3
Севастопольская свалка, в отличие от свалок континентальных городов, на которых безраздельно властвуют вороны, давала пропитание также и огромному количеству морских птиц. Чайки и бакланы разнообразили здесь свой рацион, урезанный ежегодным скудением рыбных запасов. Морские птицы мирно уживались с сухопутными, а те и другие — с маргинальными элементами вроде бомжей, алкашей и охотников за металлами.
Вообще говоря, на свалке, в сравнении с Крымским полуостровом в целом, царила гармония. Там, за забором, татары никак не могли ужиться с русскими, левые с правыми, оранжевые с бело-голубыми, украинские ВМС с российским Черноморским флотом. А здесь, среди зловонных мусорных дюн, не было ни левых, ни правых, ни татар, ни русских, ни украинцев, ни военных, ни гражданских — все были равны. Если, конечно, соблюдали неписаный кодекс свалки.
От ворот к сектору непищевых отходов с наплечной сумкой проковылял высокий здоровый бомж. Несмотря на утреннее время, он был уже навеселе и в его сумке тихонько позвякивала не пустая, а полная посуда.
Поравнявшись с искореженным пожаром скелетом ларька, высокий бомж притормозил.
— Здорово, Десантура!
— Дай бог тебе всех благ, Лом!
— А ты чего не на работе? — кивнул в глубь свалки Лом. — Выходной себе устроил?
— Да нет, нога что-то разболелась, сил нет! Наверное, на погоду.
— Так, может, раздавишь со мной пузырь? А как я буду на мели, отдашь! Глядишь, ногу твою и отпустит.
— Да нет, Лом, храни тебя бог, но я с утра не пью. Только вечером, если холодно, для сугреву.
— Ну гляди, как знаешь, Десантура. А Катюху не видел, Беззубую?
— Нет, Лом…
В этот момент сбоку к Лому подошли двое еще довольно молодых парней, первый покрупнее, второй помельче, но оба крепкие и для бомжей выглядящие вполне прилично.
— Эй, Лом, можно тебя на минуту? — положил на плечо Лому руку первый парень.
— Чего? — развернулся Лом.
— Говорю, на минуту тебя можно? — рванул Лома за плечо парень.
Его спутник отступил в сторону и кивнул:
— Привет, Десантура!
— Привет! — донеслось из ларька.
— Ну? — с вызовом спросил Лом, бывший на голову выше более крупного из парней.
— Палки гну! — выдохнул тот и нанес довольно сильный правый боковой в голову.
Потрясенный ударом Лом отлетел назад и плюхнулся на ягодицы. В висящей на его руке сумке звякнула посуда.
— Ну чего ты, чего? — втянул голову в плечи Лом.
— Того! — снова ударил его кулаком в голову подскочивший парень. — Цветмет отложенный брал?
— Какой цветмет, какой цветмет?
— Такой, который ты через забор перекинул!
Тут парень нанес сидящему Лому удар ногой, но спутник тут же его ухватил сзади.
— Брал, я спрашиваю? Или не брал? — Вырвавшись и наклонившись, парень еще дважды ударил Лома кулаком.
— Все, все! Больше не буду! Я ж не знал, что это ваш! — прикрывая голову свободной рукой, завизжал Лом.
— Смотри! Это последний раз! — сплюнул на землю парень. — Порежем!
Лом, суча ногами по земле, начал отползать.
— Сумку оставь! — велел парень, делая шаг вперед.
— На, на! — поспешно высвободил руку Лом и, оставив сумку на земле, убежал.
Парень помельче поднял ее. Внутри оказалось две бутылки водки и кое-какая закусь, но одна из бутылок разбилась. Парень помельче выудил целую бутылку, которая оказалась надпитой, и спросил:
— Забираем?
— После этого козла? Отдай лучше Десантуре вон, чтоб добру не пропадать!
— Спасибо, ребята, храни вас бог, но я не пью, — донеслось из ларька. — Вы лучше девчонкам отдайте, Машке с Зинкой, они рады будут.
Парни переглянулись, потом тот, что покрупнее, двинулся к ларьку. Остановившись, он сказал:
— Слышь, Десантура, можно тебя на минуту?
