Творить по-русски. Пять жизней Александра Лапина

Максим Горохов, 2022

Мог, а не сделал… Такой итог жизни для личности одаренной – наибольшее разочарование. Не закопать свой талант в землю, а преумножить; оставить о себе не только добрую память, но и вполне осязаемый след – вот одни из главных его задач. Во всяком случае, в этом уверен Александр Лапин – человек в высшей степени неординарный. И к самому себе предъявляющий максимальные требования. Как результат, подойдя к 70-летнему рубежу, он констатирует: вместо одной жизни ему удалось прожить по меньшей мере пять. И проявить себя в самых разных ипостасях, главной из которых стал литературный труд. Сегодня основная идея писателя – необходимость религии творчества. О том, какие испытания пришлось преодолеть и что способствовало его собственному духовному росту, – эта книга. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 3

Детство трудовое, или «Не от мира сего»

Знакомясь с жизнью родителей Александра Лапина, невольно именно в семье начинаешь искать предпосылки, повлиявшие на формирование его характера. Но сталкиваешься с проблемой. Сами мать с отцом не очень-то понимали, откуда у них взялся такой ребенок. Не иначе с неба свалился, то ли в шутку, то ли всерьез говорила Мария Трофимовна. Имея в виду и внешность мальчика, и то, что живет он по каким-то своим понятиям. Словно совершенно чужой и им, и всему их привычному сельскому миру. Сама история его появления на свет — а случилось это 14 мая 1952-го — необычна.

Рожденный в рубашке

Младший сын в этой семье был поздним ребенком. Как тогда говорили, поскребышем. В те времена женщины начинали рожать в 17–18, а годам к 23–25 уже имели, что называется, полный набор детей. Да и выглядели из-за тяжелой работы и в целом — жизни куда старше сегодняшних ровесниц. Поэтому Лапины в свои 32 и 34, конечно, считались старородящими.

Проходило все тоже не очень хорошо. Местным медикам пришлось вызывать самолет. Роженицу доставили на нем в Нальчик. В большую больницу. Получилась целая история. Но в итоге, по рассказам Марии Трофимовны, мальчик родился в сорочке.

И все бы хорошо. Но сам он оказался абсолютно странный. Маленький белый и пушистый человек не был похож ни на кого из родственников. Ни на темную мать, ни на здоровенного старшего брата с его черными жесткими волосами.

Мария даже как-то говорила потом: «Ой, Сашка — хилый, еле живой. Мишка-то будет работать, а ты чем станешь заниматься? Тебе бы учиться надо!»

Но возможно, казачья кровь таким образом смешалась в нем с северной, отцовской.

— Видимо, все-таки произошло хорошее скрещивание, — улыбается сам Лапин спустя почти 70 лет. — И те, кто нами управляет свыше, решили создать такого человека.

Ребенок действительно получился особенный. Мать отмечала: с малых лет не терпел грязи. Было ему всего год-полтора — а уже требовательно протягивал испачканные ладошки: мой!

Хотя жили по-прежнему бедно. Комната в бараке — метров 12. И ночевать юному «аристократу» все равно приходилось под кроватью, в корыте. Может, и от этого тоже (вместе с печкой, о которой мы уже вспоминали) у него развилась та самая боязнь замкнутых пространств. Но играть под кроватью он любил. А если спал там, то тихо. Криками никому не мешал.

Поскольку младший сын Лапиных в садик не ходил, летом его отправляли пожить к дядьке Ивану в соседнюю станицу Марьинскую. Такие визиты запомнились мальчику страхом перед дворовой собакой, которая постоянно на него кидалась. Однажды она все-таки сорвалась с цепи и начала рвать пятилетнего ребенка. Разодрала всю рубаху. Прокусила грудь. И на всю жизнь оставила шрам на руке. Хорошо, кто-то из взрослых вовремя успел оттащить пса.

Ковбой на свежем воздухе

Ребенок рос. Дальше пошла нормальная деревенская жизнь. С одной стороны, закалке способствовало вольное существование на фоне природы: над детьми тогда особо не тряслись, пылинки не сдували. А с другой — дети эти все время работали.

Когда Хрущев решил отобрать у селян «излишки» земли и урезал личные наделы, перед ними остро встал вопрос: как прокормиться? Своего огорода семье с тремя детьми теперь не хватало. Небольшие участки от совхоза давали в неудобных местах. Толком там ничего не вырастишь. У обитателей барака был еще свой кусочек земли под окном — каждому по полоске. Лапины посадили там несколько яблонь. Но настоящий сад держать все равно не дозволялось.

Бойкая мать нашла поляну на берегу речки. Именно оттуда прошлое шлет нынешнему писателю и бизнесмену едва ли не первое в его жизни воспоминание — и сразу же трудовое. Все выстроились в ряд: отец, мать, брат, сестра. Раскапывают целину. Здесь же и пятилетний Саша с маленькой лопаткой. Старается не отставать. Усердно ковыряет землю. И все равно не успевает за старшими. От этого злится и обижается.

В том же возрасте Лапин-младший впервые сел за руль. Бензовоз, на котором работал в совхозе его отец, мог перевозить три тонны топлива. Использовали такую технику и для полива деревьев. Чтобы не выходить каждый раз из машины, Алексей сажал сына в кабину, а сам брал в руки шланг и, продвигаясь пешком вдоль рощи, командовал, когда нажимать на педали. Саша, сползая спиной с сиденья, старательно давил на них — и автоцистерна проезжала три метра до следующей остановки. А потом они весело ехали домой: старший Лапин — за баранкой, а младший — в пустой открытой бочке: очень уж нравилась мальчику такая забава.

Картинка из той же серии. Ему уже шесть-семь. Заготовка дров. Купить их не на что. Деньги нужны на уголь, который по осени привозит грузовик, вываливает у ворот. И потом ведрами всю тонну нужно будет перетаскать в сарай. (Тоже каторга, но уже мелочь по сравнению со всем остальным.) А пока они с отцом и братом идут в лес. Находят поваленное дерево. Пилят на чурбаки. Складывают в мешки — и каждый тащит на спине, натянув холщовый край себе на лоб, чтобы было хоть немного легче. Глава семьи потом поколет их. А детям надо будет снести в дровню.

И так год за годом в текущих заботах. Весной на своей «тайной» делянке Лапины сажают картошку. В конце лета под завязку наполняют ею подвал на зиму. Там же у реки выращивают помидоры. А их нужно каждый день поливать. Поэтому встает их младшенький в пять утра перед школой, выкатывает велосипед — и пылит к реке, дребезжа подвешенным на руль ведром. Или по осени взвалит на плечо мешок с головками подсолнечника, притащит с огорода домой. А остальные расстилают брезент и молотят палками — выбивают семечки. Потом отец повезет их на маслобойню. Вернется с бидоном масла и жмыхом.

В общем, тяжелый физический труд сопровождал Александра с раннего детства. Вырабатывал терпение. И привычку работать — всю жизнь. Хотя о тех своих ежедневных обязанностях он вспоминает с содроганием: «Наработался, как ишак».

Когда мать перешла на телятник, вся семья должна была ей помогать. В том числе Александр. Ему тогда уже исполнилось лет десять. Еще немного подрос — и начал работать практически «штатно». Каждое утро вставал еще затемно. После ночи убирал за животными: чистил хлев, грузил навоз на тачку. Насыпал новую подстилку. Раздавал сено, корма. Вместе с матерью тащил из коровника тяжеленные бидоны с молоком — поить телят.

Потом возвращался домой: к восьми нужно было успеть в школу. А вечером, часам к шести, снова на «вахту». От таких ежедневных «трудовых подвигов» родители освободили сына только в конце десятого класса. Когда пришла пора готовиться к экзаменам.

Летом тех же телят требовалось пасти. Но они от своего юного надсмотрщика постоянно убегали. Иногда умчатся порезвиться на травке два-три коровьих детеныша, а иногда всем стадом в полсотни голов испугаются вдруг чего-то — и ломанутся куда глаза глядят. Приходилось носиться за ними и возвращать. Наматывать по восемь-десять километров в день по холмам и долинам. Чтобы как-то разнообразить эти свои бесхитростные будни на свежем воздухе, Лапин-младший представлял себя лихим ковбоем, который участвует в увлекательном соревновании.

А осенью школьников вывозили на поля. Старенький комбайн повалит кукурузу — получаются большие потери. Вот дети и должны были подбирать кочаны. Класса с третьего их сажали на грузовые машины, давали ведра. И каждый день отправляли километров за 15 от дома. Денег за это платили совсем немного: 1 рубль 15 копеек в месяц.

Первое откровение

Впрочем, так жили миллионы. Но случались с нашим героем и вещи действительно странные. Одно из детских впечатлений оказалось настолько ярким, что навсегда запечатлелось в памяти. Осталось с ним на всю жизнь. И видимо, во многом ее предопределило.

В какой-то момент пятилетний Саша отчетливо понял, что попал не туда. Вроде был обычный день. Ярко светило солнце. Но его буквально пронзил какой-то другой свет. От совершенно ясного осознания: никакой он не Александр Лапин. И это не его родители. На самом деле звать его Алексей. И вовсе он не «крестьянский сын», а царевич. Все окружающее его — не по-настоящему. Вроде декораций. А реальность осталась где-то там, в другой жизни. Это стало первым его откровением.

Гораздо позже, уже взрослым, он станет изучать буддизм и узнает: некоторые люди помнят свои прошлые жизни. А в нынешнем существовании мы идем рядом с теми, с кем связаны кармой. Пока не развяжемся — дальнейшего движения не будет. Но для этого нужна большая внутренняя работа: когда один человек другому — учитель. Каким бы он ни был. В будущем этот постулат станет ключевым в личной философии Лапина.

А пока едва ли не первым таким уроком для него оказалось вынужденное существование под одной крышей с пьяницей, дебоширом и «багдадским вором» — так он прозвал своего старшего брата. С юности тот пристрастился к бутылке. Вечно вместо уроков пропадал где-то в компании таких же дружков-забулдыг. Мать даже говорила: «Лучше уж домой к нам приходите, чем бухать под забором. Поставлю хоть пожрать — не будете валяться». Даже из дома он тащил все подряд: Мария Трофимовна спрячет дефицитный в ту пору сахар — и до него доберется, чтобы потом пропить. Не удивительно, что из школы его «попросили» после седьмого класса — директор сказал родителям: «Забирайте своего бандита. Мы с ним справиться не можем». А дома начались постоянные скандалы и драки. Однажды маленький Саша даже схватил со стола кухонный нож, пытаясь защитить родителей от разбушевавшегося отпрыска, да не смог как следует дотянуться до агрессора. После Мишка устроился работать. Сначала подался на стройку, но там ему не понравилось: тяжело. Подделал справку об окончании восьмилетки и выучился на автослесаря. Потом стал шофером — как отец. Но из-за пьянства с машины его сняли. И дальше — вниз по наклонной. Отправили в ремонтники. Затем — на скотный двор, возить корма на телеге. Следующим этапом — выгребать навоз. А когда в своей деревне тебя отовсюду выгнали, что остается? Идешь в другую. И там снова проходишь весь путь. Получив пинка везде, где можно было, Михаил подался в город. Но и там переходил с места на место. Ездил в Норильск — две зимы отработал на автобусе. Потом возвратился обратно. За это время наплодил кучу детей. А в Прохладной поселился с новой женой на Втором отделении. Но по-прежнему все ему были должны. Постоянно находился в конфликте с окружающими. В итоге отправился в Сибирь, да где-то там и умер в 48 лет, повторив судьбу многих русских мужиков. — Из тех, кто остался в нашей станице, почти все такие, — грустно констатирует Александр Алексеевич. — Мои одноклассницы рано стали вдовами. У мужей хватало заквасу только дожить до свадьбы. Заделать пару детей, чтоб новое поколение алкашей росло. И подохнуть от алкоголизма.

С тех пор Лапин терпеть не может пьяниц. Но время от времени жизнь сталкивает его с такими людьми — видимо, чтобы еще лучше усвоил недоученный в детстве урок. Стал терпимее. Возрос над собой.

То же самое, но в куда большей степени касается и его первой любви, которая запала в душу еще в школе. Но о ней позже.

Вождь краснокожих

Пока же Александр точно понял: он не тот, кем его считают. И, несмотря на общую для жителей Янтарного систему координат, дальше существовал в своем мире. В параллельной реальности.

Несмотря на огороды, телят и навоз, страстно любил читать. Перетаскал домой всю школьную библиотеку.

Не удивительно, что любимой стала «Принц и нищий», прочитанная одной из первых. Конечно, сельский парнишка был уверен, что он такой же принц, оказавшийся на задворках. А еще мечтал стать моряком, капитаном. Откуда взялось это желание, когда вокруг — только степь? Тем не менее, лет в семь-восемь захотел в суворовское училище. Чтобы потом служить офицером. Замучил родителей просьбами отдать его туда. Они даже куда-то ездили, узнавали. Но в такие училища брали в основном сирот или детей из семей военных. Поэтому план отпал.

Однако же юный Лапин регулярно выстраивал в шеренгу дворовых пацанов. Требовал поведения по уставу. Призывал охранять крепость или выполнять другие «боевые» задачи. Иногда подопечные от такого обращения своего харизматичного «вождя» могли взбунтоваться. И тогда ему приходилось отчаянно драться со всеми сразу. Минимум трижды он камнем пробивал голову «врагам». Чем откровенно гордился. Его даже называли психическим. За то, что впадал в безудержную ярость. И тогда ему уже неважно было, сколько перед ним противников: три, пять или семь. Ничего не соображая, как лютый берсерк, он хватал что попадется и устремлялся в атаку. Один раз мальчишки навалились толпой. Стали бить. Но Лапин вывернулся. Загнал их в дом. И долго еще кричал: «Выходите, суки!» Подкрепляя свои слова ударами кирпича в дверь. Позже он стал задумываться: наверно, и эти качества пришли откуда-то из прошлой жизни.

Плюс странная болезнь. В первом классе зимой возвращался из школы. И вдруг упал: отнялись ноги. Случайный прохожий на руках принес его домой. Три месяца родители показывали сына разным врачам. Отец возил на бензовозе в Прохладную делать рентген. Александр запомнил, как лежал там голый под простыней. Но никаких нарушений не выявили. А он все не вставал.

Потом мать нашла бабку-знахарку. Та читала над ним свои распевы, молитвы. А когда пришла весна и стала расти крапива, старушка велела запаривать в ней ноги. И странный недуг отступил. В апреле мальчик встал и пошел. С тех пор так и ходит. А описанную болезнь тоже считает кармической — доставшейся в нагрузку из прошлого.

Школьная жизнь тем временем шла своим чередом. Помимо собственной «банды» из барака Лапин общался с ребятами из центра поселка. Дружба, впрочем, возникла не сразу.

Бывало, подначат его на перемене. А по дороге домой он уже караулит обидчика: «Что ты сказал?..» Слово за слово — вот уже один сбивает другому кепку на глаза, и пошли кувыркаться. С одним только Толиком Скибо выясняли отношения раз десять. «Я казак!» — кричал тот, прежде чем ринуться в драку. Точь-в-точь как его отец, когда напивался и гонял мать, а она с детьми потом пряталась на огороде.

Но в схватках этих школьники не калечились. А затем все и вовсе повернулось по-другому. Бараковские ребята стали кто курить, кто пить. Контингент там был соответствующий. Заезжие кабардинцы, какие-то бывшие сидельцы, приблудный татарин со своей русской бабой… Соседи Лапиных, братья Островновы, — вообще голытьба. Мать нагуляла четверых детей. Отца нет. То люди добрые продуктами помогут, то советская власть одежду выдаст.

А переехавшие из Прохладной братья-корейцы Ли — те крутые. Боксеры-спортсмены. Били всех подряд. Хорошо, Лапин был их соседом, и ему не попадало. (Правда, закончили они потом плохо. Только старший Валерка — хозяйственный, работящий. А средний Олег, самый драчливый, погиб в аварии на мотоцикле — задавило люлькой. Младший — всю жизнь по тюрьмам. Как-то несколько лет спустя на поминках в деревне он с пьяным восторгом рассказывал уже студенту Лапину, как однажды с дружками сбежали — захватили чужую машину. «И так погуляли! Так погуляли!» А потом — снова под замок. И Александру вдруг так стало его жалко.)

Справа еще жили удмурты, слева — немцы, спереди — кабардинцы. В общем, публика пестрая. И по большей части неблагополучная. Вроде как второй сорт. Да и сам барак — дом не свой. Общий. Расположенный к тому же где-то на выселках.

Парни из «высшего общества»

Новые же друзья Александра жили в районе попрестижней. И сами были более продвинутыми. Лет в 14–15 вшестером они создали тайное общество. Считали себя людьми культурными. Ездили в районную библиотеку. (Кстати, за первой книгой — «Ромео и Джульетта» — Александр и вовсе ходил туда пешком за семь километров.)

Любили и кино. Картины для жителей Янтарного в теплое время года крутили в летнем кинотеатре, а зимой — в обычном. Билет стоил 10 копеек. Но чтобы не платить и их, пацаны залазили на деревья. Иногда юный Лапин пробирался внутрь через узкое окно. Конечно, повзрослев, от этих забав приятели отказались — покупали билеты, как приличные люди. А посмотреть было что. Шустрый киномеханик за всеми новинками проката ездил на мотоцикле в Прохладную прямо в день первого сеанса. Нелегально договаривался. И не успевал какой-нибудь Фантомас разбушеваться в райцентре, как уже через несколько часов за его происками с упоением следили в соседнем поселке.

Барак к тому времени перестроили. Лапиным добавили вторую комнату. В ней сын организовал спортзал. Притащил с товарищами ржавую штангу из местного клуба. (Она потом хранилась под кроватью.) Раздобыли старые чугунные гантели килограмма по три: не бог весть что, но уже и не камни, которые для тренировки приходилось таскать раньше. А позже мать дала денег на разборные — по тем временам вообще шик. Принесли магнитофонную приставку «Нота», подключили через приемник. И так качались под музыку. Уберут стол, чтобы не мешал, — и прыгают, разминаются. Упражняются в силе и ловкости. Хотели стать похожими на первых культуристов, чьи фотографии нашли в библиотечном журнале: пришлось ради такого дела потихоньку вырвать нужные страницы. А летом занимались в лесу.

Еще одним увлечением стал туризм. В школьных походах Александр участвовал с пятого класса. И каждый год они побеждали на районных соревнованиях. А перед выпускным отличились на республиканском уровне. Пока готовились, переживали, что это скажется на итоговых экзаменах. Но директор был непреклонен: «Сдадите!»

Регулярно выбирались на природу и с друзьями. Чувствовали себя почти как Чингачгук в исполнении Гойко Митича, игравшего индейцев в немецких фильмах. Немало извели гадюк: отобьют голову палкой, снимут кожу, как чулок, и наденут себе на ремень — для красоты. Во время таких вылазок иногда пытались жарить шашлык, но получался он обычно твердым, как камни. Друг Витька по кличке Рыжий еще любил настрелять лягушек из «поджига», заряженного рублеными гвоздями (один их знакомый из такого же самодельного оружия прострелил себе живот — врачи еле спасли). Поджарит потом свою добычу, чтоб пахла — и угощает. Или закинет в Гнилушку раколовку — наловит ведро раков: все радуются.

Кстати, вкуса пива подростки из Янтарного не знали. Если что и «употребляли» во время своих походов, то это было либо домашнее вино, либо бражка, которую Мария Лапина называла коньячком. Но конечно, сильно не увлекались.

В целом же, крепли телесно и духовно. Вели «светскую» жизнь. Сами себя стригли под «Битлз». Правда, в школе волосы надо было подобрать так, чтобы тот же директор ничего лишнего не заметил: один раз кого-то слишком беспечного он даже собственноручно остриг.

Родители к увлечениям сына относились спокойно. Друзьям собираться у него не запрещали: видимо, понимали, что ребята подобрались не совсем обычные. Вообще, оказались в этом смысле людьми современными. Сравнивая их, например, с семьей друга, чей отец постоянно пьянствовал в совхозе, а мать все время выбивалась из сил, чтобы прокормить четверых детей, Лапин считал себя вполне благополучным. Даже зажиточным. И чувствовал он себя в этой компании вполне гармонично.

Вскоре появились в ней и девушки. Тоже не похожие на обычных юных селянок. Стали завязываться не просто дружеские отношения. Александр писал им стихи. Старался. Экспериментировал с поэтическими формами. Как-то даже сочинил анаграмму, где первые буквы строк сложились в «Галя, я люблю тебя».

Их адресат — Галина Шаталова, сестра его друга Владимира. Сама она так вспоминает те дни:

— Первые чувства, первая любовь… Потом как-то все не прошло совсем, а перешло в какую-то другую фазу. Самые светлые воспоминания у меня остались. Я всегда чувствовала, что он где-то рядом, всегда какая-то поддержка. Все мысли были о той юности. Он был с характером. Увлечен литературой, очень образован в этом отношении. У них сложилась своя группа мальчиков, они дружили — среди них и мой брат. Мы были светлыми детьми, верили только в хорошее. Он писал мне много стихов, была у нас переписка. Но потом, к сожалению… Я встретила другого человека, полюбила. Но первая любовь остается на всю жизнь.

Об этой первой (и во многом роковой) любви еще предстоит рассказать. А пока послушаем одноклассников юного Александра, приехавших в родную станицу на встречу выпускников через 50 лет после окончания школы.

— В школе Санька был человек непростой, неоднозначный. Но начитанный, больше нас знал. В том числе — запрещенные по тем временам книжки, — вспоминает Станислав Подколодный. — Всегда читали мы по ролям. Учитель литературы Марина Максимовна его вызывала читать нам отрывки, стихотворения, чтобы понятно было, не бу-бу-бу. Литература — прям его. Он и пошел по этой стезе. Не видел я его 50 лет. Был в Москве, может, лет 15–20 назад, давали мне его номер телефона, но он оказался где-то на выезде. А вот сейчас увидел — в жизни бы не узнал. Хотя и тогда он высокий, здоровый был.

Еще один одноклассник Николай Данилов добавляет:

— С ним я учился с пятого по десятый класс. Он был всегда спокойным, нормальным парнем. Безусловно, много читал, изучал историю дополнительно. Когда выходил и говорил по школьному предмету, особенно по истории, весь класс рты разевал — слушал, как он рассказывал. Лапин мечтал стать морским офицером, а я — офицером по связи. По-моему, ни у него, ни у меня это не получилось. Александр глубоко порядочный, уверенный в себе. Никогда не показывал себя свысока. В общем, достойный человек.

Людмила Принь также делится своими впечатлениями:

— Саша Лапин у нас всегда отличался своим мышлением, умом. Он очень любил литературу и историю. Проходим по истории параграф, а он уже все это изучил в младших классах. Своими вопросами даже ставил в неловкое положение учителя. Любил рисовать спартанские сражения. То же самое по литературе — наперед знал всю программу, которую мы проходим. Читал много всегда, поэтому у него была масса вопросов. Ему разрешалось абсолютно все, он был со своими заворотами. Вот кто-то отвечает по истории — мог ходить по классу, мог на батарею сесть под окном, указку взять. Помню, и потом он был своеобразный, делал себя сам.

Когда-то мечтал быть подводником, морские бои тоже рисовал. А потом понял, что это не его. Сказал: «Я никогда не смогу подчиняться». Он же вольный парень. В десятом классе написал стихотворение:

Любовь, любовь сияет в небе…

Я никогда о звездах не скажу —

В стальной коробке, спрятанной под воду,

В твои глаза я все-таки гляжу.

Не верю я и в наши чувства,

Ни в слов таинственный обман,

Не верю в силу я искусства,

Не верю в милый талисман.

* * *

Но время неумолимо приближало вчерашних подростков к моменту выбора, который определит дальнейшую жизнь. В 17 лет Лапин уже мечтает вырваться из Янтарного любой ценой. И боится, что так и останется в деревне — пить под забором.

А куда податься простому сельскому парню? Подсказать было некому. Отец с его четырьмя классами школы приводил в пример соседского сына: «Смотри, Васька уже в цеху работает. Детали на станке точит. Мужики его уважают — выпивают вместе после работы». Иди, мол, и ты в слесари. Примерно как дед Трофим говорил матери Александра о преимуществах выпаса гусей перед получением образования. Чтобы не повторить ее путь, нужно было куда-то поступать. В итоге парень записался в Севастопольское высшее военно-морское училище подводного плавания: видимо, так дали знать о себе сразу две его детских мечты: о море и об армии. И отправился в Крым.

— Тогда я не понимал, что не должен быть военным. Но видно, это тоже кармическая завязка. Желание из прошлой жизни, — констатирует Лапин. — Эту ошибку нужно было совершить.

Училище готовило механиков для атомных реакторов подводных лодок. Одним из первых там было испытание на способность находиться в замкнутом пространстве. Новобранцам требовалось пролезть через трубу, имитирующую торпедный аппарат. И Александр в ней застрял. Парня внезапно охватил приступ паники. Сердце бешено заколотилось. Давление подскочило. Стало нечем дышать. Тело затряслось, как в лихорадке. Когда его оттуда вытащили, было понятно: для такой службы он не подходит. В итоге списали. И мечта о военной карьере разрушилась окончательно.

Рухнувший мир

Лапин через полтора месяца после отъезда вернулся в родную деревню. И тут приключилась та самая история с кавказцами. Бригада шабашников работала на Втором отделении — строили коровник километрах в десяти от Янтарного. Подрядился туда каменщиком и приятель Александра — Вовка Лумпик. Над ним — толстоватым и несуразным — приезжие работяги стали подтрунивать. А потом и вовсе избили. Забрали что-то из вещей. Тот пожаловался своим друзьям.

Как «благородный человек» Александр тут же собрал ватагу из шести приятелей. И на попутной машине они отправились на разборки. Увидев противников — было их семеро, примерно ровесники — горячий Лапин только и успел спросить у товарища: «Который тебя бил?» Вовка показал пальцем. И началась драка.

— Стали их метелить. Сразу ударил одного — он упал. Потом второго. Враги — за лопаты. Я — за дрын: попалось под руку неошкуренное бревно, — так описывает ту потасовку наш герой. — Они разбежались кто куда, в степь. Мы — камнями им вслед.

Несколько дней спустя вечером отец рассказал ему, что шабашники пожаловались в милицию. Там сказали: «Будем искать». А уже утром все Лапины решили: пора собирать вещи. Отправлять сына в Алма-Ату к старшей сестре. Она уже несколько лет жила там с мужем, демобилизовавшимся моряком: после сокращения армии бывших военных направляли осваивать целину. Туда же теперь лежал и путь Лапина-младшего. Дочери сообщили об этом телеграммой. (Правда, пришла она через два часа после его приезда.)

Конец ознакомительного фрагмента.