Зверж

Лёня Герзон, 2016

Сказочная повесть для детей и всей семьи о том, как людишки из города Цветограда решили Вегетарианский вопрос.

Глава четвертая. Философский вопрос

— Всё, теперь пора открывать общество, — схватила Кнопочку за рукав нетерпеливая Барвинка, едва они вышли на бульвар Васильков.

— Как же мы его назовем?

— Да неважно, как назовем. Потом придумаем. Самое главное сейчас на свою сторону хоть немного людишек привлечь.

— Ладно, давай привлекать.

— Только с кого начнем?

— Что-то дождь начинается, — заметила Кнопочка, доставая из сумки яркий салатовый зонтик.

У Барвинки тоже был зонт, но он никак не раскрывался. А настроение у нее сегодня было такое, что она с размаху засунула его в бронзовую урну возле старинных ворот парка Кувшинок. Кнопочка достала из сумочки еще один зонт — розовый в белый горошек и протянула подруге.

— Запасливая какая, — порадовалась Барвинка.

Они пошли под зонтами мимо длинного забора парка.

— Давай начнем с Кастрюли-повара! — предложила Кнопочка. — Он всех кормит и за еду отвечает. К тому же он добрый. Если Кастрюля станет вегетарианцем, он изо всех сил будет вегетарианскую пищу распространять — я уверена.

— Давай, — согласилась Барвинка.

Кастрюля был шеф-поваром одного из самых любимых малянками и малянцами ресторанов в Цветограде. Этот ресторан назывался «Патиссон». «Патиссон» находился в самом центре, возле площади Свободы.

Погода портилась. Поднявшийся ветер нагнал откуда-то серых туч, и зарядил противный мелкий дождь, который — ясно было — собирается моросить целый день. Кастрюлю дождь приводил в уныние. Он грустно сидел у окна своего ресторана. Прижавшись носом к широкому стеклу, выходящему на проспект Пионов, Кастрюля смотрел на дождь. Ему даже есть не хотелось.

— Привет, Кастрюля, — поздоровались малянки.

Они отряхнули от воды свои цветные зонтики и поставили их в ведерко у входа.

— Привет, — печально ответил повар.

— Что, грустно?

— Не весело. Не люблю я дождь.

— Ну, дождь — это ерунда. А вот некоторым сейчас намного грустнее, чем тебе.

— Это кому же, интересно? Напильнику, что ли?

— При чем тут Напильник?

— Ну как… может, у него механизм какой от дождя заржавел…

— Да какой еще механизм? Я тебе про несчастных животных толкую, — сказала Кнопочка.

— А что животным плохо? Сидят себе в своих норах. Они дождя не боятся.

— Да при чем тут дождь? — рассердилась Кнопочка.

— Подожди, — остановила ее Барвинка. — Хватит морочить ему голову.

— Кастрюля! — донеслось из кухни. — Котлеты жарить?

— Не надо пока! Посетителей мало, и они ничего не заказывают — какой может быть у людишек аппетит в такую погоду? Хотя нет, погоди! Будете котлетки? — обратился Кастрюля к малянкам. — Свиные, горяченькие, прямо сейчас со сковородки…

Кнопочка скорчила ужасную гримасу, а Барвинка сказала:

— Мы, Кастрюля, котлеты не едим. И тебе не советуем.

— Это почему?

— Потому что мы против убийства животных.

— Каких животных? — не понял Кастрюля.

— Свиней, из которых вы котлеты делаете.

— Свиней? — поразился повар. — А что, их убивают?

— А ты что думал? Что они мясо отдают, а сами живыми остаются?

— А, ты про это…

— Да-да, именно про это.

— Ну и что? — зевнул Кастрюля. — Они же ничего не понимают.

— А может понимают, ты-то откуда знаешь?

— Да что вы ко мне пристали? Не хотите котлеты — не ешьте, я разве против? Клиент всегда прав. Садитесь, я вам уху подам, у нас сегодня уха свежая.

— Уху можно? — потихоньку спросила Барвинку Кнопочка.

— Ты что? Уха же из рыбы!

— А да, правда. Мы уху не будем есть, — сказала Кнопочка Кастрюле. — Ее из рыбы делают.

— Ну и что?

— А то, что рыба хотела жить, а ее убили.

— Откуда вы знаете, чего она хотела? Вы ее что, спрашивали? Если б хотела, то не попалась бы на крючок.

— Ее подло обманули, вот она на крючок и попалась, — сказала Барвинка.

— Кто это ее обманул?

— А тот, кто ее поймал — рыбак. Он ей червяка подсунул. Она голодная была, есть хотела. Думала, что это червяк, а это оказался замаскированный крючок!

— Значит, она хотела съесть червяка? — уточнил Кастрюля.

— Хотела, да! А вы ее поймали, убили и сварили.

— Ну, значит, так ей и надо. А тебе червяка не жалко? Эти рыбы столько червяков едят!

В это время к спорящим подошел малянец по имени Герадокл. Он сидел за столиком возле входа и слышал разговор малянок с поваром Кастрюлей.

Герадокл был философом и историком и прочел множество древних книг. В них он почерпнул самые разные знания. В Цветограде Герадокл стал известен из-за своих странных идей, которые время от времени возникали у него в голове. Герадокл записывал их на бумажках и раздавал всем. Чаще всего это были идеи о том, как устроен мир.

Например, однажды Герадокл собрал своих друзей и объявил им, что понял, откуда взялись людишки.

— На заре времен, — сказал Герадокл, — когда Земля еще была голая и пустынная, на ней происходили разные сложные процессы. Что это за процессы — об этом спросите Всезнайку. Этим занимается наука. Я только скажу, что в результате появилось множество самых разнообразных форм.

— Ты имеешь в виду конусы и параллелепипеды? — спросили его людишки, но Герадокл сказал:

— Нет, это слишком простые формы. А тогда появились очень сложные формы. Они состояли из множества простых, соединенных между собой.

Людишки задумались. Герадокл подождал, чтобы дать им поразмышлять над его словами, и потом продолжал:

— Это были очень странные существа. Нам бы они показались нелепыми и ужасными. У них было по десять рук, и на каждой разное число пальцев — от одного до сотни. У них было по тринадцать ног, и некоторые из этих ног закручивались между собой.

Герадокл снова помолчал.

— Сейчас все малянцы и малянки одинаковые и имеют по две ноги, две руки и одной голове на плечах. А тогда появились существа с тремя головами. Вместо плеч у них торчала нога, а вместо колен шарообразные пальцы. Были и существа всего только с двумя кубическими головами и тремя руками. Были и такие, у которых вовсе не было головы, а была только одна нога в форме пирамиды и одна рука с двумя пальцами. Наконец, были и подобные нам: с одной головой, парой рук и ног.

Людишки раздумывали над тем, что сказал Герадокл. Каждый стал представлять себе этих странных и загадочных существ.

— Но это всё не важно, друзья, — помедлив, продолжал Герадокл. — Много чего странного и необычного появилось в то время. Главное то — что выжили только приспособленные.

— Как это? — не поняли все.

— А так. Разве могли передвигаться, добывать себе пищу, разводить огонь и вообще жить по-человечески существа с семью головами и восемнадцатью ногами? Конечно же нет! Поэтому все они погибли. Вымерли. А остались только те, у которых было две ноги, две руки с пятью пальцами на каждой и одна голова.

— Где же они теперь? — спросил Пустомеля, который совершенно случайно оказался среди слушателей. — Те, что остались?

— Я ждал этого вопроса, — сказал Герадокл. — Я знал, что обязательно найдется кто-нибудь, кто его задаст. Подойди к зеркалу, о любознательный людишка, и посмотри внимательно в него. Там ты найдешь ответ.

И Герадокл раздал слушателям бумажки, на которых было написано:

«ВЫЖИВАЮТ ПРИСПОСОБЛЕННЫЕ».

Герадокл любил сидеть в ресторанах и кафе. Он заказывал себе какую-нибудь еду, каждый раз разную и обязательно ярких цветов. Но Герадокл никогда заказанное кушанье не ел. Он сидел перед тарелкой и размышлял. Различные блюда — морковный салат с майонезом, фаршированный зеленый горошек, куриные отбивные в земляничном соусе — давали пищу его размышлениям. Герадокл подцеплял на вилку отбивную и долго смотрел, как с нее стекает подлива. Или строил из пюре замок и украшал его. Пушки он делал из сосисок, окна — из огуречных семечек, купол — из половинки горошины. Вокруг выкапывал ров, заполняя его майонезом. Потом Герадокл заливал замок гранатовым соком и смотрел, как красная жидкость течет по его стенам и просачивается в окна. «Это кара», — бормотал он.

Порой Герадокл просто лепил из еды разные бессмысленные формы. Посетители ресторанов, а также официанты не любили его за то, что он иногда вдруг брал еду прямо руками и начинал ее мять. Больше всего Герадоклу нравились соусы и подливы. Они текли, и съедобный натюрморт на тарелке менялся. Это соответствовало главной теории Герадокла — ТЕОРИИ ВСЕОБЩЕГО ТЕЧЕНИЯ. «Всё течет, всё изменяется», — любил повторять Герадокл. Глядя на его руки, чуть ли не по локоть вымазанные в кетчупе, некоторые людишки открыто возмущались. Но Герадокл всегда исправно платил за заказанные блюда, к тому же он оставлял щедрые чаевые, поэтому в ресторанах его терпели.

Сегодня историк был одним из немногих посетителей «Патиссона». На тарелке его, как обычно, высилась гора какой-то серой, бесформенной массы, политой чем-то красным. Спор малянок с Кастрюлей заинтересовал его.

Мимо ресторана проходила большая компания людишек. В это время дождь ливанул изо всех сил, и компания бросилась в «Патиссон».

— Входите, входите! — гостеприимно приглашал Кастрюля, придерживая дверь и принимая у новых посетителей зонты и мокрые куртки.

— Я слышал ваш разговор, — начал Герадокл, втискиваясь между Кнопочкой и Барвинкой, которые все еще стояли у входа.

— О чем идет речь? — спросил у Кастрюли кто-то из вошедших.

— Некоторые считают, что нельзя есть мясо. Потому что для этого надо убивать животных.

— Животных? — удивились все.

— Это интересно!

— Ерунда какая-то!

— И правда, жалко куриц!

— А как же мясо-то есть, если не убивать? Непонятно!

— Тема, которую вы затронули, составляет глубокую философскую проблему, — продолжал Герадокл, не замечая остальных и обращаясь к Барвинке с Кнопочкой.

— Какую же? — нетерпеливо спросила Барвинка.

— Мы питаемся рыбой, а рыба питается червяком. Съев одну рыбу, мы тем самым спасаем тысячу червяков, которых она могла бы съесть за свою оставшуюся жизнь, если бы не умерла.

Герадокл сделал паузу и многозначительно пошевелил пальцами рук, словно изображая спасшихся от зубов рыбы червяков.

— Только представьте себе эту тысячу счастливых червячков, безмятежно копошащихся в земле и радующихся жизни. Но не всё так просто! Червяк, в свою очередь, питается разными букашками. Спася тысячу червяков, мы обрекаем на гибель миллион букашек, которых съедят эти червяки, и которых они бы не съели, если бы мы не съели рыбу. Представьте себе миллион несчастных букашек, обреченных на смерть!

— А чем питаются букашки? — спросил малянец по имени Гнобик, с размаха сняв куртку.

Тут все призадумались. Оказывается, этого никто не знал.

— Может, они питаются микробами? — робко предположила веснушчатая малянка Рябочка, с жиденьких рыжих косичек которой текла вода.

— Ну вот. Теперь нужно решать, можно или нет убивать микробов.

— Знаете что? — сказала Барвинка. — Мне нет никакого дела до того, кого едят рыбы или кого убивают червяки. Я лично не хочу никого убивать, вот поэтому я и не ем рыб. А то, что рыбы убивают червяков или не убивают — это пусть будет на их совести.

— Но у рыб же нет никакой совести! — послышалось из глубины зала.

Все повернулись в ту сторону и увидели малянца по имени Мормышкин, который преспокойно сидел за столиком и с удовольствием хлебал уху. Мормышкин был заядлым рыболовом.

— Я вчера весь день на речке провел. Ну хоть бы маленького карасика поймать! И главное — клёв-то есть. Но рыбы стали просто наглыми. Совести у них просто никакой! Всего червяка по кусочку обкусывает, а на крючок не попадает. Целую банку червей извел!

В ресторан входили новые малянцы и малянки. Повар Кастрюля лично рассаживал всех за столики. А Герадокл с Барвинкой и Кнопочкой все еще стояли у дверей. К ним подошел поэт Пёрышкин, который был завсегдатаем «Патиссона».

— Послушайте! У меня родилась басня! — громко возвестил Пёрышкин.

— Какая еще басня? — возмутилась Барвинка. — При чем тут басня, мы обсуждаем серьезные вещи?

— А у него, может, серьезная басня, — возразил сидящий неподалеку художник Мальберт. Он набрасывал карандашом портреты людишек в своем маленьком альбомчике.

— Пусть читает! — закричали все.

Пёрышкин взобрался на стул и с достоинством откинул назад свою длинную челку, напоминавшую воробьиные перья. Подождав, когда вокруг стихнет, он откашлялся и звонко произнес название: «КРУГОВОРОТ СЧАСТЬЯ». И стал читать:

Букашка пообедала микробом.

Он пострадал, но счастлива букашка.

Букашку съел червяк — и с Богом!

Он рад, но бедная букашка…

Тут червяка настал черед, он стал едою.

И рыба счастлива вполне и весела.

Но мимолетно рыбье счастье под водою,

Ведь на крючке она тогда уже была.

Страданье рыбе — человеку благодать.

Как вкусно пообедал он ухой!

Но вот болезнь его свалила на кровать,

Стал человек микробовой едой.

Несчастлив человек, а радость у микроба…

Что заключить из басни этой нам под стать?

Чтоб сделать счáстливым кого-нибудь другого,

Ты сам несчастным должен стать!

Басня так поразила присутствующих, что несколько секунд все молчали. Потом раздались дружные аплодисменты. Вылетела пробка из бутылки с безалкогольным шампанским.

— Ура! Браво! — кричали все.

— Молодец, Пёрышкин! — кричал Гнобик. — Правильно всё понял! Хочешь быть счастливым — ешь рыбу! А хочешь других осчастливить — заболей, и дело с концом!

«Идиоты! — подумала Барвинка. — Ведь они всё прекрасно понимают, просто издеваются».

А Кнопочка вздохнула и сказала:

— Эх, ничего-то они не понимают.

До Барвинки наконец дошло, что тут у нее ничего не получилось. Кнопочка ведь так быстро с ней согласилась, что есть мясо — плохо, и сразу встала на ее сторону! А этим хоть бы что. Одна философия, а конкретных действий никто предпринимать не хочет. А как же — кому охота отказываться от вкусненькой еды? А животные-то страдают!

Но вслух она сказала:

— Пойдем отсюда, Кнопочка. Что с ними говорить? Они нас не понимают. Шутят, философствуют, стихи выдумывают…

— Подожди, Барвинка. Поешь хотя бы! — сказал Кастрюля. — Сегодня бесплатно, за счет заведения.

— Что это ты так расщедрился?

— Да посмотри, какую ты толпу здесь собрала!

Барвинка огляделась и увидела, что пока они спорили о мясе, в ресторан и правда набежала куча народу.

— Да это не я, а дождь.

— Ну нет — вон «Котлета» напротив пустая стоит, ни одного посетителя, а в соседнем «Чебуреке» один единственный малянец чебурек на вилку цепляет, — возразил художник Мальберт. — Людишкам приятно развлечься философией в дождливый день.

— Да дело тут вовсе не в философии! — набросилась на него Барвинка. — Пока ты правой рукой рисуешь а левой вот этот шашлык себе в рот заталкиваешь — на свете живые курицы и коровы гибнут.

Голодная Барвинка так разозлилась, что уже замахнулась и собиралась треснуть довольную физиономию художника прямо по лбу, но Кнопочка схватила ее за рукав:

— Давай пообедаем, — сказала она. — Я так проголодалась.

Барвинка колебалась.

— Пока поедим и подождем, что будет. Может, кто-нибудь и захочет нас поддержать. А если сейчас уйдем — то, значит, всё напрасно, — убеждала подруга.

Барвинка согласилась.

— Только смотри, — сказала она Кастрюле, — ты ведь понял, что мы не всякую еду едим.

— Конечно-конечно! — воскликнул Кастрюля. — Я знаю! Для вас — еда без убийств. Никакого мяса. И рыбы, — прибавил он. — Да я вас в отдельный зал отведу, он сейчас закрыт, там убирают. Специально для вас открою!