Constanta

Марьяна Куприянова (2024)

В жизни Яны Гарзач наступает черная полоса. Конфликты в институте, недопонимание в семье, финансовые трудности и комплексы по поводу внешности усугубляют ее проблемы с управлением гневом, порождая спонтанные и опасные вспышки ярости. Последней каплей становится чреватый исключением недопуск к экзамену. Но внезапно Яне начинает помогать странный преподаватель с другого факультета. Ненавязчиво решая одну проблему за другой, он ничего не просит взамен, однако его необъяснимый интерес не остается без внимания. Герои оказываются в щекотливом положении, пытаясь пресечь похабные сплетни о себе.

4. Полураспад

Период полураспада квантовомеханической системы — время, в течение которого система распадается с вероятностью 1/2.

Как обычно, подготовиться нормально у меня не получилось.

Виной тому была не только моя лень (хотя она в большей степени), но и неспособность запоминать то, что мне абсолютно неинтересно. Особенность памяти, из-за которой я никогда не буду отлично знать предмет, не привлекающий мое внимание. Сколько бы времени ни тратилось на зубреж.

Если бы еще преподаватель вызывал уважение, я бы только ради него все выучила. А в моем случае говорить не о чем: злорадная зазнавшаяся тетка, пользующаяся служебным положением, чтобы пропихнуть свой товар — какое может быть уважение? Таких людей бойкотировать надо, а не пресмыкаться перед ними. Система никого не щадит, кроме тех, кто сидит на ее верхушке.

Единственное, что все-таки заставляло меня читать, учить, повторять, — это страх разочаровать Веру Алексеевну, которая надеялась на меня, боялась за меня, хлопотала. Ольга каждый день успокаивала мои истерики, уверяя, что все получится, потому что я «умная», «схватываю на лету», и у меня «не будет вообще никаких проблем». Мне в это не особо верилось, но спорить с Ольгой было все равно что совать иголку в гусеницу танка с целью его остановить, то есть бесполезно, и я, попричитав, затыкалась, соглашаясь с мнением подруги.

Потому что в данном случае легче было согласиться.

Всегда интересовал вопрос: почему некоторые люди думают обо мне в тысячу раз лучше, чем я есть на самом деле? А попытаешься им это доказать, посмеются и махнут рукой. Разве человек сам себя не знает лучше других? Но Ольга считает, будто ей больше моего известно, что я за фрукт и с чем меня едят.

Наверное, это какая-то социальная мимикрия.

Когда подруга услышала от меня о членах комиссии, она навела меня на мысль поискать этих людей в другой соцсети, которой пользуются все студенты. Недолго думая, я так и сделала.

Нашелся только последний, с солидной фамилией. «Наверняка сам окажется полной противоположностью», — думала я, открывая его фотографии. Ничего, симпатичный, лицо довольно молодое, но видно, что ему за тридцать. Детки есть. В друзьях — сотни студенток. Оно и не мудрено — на такого запасть, как нечего делать, особенно на факультете, где мужчина-препод, особенно симпатичный, величайшая редкость. Я решила тоже запросить у него социальный дружбы, но исключительно в целях информации.

«Добрый день! Простите за беспокойство. Если не трудно, Вы не могли бы рассказать мне, как проходит в целом комиссия и в частности завтрашняя, чтобы я не так сильно боялась и примерно знала, что меня ждёт», — отправила я ему и вышла из сети, потому что он был офлайн.

Вечером того дня я получила ответ, который тут же переслала Ольге, чтобы поделиться с кем-то своим волнением. Подруга была мне самым близким человеком, и с ней я делилась всем, что происходило в моей жизни, до мельчайших подробностей. Сообщение Константина Сергеевича выглядело так:

«Добрый. Не волнуйтесь. В комиссии три человека: я, Алена Владимировна и Вадим Арнольдович. Вы должны быть хорошо подготовлены по периоду и знать тексты. Вам зададут вопросы, Вы подготовитесь и ответите на них. Как обычный экзамен».

Прочитав не без волнения, я лаконично ответила: «спасибо», хотя до жути хотелось как-то продолжить диалог, разговориться с ним, узнать, что он за человек. Может быть, найти точки давления, чтобы выбраться из ситуации, если все сложится плохо. Но правила приличия не позволили, несмотря на то, что я человек далекий от этикета. Боязнь испортить с ним отношения неосторожным словом, учитывая то, что он один из тех, от кого будет зависеть моя судьба, заставила меня вовремя отказаться от взбалмошной идеи.

Навязываться не хотелось, ведь я кто? Всего лишь студентка, которую он в глаза не видел, одна из сотен, пишущих ему ежедневно, как мне казалось. Да я вообще не считала правильным то, что написала ему — теперь его отношение ко мне на комиссии будет субъективным, а это не есть хорошо, особенно если все выяснится. Не хватало еще, чтобы результаты после этого аннулировали. Вечно усугубляю свои проблемы…

Я пыталась готовиться, забивая на текущие предметы — какой смысл ими заниматься, если меня вот-вот могут исключить?

Но готовиться нормально, ни на что не отвлекаясь, все равно не получалось: как я ни старалась, мысли мои теперь занимал не предмет, а человек, с ним связанный. Сказать, что он понравился мне, это не сказать ничего. Но то были всего лишь фотографии, и судить только по ним глупо — человек, бывает, получается на фото в сто раз лучше, чем в реальной жизни. Да и не только во внешности дело. Харизма куда важнее, а она в статике не видна.

В любом случае самое главное для меня сейчас — это сдать зачет любой ценой и удержаться в вузе, а не влюбляться в женатых мужчин. Звучит ужасно. Поэтому я ругала себя за мысли о нем, одновременно восторгаясь им и обсуждая с Ольгой его фотографии. Оказалось, подруга видела его в университете, в то время как я не видела ни разу. Это не давало мне покоя.

Накануне решающего дня я до сих пор не понимала, как планирую сдавать: огромный объем материала был просто прочитан, но не выучен, и если мне попадется вопрос по нему, я сама себя завалю. Вместо того чтобы зубрить, я уже в сотый раз пересмотрела его фото (а их было немало, в особенности с университетских мероприятий, в которых не принимал активное участие), вздыхая над каждой.

Надежда была только на собственную удачу и лояльность членов комиссии.

Особенно одного из них.

***

Наступило четвертое апреля, и с самого утра я чувствовала отрешенность ко всему вместо обычного в таких случаях страха.

Стало как-то все равно, словно сегодняшний день был обычным, а не решающим. Тяжелая пятница с четырьмя парами, после которых я устану слишком сильно, чтобы идти и сдавать комиссию, назначенную на четыре вечера. К тому же я не ощущала себя готовой. Вообще.

Я пришла к нужной аудитории в срок, перечитывая сообщение Ольги, которая желала мне удачи и снова уверяла, что я сдам без проблем. Мне бы ее уверенность… Странно, но без десяти четыре еще никто не явился, и я зашла в сеть, чтобы спросить у напарницы по несчастью, пришедшей к нам из академа, где она находится.

От Гали висело сообщение, прочитав которое, я чуть не взорвалась.

Оказывается, комиссию перенесли, но я об этом узнала, как всегда, последняя. Я жутко хотела есть, ужасно устала, видок у меня был отвратительный (хуже только настроение), но осталась в универе и столько ждала ради того, чтобы узнать, что сегодня ничего не будет? И это вместо того, чтобы уже быть на полпути домой! Разумеется, моему бешенству не было предела. Мне хотелось раздробить подоконник, на котором я сидела, но вместо этого я отправила Гале гневное сообщение о том, что можно было бы и раньше предупредить, особенно студента из другого города.

В психологическом состоянии, близком к истерике, я написала обо всем Ольге и отправилась домой, не желая никого видеть и слышать. Теперь решающий день — будущий вторник. Появилась возможность доучить то, что не доучено, но я не собиралась этого делать: слишком злилась на всех. Никакой больше подготовки! Пошли они все. Мои знания у меня в голове, все свое ношу с собой, и больше я ничего туда не запихну.

Лишних три часа я провела в городе, который терпеть не могу, но в который езжу каждый день из-за учебы. Не могла даже пообедать нормально — денег оставалось только на билет домой. Перенесли. Комиссию. Гады. И все почему? Потому что те, кто еще не сдал зачет с допуском, опомнились и тоже пришли написать заявление — прямо в тот день, когда я должна была уже сдавать. Теперь нас, претендентов на исключение, четверо. Поэтому решили все отложить еще ненадолго, чтобы те двое успели подготовиться.

Внутри появилось какое-то опустошение. Но эту пустоту с огромной скоростью наполняла злоба, которая сочилась из моих глаз, рта, даже, как мне чудилось, из-под ногтей. Казалось, в таком настроении я могу убить человека взглядом, словом или прикосновением. Поэтому по пути домой я старалась ни с кем не разговаривать и ни на кого не смотреть, привычно избегая чужих прикосновений.

Омерзение к миру расщепляло меня на молекулы, и стоило огромных усилий играть комедию, вернувшись домой.

Сославшись на сильную усталость, я попросила домашних меня не трогать и занималась своими делами, забросив учебу к чертям собачьим. Игры сами себя не пройдут. Чему быть, того не миновать, и будь уже, что будет! Лучше пустить все на самотек, чем прилагать еще какие-то усилия к получению этого сраного зачета.

Да, это мой последний шанс, и если я его упущу, то последствия будут катастрофическими. Ну и что? Один раз живем — один раз умираем. А я — уже наполовину мертва.

Дома думают, что я давно все сдала и закрыла сессию, и если обман раскроется, а он рано или поздно раскроется, я глубоко сомневаюсь, что меня простят. У меня ведь, как обычно, появились отягчающие в виде продолжительной и разнообразной лжи.

Только Ольга от меня не отвернется, да еще, думаю, Вера Алексеевна. Каким родителям нужна неудачница дочь? Точно не моим.