Мир Аматорио. Неделимые

Мари Мур (2024)

Отказаться от Кимберли — моя самая большая ошибка, за которую мне пришлось заплатить слишком высокую цену. Я собственноручно превратил мою жизнь в ад. Но спустя три года у меня появился шанс все исправить. Я начал со лжи, пытаясь вернуть Кимберли. Но она уже не та невинная и наивная девушка. Она больше не прощает предательств. И пусть я не достоин ее, но ради нее я готов спуститься в преисподнюю и сжечь весь мир, чтобы уберечь ее от опасности. Я пойду на все, чтобы больше никто не причинил ей боль. Последняя ошибка. Последний шанс все исправить. И я больше никому не позволю встать между нами.

Глава 8

Нью-Йорк

Моя поездка в Нью-Йорк длится чуть больше четырех часов. Не могу сказать, что она дается мне с легкостью. Всю дорогу я пытаюсь успокоить настойчивое жужжание в моей голове.

Но оно становится все громче и громче. Мне кажется, я скоро сойду с ума от моих назойливых мыслей.

Я думаю о Грейс. О ее последних словах перед тем, как я ушла от нее.

Но больше всего я думаю о завтрашнем дне.

Завтра состоится судебное заседание. И я перебираю все причины, почему я должна и не должна развестись с Кэшем.

Мое сердце твердит, что он не виноват. Кэш поставил на кон все, что у него было, чтобы быть вместе со мной.

Но мой разум не так легко переубедить. Он боится, что Кэш не изменился и не заслуживает еще один шанс. Разум предупреждает меня, что любить такого, как Кэш, опасно, и он снова сделает больно.

В тот момент, когда я пересекаю черту Гринвуд-Лейк, часы на приборной панели показывают половину первого ночи. Я проезжаю пост охраны и вскоре паркуюсь возле виллы, фасад которой залит наружным освещением. В окнах дома не горит свет, и я облегченно вздыхаю.

Видимо, Фрэнк уже спит.

Я выбираюсь из машины и тихонько захлопываю за собой дверь. Ночной воздух прохладен и свеж. В фонтане журчит вода, в саду шелестят листья деревьев от слабого дуновения ветра.

Стараясь не издавать лишних звуков, я иду к парадной двери и осторожно ее открываю. Захожу внутрь и застываю, позволяя глазам привыкнуть к темноте. Спустя секунду раздается топот, который неминуемо ко мне приближается.

— Ах! — от неожиданности восклицаю я, когда в мою грудь что-то утыкается.

Голди приветствует меня слюнявым поцелуем и поскуливает, сообщая о том, как скучал. Я обнимаю его и почесываю за ушками.

— Привет, малыш, — шепчу я. — Как твои дела?

Несмотря на то, что по собачьим меркам возраст Голди давно перешагнул пенсионный, для меня он так и остался «моим мальчиком» и «малышом». Уткнувшись влажным носом в мое лицо, он продолжает меня облизывать и громко урчать.

— Тише, малыш, ты всех разбудишь, — я целую его в нос.

Голди замолкает, но в темноте я отчетливо слышу, как он активно виляет хвостом. Напоследок еще раз чешу его за ушками, а затем избавляюсь от каблуков. Прижав туфли к груди, я крадусь вдоль стены к лестнице.

Не хочу будить Фрэнка. В любой другой день я не прочь поболтать с ним. Но только не сегодня. Сегодня мне хочется побыть наедине с собой.

Внезапный звон стекла заставляет меня вздрогнуть и замереть. Через мгновение я зажмуриваюсь от того, как резко загорается свет.

Несколько раз моргаю и вижу Фрэнка, сидящего в кожаном кресле. На нем темно-серый костюм тройка без галстука. Он не сводит с меня взгляда, когда берет с низкого деревянного столика бокал и делает глоток.

Я прохожу в гостиную и останавливаюсь напротив него.

— Пап, ты пьешь? — спрашиваю я. — Твой доктор запретил принимать…

— Не мог уснуть, — перебивает меня Фрэнк. — Где ты была?

— Навещала подругу из прошлого, — отвечаю я и добавляю. — Не волнуйся, она хранила мой секрет на протяжении трех лет. Ей можно доверять.

Взгляд Фрэнка смягчается.

— Посидишь немного со мной?

Я устраиваюсь на диване, оставив возле него туфли. Фрэнк берет бутылку виски и наполняет бокал на три четверти. Он подносит его ко рту и переводит взгляд на меня. Заметив мое нескрываемое осуждение, Фрэнк замирает.

— Что?

— Ты не должен решать проблемы со сном алкоголем, — нравоучительным тоном произношу я.

Фрэнк подавляет вздох и откладывает бокал. После чего тянется к папке с документами. Горечь подступает к горлу. Теперь я понимаю, почему Фрэнк попросил меня с ним остаться.

— Адвокаты подготовили документы о разводе, — говорит он. — Хочешь посмотреть?

Отрицательно качаю головой.

— Я полностью тебе доверяю.

Тишина наполняет комнату. Я опускаю голову и слышу, как Фрэнк перелистывает бумаги.

— Кимберли, что с тобой происходит? После того как мы вернулись из Монако, ты не бываешь дома. Мы практически перестали видеться. Такое ощущение, что ты меня избегаешь.

— Тебе показалось, — бесцветным голосом возражаю я, пытаясь не встречаться с ним взглядом.

— Хочу, чтобы ты знала: я желаю тебе только счастья. Ты молода и красива, впереди целая жизнь. И я не позволю испортить ее из-за одной-единственной ночи. Все мы когда-то совершали ошибки, и мой долг уберечь тебя от них.

Я подавляю тяжелый вздох и жалею, что согласилась остаться с Фрэнком, а не ушла в свою комнату. В его глазах, я — легкомысленная девица, которая прыгнула в постель к своему бывшему.

— Поверь, у тебя еще будет сотни таких, как он. Мужчины должны тебя добиваться, и ты не должна соглашаться на предложение так опрометчиво. В конце концов, если он — порядочный мужчина, то для начала должен был обсудить это со мной.

Вздрагиваю, когда на мою руку опускается теплая ладонь. Подняв голову, я встречаюсь взглядом с Фрэнком. То, как он на меня смотрит, вызывает в груди горестное сожаление.

Я не должна обижаться на Фрэнка. Он говорит то, что считает правильным. Папа не разочаровался во мне. Он хочет, чтобы я не наделала глупостей.

— Я вижу, что тебе это тяжело дается. Но мы пройдем через это. Уже завтра все будет кончено. Ты забудешь про него и даже не вспомнишь.

Я молчу и не знаю, что сказать.

Если бы мне предоставили выбор: я бы предпочла никогда не влюбляться в Кэша. Я бы предпочла больше никогда его не видеть и не знать, что это такое — быть рядом с ним.

Кэш заставлял бешено биться сердце. Превращал кровь в огонь. Каким-то загадочным образом он делал так, что я чувствовала, что весь мир принадлежит только нам. И если попрошу, то Кэш даст мне все, что я захочу.

Разве такое реально забыть?

— После суда мы вернемся в Лас-Вегас, и обо всем забудем, — уверенно произносит Фрэнк.

— Лас-Вегас никогда не станет моим домом. Это все не для меня, — качаю головой. — Прости, но я туда не вернусь. Хочу обратно в Мельбурн.

Как можно дальше от него.

Может быть, мои раны на сердце затянутся на расстоянии?

— Мы вернемся в Мельбурн, — кивает Фрэнк. — Главное, чтобы с тобой все было в порядке.

— Пап, я в порядке. Мне просто нужно выспаться и отдохнуть. Завтра рано вставать, и если ты не возражаешь, то я пойду спать.

Фрэнк не выглядит убежденным, но неохотно кивает. В последний раз он крепко сжимает мою ладонь, прежде чем ее отпустить.

— Доброй ночи, — наклонившись, я целую его в щеку.

Встаю и иду к лестнице, чтобы подняться в спальню. За моей спиной раздается тихое бормотание Фрэнка:

— Когда-нибудь ты мне скажешь «спасибо». Он тебя не достоин.

Он тебя не достоин.

Сегодня я снова слышу эти слова.

Мои пальцы напряженно обхватывают перила, пока щепотка неуверенности рассыпается в груди. Но она исчезает также быстро, как появилась. Я разворачиваюсь и смотрю на Фрэнка с предельным вниманием.

— Могу я попросить тебя кое о чем? — спрашиваю я.

— Ты же знаешь: проси, о чем хочешь.

Вернувшись в гостиную, я тянусь за бумагой и ручкой, лежащими на столе. Быстро оставляю запись и кладу лист перед Фрэнком. Он берет его и читает вслух:

— Грейс Аматорио, — Фрэнк поднимает на меня вопросительный взгляд.

— Это его сестра, — объясняю я.

— А «Хаверхилл» это клиника для психопатов? Я тебя правильно понимаю?

— Ей нужна помощь.

— Ты хочешь, чтобы я вытащил ее из психиатрической больницы?

Я киваю. Фрэнк откладывает записку и барабанит пальцами по столу.

— Кимберли, когда я говорил «проси, о чем хочешь», то не это имел в виду. Ты же знаешь, как меня тошнит от этой фамилии, — он неодобрительно на меня смотрит. — Тем более, я не имею дела с умалишенными.

У меня в горле образуется комок.

— Грейс — не сумасшедшая.

— Ты — хорошая подруга, Кимберли, — говорит Фрэнк. — Но у нее есть отец. Если она до сих пор находится в психушке, значит ей там самое место.

Мое сердце сжимается.

— Кроме меня, у нее никого нет.

Фрэнк больше не произносит ни слова, но его взгляд категорично заявляет, что «разговор окончен». Опустив плечи, я бреду в спальню.

Позже я лежу в постели, уставившись в потолок. Не могу уснуть. Потому что все, что я вижу перед собой, стоит мне закрыть веки — синие глаза, сводящие с ума.

Совсем скоро ты проснешься, и я буду рядом.

***

Блеклый свет проникает в комнату сквозь окна. Я сонно моргаю, когда смотрю на часы. Они показывают начало восьмого, и я понимаю, что мне давно пора встать с постели и начать собираться.

Но я не могу этого сделать.

Страх сковывает тело, меня тошнит от мысли, что сегодня все будет кончено. И я не могу ничего чувствовать, кроме холода и пустоты. Они расширяются внутри меня, заполняя собой каждую вену, каждый атом.

И на этот раз я сама обрекаю себя на разбитое сердце.

Меня возвращает в реальность стук в дверь.

— Кимберли, ты проснулась? — доносится голос брата.

Очередной тошнотворный комок подкатывает к горлу. Надеюсь, Киллиан не слышал ночью мой плач.

Я откашливаюсь и стараюсь придать своему голосу не такой обреченный оттенок.

— Да, — отвечаю. — Скоро спущусь.

— Мы с Фрэнком будем ждать тебя внизу.

В коридоре раздается звук удаляющихся шагов. Я поднимаюсь с кровати, и у меня кружится голова. Медленно вдыхаю и выдыхаю, стараясь привести себя в норму. Мне нужно переключиться на что-то другое, иначе мои душераздирающие мысли съедят меня живьем.

Я бросаю взгляд на окно. Небо затянуто дождливыми тучами, сильный ветер раскачивает верхушки деревьев в саду. Похоже, плохая погода из Бостона добралась до Нью-Йорка.

Иду в ванную и принимаю душ. Завернувшись в полотенце, возвращаюсь в спальню и смотрю на себя в зеркало. Этой ночью мне удалось поспать от силы пару часов, и темные круги под глазами — прямое тому доказательство.

В любой другой день я бы попыталась освежить лицо макияжем. Но у меня нет на это энергии. Все, на что я способна — нанести немного водостойкой туши на ресницы.

Из гардероба достаю черный блейзер прямого кроя, того же цвета блузку и брюки. Одевшись, я просовываю ноги в черные туфли и напоследок смотрю на свое отражение.

Выгляжу так, будто отправляюсь на похороны. И это подчеркивает траурный взгляд.

Обычно женщины стремятся выглядеть эффектно перед разводом. Они хотят, чтобы бывшие мужья изъедали себя, увидев, кого они потеряли. Но у меня нет и доли подобных намерений.

Меньше всего мне бы хотелось причинять Кэшу боль от чувства потери. Все, что я хочу — извиниться за свою ложь. Точнее, сказать ему правду.

Я люблю тебя.

Меня отвлекает от мыслей приглушенный скрежет за дверью. Я открываю ее, и в спальню заходит Голди.

Уткнувшись влажным носом мне в руку и облизнув ее, он занимает привычное место рядом с кроватью. Его карие глаза-бусинки устремляются на меня, и в них я читаю просьбу остаться.

— Мой мальчик, мне нужно идти, — говорю я, и каждое слово невыносимой тяжестью давит на плечи.

В ответ Голди переворачивается на спину и демонстрирует живот. Его глаза смотрят на меня с озорством, словно спрашивая: «Разве существуют дела важнее, чем погладить мое прекрасное пузико?»

Улыбнувшись, опускаюсь перед ним на колени и чешу его живот.

— Вот теперь мне точно нужно идти, — выпрямляюсь в полный рост.

Спустя несколько минут я спускаюсь в гостиную. Обеденный стол накрыт к завтраку, Фрэнк и Киллиан что-то тихо обсуждают. При виде меня они замолкают. Я чувствую, как невидимое давление оседает в воздухе.

Издав тихий вздох, я направляюсь к ним. Сначала останавливаюсь рядом с Фрэнком и наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щеку. Затем подхожу к Киллиану и обнимаю его со спины, зная его категоричное отношения к поцелуям и прочим проявлениям ласки.

— Я думала, в это время ты должен быть у себя в офисе, — говорю я.

— Решил провести день с семьей, — отзывается Киллиан.

— Это я его попросил, — встревает в разговор Фрэнк. — В этот день тебе нужно, как можно больше поддержки.

«И давления», — хочется добавить мне, но я не произношу этого вслух.

Знаю, что Фрэнк желает мне лучшего. Но его чрезмерная опека имеет обратный эффект. Я должна сама решить, что мне делать со своей жизнью. Тем более я способна доехать до здания суда без конвоя в лице брата и его людей.

Неужели Фрэнк думает, что я развернусь на середине пути и уеду?

— Всем приятного аппетита, — говорю я.

Сажусь на свое привычное место — напротив брата. По крайней мере, именно так мы завтракали, пока Киллиан не отделился от нас в своем пентхаусе в центре Нью-Йорка.

Он откидывается на спинку стула и расправляет плечи, отчего кажется еще более внушительным в своих линиях черного костюма. Его темный проницательный взгляд останавливается на мне и изучает каждое мое движение.

От его внимания не ускользает, как подрагивают мои руки, когда я беру кофейник и наливаю напиток в чашку. Не ускользает, с каким напряжением я держу нож, когда намазываю джем на тост.

У меня нет аппетита, но в моем рту не было крошки со вчерашнего дня. И я заставляю себя хоть что-нибудь проглотить, чтобы не упасть в голодный обморок в ближайшее время.

Наконец, Киллиан отводит взгляд и переключает внимание на Фрэнка. Они продолжают обсуждать дела, но я не могу уловить ни единого слова. Чем больше проходит времени, тем сильней растет моя тревога.

В какой-то момент Фрэнк посматривает на часы.

— Все остальное мы обсудим потом, — он делает глоток кофе и обращается ко мне. — Кимберли, ты готова?

У меня начинают дрожать руки, и я опрокидываю чашку. Кофе мгновенно разливается на скатерть. Рядом со мной оказывается домоправительница. Она быстро укрывает салфеткой мои колени, чтобы спасти брюки.

— Спасибо, Венди, — благодарю я, чувствуя себя жутко неловкой.

Я поднимаюсь из-за стола, и ко мне подбегает Голди с зажатым в зубах поводком. Он хочет отдать его мне и поскуливает, от чего я бросаю на Фрэнка вопросительный взгляд. Он отрицательно качает головой.

— В это время жуткие пробки, мы не можем опаздывать.

Я опускаюсь на колени и глажу Голди по голове.

— Малыш, я вернусь, и мы погуляем. Обещаю.

Голди так на меня смотрит, что у меня сдавливает грудь от чувства вины. Но я все-таки выпрямляюсь в полный рост и иду вслед за Фрэнком. Сердце стучит в такт моим шагам, когда я прохожу вестибюль и выбираюсь наружу.

Спускаюсь по крыльцу и замираю при виде черного Rolls-Royce, припаркованного на подъездной дороге. У меня в животе все плывет от беспокойства.

Если я поеду с Фрэнком, то не выдержу. Каждый нерв натянут до предела. Все, чего мне сейчас хочется — абсолютного молчания и тишины.

— Пап, — я придаю своему голосу спокойный тон, иначе он точно не отпустит меня в одиночку. — Я поеду в суд на своей машине. Увидимся там.

Фрэнк курит сигару и выпускает дым, когда смотрит на меня. Я выдерживаю его взгляд и не двигаюсь.

Наконец, он слегка кивает, и я разворачиваюсь, направляясь к черному Mercedes. Затылком я чувствую, как Фрэнк внимательно наблюдает за мной. Сажусь за руль, и меня охватывает облегчение, когда Фрэнк исчезает в салоне Rolls-Royce. Киллиан остается на месте и что-то говорит одному из охранников.

Я нажимаю на газ. В зеркале заднего вида вилла уменьшается по мере того, как я уезжаю все дальше и дальше.

Вдруг из центрального выхода выбегает Голди и начинает нестись за моей машиной. Его золотистая шерсть развевается в воздухе, а фигура ярко контрастирует на фоне темно-зеленых лужаек. Позади него бежит Венди, пытаясь его догнать. Мои стекла подняты, но даже сквозь них доносится отрывистый лай.

Холодный пот выступает на спине. Голди никогда не вел себя так беспокойно. Но я где-то читала, что из всех животных только собаки чувствуют боль человека. И похоже мое состояние передалось питомцу.

Я торможу и выбираюсь из машины. Ко мне мчится Голди, пока со всего размаху не утыкается передними лапами в мою грудь. Мне удается с трудом сохранить равновесие и не свалиться на землю.

— Малыш, все хорошо, — я глажу его.

Обнимаю Голди, чувствуя, как лихорадочно бьется его сердце. Он принимается облизывать меня, выражая свою любовь.

— Мы полетим домой. В Мельбурн. Ты же хочешь туда вернуться вместе со мной? — я обхватываю его лапы и смотрю ему в глаза. — Знаю, что хочешь. Обещаю, мы вернемся туда. И все будет, как раньше.

У меня щемит в груди, когда я осознаю, что обещаю невозможное. Как раньше уже точно не будет.