В тени твоих крыльев. Книга 1

Маргарита Ардо, 2022

Из лифта редакции я попала в другой мир и нарушила закон магического равновесия, автоматически став преступницей. Теперь мне придется осваиваться в новом мире, выяснить, как так получилось, а также встретить того, любовь к кому запрещена законом. Но разве можно запрещать любить?

Глава 6

Она сидела к нему спиной на широкой кровати гостевой комнаты, не вспомнив, конечно об арагвах, которых и тут было с лихвой. Перед ней были разложены странные предметы, половине которых Лэйнар название бы не дал: что-то из женских штучек, масса цветных карточек — для игры, наверное; пара забавных крошечных книг с цветастыми обложками и совершенно необычные приборы, в которых чувствовалась природная магия. Стало любопытно.

— А говоришь, магии у вас нет, — заметил он.

Оля резко обернулась. Лэйнар обнаружил, что она переоделась: белая короткая туника едва прикрывала бёдра, зато великолепно обтягивала грудь, к которой взгляд сразу и приклеился.

— У нас нет магии, — ответила Оля.

Нос её, щёки и глаза покраснели, и Лэйнар спросил:

— Ты плакала? Почему?

— Кажется, вы сказали, что это моя территория: вы не входите сюда, я туда. Или правила поменялись?

— Дом вообще-то мой, — напомнил Лэйнар.

Она взглянула на него так, словно можно было начинать в этом сомневаться. Лэйнар отметил про себя: на вид совершенно мягкая, а с характером.

— Угу, «мой дом, мои правила», — проговорила она хмуро. — Согласно ним теперь мне стоит отвечать «Да, о великий господин» и низко кланяться?

— Просто хотел спросить, не голодна ли ты? — усмехнулся он. — Поклоны не обязательны.

— Благодарю покорно. Но я же сообразительная, сама найду. — Ершистая гостья отодвинулась, показав кучку конфет на плетёном покрывале из нежных лепестков анахайи. — Пока позвольте отказаться, у меня своя еда есть.

— Конфеты? — вскинул брови Лэйнар. — У тебя разве есть разрешение?

— Зачем мне разрешение на собственные конфеты?

— Конфеты не еда, это лекарство, вызывающее привыкание. Целители их выписывают только психически нестабильным, тяжело больным и старикам, утратившим ясность мысли.

Оля сверкнула глазами, уткнув руки в бока:

— Хотите сказать, что я старая, больная и умственно отсталая?

— Нет, но… — Лэйнар кашлянул, не ожидая такой реакции, — не только конфеты, все сладости считаются наркотиками. Хочешь штраф и наказание?

— Какой же у вас искажённый, неправильный мир! — Оля вскочила с кровати и заломила руки, будто бы в отчаянии. — Господи, лучше бы тут страшненькие демоны кружили возле котлов, чем ангелы на лицо прекрасные, жуткие внутри! Сладости объявлять наркотиками! Нет, это невозможно!

Лэйнар почувствовал замешательство: в себе ли она?

— Угу, — предпочёл он перевести всё в шутку. — Ты говоришь о котлах, значит, точно хочешь есть. И не эту гадость.

— О, если вы так говорите, великий господин! Но конфеты не гадость, и я их не отдам! — поджала губы она и отбросила упавшую на лицо прядь взмахом головы. — Они мои, честно купленные в моём прекрасном мире, в который я точно вернусь. Могу чек показать из «Пятёрочки»!

«Откат, видимо, после магической трансформации», — подумал Лэйнар и с усмешкой ответил:

— Контрабандные наркотики оставь, ладно. Драться с тобой за них я не собираюсь. И прекрати называть меня великим господином. — И ткнул пальцем в неизвестные предметы с голубыми огоньками. — А это что? От них исходит низкий магический фон.

— Это мои личные вещи, — буркнула Оля. — И те скоро разрядятся и будут просто куском ненужного пластика.

— Пластиком ты называла арагв. Они совсем не похожи.

— Естественно, это не сиденья. Это ноутбук, смартфон, аккумулятор, наушники и зарядник.

— Зачем тебе столько пластика?

— Для жизни. В моём мире без них не живут.

— Хочешь сказать, если они разрядятся, твоей жизни что-то угрожает? — нахмурился Лэйнар. — Почему не сказала сразу? Мы найдём замену, раз это важно.

— У вас есть электричество?

— Я не знаю, что это.

— Нет электричества, значит, и смысла нет искать, — отрезала Оля.

— Разберёмся.

Лэйнар шагнул и потянулся к серому прямоугольнику с синим и красным огоньками на торце. Оля заслонила вещицу грудью, чуть не воткнувшись ею в Лэйнара.

— Это твой дом. А это мои личные вещи. Я. Не. Разрешаю. Их. Трогать, — по слогам выговорила она.

Он удивился: какая строптивая человечка! Пожал плечами.

— Да пожалуйста. Очнёшься после своего сладко-наркотического опьянения, сообщи.

Развернулся и вышел из комнаты. Вообще не понятно: чего он с ней возится!

* * *

Закрывшись в комнате, которую мне предоставил опекун, я поняла, что совсем не представляю, как дальше жить. Нет, вид из панорамного окна открывался чудесный: горы, зелень, водопады, сверкающие издалека на солнце. Внутри — почти нормальная кровать, накрытая вязаным шёлковым покрывалом, лампа в стене из мрамора с золотистой крошкой, и, что меня удивило, ванна с бьющим активно тёплым гейзером. Случайно нажав ладонью на стену рядом, я обнаружила самовыдвигающуюся нишу в стене, в которой стопками лежали белые и серые полотенца и простыни. В остальном — полный аскетизм. И абсолютная тишина.

Как вести себя? Что делать? Я была чрезвычайно растеряна и чувствовала себя, как в тюрьме. Отсюда выходить нельзя: только на кухню и обратно. С ним общаться нельзя, он меня ненавидит. А с кем можно? Даже не прокричать ничего мимо пролетающим ангелам, — один другого красивее, — я не умею открывать эти окна. Оставалась только одна надежда — на служанку.

На девушек-ангелов в развевающихся одеждах смотреть было страшно — настолько они были прекрасными. Моё отражение и так редко радовало, а теперь удручало совершенно.

Надеть мне было нечего, кроме ужасно жарких штанов, в которых я чувствовала себя, как в бане, и футболки. Хоть в простыню заворачивайся. Но двери не запирались, и раздеться совсем я не решалась. Всё-таки командир Рамма мужчина, а я какая-никакая да женщина.

И я, как белый медведь в летнем зоопарке, ходила из угла в угол, смотрела в окно, на свои вещи, от которых тут толку было ноль, и чувствовала себя всё хуже, пока внезапно Лэйнар не заговорил за спиной.

Мои худшие предположения подтвердились: командир Рамма не собирается напрягаться с морально-этическими правилами и будет входить без стука. Официально имеет право, как хозяин дома и опекун. Но я рассердилась, ибо была на грани. И началась перепалка, пока он не развернулся и не ушёл.

Несколько минут спустя я остыла и поняла, что так отношения не наладишь. Сражения с чувством неловкости, вины и утверждением «Он первый начал» закончились моей робкой вылазкой.

Лэйнар полулежал на арагве перед столом, заставленным подносами с едой и потягивал из стакана нечто лаймового цвета. Я спустилась по лестнице. Подошла, сгорая от стыда.

— Я действительно не отказалась бы от чего-то съестного… Извините, если мешаю.

Командир Рамма щёлкнул пальцами, подзывая с потолка арагва.

— Садись.

Я аккуратно взгромоздилась на прозрачную подушку, парящую передо мной.

— Спасибо.

Лэйнар посмотрел мне прямо в глаза.

— Не нравится быть под патронажем? Или я тебе не нравлюсь?

Я смутилась: правду говорить не стоило.

— Я просто предпочитаю самостоятельность. Работаю с семнадцати лет и ни у кого не спрашиваю, что мне делать и зачем. Извините, попробую приспособиться.

— Ты занятная. — Он поджал под себя ногу и коснулся пальцем уха, как телохранитель в фильмах про спецагентов. — Очень хочешь вернуться, да?

— Да.

— Что тебя держит в твоём мире, помимо конфет? Семья, команда, дело?

Я задумалась. Дело? Да, я хочу стать популярным автором и этим зарабатывать, но пока приходится писать по ночам, а работать в рекламном агентстве, придумывать слоганы и посты в соц. сетях про окна, велосипеды и экологически чистые биотуалеты.

Семья? Брат недавно женился, ему не до меня: скоро станет папой. Я всё понимаю. Полгода назад я перебралась в город покрупнее, чтобы попробовать жить так, как хочу. Конечно, я очень люблю бабушку, она широкой души человек. Но для неё во мне всё не так: дурью маюсь, книжки глупые, герои — ещё хуже. Естественно, критикует меня бабушка из большой любви, но слушать даже по телефону, что занимаюсь я не тем и что полная девушка — значит, здоровая, — мне не нравится. Я бы хотела похудеть, и не выслушивать нотации каждый раз, когда пробую сесть на диету. Но даже без бабушки под боком, я пока только смотрю видео с йогами, балеринами и гимнастками и надеюсь, что однажды тоже так смогу. Родители у меня хорошие, но они ещё дальше. Оба по второму кругу обзавелись семьями, мама уехала в Питер, папа — в Сочи. Мы встречаемся по праздникам. Изредка.

Вспомнила я и про девчонок: Варюшу и Лёльку, с которыми сейчас связываюсь только онлайн, потому что живу в другом городе. Теперь я даже кофе по выходным пью одна в любимой кондитерской, фотографирую тортики и ем, а девчонки отвечают лайками и присылают фото своих карапузов в колясках. С другой стороны, у меня прекрасные коллеги, и мы болтаем весело по утрам под чаёк. Но я не отношусь серьёзно к агентству и к их матримониальным планам, а они считают странноватым увлечением мои книги. И мысли. И образ жизни.

Мне стало грустно. Если задуматься, мой мир сейчас замечательно живёт без меня. Вроде бы я не одинока — звонки, народ вокруг, но, по сути, я просто летаю, как в мыльном фонтане, одна в своём пузыре, и с другими соприкасаюсь лишь по касательной. Теперь меня там нет, и здесь я — лишняя. К горлу подкатил ком.

— У меня чудесная семья! И друзья хорошие! — соврала я, но получилось как-то сдавленно. — У меня вообще всё хорошо!

Лэйнар перестал иронично улыбаться. Посмотрел внимательно, словно хотел разглядеть, что я скрываю на втором плане. Умный. И слишком красивый. Для него я — всего лишь существо… Ещё больше захотелось выпрыгнуть из себя, лишь бы доказать: я не одинока, моя жизнь прекрасна!

— И у меня есть мои книги! Я обожаю книги! Это моё всё! — заявила я, расправив плечи.

— Ну, у нас тоже книги есть. Тебе у нас понравится, просто надо привыкнуть. Угощайся!

Я с надеждой глянула на стол и… поникла. Изумрудные котлеты с колючками, кашица из чего-то малахитового, весенне-салатовые рулетики и оттенка плесени сосиски, на которые взглянуть было жутко. Щедрые пучки неизвестных трав, овощей, горки лаймов и шпинатного цвета лепёшки привели меня в уныние.

— Вы едите только зелёное?

— Оно полезнее. Крайне рекомендую маринованные кактусы. Бармана вообще хорошо готовит. Не волнуйся, только из растений.

— Вы вегетарианец? — робко спросила я.

— Все лаэры вегетарианцы, и большинство людей тоже.

На горизонте прогрохотало — это моим настроением пробило плинтус. Было отчего впасть в депрессию: мало того, что теперь я ещё более одинокая, ненужная, никчёмная; не красавица в мире красавцев; так и поесть нормально не удастся. И единственная разумная компенсация, то есть конфеты и сладости, запрещена! Как говорится, если ты не идёшь к диете, диета идёт к тебе. В пору со скалы прыгать…

— И зачем вы только меня спасли? — у меня опустились руки.

— Потому что я спасатель. Э-э, погоди. Ты что так из-за еды расстроилась? — удивился он.

— Нет, — упавшим голосом сказала я. — Просто в нашем мире всё по-другому. И вообще мы другие… хм… существа, как вы выразились.

— Почему тебя это задело?

— Потому что я не существо. Я человек.

— Помню: венец творения, — рассмеялся он. — И…

Я насупилась ещё сильнее и, скрестив на груди руки, посмотрела в окно. За панорамным стеклом пролетели один из другим трое прекрасных, как с картины эпохи Возрождения, лаэров: пара юношей и девушка. Но тот, что сидел передо мной, был гораздо красивее. На его губах рисовалась высокомерная усмешка. На чистый лоб упал блестящий каштановый локон. Расист с крыльями! А ещё ангел! И мне с ним жить…

–… не стоит приукрашивать очевидное: вы — низшие существа, мы — высшие. В этом нет ничего обидного, — сказал Лэйнар.

И я расплакалась.

* * *

Её плечи задрожали, розовый нос наморщился, лицо стало смешным, но таким несчастным! Лэйнар опешил.

— Эй! — позвал он.

Оля закрыла покрасневшее лицо руками. Лэйнар вскочил. Навис над ней. И растерялся.

— Успокойся. Ты сама видишь, что не контролируешь эмоции — это ведь явный признак… — проговорил он.

Она разрыдалась совсем жалостливо.

— Оля, нет ничего плохого в том, что ты человек! Подумаешь, более низкое по уровню развития существо… — Лэйнар попробовал призвать к логике. — Зачем плакать? Мы выше по уровню развития, вы ниже, это просто факт. Разве можно плакать над фактами?

Оля захлебнулась в рыданиях. Лэйнар похлопал осторожно девушку по спине. Не помогло.

— На, попей, — он протянул ей бутыль с водой.

Она нервно отдёрнулась и снова отвернулась. Сопения и всхлипы продолжились, опасно нарастая. Грибы-сиденья вытянули хоботки к ней.

— Я… я… никакое вам не существо… — бормотала Оля. — Сколько можно терпеть все эти унижения… там… тут… то неформат… то толстая… то балда, то существо вообще… ещё скажите членистоногое! То в тюрьму ни за что, то старая бабушка с шизофренией, а я… между прочим, не просто так… Я всё сама могу… И не надо мне ваше… ничего. Потому что вы все вот… а я вот… Я хочу домо-о-ой!

Гриб арагв перестал чмокать хоботками и с хлопком растянулся. Оля чуть не опрокинулась. Лэйнар поймал её и как-то само собой получилось, что обнял. Не как на задании. Руками и крыльями. Она оказалась почти у него под мышкой. Маленькая. Тёплая. Глупая. Подняла на него заплаканные глаза, голубые-голубые в потемневших ресницах, и шморгнула носом.

— Не надо… меня… жалеть. И трогать… тоже.

— Хорошо. — Лэйнар расцепил объятия. — Извини. Только не плачь, ладно?

Она вытерла рукавом нос и неожиданно усмехнулась.

— Тоже боитесь женских слёз?

— Нет, я…

— Боитесь, я вижу. А ещё ангел!