знаменитого итальянца, его когда-то игравшего. Прометей наоборот коренастее и шире в плечах, словно там, в горах он набрал вес и несколько уменьшился в росте.

Но это все заметно было только в первое мгновение, а потом она забыла обо всем, как только услышала его низкий голос:

— И зачем мы тут, интересно, вы все хотите, чтобы я никогда до своей Итаки не добрался?

— Чтобы до нее добраться, надо этот мир спасти, — заявил Мефи, ему не хотелось оставаться в стороне от этой странной беседы.

— Вот только не я, меня увольте, — замахал руками Прометей, — прошлое мое спасение закончилось пленом, это и того хуже.

— Ну почему же, — улыбнулась Геката, — твои горы в целости и сохранности, Алина не даст соврать.

И все посмотрели на Алину, гадая, даст она соврать или не даст.

— Так о чем же мы говорим, может, пошли уже спасать, — подпрыгнул на месте Одиссей.

— Да ты вроде не собирался этого делать? — уточнила Эрида

— Не собирался, а теперь собрался, когда-то меня заставили разрушить Трою, теперь может взамен и спасу что, — буркнул он, злясь из-за того, что все остальные не слишком торопятся, словно у них вечность в запасе.

— Да не торопись сильно, сам знаешь, где спешка нужна, а еще лучше, если этот мир вовсе будет стерт с лица земли. Все эти люди страшно неблагодарны, словно мы обязаны что-то им делать, вот и пусть летят в бездну, туда им и дорога.

— Да, спасители из вас еще те, — подал голос Мефистофель, — и хотя он был тут, но на время все как будто про него позабыли.

№№№№№№№№

Алина же думала о том, что у них появилось две противоборствующие силы. И в первой команде была она сама, с котом, Одиссей, рвавшийся домой, и понимавший, что как всегда он окажется там только если мир будет спасен, иначе ехать ему будет просто некуда, с ними останется и Геката, конечно, а вот во второй Мефистофель со своими пуделем, Эрида и Прометей — ну что и славненько, силы их были почти равны.

— Белые начинают и выигрывают, — мяукнул кот, но Мефи его остановил:

— Ничего подобного, начинать будут черные, ну и понятно, кто тут выигрывает. Но сначала давайте послушаем, что же довело всех нас до жизни такой, Алина обещала нам рассказать про главный косяк Пушкина

— Тогда уж надо начинать еще раньше, — отвечала она, потому что до Пушкина было «Слово»

— Ясно, что было слово задолго до Пушкина

— Да она говорит о «Слове о полку Игореве, правда, Алина, — врезался в беседу кот

— Правильно кот, у нас все началось со Слова, которое исчезло первым.

И все расселись поудобнее, чтобы послушать, с чего же начинались край и разрушение Руси и Лукоморья. Сказал же ученый о том, что не зная прошлого, никогда не узнаешь и грядущего. А этой истории никто кроме кота и не знал не ведал. Ведь остальные были не от мира сего.

Глава 13 Сначала было «Слово» Люцифер покинул мир

Не знала еще вчера Алина, что ей придется становиться Шехерезадой и рассказывать о том, что и как начиналось. Рассказывать с самого начала, по сути, откуда, где разгорался огонь грядущей беды, если не от Прометея, в то время освобожденного по воле Зевса, то от Люцифера, который был у греков хранителем Утренней звезды.

Если бы он им и остался тогда и потом, то может быть ничего такого и не случилось бы, но он не остался, увы.

И заговорила сказочница:

И мы отправляемся с вами туда, где все начиналось, чтобы узнать, что же там такое происходило тогда, в самом начале, и как это могло отразиться на наших судьбах, в нашем многострадальном мире.

№№№№№

Сначала была тьма, но сама богиня ночи Никта породила первых носителей света. И после них в этот мир пришли титаны. Они были благородны и прекрасны, но не смогли защититься от младших, богами и называвшихся, и со временем уступили хитрым и напористым соперникам своим. Их это не сильно расстраивало. И ушли те, кто не противился, на край света, и разбрелись они по миру дальнему и ближнему.

Боги захватили власть над миром, и понимали они, что не обойтись им без предшественников своих, и старались привлечь их всеми правдами и неправдами на свою сторону.

Среди них был и титан Астрей, который любил звезды, таинственные и далекие светила. Он и разбросал по небесам первые из них, и должны они были как-то рассеять мрак на небесах.

Звезды и ветер — вот то, о чем заботился в этом мире Астрей. И он трудился над созданием продуваемого и освещенного всеми ветрами мира. Он с радостью порождал тот свет, именно свет должен был людям радость и вдохновение принести. Такими оставались и дети его — таинственные и могучие. А появились они на свет от любимой жены его, богини утренней зари Эос.

Он был благодарен ей за те светлые и прекрасные чувства, которые она к нему испытывала в самом начале, и за детей, ею родила. Это потом Зевс превращал в звезды первых героев, но сначала творил звезды Астрей. И когда Громовержец посмотрел на небеса и несколько увеличил их количество, самые главные из них давно уже сияли, они были так прекрасны и таинственны, что тот просто решил добавить немного и собственного света.

И среди них любимым детищем титана была звезда, которую он называл Люцифер. Ему казалось, что свет ее был ярче, и расположена она была выше других, и так часто смотрел на нее Титан, что понял Люцифер со своей высоты, что с ним никто не сравнится. И уверенность эта со временем крепла в душе его. Он и не подозревал тогда, что все может измениться вдруг.

Сначала он радовался миру, который ему подарили родители, и светил для них так, что готов был раствориться от усердия. Но когда заметил, что они, как должное принимают свет его, то стало ему немного грустно, печально даже. Что же это значит? Только в первый момент и замечают, и восхищаются, а потом появляются другие звезды, и отношение становится другим? Он так привык к всеобщему вниманию, что никак не хотел с этим мириться.

№№№№№№№№

Заметил он, что и на земле стали происходить какие-то перемены, и в небесах, его сиятельная матушка, все чаще куда-то исчезала, и ее долго не могли нигде найти. Отец старался делать вид, что ничего страшного не происходит, но он уже знал, что она украла для себя какого-то смертного, и радуется тому, что его век так короток, и она может скрасить его короткую и не слишком радостную жизнь.

— Я вернусь к мужу, ведь он бессмертен, а этот несчастный — совсем другое дело, — говорила она, оправдывая свои слабости и не самые красивые поступки.

Этого не могли понять другие, и Люцифер не мог понять, но Эос не нуждалась в их понимании, она делала то, что ей хотелось.

Так Люцифер впервые узнал, что такое предательство, и мать родная своей легкомысленной беззаботностью пояснила ему, как это бывает.

Но это оказалось такой мелочью в сравнении с тем, что началось на земле потом, когда боги вылезли из утробы Кроноса и стали воевать с целым миром.

Глава 14 Трудное решение

Впервые Люцифер пожалел о том, что он не стал вмешиваться, не тронул младенца Зевса, когда того прятали от прожорливого отца. Может быть, от него и стоило избавиться, но ведь они не остановились, они, так или иначе, расправились со всеми его братьями-титанами. Он едва отыскал Атланта, он взирал на страшные муки Прометея, и даже заглянул в бездну, где томились те, кто не собирался так просто покоряться. Какой плачевной оказалась их участь. И после жуткого этого путешествия, Люцифер понял, что никогда больше, и он не будет счастливым и беззаботным.

Так в душе Светоносного появилась сначала печаль, а потом и ярость. Он видел, как носился по миру задорный Посейдон, то корабли топил, то ветры захватывал в свои объятия. Очень редко он видел вторжение в этот мир из своего подземного царства мрачного Аида. И уже готов был поддержать Деметру, после того, когда тот осмелился похитить Персефону, но его вмешательства не потребовалось.

Они как-то договорились, и все убедились в том, что она его любит, и готова была оставаться в объятьях насильника. Вот этого Люцифер никак не мог понять, но он уже давно многого не понимал.

Последняя его надежда была связанна со смертным Одиссеем, тому немало сделать удалось, и даже Трою, из которой был последний возлюбленный его матушки, разрушить. Но когда тот стал бессмысленно скитаться по миру, а потом на острове волшебницы застрял, понял Люцифер, что ни на кого из богов и смертных он надеяться никак не может.

Свет его был таким же ярким и таинственным, он еще дарил вдохновение поэтам и художникам, но не было в нем прежнего тепла, скорее холод и одиночество появились.

№№№№№№№

Если тогда это кто-то и заметил, так это был повелитель муз красавец Аполлон, он тогда вознесся на свой Олимп, и никто даже не догадывался, как мало этот юноша значил без Люцифера. Сам он о том знал, потому и всполошился, как только понял, что происходит в мире. Искусство придет в упадок, канет в Лету все, чего они достигли, если он исчезнет вдруг.

Ему не нравилась грустная музыка, печальные песни, которые стали распевать его творцы, прославлявшие одиночество, ведь это бросало тень и на него самого, и в новом свете показывало все его недостатки и просчеты.

Тогда, поздно вечером, когда разбежались все его музы, и обратил он взор с Олимпа к Люциферу. Но тон беседы не мог понравиться лучезарному Титану:

— Что там с тобой происходит, ты дурно на моих муз и их подопечных влияешь, мне не нравится все, что они в последнее время творят.

— А разве я что-то должен тебе, мы ни о чем не договаривались, — отрезал Люцифер.

Просить его о чем-то, в чем-то убеждать было бесполезно.

Аполлон слишком поздно понял, что он не с Паном, который все вытерпит и благодушно простит, разговаривает, а с богом света, но и остановиться в своей заносчивости он уже никак не мог.

— Ты создан был для того, чтобы мир освещать, и не стоит забываться.

— А ты создан был не для того, чтобы плодами чужих трудов пользоваться. Тебе вообще никакого света не надо бы давать, — отрезал Люцифер, — и скажи спасибо за то, что ты уже получил, но я больше не стану терпеть тех, кто пользуется плодами чужого труда. Света ты, и твои творцы от меня больше не дождетесь.

№№№№№№

Они, вероятно, наговорили бы друг другу немало гадостей, и неизвестно чем бы вообще все это закончилось, если бы Пан не встал между ними.

Смешно и грустно было видеть добродушное чудовище там, где Аполлон ссорился с самим Люцифером, и это после того, как они уже соревновались с Паном в музыке. Но Пан потерял страх, а может, никогда не имел его, потому он и появился снова, рискуя очень серьезно собственной шкурой, не такой и привлекательной, и все-таки родной. Без шкуры ему лучше не станет.

— Оставь его, — обратился он к Аполлону, зла на которого не держал никогда, — он и без того так много для нас делает, и мы должны быть ему благодарны.

И взглянув на бесстрашного Пана, он отошел в сторону, решив, что поддаст ему хорошенько, когда Люцифер исчезнет с его глаз, чтобы у того не нашлось бесплатных защитников вдруг. Но он сам знал, что пыл его ослаб, что остановил его Пан вовремя, и если благодарить он его не станет, то и ругать не за что. Но все трое, в тот момент они еще не ведали, что после этого разговора все изменилось.

Глава 15 От света к тьме

Все дальше уходил Люцифер от тех, кто считался носителями света — его порождением, и все ближе подходил он к тем, кто все время оставался во тьме, да и сам был не слишком приятным созданием.

С грустью думал он, что красота, внешний блеск и даже таланты еще ничего не значат. Если холодна и пуста душа, если ты стремишься к вершинам Олимпа, забывая о каких-то более мелких, но более важных вещах, которые никак не были названы пока, но от этого они не перестали в мире существовать.

Люцифер в те дни понял, что ему не хочется сиять, выкладывая всю свою душу для того, чтобы такие, как Аполлон только отражали его свет и при этом надувались от собственной значимости.

В замешательстве был и Аполлон, когда он смог рассуждать здраво, то сразу же поспешил к Артемиде, и не сомневался, что она слышала обо всем, что происходило между Олимпом и небесами.

— Что это на тебя нашло, братец, ты все еще не усвоил, что Титанов обижать не стоит, даже прикованного Прометея, не говоря уж о Люцифере, хранящем свет, которым ты бессовестно пользуешься и одариваешь своих творцов.

Аполлон ждал поддержки от сестры, а она набросилась на него с упреками, и тогда он бросил первое, что пришло на ум.

— Это твой Пан меня так разозлил, что я уже не знал, на ком зло срывать. Какой же он все-таки скверный.

— Если бы Пана там не оказалось, ты бы вообще уже свет и покой потерял, скажи спасибо, что он там был и Люциферу, кстати понравился.

— Ему только этого и надо.

— И тут ты его с собой путаешь. Не надо ему этого, он тебя спасать бросился, хотя даже я его о том не просила, — подчеркнула она. — А тебе нужно быть осторожным с Люцифером, если произойдет еще одна стычка, и он покинет нас, то от тебя почти ничего не останется. Это я тебе говорю, и не забывай о том. Мы ведь без света и не жили сроду, так зачем же на такое себя обрекать в вечности?

Если бы у Аполлона была в руках молния, то он бы метнул ее в Артемиду, Пана и всех, кто поблизости оказался, хорошо, что руки его были пусты.

И хотя Люцифера не было в тот момент на небосклоне, но он все это видел и слышал. И понимал Хранитель света, что мир нравится ему все меньше. И какой уж тут свет, когда становится понятно, что чем меньше светишь, чем темнее будет, тем лучше и спокойнее для тебя самого.

Он хватался за последнюю соломинку, чтобы как-то переменить свое мрачное настроение, но плохо это у него получалось. Глаза не смотрели на всех, кто на земле обитал, хотелось только одного — уйти от них подальше и не возвращаться никогда.

Глава 16 Решение принято

Еще какое-то время по привычке светил для них Люцифер. Но теперь и Аполлон все реже к нему свой взор обращал, а уж когда непонятно как оказалась на небесах Кассиопея, та самая гордая царица, которая чуть свою дочь не уничтожила, когда похвалялась перед Посейдоном, что она краше всех будет, тогда совсем не стало житья на небесах Люциферу.

Правда, к тому времени все уже установилось, и он видел, как по приказу Зевса был освобожден Прометей. Но это — то для Люцифера и стало последней каплей, переполнившей чашу его гнева. Прометей вернулся назад и оставался прежним помощником своего палача, словно и не переживал всех тех страданий, которые с ним приключились. Это казалось невероятным Люциферу, и он понял, что никогда ни у кого, ни о чем не будет просить, а уж у Зевса в последнюю очередь о чем-то просить станет, не бывать этому.

— Да лучше пусть исчезнет свет совсем, лучше пусть эти боги остаются в полной тьме, чем я с ними рядом встану.

Говорил он это Пану, а тот слушал его молча. Он мучительно старался понять, что им делать, как быть, чтобы не лишились они света. Все время он готов был спасать этот мир, и даже упрямца Аполлона, хотя лично ему тот был не приятен, но это не меняло сути дело.

Не в силах ничего придумать, Пан бросился к Артемиде и рассказал ей о последнем разговоре с Люцифером. И она сама не решилась к нему обратиться, а бросилась к своей матери, ведь Лето тоже была Титанитой, и если уж он кого-то послушается, то именно ее.

№№№№№

Лето не разделяла уверенности дочери, но к Люциферу все-таки обратила свой взор, как только он появился на небесах.

— Не лишай их света, они глупы и неразумны, они ничего не понимают, но нуждаются в тебе.

Усмехнулся Сияющий:

— А ты, отчего к ним так добра, что-то не понятно мне это, забыла, как гнала тебя Гера по всему миру, и не рвался заступаться за тебя возлюбленный твой.

Сколько не пыталась уговорить и сдержать его Лето, ничего у нее не получалось. Она могла успокоить себя только тем, что пыталась это сделать, но у нее ничего не вышло. И разозлился еще больше Люцифер, он никак не мог понять, как и почему защищают тех, кто им столько бед, унижений, несчастий причинили. Не может такого быть, не должно быть, но ведь было.

И тогда в запале и бросил он отцу своему Астрею, а тот то ли сам к нему пришел, то ли Лето его отправила.

— И не говори ни о чем, не проси меня, да лучше я в подземный мир подамся, говорят Аид из всех из них хоть и темен, но значительно приятнее этих небесных богов.

Астрей неожиданно с ним согласился.

— И там посветить не мешало бы, тем более что там ты будешь один, а здесь и без тебя света хватит.

Отец бросал ему вызов, а всегда он был добр и терпим. И хотя минуту назад еще не думал Люцифер о подземном мире, а теперь уже точно знал, что именно туда он и отправится и останется, если там он получит желанное одиночество.

Глава 17 Исчезновение

И в ту же ночь исчез с небосклона Люцифер. Замер от ужаса Аполлон, поняла Артемида, что все их усилия были напрасными, затосковал Пан, ведь ему так нравилось беседовать с хранителем света в темные ночи, когда другие звезды не решались появляться на небесах. И стали они гадать, вернется ли он оттуда, появится ли, и, вспоминая о его гордости, понимали, что не вернется он из тьмы, как бы там плохо и одиноко ему не было (а почему одиночество, это обязательно плохо), он не придет к ним, и никого ни о чем просить не станет. Разве не говорил он Пану на прощание:

— Никого ни о чем не проси, особенно сильных мира сего. Они сами все принесут и сами все дадут тебе.

№№№№№№

Для Аполлона наступили мрачные времена, не было больше вдохновения, как цветы без воды, погибали его музы без света и вдохновения, зато в подземном мире больше не было той кромешной тьмы. И вдохновение там оставалось, оттуда оно назад, на землю иногда вырывалось, но были это грустные и мрачные творения, хотя порой они были прекрасны, ничего не скажешь.

Помня об ошибках тех, кто был с ним на земле, Аид и Персефона были с ними приветливы и ласковы. Они не уставали повторять, как он необходим им, как все переменилось, а уж когда богиня ночи Никта устроила шумный праздник в честь него, то понял Хранитель Света, что это и есть то самое место, которое ему и необходимо было в мире.

Злые языки придумали сказку о его падении, о его первенстве, но в подземном мире, без Аполлона там, где эти слухи распространялись, не обошлось. Но что им оставалось делать, если они навсегда потеряли то, что имели, и хорошо понимали, что никогда им Люцифера назад не вернуть.

Так глухое и дикое средневековье для них и наступило.

Можно говорить что угодно в свое оправдание, но он без них спокойно обходился там, а вот им было даже очень плохо без того света, который он им еще недавно дарил.

№№№№

Так все начиналось когда-то.

Тайное всегда становится явным, и постепенно все творцы узнали, что не стоит искать вдохновения на Олимпе, нет его там, и никогда не было.

А потом и вовсе в злых демонов превратились боги и Феб, мрачный и унылый среди них оказался.

А что же Люцифер? Он исчез бесследно, словно его никогда и не было. Но ведь ничего не исчезает. Он должен был где-то появиться снова.

Глава 18. Затерявшийся во времени, появляется в Пекле

Теперь мы с вами знаем, как тот, кто был рожден хранителем света, стал повелителем тьмы. Во времена Аида был он только гостем его дорогим, но недолог был век Аида, и исчез там Люцифер. А потом ему и вовсе не осталось места и там, когда все переменилось. И побрел он по свету, искать себе достойное место в этом мире. И отыскал его в краю дремучих и заповедных лесов на славянских землях. Какими же тихими они были тогда, какими первобытными.

Боги молодые и солнечные жили в мире и согласии со своими людьми, но Люцифер не хотел повторять горький свой путь. Заглянул он в Пекло и увидел, что там пусто и уныло, один только Чернобог между мирами мечется страшно недовольный тем миром, который ему достался. Да и то правда, ни с чертями справиться не может, ни с первыми душами, к нему пожаловавшими. И понял Люцифер, что это и есть то самое место, которое для него и предназначено было. Недаром он у Аида все увидел и узнал, и понимал, как мир его устроен.

И так быстро взялся Люцифер за дело, что вскоре все в руках его было, и черти стали послушными, насколько они могли быть такими, и души ушедших на суд теперь приходить должны были. Правда, он сюда еще и Стрибога привлек, но все равно, все на нем было. Но он не жаловался, и когда Чернобог уходил куда вздумается, он даже радовался тому, что происходило вокруг. Да и не о чем ему было грустить.

Никто, правда, здесь не ведал, не знал, кто он такой и откуда явился, все было покрыто мраком тайны, но и не расспрашивали они его, не пытали.

И только волхвы, все ведавшие и о других мирах, догадывались, кто был перед ними, но никому больше говорить не стали, потому и стало их с Нием тайной — так они звали нового повелителя Пекла, а первого имени его не знали, да и не запомнили бы. Оно оставалось в секрете. Как и у людей, у богов клички оставались, с ними надежнее и проще было жить.

№№№№№

И наступил момент, когда покинул в первый раз Пекло Ний и вышел в этот мир. Вольготно и спокойно было ему там теперь. Только появился он под покровом ночи этаким таинственным черным всадником, пронесся по полям и лесам, нигде особенно не останавливаясь.

И лишь когда Волхва увидел, спрыгнул с коня и в чащу его подальше от костров полыхавших увел. Только там можно было поговорить им спокойно.

Так и пошел слух о том, что он боится света.

Это было не правдой, Ний его просто не любил, и не хотел вспоминать о грустном, которого было больно много в жизни его. И свет здесь солнечные боги хранили, а он не собирался в их дела вмешиваться.

Они встречались еще не раз. Но даже Велесу, не говоря уже об остальных, пришлось только гадать о том, что же это были за беседы.

Волхвы всегда славились красноречием, но они лучше других умели хранить тайны, особенно чужие тайны в те времена.

А когда и сюда пришли черные дни и черные монахи, как вороны кружили над этим миром и захватили земли славянские, то Ний оставался дольше остальных в мире — Пекла они не трогали, кто бы туда их пустил. Там порой волхвы и скрывались от всех гонителей, и у них они были, когда и заповедный лес перестал быть надежным местом для защиты.

Но не просто так они там сидели. А каждый из них писал свою книгу о прошлом, о богах, о героях, о том как жили они все это время, до конца света, до того злополучного 988 года, когда огнем и мечом крестили славян их доблестные князья, и никак не могли остановиться в рвении своем ретивом.

№№№№№\

Ний удалился последним. Волхвы остались. И они по-прежнему уходили в Пекло, чтобы не видеть всего того, что творилось в мире, и теперь, как Ний когда-то, появлялись на земле только в случаи необходимости большой, когда черти — наушники приносили уж слишком скверные вести, а волки подтверждали слова их, и выли отчаянно.

Ния беспокоить они чаще всего не решались, и все делали сами. Так было и во второй половине 13 века, когда власть их стала ослабевать.

И Волхв Свет решил, что ему надо уйти от Киевских земель и куда-то подальше в глубь удалиться, чтобы не достал до них великий князь, который ни своих, ни чужих щадить не собирался.

И надо сказать, что такой неразберихи с великими и не великими князьями, как в те времена давно не было.

В Киеве оказался Святослав Старый, и Галиче Ярослав Осмомысл, который и сам был более велик, чем первый, а во Владимире — князь Всеволод, прозванный Большим Гнездом, и уж если кого таковым считать так именно его.

И ни на одного из них не мог Волхв никак надеяться, как ни старался. А ему нужен был кто-то, не самый хлипкий, чтобы какое-то время еще продержаться и оставить в мире все, что и оставить должно.

И тогда на Чернигов взор его пал.

Глава 19 Две рукописи, какая главная?

Волхв Свет, хотя и был молод, но мудр не по годам, и видел он, что это последние дни и года их владычества в мире этом. Они смогли продержаться после рокового дня еще два столетия, никто их пошатнуть не мог, но сил у них все меньше было, в душах огня никакого не оставалось. Да и духи уже сами по себе оставались, и предки от людей, о них забывших, отдалились, и надо было главное сделать, оставить в этом мире главную книгу, по которой они будут помнить обо всем, что прежде было. И когда настанет срок богам пробудиться от сна и вернуться, чтобы знали они и помнили, кто они такие, и какую роль каждый из них в этом мире играет.

Пока они о том знали и помнили, но так ведь недолго еще продолжаться будет. Память у людей больно коротка, а князья с монахами помогут им все позабыть быстро. А тогда и умрут они во второй раз окончательно. Все умирает, когда память стирается, но не могли допустить этого волхвы. И решил Свет, что храниться она будет в храмах на земле Черниговской.

Так на князя Игоря, сына Святослава и внука Олега, старшего в роду князей и пала такая миссия, тяжкая, страшная, губительная.

И явился к нему однажды Свет, и рассказал обо всем, что сказать ему должен был. Как же долго эта беседа длилась. Крепко после того, как они всю ночь говорили, задумался князь Игорь. Очень мила и прежде была душе его вера предков, не раз и сны он видел и верил, что только с нею и можно победить в мире этом и хотя бы какой-то порядок навести. Не верил он только в то, что один сможет против всех выстоять. Хотя никогда бы в том никому не признался. Хорошо помнил он поговорку о том, что глаза боятся, а руки делают.

№№№№

В те дни в Киеве сидел тот, кто чуть не погубил его в детстве, во Владимире — тот, кто только и хотел его в погребальном костре видеть, и даже тесть его, князь Ярослав в Галиче, пальцем о палец не ударит для того, чтобы ему и внукам своим помочь. Его можно и не просить о том. Но знал князь Игорь с самого начала, что никогда и никого он ни о чем просить не станет. Если не дадут они, то ничего не дадут — проси их или не проси, а так на душе спокойнее будет.

Но когда дружины княжеские в поход на половцев отправились, а его не позвали даже с собой, то это стало последним плевком в его сторону, и тогда он понял, что не только со старыми богами останется, чтобы им всем досадить, но еще и постоит против мира всего.

Волхв Свет знал исход этого похода. Книгу Судеб никто и в те времена не отменял, да и пряхи в своих чертогах оставались, хотя Мокошь ушла вместе со всеми, но нити судеб они должны были плести все равно, чтобы не рухнул этот мир окончательно. Пусть хранится он, пока не вернутся они назад. Вот и говорили они долго с волхвом о том, что их всех в ближайшее время ждет.

— Хорошо, — сказал Волхв, — и поражение можно в победу обернуть.

Даже им он ничего не сказал о том, что задумал, но все то время, пока князь в походе и плену у Кончака оставался, он сидел в келье своей в дремучем и непроходимом лесу и что-то творил.

Черти приносили ему еду, которую неведомо где брали, Леший следил за этим строго, но, едва перекусив тем, что появлялось, он снова писал и переписывал что-то. И оглядывался на не свитки, которые лежали припрятанными от всего, что могло на них обрушиться — от огня, воды, ветра, потому что в них была вся его жизнь, как и судьба всех волхвов во все времена. Это единственный их бесценный труд, который и через много веков станет для них оправданием, и поможет обрести бессмертие их богам.

Если же с ними что-то случится, то все просто исчезнет без следа, и ему перед всеми остальными ответ держать придется. Потому он и торопился, и все на много раз обдумал, и решил приступить к последнему труду своему.

Иногда появлялась и Яга, и они говорили о чем-то, только ей одной он мог доверить свою тайну, да и дельный совет она могла ему дать, и строго указывала, что делать надо, а чего не стоит. И когда была поставлена последняя точки, волк серый ворвался к нему и заявил, что князь Игорь сбежал их плена.

— Тебе это точно ведомо?

— До самого Киева проводил его, хотя за нами никто не гнался, но береженного Велес бережет.

— Хорошо, значит, настал наш срок и пора за дело браться.

И волк взглянул ему прямо в глаза и вильнул хвостом, как собака, когда он потрепал его по шее, а ведь это был белый волк, тот самый, которого даже Леший побаивался, потому что никогда не знал, что у него на уме было. И только волхв давным-давно потерял страх, и даже рассмеялся, словно все было уже седлано самым лучшим образом.

Глава 20 Ярость великого князя

Мы уже много с вами слышали о самом могучем из князей русских этого времени.

Не всегда те, кто называются властелинами ими и остаются, чаще всего вся власть у тех, кто в тени остается.

В те времена таким тайным правителем и был князь Всеволод, младший сын князя Юрия Долгорукого, которого так часто из Киева изгоняли братья князья, что обосновался он во Владимире своем, да его столицей земель русских и объявил. С этого все и началось, а князь Всеволод должен был принять все это и только смотреть за всем, что в разных местах происходило. И забот у него было немало, да что там, больше, чем надо. То князь Роман со всеми остальными ссорился и разбирался, то князь Рюрик чудесил и никак успокоиться не мог. От великого князя в Киеве неизвестно, что ждать можно, а уж о князе Игоре и говорить нечего. А ведь за ним еще Ярослав Галицкий стоит, хотя с такими родственниками и врагов не надо. Но ведь всякое бывает, нынче так все повернется, а завтра этак.

И когда появился волхв — его только не хватало, понял великий князь, что беда одна никогда не ходит. Он наверняка, какую-то гадость ему принес.

И так оно на самом деле и было. Потому что сначала заговорили о какой-то крамольной книге, а потом это «Слово о полку Игореве» ему и принесли тут же. Князь Всеволод начал его читать. Лучше бы не начинал, но остановиться уже не мог. И когда он дочитал это, то приказал сжечь список, и казнить волхва.

— Публично, на площади, чтобы все они видели, что с каждым из них будет.

Ничего на это подручные его не ответили, только в тот же вечер волхв и оказался в застенках. Этого ли он добивался, или все случайно произошло, этого уже никто знать не мог. Только и отступать они не собирались.

— Они не встретятся с князем Игорем, хватит мне одного бунтовщика, уже сил никаких нет больше.

№№№№№№

Князь Всеволод опомнился к утру, князь Игорь так и не появлялся, и он никак не мог понять, что же ему делать дальше, особенно после того, когда ему приснился князь Олег Вещий. И он странно хохотал над ним. Показывал на него пальцем и смеялся. А в летописях он что-то читал о том, как волхв расправился с сим героем, и после того, когда он пришел во сне, уже не осталось ничего от решимости Всеволодовой. Но и выпускать просто так волхва после собственного приказа он тоже никак не мог — тот должен оставаться в темнице. Возможно, за это время что-то измениться. А в ушах все время звенело:

Князь великий Всеволод, доколе,

Муки нам извечные терпеть.

Да и не только, там были упомянуты все князья, и любой из них в таком виде предстал, что о том лучше и не думать вовсе, и он надеется на то, что это останется в веках. Да креста на нем нет.

Князь сплюнул. На нем и на самом деле и не могло быть креста, откуда ему взяться, если он всю свою жизнь только против князей и богов стоял и стоит. Волхвы никогда не боялись и теперь не боятся могучих владык.

Это все увидел князь Всеволод, когда вошел накануне в темницу. И через миг он уже понял, что это он сам в темнице сидит, а волхв пришел его навестить и издевается теперь над ним. Такое и во сне кошмарном не приснится никогда. Но он был в полной растерянности, как и тогда, когда надо было в очередной поход собираться, тут уж ни на что великий князь решиться не мог.

И хранитель света еще какое-то время оставался в темноте. Пекло не Пекло, но и хорошего ничего впереди его ждать пока не могло.

Глава 21 О князе Игоре, писателе и воине

Пока волхв томился в темнице, нам с вами надо заглянуть в Чернигов, в град, где в это время оставался князь Игорь. Именно ему предстояло еще стать печально знаменитым в этом мире созданием.

Он вернулся в свой Чернигов во второй раз, хотя в день смерти отца, когда покидал его еще ребенком, был уверен в том, что больше никогда ему в свой град не удастся вернуться, так вдруг повернулась к нему жестокая судьба. Только потом все изменилось, и князь Святослав — его дядя и главный обидчик, Киев занял, а ему оставил те земли, которые по праву рождения ему и принадлежали.

Время ли было таким, или сам князь Игорь не был воином, со своими братьями уж точно он воевать не собирался, а только такие схватки в его времена и были в почете. Только он понимал, что надеяться в этом противостоянии может только на чудо и на богов своих предков, потому что с новым богом, заставившим его погибать несколько раз, холодными и равнодушно на мир взиравшими, не было у него никакой связи даже в детстве, а теперь и подавно. Не потому ли с великой радостью принял он волхва, когда тот появился вдруг, и понял, что только с ним и должен оставаться, нет у него другого мира, нет и быть не может. И более того, стоило ему только в поле чистом оказаться, али в лесу дремучем, он и сам становился тем самым волхвом, и художником, и творцом, но он рожден был князем и в том, главная беда, в этой жизни — точно.

Вот и после похода этого жуткого понимал князь, что должен он с волхвом связаться и быть с ним до конца. Только как это было возможно сделать — этого он и представить себе тогда не мог. И повсюду он волхва искал, когда видел, что капища в лесу около града уже достраивается, но нигде его так и не смог отыскать, как ни старался.

А потом какой-то черт рогатый и поведал ему, что написал тот книгу о Игоревом походе, а после этого и оказался он у князя Всеволода в темнице, и больше его никто не видел и не слышал с тех пор. И тогда понял князь Игорь, что ему придется навестить князя Всеволода, хотя этого хотелось ему меньше всего на свете. Но волхва в беде отставить он никак не мог.

№№№№№

И вскочил на коня князь Игорь, только несколько воинов было с ним вместе. И так странно весело ему стало, и вдохновение такое было, словно родился он поэтом, а не воином, и им ему и оставаться хотелось до конца.

Луна, небо, звезды. Летел он мимо дремучих и непроходимых лесов. И это был его мир — единственный и неповторимый, и он казался в тот миг прекрасным и величественным. Он стоял тысячелетия и столько же еще стоять будет, когда от черных монахов и следа не останется. Только в это и верил князь Игорь, и это заставляло его жить и действовать.

И хотя немного тревожно было на душе, но ничего он не боялся, это пусть князь Всеволод вместе с монахами и богами своими трепещет. Он слышал что-то о «Слове « к нему обращенном и понимал, какую важную роль может оно в жизни его сыграть. Но не о нем, а о великолепном волхве, вместе с которым они и победят, и думал тогда князь Игорь.

Вот и белые врата Владимира уже показались вдалеке, и хотя кони устали, но он не собирался останавливаться. Для того, кто томился в темнице это слишком тяжко.

Глава 22 Монах в темнице у волхва

Но князь Игорь, как он не торопился, все-таки опоздал, потому что за несколько дней до его вторжения, вот что произошло в той самой темнице.

После того, как князь Всеволод вернулся назад, яростный и угрюмый, его верный монах, всегда следовавший за ним, теперь решил посамовольничать.

Он и мысли не мог допустить, что какой-то волхв так может обходиться с князем. И как только разгорелся княжеский пир, он и отправился туда, в ту самую темницу, где волхв оставался. Тот даже не пошевелился, глядя на то, как приближается черный, пред которым склонялись иные или отводили глаза.

Но и монах не собирался отступать, он уже почувствовал вкус власти, а волхв был в застенках. И если князь чувствовал себя тут скверно, то он сам был даже очень спокоен.

— И как смеешь ты…

Но он оборвал речь свою пламенную на полуслове, потому что от темного угла отделилась рогатая голова и к нему направилась тут же.

Монах стал креститься, уверенный, что это ему помочь может, но не тут то было. Бес захохотал:

— Ты хочешь темницу с нашим князем разделить? — вопрошал он, надвигаясь.

И видя, что крест не помогает, а ведь уверяли, что от него бесы разбегаются, он снова туда отправился, к решетке спиной прилип, а потом начал отступать и отодвигаться, только не тут-то было.

— А не за второй ли книгой ты явился? — наседал на него бес. — Наше творение про князя Игоря прочитал, так это только цветочки, а вот когда ты главный труд увидишь, глаза выпадут, и не только у тебя самого, — бес ткнул его пальцем в живот, — но и от всех твоих храмов и святош ничего не останется.

№№№№№№№

Нет, терпеть такого он никак не мог, это точно. Только слова о второй книге оказались сильнее волнения и страха дикого. Любопытство и угроза гибели были так сильны, что монах не собирался уходить, хотя дверь за его спиной распахнулась, ее никто и закрывать не собирался пока.

— Думаешь, ты найдешь без нас среди своих эту книгу? Она будет в башне, у тебя под носом храниться. Только не дотянешься до нее, я за тобой следить стану, и не махай руками, это вся игра наша, никому из нас не страшны твои кресты, и не надейся даже.

И странно замолчал бес. Волхв так ни одного слова с той поры и не произнес, словно он зачарован был или мертв. Но в последнее верилось с трудом, с какой бы стати ему помереть. Но монах чувствовал полное бессилье перед этой парочкой, когда с трудом поднимался наверх, если они тут такие храбрые, то, что же дальше будет, а если бесов будет не один. И странно, но до сих пор он верил, что тот боится креста его, как бы ни так. Ничего — то он не боится, и бояться не собирается.

Едва он добрался до гридни, где шумели и пировали князь с дружиной. Постоял немного, но туда не пошел, остался стоять на пороге, а потом рванулся в свою комнату, словно должен был что-то тайное там укрыть.

Нет, никому он рассказывать не станет, что был там, и пусть стражник попробует, проболтается князю, он проклянет его.

Правда, проклятий его скорее боялся сам монах, князь Всеволод косился на него давно. И не понимая, что за словами этими и страшными глазами князя стоит, монах робел и отступал. Но вряд ли это как-то подействует на волхва. Он и разговаривать с ним не стал. Так и проводил его молчанием.

Но что ему нужно сделать, монах подумать так и не успел, потому что и из его собственной комнаты к нему шагнул бес, вероятно, тот же самый.

— Мы не договорили еще, — услышал он хриплый голос.

Глава 23 Как повторяется старый миф о Зевсе

Сначала монах хотел выгнать его. Потом понял, что это еще одна глупость, тот никуда уходить не собирался. Да и больно хотелось знать, что же он ему скажет такого.

— И зачем ты пришел? Что тут позабыл?

— Чтобы напомнить тебе старый миф, от которого ты открещиваться собрался.

— Не ведаю, что говоришь ты.

— А то и говорю, что ты сам завтра на том месте быть можешь, только не о том речь, а об ином, ты должен отпустить волхва.

— И не подумаю, — буркнул тот, хотя в голосе его вовсе не было такой уж уверенности.

— Ты вообще думать не приучен, как погляжу, но разве не ведомо тебе, что даже Зевсу, который водами Леты поклялся, пришлось отпустить Прометея.

— Не ведаю того, — снова буркнул монах.

— И напрасно не ведаешь, — говорил бес, — но я тебе напомню, что тот самый Прометей знал самую главную тайну, после коей и остался Зевс жив и невредим еще какой-то срок. А если бы он так же упрямился, как ты нынче, так и вовсе не ясно было бы, что с ними стало.

— И что это ты все говоришь? — вырвалось у того.

— А то и говорю, что рухнет твой мир, и ладно бы ты один, а то ведь все храмы, и все, ты вот не знаешь, а я сам видел, как первые полыхали и сгорали дотла. Потом нам надоело пожарища устраивать, мы отступили, чтобы передохнуть, но все может быстро начаться снова.

— Плевал я на твои угрозы.

— Ты не плюйся, твой бог едва ли такое одобрит, — заверил его бес, и это скорее всего было правдой.

— Кроме этой рукописи, от которой твой князь взбеленился, есть другая, я тебе уже сказывал. И тебе ту найти надобно.

— Словно ты мне дашь это сделать.

— Не дам, но ведь и меня обдурить можно, не крестом твоим, конечно, но можно — это точно. Вот и принимайся за дело. Я тебя обо всем предупредил, дружок ты мой, дерзай.

Он так говорил, словно они что-то новое и интересное обсуждали, но уж не опасное для жизни. Бес бросал ему вызов, и ничего не оставалось — только принять его. Монах молчал.

№№№№№№№

Монах метался, словно его тоже загнали в темницу, но хотелось ему только одного — найти ту крамольную рукопись, и князю принести, а еще лучше и не приносить ее, в костер бросить и посмотреть, как она полыхать будет. Бес бросал ему вызов, и он должен был его принять.

— Хорошо, я принимаю твой вызов.

— Но прежде ты освободишь Прометея, волхва нашего, если хочешь, чтобы твоя вера, которая на ладан дышит давно, еще какой-то срок продержалась.

Бес растворился, но оба понимали, что он только дал ему передохнуть и явится снова уже завтра, вроде он что-то о том говорил. Монах понял, что он потерял покой и сон. Хотя последнее было не совсем верно, спал он как убитый, и даже снова никаких не видел. Но это испугало его не меньше, потому что утром все одно придется просыпаться и ждать беса.

Тот от него не отстанет, но он не может отпустить злейшего врага своего, которого мысленно уже казнил несколько раз. Это невозможно, а что он князю скажет после этого.

— Невозможно. То ли во сне, то ли в бреду шептал монах и никак не мог проснуться.

Глава 24 Бес требует от монаха невозможного

Все так и было, как он предположил, чтобы доказать, что он вольная птица и никакие предрассудки ему не страшны, на этот раз бес появился на рассвете и остановился перед монахом, стоило ему только подняться с ложа своего. Тот снова хотел креститься, но только махнул рукой, понимая, что это напрасно, и не стоит беса смешить.

— Так что же ты решил с волхвом?

— Я спал и не видел снов.

— Отдохнул вестимо, вот и давай теперь, утро у нас говорят мудренее, чем вечер.

— А князю я что скажу? С какого это перепугу я его отпустить должен.

— Да ничего и не говори, что к нему бегать и докладывать, али ты боишься его, ну сопри на меня, скажи, что бес его утащил, ведь это так и есть.

— Вот и тащи без меня, — вырвалось у того невольно.

— Могу, конечно, но я хочу, чтобы ты его отпустил, али тебе напомнить, что с Пилатом случилось, когда твоего бога распинали.

И снова монах хотел сначала креститься, а потом стал руками махаться.

— Ну что ты машешь, ведь все очень просто, открой дверь темницы, Зевс сдался, Пилат маялся, а ты просто черный маленький и ничтожный в сравнении с ними хотя бы, так что же тебя держит, а я, между прочим, помочь тебе хочу.

— Знаю, я, куда твоими добрыми делами дорога стелется.

— А коли ведаешь, так что держит тебя, какой ты упрямый, запарился я с тобой.

Бес сделал вид, что он порывается уйти, но сам внимательно за своим пленником следил.

— И что в них такого особенного, хотя конечно, такому князю, как Всеволод, только такой и нужен, куда ему с моим волхвом тягаться, всею ничтожность видно, а на этого глянешь, и великим самому себе покажешься.

Он говорил это вслух, хотя, кажется, и не замечал речей своих пламенных. Глаза монаха страшно сверкнули, да как он смеет. И ведь смеет, и не заткнуть ему рта никакими судьбами.

— Как только мой волхв будет на свободе, я вернусь к тебе и поведаю тайну рукописи, а ты ее с собой в могилу унесешь, потому что ты не Зевс, и такая долгая жизнь тебе не грозит, но что там написали мы с ним, и что сохранить попытаемся, знать ты все-таки будешь.

С этими словами бес растворился в воздухе, а монах обреченно опустился на кровать свою измятую.

— И привяжется же такое чудище, но если он его все равно освободит со мной или без меня, то я больше с места не сдвинусь. Ничего делать вовсе не стану.

И словно желая проверить себя на прочность, он поднялся и пошел по знакомому уже пути.

— Я ничего не стану делать, — заявил он, и потребовал у стражника открыть засов.

Стражник удивленно посмотрел на него, но ничего говорить не стал. Монах не мог знать, что темница была пуста, никого там больше не было. Но у него не хватило сил заглянуть туда и посмотреть на волхва, которого бес давно и без него освободил, для него важен был только сам факт того, что тот поднимется и отправится туда. Он так и сделал.

И вина теперь навсегда на нем останется, впрочем, ненадолго, как вскоре выяснилось.

Глава 25 Бес вернулся к монаху открыть тайну Слова

А в полночь Волхв уже сидел перед Перепутным камнем, смотрел на луну и звезды и видел, как прекрасен и удивителен этот мир. Бес прохаживался перед ним взад и вперед и рассказывал о том, как он терзал святошу.

— Мне бы твои заботы, — с грустью волхв произнес.

— А у каждого заботы свои, но я слово давал, что спокойно они жить не будут, пока я жив.

— Видно, им не успокоиться никогда.

— А тем, кто с огнем и с мечом к нам пришел, тот и погибнет от того огня и меча, и покой мне и ему тоже только снится.

Волхв улыбнулся в полутьме.

Его забавляла суета беса. Он радовался тому, что он, как и вся его братия, не успокоились, единственные из всех духов, и делают хоть что-то. Хотя он понимал, что это капля в море, но не из таких ли капель состоит само море — на каждого беса по капле моря, на каждую каплю в море — по бесу, и это не так мало, и звучит уже внушительнее.

Но что же все остальные, почему они так просто сдались и ушли.

Он разговаривал с Велесом, когда тот приходил к нему во сне, и спрашивал, почему они не остались, никто из Ирия, только те, кто были на земле, только Люцифер под землей еще продолжали противиться.

Он говорил о Книге Судеб, о том, что ни один бог против Судьбы идти не волен. И это можно было разумом понять, но не принимала его душа такого, и в бунте этом видел он свою порочность, и нерешимость, но ничего с собой поделать не мог. Им на смену пришел тот, кого вообще умертвили, да еще и мучили страшно, а эти просто гордо и достойно ушли, только мир с кем и с чем остался.

Но монах понял, что жить надо так, как бес живет, ни о чем не задумываться особенно и делать то, что можно и должно, а богов не судить — праздное это занятие.

№№№№№№

На рассвете волхв отправился к себе в Чернигов, где его князь Игорь дожидаться должен был. Они разминулись в пути, и он не знал, что князь Игорь уже ворвался во Владимир, чтобы вырвать его из плена, и ради этого готов был даже в глаза лютому своему врагу заглянуть.

Но пока князь Игорь ехал по Владимиру, а волхв к Чернигову рвался, бес вошел в покои монаха. Он собирался держать свое слово, раз тот исполнил то, что от него требовалось, и рассказать ему о рукописи. Какая разница, пусть знает, да мается, ведь он до нее все одно не дотянется, сколько не старайся.

Но когда бес влетел в комнату, монах сидел в кресле с кубком в руке, и вдруг пустой кубок упад и покатился по полу.

Но не от появления беса, хотя и оно не радовало, слабость накатила на бренное тело монаха. По тонкому запаху бес сразу унюхал яд.

— И кто это тебя так? — Поинтересовался он, — ясно понятно, что будут вопить о том, будто я тебя отравил, только это не правда. Я пришел тебе поведать тайну нашей рукописи, ты должен ее знать.

— Ничего, ничего не хочу знать, — стонал тот, и через миг сам свалился к копытам беса.

— Князь Всеволод, да ты шустрее, чем я мыслил. Ну что же одним монахом меньше, одним больше, надеюсь, что ты ему мстил не за моего волхва. Даже жаль немного этого убогого, а я ему такую тайну раскрыть хотел, не успел, надо же, не успел, — сокрушался почти искренне тот.

Но за прикрытой неплотно дверью уже были суета и шум — это князь Игорь, которого здесь ждали меньше всего, потребовал, чтобы его пропустили, к Великому князю.

— Полежи здесь, пока они тебя не найдут, а я пойду, гляну, что там мой князь творит, из-за тебя забыл его предупредить, чтобы не суетился особо. А может, и не забыл, пусть Всеволод порадуется, он уже и не ждал его увидеть, а неожиданность не всегда приятна, но забавна бывает.

С этими словами бес в гридню и устремился, он никак не мог пропустить такого события важного.

Глава 26 Что услышал князь Всеволод за закрытой дверью

Шум заставил великого князя отойти от двери, за которой пока еще оставался бес и мертвый, им же и отравленный монах. Хотя и под пытками не признался бы великий князь, что он к тому причастен, и даже о том, что воеводе своему он рассказывал мнимый сон.

И снилось ему, что монах принял кубок с вином от беса, и ясно, что в том кубке было. А когда слуги вбежали, то он был уже мертв.

— И что бы это значить могло? — вопрошал у холопа верного великий князь.

Тот молчал, понимая, что перед Купалой это будет очень хорошим знаком для всех их людей, которые все меньше своему князю верят, особенно после бед, на них в последнее время свалившихся, и если они узнают, что странно и внезапно помер монах, то может, хоть немного успокоятся.

А когда князь узнал о том, что из темницы исчез волхв, то он сам обмер и снова бросился к воеводе. И хотя ничего ему не сказал, но они давно знали друг друга, и не надо было никаких слов. И вот теперь князь, проходя мимо, хотел убедиться в том, что приказ его тайный исполнен, хотя и не собирался заглядывать туда. Тело монаха должен найти кто-то другой, а не он сам. Но тут он слова беса о тайной рукописи и услыхал, и понял, что писанина о князе Игоре — не самое главное. Она просто должна была отвлечь от главного.

И так захотелось ему узнать, что же там скрывается, что он прямо взвыть готов был, как внезапно раненый зверь. Но тут произошло еще что-то, недаром говорится, как только Игоря помянешь, так он и явится. Так и на этот раз случилось.

№№№№№№

Сначала князь Всеволод решил, что это только призрак, но за ним бежали воины, и расталкивал он их с невероятной силой.

Князь Игорь был жив, и он — вот наглость — был здесь.

Подав знак стражникам, чтобы они отстали, князь Всеволод проследовал в гридню, и пригласил непрошеного гостя, который хуже татарина или Тугарина, за ним следовать.

Он неспешно развалился на столе своем и стал взирать на него издалека.

Давно не видел он крамольного князя так близко.

— Что это тебе не спится? Я мог бы и обождать.

— Да я ждать не собирался, где мой волхв?

— Я не сторож волхву твоему, — торжественно произнес князь Всеволод.

— А мне ведомо обратное.

— А если ведомо, или и найди его, а коли найдешь

Князь замолчал и усмехнулся.

— То твоим будет. Но сперва дай взглянуть на тебя, видно Кончак тебя как гостя дорого встретил и не сильно удерживал там, а может, надоел ему больно, столько шума от тебя, что и вернули назад с мешком золота.

Князь Игорь молчал, что еще мог он услышать от брата своего? И ради этого стоило мчаться во тьме?

— Но что бы там не писал твой волхв ненаглядный, только время нас рассудит, и все по своим местам расставит.

— Время нас рассудит, — повторил князь Игорь, и без позволения его отправился прочь.

— Иди и ищи его, а коли найдешь, с собой забирай. Мне он без надобности, ни тебя, ни его я зреть не желаю.

На том они и простились.

— Нечего тут искать, отправляйся домой, — услышал князь Игорь голос рядом. Он и сам уже понял, что искать тут нечего.

№№№№№№№

Мимо леса заповедного и дремучего из стольного града Владимира, а он тогда таким и был, ехал домой, в Чернигов, князь Игорь Святославич, и Лешие выходили к нему и смотрели с надеждой, и Водяные позволяли искупаться, и тоже стались утешить как-то. Он был

В те дни он оставался последним героем, и последней надеждой для них. Но больших надежд на одного князя нельзя было возлагать, и мертвый монах — это не спасение, это только штрихи странного гибельного времени и переменчивой судьбы.

А что останется от того времени смутного? Только две рукописи, одну из которых найдут в веке 19 почти через шесть столетий, странно даже представить себе такое, а другую и того позднее.

Нарочно не придумаешь, и поверить невозможно, но так это и будет потом. А пока князь Игорь возвращался в Чернигов. Ему надо было капище достроить, с волхвом побеседовать и показать всему славянскому миру, что ничего в мире не исчезает. И вера их предков, с которой они не одно тысячелетие жили, и славно жили, жива, и ни князь Владимир когда-то, ни князь Всеволод нынче ничего с ней сделать не смогут, как бы они ни старались

.

А вы бы могли ходить по воде, как по суше-

И призраки видеть — их вечно таят зеркала,

А вы бы сумели постичь обреченные души,

Молясь за врагов, подбирая такие слова,

Чтоб он вам поверил наш страстный и яростный Велес,

И чтобы Перун не ярился во время грозы,

А вы бы сумели, свои умножая потери,

Стремиться к их свету. Вы были б сильны и горды.

Не божьим рабом, а достойным и солнечным сыном,

Остаться в сердцах, и сгореть от великой любви,

Но яростно дышат святоши смиренные в спину,

Слепые монахи шагнули с картины Дали.

Но вместе с Ярило я страсти земные познала,

Раскаянье нет, только жар и пленительный свет,

И вместе с русалками в лунную ночь танцевала,

И Леший дарил заповедный, таинственный лес.

Нам только казалось, что все, позабыв, потеряли,

Таинственный мир, наши боги мудры и добры,

Мы будем кружиться, отринув земные печали,

Их светлые дети, их правнуки, но не рабы,

На тысячу лет наши души чужие украли,

Но Род терпелив, он дождется заблудших детей,

И в солнечном свете сумеем осилить печали,

И страсти земной отвергать мы не станем теперь.

И спустятся предки с небес, как тогда, как в начале,

И силы умножив, забудем смирения тьму,

И многие знания наши умножат печали,

Но дух той Руси, словно дар я бесценный приму.

И будет со мною язычества наша стихия,

Там жизнь и любовь, там не будет тоски или зла.

И может тогда, возродится из праха Россия,

И страшные тайны откроют для нас зеркала.