Куба, любовь моя…

Людмила Анисарова, 2023

Роман Людмилы Анисаровой рассказывает о любви русской женщины Полины и кубинского разведчика Эрнесто – любви, которая выдержала испытания временем, расстоянием, неизвестностью. Автор расширяет рамки привычного любовного жанра, органично вплетая в повествование элементы публицистики и дневниковых исповедей. Искренность и пронзительность вкупе с простотой и лёгкостью изложения ставят роман на одну ступень с лучшими образцами женской прозы.

Ожидание

Куба, маленький город недалеко от Гаваны. 12 февраля 2005 года.

В доме Хосе Сандиноса, шофера городского муниципалитета, с самого утра, несмотря на субботний день, когда всем можно было бы еще и поспать, царило необыкновенное беспокойство. Собственно, оно поселилось в семье уже неделю назад, как только пришло это письмо из России. Столько лет ничего не было. Ничего. И вот теперь…

Суетливо что-то перекладывала с места на место Тереса, жена Мигеля — младшего сына Хосе; сам Мигель беспрерывно курил; сновали туда-сюда и затевали что-то разбойничье их дети — Мигелито и Луисито, неуправляемые чертенята семи и пяти лет. Озабоченно гремела посудой Мириам, жена Хосе. При этом она громко советовалась сама с собой о том, что приготовить на обед: вдруг гостья появится именно сегодня? Хотя этого никак не могло случиться: в письме написано, что 12 февраля Полина (они хорошо помнили это имя) только вылетает из Москвы.

Их несостоявшаяся невестка коротко написала, что приедет в Гавану по туристической путевке на неделю и хотела бы заехать к ним повидаться. Заедет ли? И привезет ли показать внука? Ничего они толком не знали. И от этой неопределенности все были друг другом недовольны, не могли найти себе места, перебрасывались ничего не значащими фразами, беззлобно переругивались. Что они скажут жене (пусть и неофициальной) их старшего сына, матери их внука, если сами ничего не знают? И как они будут разговаривать? На каком языке? Письмо написано на испанском. Но говорит ли Полина по-испански? Тогда, много лет назад, не говорила. Эрнесто, конечно, говорил по-русски. Так они и познакомились. Да… Много было переживаний, связанных с этим. Очень много. А потом на смену им пришли другие. Но никогда они не забывали, что в России растет сын Эрнесто — Алехандро. Никогда не забывали. Видишь, не назвали, как отца, — Эрнесто. Жили бы здесь — ребенок был бы Эрнесто, как отец — так положено. Правда, Мириам в свое время тоже не назвала старшего сына Хосе. Назвала в честь Эрнесто Гевары. Хосе не противился: он уважал и Фиделя, и Рауля, и Че. Он с самого начала поддерживал революцию, а Мириам была чуть ли не в гуще событий: ее брат и отец, хотя и не были бедняками, помогали «барбудос», когда те скрывались в горах Сьерра-Маэстро (жена Хосе была родом именно из тех мест, а познакомился он с ней в Гаване, где она училась в университете).

Хосе с Мириам уже заработали пенсию, но дома им не сиделось. Мириам, член партии, неутомимая общественница, по-прежнему преподавала в школе свою географию. Могла бы, наверное, тогда, давно, найти себе кого-нибудь и получше, а не шофера. Она красивая была. Да и сейчас… Но говорит, что не жалеет ни о чем.

Хосе хоть и атеист, а всегда мысленно благодарит пресвятую Деву Марию за то, что послала ему Мириам. За сыновей благодарит. Точнее, раньше благодарил. Давно. А теперь вот… Надо бы просить за Эрнесто, а просить Хосе не умеет. Даже мысленно. Мириам, наверное, просит, хотя не сознается: тоже атеистка.

Вот уже больше тринадцати лет прошло — и ничто не пролило свет на эту печальную и загадочную историю. Первое время они судили и рядили, говорили об этом и днем и ночью, писали куда-то письма, пытались навести справки через Хуана, двоюродного брата Хосе, который жил в Гаване и был очень уважаемым человеком — врачом, который однажды лечил самого Фиделя, но все было безрезультатно. И через какое-то время они оставили попытки что-либо узнать.

Эрнесто жил в их памяти, жил на фотографиях в альбоме (со стены портрет сына они по совету Хуана на всякий случай сняли), и им казалось иногда, что он просто уехал далеко и надолго — так же, как когда-то уехал в Советский Союз учиться. Правда, тогда были письма и его приезды в отпуск — а теперь этого не было. Но ведь не было и сообщения о том, что он умер. Значит, надо было ждать. И Хосе с Мириам ждали. Хотя говорили об этом редко, оберегая каждый свое. Они знали, что обязательно должны дождаться; и больше всего на свете боялись известия, которое положило бы конец ожиданию, ставшему сутью и смыслом их жизни.

Три года назад умерла Лусия — мать Хосе. Пока была в сознании, все повторяла: «Не увидела Эрнестито. И сына его из России не увидела». Потом она впала в беспамятство, и через два дня ее не стало. Она очень любила старшего внука, горевала о нем открыто и страстно. Плакала по-детски безутешно, предчувствуя, что не суждена им на этой земле встреча.

Когда почтальон принес письмо, ни Хосе, ни Мириам никак не могли решиться вскрыть конверт — поручили это сделать Мигелито. Тот сразу вытряс из конверта фотографию. И все, даже дети, поняли, что на фото — Алехандро. И Мириам, и Тереса заплакали. А потом уж прочитали письмо. И начали ждать в гости Полину. Только так и не поняли, одна она приедет или с сыном?

Конечно, сразу открыли альбом, который Эрнесто привез тогда, давно, из России.

Вот Эрнесто с Маркосом на фоне деревьев с пестрыми бело-черными стволами. У Маркоса, лучшего друга их сына, все хорошо. Жена, двое детей, живут в Гаване. Он, кажется, уже до подполковника дослужился.

Вот Эрнесто у памятника русскому поэту. В семье Сандинос знают этого поэта: Сергей Есенин. У них на полке стоят две книги с его стихами: на испанском языке и на русском. Это Эрнесто купил в России, в Москве.

А вот вся семья: их сын и его жена Полина с пятимесячным Алехандро на руках. Внук и маленький был похож на своего отца. А теперь, на присланной фотографии, — просто второй Эрнесто. Сравнили с его школьными снимками — одно лицо!

На следующей фотографии — Полина. На ней — джинсы, обтягивающие полные бедра (в семье Сандинос не любят худых женщин), распахнутая короткая белая куртка. Темные волосы распущены по плечам. Она приветливо улыбается: на щеках ямочки. Красивая. Ничего не скажешь!

Они эту фотографию показывали соседям, родственникам, знакомым. И все говорили: «Красивая!» И фото маленького Алехандро тоже показывали: наследник! И все говорили: «Похож на отца».

Хосе с Мириам гордились еще и тем, что их сын не просто признал ребенка своим (как это принято на Кубе с давних пор), но и зарегистрировал его в кубинском посольстве в Москве. И Алехандро, их внук, — гражданин Кубы. Документ, подтверждающий это, хранится у них. Эрнесто привез его с собой тогда, в девяносто первом году. Полина с Алехандро и Антонио, ее старшим сыном, должны были приехать позже. Но Эрнесто, сразу приступив к службе, уехал, как они понимали, по заданию. И не вернулся.

Они поначалу пытались связаться с Полиной: адреса они не знали, но у них был номер ее телефона. Мириам вместе со своей подругой, учительницей русского языка, пыталась позвонить, но безрезультатно: никто не отвечал.

День так и прошел в суете и бестолковых разговорах. Все выясняли, сколько часов летит самолет от Москвы до Гаваны. Эрнесто в свое время говорил — а они забыли. Да ведь тогда, много лет назад, самолет делал посадку где-то в Канаде. А теперь (Хосе слышал от кого-то) не садится он там. Так что намного быстрее должно получаться. Но уж сегодня на ночь глядя никто, конечно, не приедет. Может, завтра. Или послезавтра.