Танаис. Тайга

Марат Байпаков

770 год до нашей эры. Алтай. Племена северных выбрали вождём Адму, жену великого Таргетая. Адму предстоит посольство в долину. Впереди долгий путь через опасную тайгу. Какие испытания ждут вождя северных и её попутчиков? Сможет ли Адму заручиться поддержкой вождей долины в надвигающейся войне с таёжными племенами?

Глава 4. Следопыт

— Позволь тебя, знающий муж, переспросить. Без обид. Следопыт-то кто?

Светловолосый юноша спокойно принимает откровенно насмешливый вопрос верховного жреца. Правой рукой молодой воин указывает на соседа — стоящего молчаливой тенью щуплого подростка, немалого, однако, роста, в непонятных из-за ночной темноты одеждах.

— Совет пятисот, как обещал — вот мой следопыт.

Раздаются сдавленные смешки. Следопыт поёживается.

— Ага, теперь ясно. — Жрец демонстративно приложил руку к чёрной бороде, провёл по ней рукой, неожиданно прикоснулся ладонью ко лбу, сдвинул за козырёк островерхий красный жреческий убор на макушку. — Тёртый следопыт, сделай милость, уважь собрание — выйди-ка на свет!

Снисходительный тон жреца вызвал лёгкий весёлый гул среди пятисот мудрейших.

Любопытные взгляды устремлены на сникшую фигуру. Подросток делает три робких шага. Костёр жадно выхватывает из темноты редкой красоты девичье лицо. На свету нагромождение одежд оказывается ладно пошитыми из шкур бобра просторными штанами, заправленными в короткие сапоги, и курткой, тоже из бобра. За плечами свёрнута и повязана конопляной верёвкой лисья накидка. На голове добротная шапка из пышных беличьих хвостов. Два из них, серые, как серёжки свисают по вискам. Туго набитые сумы. Дорожная большая — за спиной, завязана замысловатым узлом, парадная — размером с два кулака — висит на ремне, сразу за пряжкой. Обе сумы из бобра, сливаются с курткой. Пояс девичий, узкий, без бронзовых накладок, с костяной резной пряжкой.

Из оружия — странный лук, по виду длинный, по устройству непохожий на короткие несимметричные луки северных, в простом горите из козлиной кожи, с десятком раскрашенных причудливыми узорами стрел. На поясе короткий, но широкий кинжал из бронзы. Дева на манер дорожного посоха сжимает короткое охотничье копьё, по виду, однако, схожее с укороченной пикой северных, с острым тыльником. Грозный тяжёлый наконечник копья укрыт толстым войлочным чехлом. От тыльника ремень для метания стянут праздничным узлом в средине древка, украшенного чёрными и красными волнами.

Шум затих, как только все увидели облачение следопыта. Жрец требовательно посмотрел в загорелое лицо. Да только смущённая дева ищет защитного покровительства у земли. Взгляд опустила, но слова её тверды.

— Ранха имя моё. Из худого рода. Охотой одной живу. Мех добытый на еду меняю. Спалённое поселение охотников на спорной земле с таёжными. Сирота.

— Кто спалил твоё поселение, Ранха? — уже серьёзно вопрошает жрец.

— Те же, кто и осиротил меня. Таёжные, северные и южные, в сговоре, ещё задолго до первой войны. Ограбили и пожгли. — Дева смогла оторвать взгляд от земли и посмотреть в глаза жреца. В её взгляде нет печали. Голубые глаза непроницаемы. — Ночью на лодках прибыли, пожгли и уплыли поутру.

— Стало быть, личные счёты сводишь с таёжными? — Лениво бросив слова, жрец отвёл взгляд от следопыта, точно не нуждаясь в ответе. Верховный жрец утратил интерес к беседе. Он пытался понять настроение совета, напряжённо вглядываясь в тускло освещённые кострами лица.

И тут неожиданно робость щуплой девы-подростка улетучилась. Она странно зажестикулировала, войлочный чехол легко покинул наконечник копья. Дева взяла обеими руками оружие и протянула жрецу жестом подношения. Голубые глаза исполнились отвагой воителя. Жрец наклонил голову, недоумённо воззрился на дарительницу.

— Добыла на прошлой войне. Поймала у дальних болот троих вражищ. Ягоды собирали, готовили еду. У костров их и положила. Била степной стрелой в глаз, — громко, чуть не крича, протараторила дева-следопыт.

Жрец восхищённо закивал головой. Трёхлопастной наконечник трофея из бронзы не начищен — зелен, массивен и явно очень тяжёл. Размером велик — аж под локоть, похож на длинный пробивной кинжал. У наконечника солидная прочная втулка, в поперечнике он с два кулака. На боевой бронзе грубо отлиты не то крадущиеся рыси, не то тигры. Сидящие зашумели. Ранха заставила жреца принять трофейное таёжное копьё, вынула из горита трофейные стрелы — и вручила их тоже.

— Да-да, это тяжёлые стрелы таёжных. Подтверждаю для тех, кому не видно. — Жрец сжал наконечник. Высоко поднял руку со стрелой. Три усика большого наконечника выглядывали из кулака. — Положим, оружие ты нам показала. Ну а где же трофеи?

Ответ на этот насмешливый вопрос не замедлил явиться — третьим даром жрецу. Ранха скинула дорожную суму, из недр её вынула странного вида убор — шапку с отворотами, пошитую из четырёх лоскутов жёлтой кожи, бывших ещё недавно лицами.

— Добротное копьё, хоть работа и грубовата. Владелец явно из таёжных с привилегиями. — Жрец сложил стрелы у ног и принялся осматривать копьё.

Дева-следопыт, горячо и сбиваясь, заговорила, обращаясь к совету:

— Достопочтенные мудрецы, дозвольте слово недостойное сказать… — Не получив ни разрешения, ни явного запрета, Ранха продолжила: — Знаю, как одолеть таёжных…

Жрец прекратил подбрасывать копьё в руках. Насторожился.

— Перво-наперво оружие наше надобно сменить. Не подходят короткий лук и лошади для войны в непроходимой тайге. — Дева вынула свой удивительный лук из такого же странного, угловатого горита. Размером диковинный белый лук больше степного, но меньше длинного, иной раз с рост мужа, таёжного образца. Лук проследовал в руки жреца.

— Сама придумала. Форму горы придала. Вот тут, как видите, вершина — то верхний мир, тут тетива и, стало быть, по ней, тетиве, наш срединный мир живых. Форма дозволительная у лука! Дерзну прибавить: когда стрела в нём под тетивой, то и все три мира в луке появляются. Петь под него незазорно будет.

Жрец одобрительно кивнул удивительной деве.

— Справила лук берёзовый из пяти частей, меж частей рогом марала усилила, жилами стянула. Клеила клеем, сваренным из ценных рыб. Размер лука подгадала под тяжёлую таёжную стрелу, но может и лёгкой, нашей бить. Берестой укрыла. Древки стрел мастерила из сосны. Тростник, понятно, не годится под тяжёлую стрелу. Обломится на раз тростник. На те труды спешные полгода с лишком понадобилось. Туговат, правда… Медленный, сноровка с ним нужна. Но то прощаю ему за бранную силу. Мощней вышел, чем у таёжных. Ход тетивы мягкий. Не дёргается в руке. В том его секрет. Испробовала на костяных доспехах. Раскалывает длинной стрелой нагрудные кости лося. Вглубь смертельно проникает с шестидесяти шагов. Возможно, у стрелков поопытнее моего и со ста получится. Ну а известный доспех, из кости набранный по-таёжному, на кожаных юбках, навылет прошивает с сорока пяти шагов… понятно, тяжёлой таёжной стрелой…

Совет пятисот удивлённо зашумел. Таких бронебойных луков никто раньше не видывал. Дева из худых преисполнилась гордостью. Загорелся на щеках румянец. Новоявленный лук жрец отнёс к сидящим мудрецам и пустил по кольцу совета пятисот.

Раман поднялся с дивным угловатым луком.

— Были такие у великой степи. Давно. Показывали мне в золотом краю, в горах, в пещере откровений, рисунки предков. Неудобны те луки под всадников. Для колесниц или пешего боя только и сгодятся. Оттого и забросили их предки, нами чтимые. Мы давно забросили, а перс, говорят, и ныне использует!

— Ой, Раман, ну ты, конечно, видывал всё и всех! И перса тоже лично знаешь!

— Ишь ты! Сразу прибрал себе девичий лук. Вот как крепко стискивает! — Дружеский хохот полетел к звёздному небу.

— Дай интересный лук пощупать, знаток ты наш!

Раман сел. Лук девы поплыл по рукам. От сидящих верховный жрец повернулся к следопыту и скомандовал суровым голосом:

— Продолжай, умная дева! Вижу, тебе есть что нам сказать.

— Доспехи наши, северные то бишь, нужно подстроить под тайгу. Бронза священная хороша, но тяжела. Да и шумит. Гремит опасно, когда не нужно. Блики пускает, издали в тайге видные. Кость надо нашить на кожу прочную плотной рыбьей чешуёй. Да и покрасить под тайгу. Озеленить и покоричневить… Щиты складные, в рост, смастерить из грубой кожи, многослойно…

Мужи и девы во многих рядах согласно закивали головами. Дева из худых в запальчивости забыла про заведённые порядки. Хлопнула себя крепко по груди и неожиданно выкрикнула:

— Надо воевать по воде!

Тут всякий шум стих. Если кто из совета пятисот до этих горячих слов и улыбался надменно, то теперь улыбки сошли весенним снегом. Лица в кругах приняли деловитый вид. Дева повернулась к жрецу. Горячность её сменилась раскаянием, словно нашаливший ребёнок стоял пред мудрым отцом. Жрец махнул правой рукой: дескать, да говори уж, коли начала.

— Справим лодки. Спустимся поздней весной вниз по Великой реке. Пожжём поселения таёжные. Дадим главную брань на воде.

Слова девы прозвучали в полной тишине. И Ранха уже спокойным голосом завершила нескладную речь:

— Не ждут от нас таёжные речной манеры. Смеются они открыто над нами. Сильны мы для них только в степи. Больше не сможем их прежней хитростью обмануть, выманить, как великий вождь Таргетай, на нашу равнину. — Дева скрестила руки на груди, давая понять, что закончила.

Верховный жрец тронул ладонью бороду, качнул головой и поднял правую руку.

— Как имя твоё, красивая дева? Прости, запамятовал…

— Ранха! — тут же хором последовало из рядов. Жрец вновь качнул головой.

— Кто выскажется о серьёзной думе… известной девы Ранхи? — Интонация жреца — уважительная, с привкусом лёгкого изумления.

— Северные, дозвольте гостю из союзной долины слово сказать? — послышался из темноты густой бас. Юноши подсветили факелами говорившего. Рыжеволосый жрец из гостей поднялся во весь немалый рост.

— Говори, говори, говори… — полетело шумно в ответ.

— Неважно, хозяева почтенные, кто именно слово держал — так думаю. Дева какая известная или добрый муж при заслугах, знатный иль худой, но с опытом по брани проверенным. Возможно, то боги-покровители к нам снизошли? Выбрали уста простой Ранхи для подмоги нам? Может, и не она сейчас с нами говорила вовсе? А может, то сам могучий Бог Войны нас, недалёких, вразумляет? Приносит нам, людям северного союза, дар через неё… — Жрец слегка помолчал и продолжил: — Щедрый дар через деву робкую… На то указывают малые приметы. Вы только взгляните на шкуры её походной одежды — из бобра. Потом на убор её, из трофеев пошитый. — Гость выждал паузу. — Мы ведь праведно действуем, с жертвами, молитвой и верой! Боги нам и покровительствуют. Не будем гордыню глупую упрямо являть!

Жрец с почтением указал на юного следопыта. Ранха скромно опустила красивую голову.

— Обсудим, мудрый совет, дерзновенный замысел умной девы Ранхи. Коли есть в её думе мудрость, надобно принять. Нет — отринуть. Я же считаю, что воевать нужно с таёжными по-таёжному! Хватит их выманивать на живца, уж больно много на то времени и сил уходит. Да и потери ох какие ощутимые. Убыль людей сердце горько сжимает. Таргетай великий научил таёжных избегать открытой равнины. Долго учил. Знают теперь, что от конных им на лугах не спастись. Второй раз нам их из тёмной тайги не выманить. Что ж, так и будем опять с малыми бранными отрядами да по ночам… и всё у наших-то поселений, на нашей земле биться?

Важный жрец-гость медленно сел. Чинно оправил парадные одежды. Не сговариваясь, совет пятисот поднял правые руки к мерцающим звёздам. Тайные задумки следопыта Ранхи одобрены. Последним поднял посох верховный жрец. Он же и огласил решение.

— Вот что, изобретательная дева-следопыт… — Задумчивость зазвучала в голосе верховного жреца. — Лук новый, копьё трофейное и, понятное дело, таёжные стрелы ты нам оставь. Надобно поразмыслить над свежим оружием. То, что ты без ведома нашего искала безупречное для таёжной брани оружие, одобряем. Поступай так и впредь! Твори ради племени. Таёжных пробовали на вкус. Вкус их нам хорошо известен. Ты не одна тут с опытом лесных схваток. Проверим твой чудной лук на трофейных доспехах. Так понимаю, ты ещё что-то утаиваешь от нас, почтенная Ранха?

На повышение ранга дева подняла благодарно правую руку.

— Простите меня, худую, за дерзости, что наговорила вам… Нет у меня достоинства, чтобы волю вам, мудрым, нагло показывать… Только об общем деле пекусь, не за славу мимолётную для себя… — говорила красная лицом Ранха с дрожью голосе. — Главное не сказала, простите, в спешке. Духов тайги нам бы на свою сторону переманить, тогда и завоюем победы!

— Что ещё сокрыто в твоей суме, хитрая дева?

Вопрос был задан как будто из любопытства. Но праздных вопросов на важном совете племени не задают, и дева-следопыт, похоже, была готова отвечать всерьёз. Ранха вынула из сумы три сосуда. Стремительно подошла к жрецу. К ногам сидящих легли в крайней спешке деревянная чаша, глиняная глубокая миска и кубок из рога. Разложенное Ранха быстро переставила: глина оказалась перед деревом, а кость в конце линии.

— Стало быть, к бранной смерти ты готова?

Ранха подняла правую руку.

Жрец поднял ритуальный посох высоко над головой. Совет пятисот, шурша парадными одеждами, позвякивая боевой бронзой, поднялся с земли. Примеру мудрейших последовали и остальные молчаливые круги. Согласие воцарилось в рядах северных. Без споров дума Ранхи принята. Под торжественный выкрик жреца: «Сменим лошадей на лодки?!» — правые руки взметнулись к звёздам. Той же ночью секретное посольство в долину покинуло Великие стены Севера. Ранха повела тропами караван на оленях. На мужском поясе Адму висел нежданным гостем кинжал Савлия — уже в дорогих, кожаных, украшенных цветными камнями ножнах.