Савелиса

Марта Квест

Старая легенда о ведьме Савелисе. Две сестры, рожденные матерью, которую ведьма обрекла на вечное страдание, должны разрушить родовое проклятье. Каждая из девушек живет своей жизнью. В одну из сестер вселяется дух Савелисы, и она в бессильном гневе на всех и вся убивает ей неугодных. Ее может остановит лишь сестра, которая решает пожертвовать собой ради будущего счастья. Ведьма гибнет, но остается любящий ее человек, который искренне страдает и не может смириться со смертью девушки.

Глава 2

Рождение

Савелиса встала из-за стола и пошла в свою комнату, где, как и последние пять лет, не чувствовала себя в одиночестве. Через тонкие стены барака было слышно любое слово, любой стук, а если учесть, что в бараке жило достаточно большое количество людей, то комната не позволяла уединиться и спокойно поразмышлять. Тяжесть и тянущая боль, внизу живота изводили ее с того дня, когда, по неосторожности, не рассчитав свои силы, она резко подняла бидон с молоком. Но сегодня боль была тупая и всеохватная, противная боль, которую она всеми силами хотела бы приглушить.

Однако на сей раз, ее бунт ни к чему не привел, силы иссякли, и организм не желал слушаться хозяйку.

Она замерла, дав в полной мере проявиться опасному симптому. Ибо она знала, что боль должна через некоторое время пройти, но передышка будит кратковременной. Времени у нее оставалось все меньше и меньше.

Савелиса не шевелилась. Рука скользнула по холодному металлу спинки кровати. Она смежила веки.

«Жребий брошен, — произнесла она. — О Боже! Жребий брошен!»

Они пришли в мир, когда луна окрасила серебряным светом листья запыленных деревьев. Малышки приветствовали мир, который были призваны завоевать криком, маленькие, чуть больше ладони мужской руки, они заявляли о своем праве жить.

Савелиса сделала для них все, что могла, все, что было в ее силах. Родить их, вызвать к свету с максимальным умением и быстротой, щадя их слабость. Подавляя в себе все переживания и старые воспоминания, все тревоги, она думала лишь о том, чтобы с честью исполнить свой долг женщины. Волнения и тревоги начнутся позже, когда, связывающая нить будет рассечена железом.

Ее тетка, которая видела в жизни и многое помнила из той, далекой жизни, осмотрев ее, не скрыла, что ей предстоит родить двойню. Савелиса здраво оценила последствия этого заключения уже в самом начале родов. Тяжелая борьба! Но ее силы, ее силы на исходе! Ей страшно было даже подумать, что будет с маленькими, если ее не станет. Забытое проклятье станет реальностью.

Она не слышала их первого крика. Измученную, слегка потерянную, ее отвлек от смертной тоски силуэт, который она различила у своего изголовья. Ее мать! Молодая, очень похожая на нее самою, но со светлыми волосами, заплетенными в тугую косу.

Мама? Она не находила ее, искала взглядом. Где ты? То ей казалось, что она видит ее, то вновь теряла из вида. Ее помутившееся сознание было не в состоянии связать настоящее с прошлым и будущем. Слабый крик, возносившийся неподалеку от нее к центру комнаты, невыразимой тоской раздирал ей душу. Ее взгляд задержался на большой корзине, служившей младенцам колыбелью.

Ее водрузили на стол и уложили туда двух малюток.

Рождение двойни, всегда заключавшее в себе массу примет… интерпретировалось неодинаково. Но Савелису радовало рождение девочек. Если не выживет одна, то может быть другая… А если оба ребенка смогут выкарабкаться из черной пасти смерти? Сбудутся ли пророчества? Хаотичные мысли, странные видения мучили ее уже несколько часов. Могла ли она питать какие-то иллюзии относительно выживания детей, родившихся недоношенными и такими слабыми?

Тот, кто подносил ей для кормления детей, отводил глаза. И она понимала, что сон, внезапно налетавший на них у ее груди, был не сном сытости, а бессилия перед тяготами жизни. Девочки совершали героически попытки захватить материнский сосок, но слабость не позволяла им удержать его, чтобы живительная материнская влага могла, хоть как-то поддержать их истощающиеся силы.

Но и силы самой Савелисы иссякали, кровь, которая текла из нее, не остановить, а необходимых лекарств не было.

Поток энергии, связывающий их троих, пронизывал их наподобие волшебного света. Однако, с каждым часом, свет затухал. Савелиса чувствовала, как он бледнел над ней, лишая ее самою последних сил. К исходу дня ей пришлось пережить мгновение, когда она решила, что одна из девочек умирает.

Был вечер. Небо затянуло облаками, но удушливая жара и пыль проникали через окно, духота разморила ее, обливаясь потом в своей кровати, она держала перед собой голенького младенца в выемке одеяла, согнув ноги в коленях, глядя на него, следя за угасанием его жизни. У девочки была маленькая круглая головка со светлым пушком на голове, маленький острый носик и буковкой М губки. Если бы она выжила, пронеслось в голове, — она бы была похожа на мою мать.

— Не умирай, моя маленькая, моя любовь! Умоляю тебя! Живи! Забери мою жизнь, но живи!

Савелиса пыталась позвать на помощь, но комната опустела, удивительно, но кругом стояла тишина, мир обезлюдел.

Они были одиноки, мать и дочь, плывущие в духоте угрюмой ночи на борту неведомой лодки в безызвестность, населенной мерцанием и призраками из другой, не их жизни.

А ведь детям еще не дали имени. Может быть, им предстоит умереть безымянными?

На тумбочке лежала старая газета и огрызок карандаша. Савелиса взяла газету и на белой полосе начала писать: «Назовите одну девочку в мою честь, а вторую Василисой!»

Внезапно девочка откинула назад головку, подобно маленькому зверьку, которому перерезали горло. Руки ее опали и скользнули вниз.

Савелиса, в последней безумной мольбе закричала:

— Не умирай, слышишь, ты должна жить!

Она прижала головку дочери к себе, поддерживая ладонью отяжелевшую маленькую головку. Ее дыхание перемешивалось с дыханием девочки.

— Живи, возьми мою жизнь, но живи!

Призрак матери, вновь вышел из темноты, и она поняла…

Савелиса смотрела, на лицо призрака и знала, что кротость улыбки, безмятежность облика не праведные, а грешные. Совершиться сделка. И тут разразилась гроза!

Раскаты грома, буквально сотрясли старые стены. Молния хлестала небо не жалея небесно-фиолетовую плоть.

Смирившаяся, сломленная горем, она безропотно отдала ей ребенка. Призрак наложил руки на неподвижное тело и начал поглаживать его, охватывая своими ладонями, из глубины глаз на ребенка упал властный луч.

Внезапно младенец вздрогнул, затем опал в последней судороге со сведенными ножками и беспорядочно разбрасываемыми маленькими кулачками. Покойное лицо ребенка исказила гримаса, оно сморщилось, казалось, совсем исчезло, превратилось в широко открытый рот, из которого вырвался пронзительный крик.

В тот же миг из него забил фонтанчик — источник жизни, струйка невинной, изумительно чистой неосязаемой материи.

Призрак повернулся к Савелисе и прошептал:

— Он голоден, накорми!

Под требовательным ртом дочери она почувствовала, как стихает боль ее отяжелевшей груди, боль, усугублявшая страдания ее измученного тела, но другая, более сильная боль, зарождалась с каждым глотком девочки.

Вспомнив в последнее мгновение о том, что она значила на земле, и для чего ей необходимо было пройти через все мучения, Савелиса поняла, что миссия выполнена. Она смогла обмануть судьбу.

«О Господи! Прости нечистые помыслы тому, чей порог обагрен кровью агнца!»

Жар начал усиливаться. Несмотря на ливень прохладней в комнате не сало. Обливаясь потом Савелиса, отложила спящую девочку, опустив ноги на пол, она почувствовала воду. Струйки воды, перемешивались с кровью, заливали пол. Призрак исчез. Взглянув на вторую дочь, она почувствовала себя более слабой и ошеломленной, чем когда-либо.

Смерть рядом, пронеслось в голове. Странно, почему не страшно? Темнота и влажный воздух проникали сквозь окно, которое открылось под натиском стихии.

Свет.

Подобно утренней росе, растворяющейся в лучах яркого молодого солнца, она чувствовала, как ее возносит к этому все более яркому свету, беспредельному — как свод или путь без конца. Подобно капелькам росы, она распахивалась, улетучивалась, ощущала себя сущностью и сверхсущностью, частицей чего-то большого, для человека не объяснимого. Она ускользала и становилась прозрачной и неосязаемой. Возносясь, Савелиса ныряла в пространство, как в воду купальщик, растворялась в нем. Она уплывала туда, где нет ни страданий, ни забот, ни боли.

С вершины ее парения она увидела две розы в птичьем гнезде. Одна роза была алой, как кровь, а другая белой, как тот свет, который манил ее вперед.

«Бедные маленькие существа, — пронеслось в голове, — я не в силах больше помочь вам!».

Свет становился ярче.