Мандарины, вперёд!

Марта Кауц

Какой новогодний подарок дороже бриллиантов? Как разозлить Деда Мороза? Что делать, если ты в прямом смысле слова «напился до чертей»? И где можно найти любовь в канун Нового Года?

До чертей

Последний день уходящего года не задался с самого утра. Наташа искрила похлеще бенгальских огней и готова была взорваться от злости. Всему виной был отказ мужа Вадима провести новогоднюю ночь в обществе тещи. На него не действовали ни просьбы, ни уговоры, ни слезы, ни ругань, ни поцелуи. На каждый убедительный довод, у Вадима находился более весомый аргумент, чтобы отстоять принятое решение.

— У мамы елка! — Наташа опустилась на колени, зашнуровывая ботинки трехлетнего Олежки.

— А у нас, можно подумать, береза, — Вадим указал на двухметровую ель, украшенную золотыми шарами.

— Подарки!

— Знаю ее подарки! Дорогущий вертолет для внука, комбайн для дочери, а любимому и единственному зятю трусы шестидесятого размера из стратегического запасника почившего тестя. А потом каждый приход в гости начинается со слов: «Вадя, ты носишь подаренные мною трусы?» А я опа… — Вадим ослабил ремень, демонстрируя ситцевые трусы с ромашками. «До дыр сносил не снимая, за новыми пришел»

— Традиция такая, — обиженно всхлипнула Наташа.

— А разговоры за столом про подагру, запоры и псориаз, тоже традиция?

— Не только про это!

— Ах да, прости, еще про мордатого домового с бурой шерстью, который садится ей на грудь и дышит в лицо.

В комнате повисло напряженное молчание, даже упакованный в комбинезон Олежка перестал сопеть.

— Мама готовила. Старалась. Все для нас. Курочка, грибочки, пирог… — Наташа сделала еще одну попытку заманить мужа в гости.

— Ты же прекрасно знаешь, чем заканчиваются подобные застолья. Напомнить?

— Тебе трудно похвалить каждое приготовленное мамой блюдо?

Вадим склонился в почтенном поклоне и запел елейным голосом:

— Мммм… рыбка… ум отъешь. Картошечка — язык проглотишь. А курочка до чего сочная. Чудный пирог! Не подскажете рецептик? Испеку к выходным. Ах, это магазинный? В очереди час простояли? Оно того стоило! А я не хочу хвалить каждый проглоченный кусок. Я хочу просто жрать! Молча! Неужели трудно включить логику? Если ем, значит, нравится!

— Я поговорю с мамой. Обещаю! — Наташа приподнялась на носочках и поцеловала мужа в губы. — Оливье, с говяжьим сердцем, как ты любишь…

— Я с колбаской люблю! С докторской! И ложкой из общей салатницы наворачивать и чтобы никакая… кхе-кхе… мама в рот не заглядывала и под руку не ворчала: «До полуночи час, а оливье на исходе». А после полуночи истерику закатить, что салат не доели.

— Значит, не поедешь? — Наташа изогнула бровь коромыслом.

— Нет! — категорично подтвердил Вадим. — Всегда мечтал отметить Новый год один. В трусах, перед телевизором…

— Со вчерашней вермишелью и банкой сардин на столе, — съязвила Наташа.

–…и напиться до чертей!

— Ну и оставайся со своими чертями! — Наташа сорвала с вешалки пуховик и ухватив истомившегося ожиданиям Олежку, вытолкала в подъезд.

Дома в одночасье стало тихо и неуютно. У Вадима даже промелькнула мысль броситься вдогонку за женой и сыном, но усилием воли сдержал внезапный порыв.

К десяти вечера, когда до чертей было еще далеко, но штормило прилично, ожил дверной звонок. Уверенный, что жена, не выдержав трехчасовой разлуки, вернулась в родное лоно, со всех ног бросился в прихожую.

На пороге, в байковом халате и розовых калошах на босу ногу, стояла пожилая соседка, Антонина Валерьевна.

— Я за тобой! — не поздоровавшись, озвучила она цель своего визита. — Знать не хочу, что у вас с Наташкой произошло, но негоже Новый год одному отмечать. Айда, Вадя, к нам. Выпьем, оливье покушаем. Салатик у меня особенный. С говяжьим сердцем, а не с какой — то там докторской. Пал Сергеич на баяне сыграет. Спляшем, споем, в картишки срежемся, одним словом, скучать не дадим.

Вадим вежливо отказался от приглашения и был готов захлопнуть двери, как Антонина Валерьевна без приглашения прошла в квартиру. Задержавшись у стола, придирчиво оценила масштаб бедствия: тарелка с недоеденной вермишелью, консервная банка с последним рыбным ломтиком, плавающим в масле, и полупустая бутылка.

— Жена бросила, не до жиру, — с пониманием вздохнула она. — Не запирай двери! Я мигом.

Через пять минут она вернулась, держа в руках красный пластмассовый разнос с угощениями.

— Холодец, гусиная гузка, оливье, огурчики, — выставляя на стол тарелки, озвучивала она их содержимое, — Мандарины и… — спрятав руку за спину, как фокусница вытащила литровую бутылку с мутноватой жидкостью. — Самогонка! — заговорщицки подмигнула она. — Пал Сергеич сам гнал. Три рюмашки и все печали к чертям!

Вадим с благодарностью обнял, пропахшую сердечным каплями, соседку. Жизнь заиграла новыми красками и мечта, напиться до чертей, грозилась сбыться.

Под хорошую закуску наливалось и пилось веселее. Когда яркие огоньки гирлянды, потеряв очертания, бесформенно расплылись, Вадим решил передохнуть. Откинувшись на мягкую диванную спинку, на всю мощь прибавил звук телевизора. В ответ на его действие покачнулась елка, а нижние ветки, украшенные разноцветным дождиком, заплясали в такт льющейся из динамиков мелодии.

Вадим напрягся и сделал попытку подняться с дивана, но неведомая сила швырнула его обратно. Дрожащими пальцами он нащупал на пульте кнопку выключения телевизора и замер, не сводя взгляда с омерзительного существа, затаившегося среди ветвей. Черное, голое, со сморщенной мордой, оно стояло на задних лапах и пожирало мишуру.

— Сгинь! — Вадим с трудом произнес это вслух. Язык, казалось, распух и едва помещался во рту.

Глаза твари вспыхнули красным огнем, пасть открылась, обнажая клыки, а лысый, похожий на хлыст хвост неистово задубасил по паркету.

Выражение «допиться до чертей» оказалось реальнее, чем представлялось.

Цокая копытцами, черт обошел елку и сипло проорал: «Ва-адь». Расслышав в жутком вое свое имя, Вадим понял, пришел его конец.

В прихожей хлопнула дверь, послышались шаркающие шаги.

— Как хорошо, что ты двери за мной не запер, — Антонина Валерьевна нависла над Вадимом, похлопала по щекам, пощупала пульс. — Лица на тебе нет.

— Вы видите его? — Вадима качало от спиртного и трясло от страха.

Антонина Валерьевна оглянулась и радостно запричитала. — Нашелся, нашелся мой маленький. Пока салаты носила, удрал чертенок.

— Это ваш черт? — Вадим тяжело сглотнул и открутив пробку на бутылке отхлебнул из горлышка.

— Зачем же так грубо? Максимилиан его зовут. Сфинкс. Котейка мой любимый.

— Кот? — Вадима пробил приступ неудержимого смеха, — Я подумал… эээ…неважно. До свидания, Антонина Валерьевна и дверь посильней захлопните.

— Вадя, хватит пить! — из прихожей прокричала соседка.

— Так уж и хватит, — наполняя до краев стопку, рассмеялся Вадим. Выпитое не успело добраться до желудка, как у елки вновь материализовалось нечто. Огромное и мохнатое.

— Еще один кот? — Вадим тяжело сглотнул. Круглая, лишенная ушей и усов морда мало чем напоминало кошачью. Вот только после позорного случая со сфинксом, которого спьяну принял за черта, в потусторонние существа верить не хотелось.

— Кис-кис, — опускаясь на колени, позвал он непрошеного гостя. Туша, поросшая бурой шерстью, с ревом бросилась на грудь, опрокидывая навзничь. В носу засвербило от запаха нафталина и гари.

«Домовой» — догадался Вадим. Именно так его описывала теща. Мохнатый, тяжелый, садится на грудь и зловонно дышит в лицо. Испытав на себе все ужасы общения с домовым, стало стыдно, что насмехался над бедной женщиной.

Вадим попробовал пошевелиться. Тело не слушалось. Закричал, но вместо крика наружу вырвался утробный рык. Вспомнил, что теща спасалась в таких случаях молитвой. Закрыл глаза и замычал: Пресвятая дева богородица… ежеси на небеси» — все, что мог вспомнить, и этого явно было недостаточно, чтобы отпугнуть домового. Разозлившись, с силой дунул в мохнатую, приплюснутую морду. Домовой громко чихнул и нехотя скатился на пол.

Дрожа от страха, Вадим дополз до прихожей. Не вставая потянул с вешалки куртку, с хрустом обрывая петельку, и вдруг осознав, что не в состоянии одеться, нащупал в кармане телефон.

— Наточка, спаси, погибаю… — тоненько завыл, услышав голос жены.

— Еду, — коротко бросила Наташа и отключилась. В душе наступил покой. Вадим знал, Наташа не обманет. Она обязательно примчится и спасет. Нужно только немного подождать.

Резкий звонок в двери заставил вздрогнуть. Вадим и предположить не мог, что Наташа так скора на подъем.

— Наточка моя, — с трудом дотянулся до замка и повернул ключ.

Перешагнув через Вадима, стоявшего на четвереньках, в прихожую вошла Антонина Валерьевна. — Себастьян! — зычно прокричала она.

— Вадим я.

— Знаю, — отмахнулась она, — Кот у меня пропал. Не встречал?

В коридор на зов хозяйки вышел безухий мордоворот.

— Дом-мовой, — заикаясь, проговорил Вадим.

— Не домовой, а домашний, — поправила Антонина Валерьевна, отрывая бурую тушу от пола. — Безухий и безусый, любитель котлеты с огня таскать, — она громко рассмеялась,

Вадим шумно выдохнул, вытер со лба липкий, холодный пот.

— Кот? — на всякий случай уточнил он.

— Их у меня семеро, не сразу и углядишь который из них пропал.

Когда за соседкой захлопнулась дверь, Вадим поднял телефон и набрал номер жены.

Конец ознакомительного фрагмента.