Дожить до рассвета

Милана Абрамович (2025)

Девочка из иной реальности сбегает на планету Земля в поисках лучшей жизни. Но, как известно, судьба — та еще насмешница.

Глава 4

— Нет, ну, ты только посмотри на это!

— Да вижу. Ну, не бесись. Хочешь, пластырем заклеим?

— Да иди ты, — Катя отвернулась и спрятала глаза за ладонь.

— Куда? За пластырем? — уточнила я. Какая все-таки беда, когда у девушки сломался ноготь. Казалось, сверни она шею — страданий выкипело бы меньше. И ладно, если в обычный день, но приспичило же ему треснуть на практике за несколько часов до вечеринки по случаю ночи Ивана Купалы. Которая, конечно, в итоге перейдет в типичные подростковые посиделки с известными неизменными атрибутами, но перспектива испортить чинное начало ущербным маникюром настроения не поднимала. Нужно было срочно исправлять положение и душевное равновесие подруги.

Я порылась в ящиках. На тумбочке выстроились в ряд суперклей, салфетка и лак. Несколько нехитрых манипуляций, проведенных ради аккуратности в основном самой страдалицей по моим инструкциям, и вскоре ноготок спасли, а Армагеддон перенесли на более удачный день. Катя уже научила меня пользоваться липким блеском для губ, который только вчера попался вместе с новым номером детского журнала про фей, помогла замазать щеки и нос красными румянами, приправив это дело белыми крапинками, пародируя шляпку мухомора, и уже подкрашивала ресницы, подпевая голосу Кобейна, когда в домофон позвонили.

–… Приди, весь в грязи, пропитанный известью, таким, каким я хочу, чтоб ты стал. Как раньше, как друг, как старая память[18]…Да кому там неймется?! — тушь рухнула на стол и покатилась в никуда. Хозяйка побежала открывать. Из прихожей слышалось шуршание пакетов и неразборчивая, но вполне дружелюбная речь.

В следующую минуту в комнату ввалился полноценный пехотный взвод. Часть народа я видела в Братстве, часть узнала по Катиным рассказам. Всё это были наши будущие коллеги и все, к счастью или нет, старше меня минимум на пять лет.

Показался среди них и тот самый Рома — третья по популярности тема разговоров. По сути, ничего примечательного, парень как парень. Ну, высокий, виски выбриты, металлические шарики пирсинга бровь с двух сторон охраняют. Ну, тоже тащится по Нирване — пришел в подписанной футболке. А так, с виду, пыль второй серости. Поздоровался себе со всеми, отдав честь, вальяжно сел на кровать и вклинился в переброску локальными шутками.

Участь самого младшего в компании и приятна, и неудобна одновременно. Из хорошего — вошедшие девушки издали дружное"у-у-уй"и принялись на все лады умиляться. И зачем люди втягивают воздух, видя что-то очаровательное? Из обидного — я не всегда понимала, почему они смеются, о чем говорят и кого упоминают.

Гости принесли колоду карт. Я правил не знала и первые пару партий просто наблюдала. Затем осмелела и присоединилась. Выложив в первую же минуту картонку с большой буквой «Т», чтобы не раздражала, вызвала усталый вздох Кати и продолжила игру под ее контролем.

— Жаль в этом году сократили время, — пожаловалась одна из девушек. — Ничего не успеем.

— Да вообще обнаглели, — согласно закивала другая. — Там весь кайф только пойдет. Давайте вообще ничего проводить не будем, тогда. Смысл?

— Могли и отменить, — заметила самая старшая. — Ситуация в Братстве, сами понимаете. Да тот же майский выскочка. Мне моя мастер уже жаловалась, сколько замять перед семьёй сторожа пришлось.

— Вы реально верите, что там был ырка? — внезапно спросил Рома.

— Елисей мне тело показал, — подал голос кто-то у стены. — Там без вариантов, типа. По опыту знаю.

Этим кем-то оказался худощавый рыжий парень, с самого прихода не проронивший ни слова. Говоря, он натянул потрепанный полосатый свитер до разбитых костяшек и почесал красноватый от веснушек нос, точно добавляя себе уверенности.

— Не, Петь, ну, ты смотри, — упёрся Рома. — Мог и на Хальпарена наткнуться, а тот его и чикнул. Все-таки именно магистр труп нашел. А что там за заклинания такие, что раньше ни на одну муху не срабатывали, неизвестно.

— Мастер ни за что бы не убил его просто так! — возразила я. — И вообще, у тебя нет ни одной улики, чтобы кого-либо обвинять.

— Этот леший на всякое способен, — заметил кто-то под одобрительные смешки.

— Мастер? — поморщился Рома. — С чего это он мастером стал? Ты ж еще не посвященная.

— И что с того?

— Ну, вообще-то мастером можно называть только того, кто тебя учит. Это вроде как узы создает на уровне струн. Ты так хотя бы к Хальпарену лично не обращалась?

— Обращалась. Он меня не поправлял. С чего такое табу на обычное слово?

— Ну ладно, — Рома замялся. — А про слова ты потом поймешь. Малая еще.

— Нам бы уже выдвигаться потиху, — сказала самая старшая из девушек, помахав телефоном. — Кто куда вообще? По машинам, в смысле.

— Петух, мы к тебе, — заявил Рома, проведя пальцем по комнате на слове"мы", отмечая людей. Катя, попав в его компанию, чуть выпрямилась.

— Твой допотопный зверь ещё фурычит? — усмехнулся один из парней. — Смотри, чтоб доехали такой толпой.

— Сказал водитель кобылы! — хмыкнул Петя. — Твоему хваленому Мустангу в полях наших только что пастись. Пошли! — позвал он и, хлопнув себя по коленям, встал.

Места в Тате, как ласково называл ее хозяин, было не то чтобы мало, но явно недостаточно для семерых. Проблему решила Катя, которая, как следует попрепиравшись с Петей, скомандовала мне и ещё одной миниатюрной Сестре сесть на колени ребят постарше, а в случае непредвиденных ситуаций, нырять на пол. Пока мы играли в своеобразный тетрис, Рома на переднем сиденье мучился с радио. Наконец двери захлопнулись. Петя ухватился за руль, придирчиво оглянулся на нас:

— Штраф делим как счёт, пополам, — предупредил тот. Отвернулся и добавил: — Срок в идеале тоже.

Колонки перестали шипеть, музыка пролилась в салон, всплесками вылетая из открытых окон. Как бы ни старались свихнувшиеся китайские шпионы, но испортить нам настроение никак не могли. Солнце, кстати, если и вправду вставало сегодня не там, где надо, то садилось привычно на западе[19], просочившись в промежутки между розоватыми зданиями.

Вскоре город остался в зеркалах заднего вида, а после и вовсе растворился в рапсовых полях. Несколько раз мы встречали вторую машину с остатками компании. И каждую такую встречу, я мысленно соревновалась с ними по скорости. Стоило бы попросить Петю вдавить педаль газа поглубже, но сквозь шум ветра, мотора и голосов слышно ничего не было, а подтянутся поближе — невозможно. И так каждая кочка норовила выкинуть меня в окно.

Спустя ещё несколько песен, десяток полей и дюжину тракторов, впереди показалась деревня. Основная дорога уводила прочь от трассы, превращалась в две протоптанные борозды и поднималась на холм к лесу, где стоял наш пункт назначения — одинокий коттедж, огороженный металлическим забором. Мы проехали к нему, припарковались на поляне рядом с другими машинами и вывалились на волю.

— А что с мелкой? — забеспокоился кто-то.

— В мешок и за плечи, — ответила Катя, закатив глаза. — Ща, тут все продумано. Заюш, смотри, — обратилась она ко мне, — короче, мы сейчас все уходим на припудренную часть. Ты пока посиди тут где-нибудь, в машине. Как народ разогреется, кто-нибудь из наших за тобой заскочит, проведет. О’кей? Петь, оставь ей ключи.

— Ага, чё ещё ей оставить? — возмутился тот. — Это, типа, не игрушки. Пусть на улице ждет, не помрёт. И вообще, знаете, чего скажу? Не пустит вас никто с участка. Типа, преподы не тупые, знают, чё мы тут устроить можем.

— Тогда так, — перестроилась Катя, хватая меня за плечо, — посадим ее под забором, где вода начинается, помните, там в прошлом году баламутень ночью выполз, так прутья погнул. Ли в эту дырку сто процентов пролезет. Оставим ее рядом, а потом тихонько заберём с собой. Все. Идите, а я доведу. Лет-с гоу!

Минуту спустя я сидела в траве, представляя себя тигром на охоте. Не по-детски, ясно дело, просто от скуки. Эта девушка уже взрослая, ее даже на вечеринки берут. Пусть и в качестве сюрприза на продолжение банкета.

На таких мероприятиях мне бывать еще не приходилось, но это ничего. Катя все покажет, всему научит, поможет разговориться с людьми и вообще в одиночестве не оставит. Надо же продемонстрировать Роме, как хорошо она ладит с детьми. И заодно услышать от этого самого дитяти восхищение ее взрослостью, читай — крутостью.

Территория отсюда виднелась неплохо. На украшения Братство денег не пожалело. Повсюду развесили гирлянды цветов и лент, небо заслоняли цепи крохотных лампочек. Я пока не особо понимала, для чего людям вообще нужны эти электрические колбы. Вот огонь — другое дело. Живой, трещит приятно и не отключат в самый неподходящий момент. Кострище тут тоже имелось, прямо посреди поляны, но дрова пока не трогали. А вот запах дыма пощипывал ноздри. И не только дыма, но и чего-то жаренного. По берегу и склону холма, где сверкало сапфировым глазом огромное озеро, сновали ребята: таскали ящики с квасом, подключали колонки, проверяли звук. Музыка то разогревала воздух, то затухала, рвалась и скрипела, вызывая недовольные возгласы.

Другие вактаре возились с лохматыми венками: расставляли свечи вдоль ободков, подпаливали, и с должной осторожностью опускали на серебристый шелк лесного зеркала. Капли огненного золота медленно тонули в холодной ртути воды, отплывая все дальше и дальше к пунцовой ленте горизонта.

Катя рассказывала, что плетут их все, даже те, кто не особо понимает смысл действия. А смысл был. Кто-то, конечно, так пытался узнать свою судьбу, посмотреть про суженного и прочий бред. В Братстве же их использовали как защиту. Пламя, мол, струны прогревает, а ароматы трав полезны для листовых, дома которых совпадают с земными водоемами. Вот понюхают мяты раз в год и потом здоровые. Логика, отлитая годами из руды суеверий.

В голову пришла гениальная идея: выловить один и посмотреть, что будет. Или хотя бы проследить, чтобы никакая лягушка магию не утопила. Я потихоньку встала на четвереньки, как самый настоящий кот, отползла к деревьям, а там уже поднялась на ноги. По моим расчетам, до края берега отсюда было всего пару минут пробежки.

Вдруг подошва ступила на что-то мягкое. Я отскочила и уставилась на заросли.

— Ай! Тц! — сказал куст. — С-с-с! Ляха муха, какого ты тут бродишь?

Из листвы показались рыжие вихры, а следом и недовольный Петя.

— А ты чего тут? — ошалела я.

— Какая разница? — Петя осматривал берег. — Иди на место, Котяра скоро припрется.

— Я с тобой хочу. Мне интересно.

— Тебе нельзя, — отмахнулся он. — Ты маленькая. Иди назад, кому сказал.

— Одной по лесу? Мне нельзя. Я маленькая.

Петя скрипнул зубами, фильтруя потоки мата, и, так ничего и не выдав, двинулся в противоположную от озера сторону, глубже в лес. Я вприпрыжку побежала за ним, забыв про венки. Каждый раз проходя мимо особо густых кустов, он останавливался, приподнимал листву палкой и, не найдя сокровищ, снова шел дальше. Допытываться, что именно мы искали было еще бесполезнее, чем ругаться на зависший компьютер — тот хотя бы жужжит в ответ. Ясно, что не туалет — участок выглядел слишком цивилизованным.

Вдруг Петя замер, вглядываясь в заросли. В карих глазах мелькнуло что-то от азарта, что-то от страха, щепотка недоверия и наконец ликующее торжество, спустившееся в довольную улыбку.

Впереди искрился огонек. Деревья и трава вокруг укрылись туманным шелком его света и расступались, оставляя место для поляны. Посреди нее, сквозь кружево папоротника тянулся к небу золотой цветок. Сродни лилии, лепестки которой то вились, загибаясь к стеблю, то стелились по сторонам, он напоминал звезду, готовую исполнить любое желание за возможность освободиться и вернуться домой. Чем ближе воздух подбирался к бутону, тем гуще собиралась дымка, тем ярче она сверкала, укрывая истинную красоту от посторонних.

— Хорошенький, — оценила я. — Как ароматическая свечка.

Петя облизнул губы, воровато стрельнул глазами по сторонам и потянулся в карман.

— Значит вот что, — сказал он, вынимая на свет маленькую бутылочку с чем-то вроде вишневого сока внутри, — ты стоишь тут. Типа, застыла и никуда. Шаг влево, шаг вправо — минус нога, доходит? Чуть что странное или типа того — вали к участку. Вопросы?

— Две штуки, — я подняла указательный и средний пальцы. — Насколько странным должно быть это"типа того"в сравнении с тем, что вы, как вактаре, видите каждый день? К примеру, цветок-лампочка — это единица, а вон та девушка, похожая на лису в платке — троечка?

В следующий момент я уже смотрела не в профиль, а в затылок — так быстро Петя повернул голову. Впереди у деревьев действительно стояло существо. Белое платьице покрывало скрюченное волосатое тельце, длинные мохнатые лапы прижались к груди. Нервно моргая, оно пялилось на нас выпученными белыми глазами над длинным носом, но пока не двигалось с места. Если мне правильно запомнился справочник по мелким выскочкам, это была кикимора домашняя.

— И второй вопрос, — продолжила я, перечеркивая поле перебежками взглядов, — как бежать, если шаг по условию задачи равен вычитанию ноги? И ещё кое-что. Мои кеды нашли на земле хорошую палку. Если надо — могу подарить.

Петя вытащил из второго кармана перочинный ножик, протер лезвие окровавленными пальцами, не отрываясь от милой гостьи нашей скромной вечеринки.

Так как палка даже даром оказалась никому не нужна, я присвоила ее себе. Обхватила двумя руками — оружие было, как и положено всякому оружию, близким по весу к тяжести его предназначения, — и пошла ближе к Пете. Тот что-то шепнул и опустил глаза — выскочка пропала. Кружась и оглядываясь, мы ступали по хрустящему валежнику ближе и ближе к цветку.

В кустах что-то шевельнулось. Петя дернул головой, толкнул меня, замахнулся ножом. Кикимора прыгнула на него, повалив на землю. Я отползла прочь, вернулась на ноги, хватаясь за дерево и бросилась Брату на помощь — вцепилась в платье, потянула назад.

Выскочка ощетинилась, выпустила одну добычу и, извернувшись, бросилась на другую. Я пискнула и пригнулась, уворачиваясь от лап. Петя, все еще лежа на траве, пнул Кикимору под колено. Та споткнулась, упала, едва не задев меня, и взвыла, соскребая когтями валежник. Взвыла и тут же крякнула, обнажив клыки.

— Цветок! — воскликнул Петя, оттаскивая ее за лодыжку.

Кикимора вырвала ступню и ударила ею в конопатое лицо. Вскочила на корточки и пружиной кинулась на Петю. Тот был готов. Кувыркнулся в сторону, замахнулся ножом, целясь в противницу. Она словила его за запястье, надавила, укладывая на спину. Оба покатились по земле. Петя выронил оружие, зато словил кончик шнуровки и, во время очередного поворота накинул ее на лохматую шею. Сунул веревку в зубы, затянул.

— Рви, дура! Кову шкажав? — прорычал он, не глядя на меня. Выскочка продолжала брыкаться и драть траву.

— Ты же ее задушишь! — попыталась вступиться я.

Из ответной реплики получилось вычленить только слова: «быстро» и «мать». Кикимора заверещала и едва не сбросила Петю со спины. Ничего не оставалось кроме как бежать к цветку, сжать пальцами стебель.

И замереть.

Он был теплый. Мало того, в глубине, словно бы из-под корней пробивалась мягкая пульсация как от огромного сердца. Разве растениям положено качать кровь?

Позади снова послышался разъяренный приказ вперемешку с уязвленным тявканьем. Я сжала кулак, зажмурилась и потянула.

Сначала брызнул горячий сок. Потом раздался гул, а следом удар, точно мощный порыв жаркого ветра. Затылок ударился о землю. В глаза посыпались искры.

Вообще-то, я любила огонь. Одна из стихий, на которые можно смотреть вечно, если не забывать подкидывать дров. Он завораживает, манит, но близко не подпустит. Красен, как мак, но пляшут в нем и иные цвета. Да нет, не мак. Папоротник. Лилия. Нет, я его ненавидела, боялась и избегала. Всего одна искра и вскоре смертельное танго кровавых языков охватывает родную страну. Ненавистную страну. Но даже темные реки не возместят пролитых слез. Месть? Нет, ни в коем случае. Всего лишь стечение обстоятельств. Выкинь это из головы. Да, брось в костер. Сожги раз и навсегда. Пусть горит. Гори же, ночь. Гори, гори ярким пламенем. Сожги этот уголь, все до самой последней звёздочки. Оставь только пепел. Да, пепелище не тронь. Позже из него возродиться новый мир. Мир, который мы снова предадим огню, чуть только он окрепнет и встанет на ноги. Ибо ничто не вечно, кроме пламени, сжигающего само себя изнутри. Нет, нельзя давать ему столько свободы. Он убьет все живое, все, ради чего горел и дарил тепло. Убьет мир, где родился и умрет сам. Нельзя уничтожить все под корень. Останется только пустота. Из пустоты нельзя создать новую вселенную. Да, нужно уничтожить. Нужно стереть все, что мешало расти, всколыхнуть пыль и превратить ее в искры вечного огня, чтобы больше не ступать по ошибкам, крови, грязи. Чистый, горячий, светлый путь. Гори. Вейся в алом танце на сером пепле прошлых дней. Гори. Нет, одумайся. Дай щепкам тлеть. Дай дыму дойти до небес, и они услышат. Дым стелется по земле и гарь окутала ее. Что делать? Что я могу сделать?

— Лили! Ли-ли! Подъем!

— Кот, пусти, ты ее душишь.

— Вставай, страна огромная!

— Так, разошлись. Принесите воду.

По векам забегала жирная точка света. Спустя пару усиленных морганий вокруг нее прорезались очертания телефона, пальцев, а следом и лица Константина Сергеевича. На лбу чувствовалось что-то мокрое. По ушам и шее ползали холодные капли, а в горле точно драли овощной теркой. Я кашлянула и сморщилась.

Константин убрал фонарик и велел принести новую тряпку. Рома подал бутылку кваса. Продолжая, как дурочка, хлопать глазами, я села, прислонившись спиной к мягкому ковру на стене, и в растерянности оглядела комнату. Катя прогнала всех посторонних и как раз захлопнула дверь за последним из зевак. Петя бинтовал руку, сидя за кухонным столом, заваленным бумажными стаканчиками, посреди которых покоилась коробка с лекарствами. Рома подсел ко мне на кровать, откручивая крышку. Пара глотков и щеки немного остыли, голос и разум потихоньку возвращались на пост.

— Что…ик! Кхм, — спросила я, прикрыв рот кулаком.

— Ты в обморок ляснулась, — пояснил Рома.

— Что-то пошло не так?

— Все, — буркнул Петя. Перекусил бинт, спрятал кончик повязки и поднял глаза на меня: — Ты хоть загадала что-нибудь?

— А надо было?

— Ясно, — бросил он, закрывая аптечку.

— Вот чего ты сейчас психуешь? — накинулась на него Катя, отжимая новую тряпку. — Сам, главное, накосячил, а теперь огрызается.

— Кот, — перебил Рома, — у тебя опять октябрьская революция под носом.

Катя утерла кровь над губой и встряхнула волосами. Петя, не глядя на нее, подтолкнул аптечку к краю стола.

— Ниче я не психую. Просто надо было, типа, не тупить, а нормально с корнем выдернуть, чтобы он не вспыхнул и суеты не навел. Или тварь эту палкой по башке лупануть, а не стоять, типа, как дура.

Катя хлестнула его тряпкой по спине. Рома подорвался с места.

— Народ-народ! — воззвал он, примирительно вскинув руки. — Товарищи! Мы, беларусы, — мирные люди. Ну, подумаешь, малая не разобралась. Подготовишка как-никак. Что с нее взять? Петро, оторви ваты на благо общества, — попросил Рома, похлопав Брата по плечу. Катя неохотно села. — А что до цветка… Да леший с ним! Его вообще трогать нехорошо. А то бы за ним знаешь какие толпы бегали?

— Леший наш, может, с ним и не будет, — подал голос Константин, отложив телефон, где все это время с кем-то переписывался, — а старшему магистру стоит стебелек привезти на осмотр.

— Мастеру? — скривился Петя. — Константин Сергеевич, можно, типа, не надо? Он опять со мной разговаривать будет.

— Елисей Всеславович — дед страшный, — согласился Рома, закончив колдовать над носом Кати, которая теперь походила на сома с парой коротких ватных усов, — заболтает хуже Баюна. Давайте договоримся как, а? Вы ж наш Брат, все-таки.

— И самый лучший препод, — добавила Катя.

— Да-да, — внесла свой веский вклад в разговор я, все еще баюкая полупустую бутылку.

— Как самый лучший Брат и препод, так и быть промолчу про незаконное приглашение подготовишки. Но, так как ты, Петя, мало того, что наткнулся на выскочку, а еще и упустил ее, то, пусть искать эту мелочь станут вряд ли, Братству придется анализировать что именно привело к ее появлению. И не нужно быть сиаре, чтобы связать это дело с цветком, энергию которого вы так неудачно выпустили впустую.

— Кстати о неудачах, — спросил Рома, — а в деревне кипишь не поднялся, случайно?

— Я тебя умоляю, — фыркнула Катя, поправляя вату. — Если мы заметили только когда у некоторых, вроде меня, давление подскочило, то люди вообще ни сном, ни духом.

— Но если цветок работает, почему за ним никто из местных не пошел? — не поняла я.

— Вот ты бы поверила, что у тебя в лесу под носом растет трава, которая желания исполняет?

— Да.

— Ну, таких меньшинство, — выкрутился он. Закрыл аптечку, поставил на полку и, отряхивая руки о штаны вздохнул: — Ля, это ж теперь убирать все…

— Давайте народ позовем, — предложил Константин и, хлопнув по коленям, встал. — Лили, ты уже с нами?

— Да, но, — уперлась я, прижимая бутылку к груди, — почему тогда никто из вактаре за ним не пошел? Ну, кроме нас?

Константин снял с вешалки кожанку, накинул на плечи.

— Просто у Пети еще со времен подготовки закрепился один недостаток — банальное нежелание изучить базу своего дела. И он не знает, как опасно лишний раз тормошить то, что породил лист. И поэтому я, как самый лучший препод, посоветую ему прийти домой и перед сном полистать «Теорию струн» вместо сказок для разнообразия. Все. Значит, — сказал он, взмахнув ключом от машины, — вы остаетесь под присмотром Анны Юрьевны, а я доставлю наш нелегальный груз производителям. Лили, ты адрес дома знаешь?

Мы ушли, оставив позади недоумевающую толпу. В салоне серого «Шафрана» пахло лавандой, пылью на креслах и пластиком. Из радиоприемника доносился знакомый голос. Азар, кажется, по-свойски звал этого музыканта Луи. Тот пел что-то про солнце и новый шанс[20]. Слова летели мимо ушей. Очень хотелось спать.

Константин разбудил меня у подъезда, попрощался и проводил взглядом до дверей. Я вызвала лифт, ужаснулась отражению в зеркале, кое-как пригладила кудри. Ожоги могли сойти за продолжение румян, а вот объяснения насчет испачканного комбинезона пока в голову не пришли. Вряд-ли стоило выдавать старшим все подробности прошедшей ночи. Хотя, скорее всего, они и так узнали бы, не от меня, так от коллег. Просто очень уж не хотелось тревожить их по пустякам.

С первыми звуками звонка замок щелкнул, дверь самостоятельно отворилась. В углу у входа в комнату собралась компания, способная привлечь внимание любого с первого взгляда с помощью всего одного участника — бледного полупрозрачного мужчины в парадном, но слегка подгнившем костюме. Призрак парил в полуметре над ковром, руки закованы в кандалы, цепь от которых держала на вид совсем молодая девушка с очень усталым выражением черных глаз. Она беседовала с моими домочадцами, то и дело дергая пленника, когда тот отлетал слишком далеко. Планы на отдых провалились одновременно с унылым звоном металла — гости обратили внимание на новое действующее лицо.

— Душу продаете? — поинтересовалась я.

— Нет, просто показываю.

— Красивая.

— Уж что-что, а ей бы стоило продать, — призрак глядел на неумелую торгашку с долей отвращения. Лесть на построение дружеской атмосферы не сработала. — Так хотя бы увидит мир после смерти.

— Ты у меня сейчас никакой мир не увидишь, — пообещал Азар.

— Но-но! Я не маг какой-нибудь вонючий. Мне положено еще судиться и…

— Не волнуйся. Все будет. Если понадобиться, лично возьму тебя под опеку на ближайшую сотню лет.

— Плохой из тебя опекун, если из-за приключений вашей девчонки вся Правь на ушах стоит. Мне твоя коллега уже нажаловалась.

— Плохие у тебя перспективы на будущее, если вы так поладили, — пришла моя очередь дышать паром. — А такой длинный язык, лучше держать за зубами, а то глядишь, отрежут.

— Товарищи, давайте снизим градус. На улице пока достаточно тепло. Разжигать костры нет никакой необходимости, — заметил Рафаэль.

— Вот и выйди на эту свою улицу, если не нравится.

Прежде, чем кто-либо успел отреагировать, я бросилась к наглецу. В ладонях закололо, голова гудела, в глазах сверкнули огненные искры, свет на секунду потух. Взвизгнула цепь. Рука словно бы прошла сквозь облако ледяного пара, которое тут же полыхнуло белым пламенем и разорвалось пополам. Призрак заорал.

Неведомая сила оттянула меня назад. Пальцы остыли. Гул умолк. Зрение пришло в норму, обрисовав неприятную картину — от души остались только ошметки бесцветного тумана, железо обуглилось. Немой пейзаж дополняли удивленные взгляды старших.

— М-да… Походу, придется его еще дней сорок подождать, — гостья меланхолично скрутила кандалы и кивнула в мою сторону: — А она у вас точно вактаре? Где взяли?

— С улицы, — с выученной невозмутимостью заявила я.

— А струн сколько?

— Пять, — пожал плечами Азар. — Но мы предполагаем абсолютизм. Что? — спросил он, не выдержав переполненный воспоминаниями взгляд. Гостья помахала пальцем:

— Пацана того помнишь? У которого мастер с кем-то из наших сделку заключил случайно. Похожее поведение. Вы бы спросили, мало ли. А то еще кого назад в могилу пнет, души переворошит, макабр будем успокаивать. Нам и так проблем хватает в последнее время.

— Извини.

— Начальство с ним. Засчитаю за выходной. А, может, в следующий раз и вовсе кого другого отправят. Он меня порядком задолбал за вечер. Кстати об этом. Без обид, Рафаэль?

— Не беспокойся. Это просто люди, — ответил он таким тоном, будто весь вечер мы говорили о погоде и этой дурацкой недопотасовки никогда не было. — Спокойной ночи.

«Отлить бы в эту ночь хоть каплю твоего природного спокойствия и, может, даже галактики замрут на мгновение, забыв о суматохе вечного вальса» — так поэтично сложились мои мысли. В ответ на них Азар согласно усмехнулся. Впрочем, тут же опомнился.

— Так, теперь мелкая. А-м. Надо, наверное, какую-то беседу провести или в угол поставить? Ты как считаешь? — спросил он Рафаэля. Тот пожал плечами.

— Только лишние нервы тратить. Не важно, что стряслось, важно чтобы утряслось. Ум на месте, пусть опыта набирается.

— Мне тоже лень, — согласился Азар и махнул мне. — Иди спать, мелочь безопытная. Время недетское.