Падший ангел

Миранда Эдвардс (2024)

Уничтоженная, сломленная, неживая.Старая жизнь была закончена, но судьба дала мне еще один шанс. Я умерла, чтобы продолжить бороться. Той Селены больше нет. У меня появился новый смысл жизни, совсем крошечный и в то же время огромный, и человек, ставший мне семьей. Я пыталась исцелиться, но весь хрупкий мирок, что я строила, оказался иллюзией. Красивым миражем в пустыне боли.Я сделала все, чтобы выскользнуть из рук Дьявола и начать жизнь сначала. Но Росс решил, что даже моя смерть не может разлучить нас. Если бы мог, он прочесал бы Ад в поисках меня и вытащил из Преисподней. Он всегда следовал за мной.И нашел.Только почувствовав вкус свободы, я вновь попалась в его ловушку. Один неверный шаг — и кровь вновь прольется. Мне придется выбирать, что для меня дороже: ненависть или жизнь тех, кого я люблю или когда-то любила. Братья Кинг больше не моя главная угроза.Как говорила мама, опаснее Дьявола может быть только человек, возомнивший себя Богом.

Глава 6

Селена

Я успела позабыть, каково находиться в бегах. Декс… то есть Доминик поставил камеры в доме Росса, когда якобы уезжал в командировки, поэтому мы могли следить за его передвижениями. Ключевое слово — «могли». С нашего отъезда из Тандер-Бей прошло две недели. Мы покинули город, успевший стать родным, не попрощавшись ни с Тарой, ни с ее мужем, ни с учителями и друзьями Оливера, ни с моим психологом. Я отправила им сообщения о том, что мы были вынуждены уехать из-за смерти родственника, и Декстер поехал с нами. А еще сказала, что мы, скорее всего, не вернемся.

Так что насчет камер в поместье Кинг? Четыре дня назад они выключились. Кто-то видимо заметил их, как и прослушивающее устройство в кабинете Росса, и мы теперь бежим от чертового призрака. Если раньше мы задерживались в городах на четыре дня, то теперь одна ночь максимум.

Мотель, в котором мы остановились, — настоящая дыра. Хуже была только «Красная звезда», где погиб малыш Джозеф.

Я уложила Марси и Оливера в отдельной комнате. Пусть Доминик и помогает нам сейчас, но сомневаюсь, что смогу так скоро свыкнуться с его родословной и оставить наедине с детьми. Скорее всего, наши дороги разойдутся, когда уляжется пыль. Я снова буду одна.

Вернувшись в нашу с Домом комнату, сажусь на кровать. Доминик вновь пытается получить доступ к мобильным телефонам охранников, но безуспешно. Я не могу избавиться от навязчивой привычки разглядывать его. То есть, как я могла не заметить? Ладно, дело не в моей невнимательности. Кроме высокого роста, внушительных мышц и рельефных черт лица он ничем похож на… них. У Доминика глаза темно-карие, у Росса — серые, у Ника — серо-голубые. Пусть блондин из них только Николас, но и у Росса не настолько темные волосы, как у Дома.

— Вы же совсем не похожи, — вслух заключаю я.

Дом поворачивается ко мне, и его лицо расслабляется, глаза наполняются теплом, а на губах появляется моя любимая полуулыбка. Сейчас мне невыносимо смотреть на нее: я вижу лишь разрушение моей новой жизни. Она растворилась на моих глазах, словно мираж в пустыне. Пусть Доминик искренен, но мне все равно больно. В разрушении нашей жизни виновата и я. Не стоило позволять Лесли приезжать. Я и подумать не могла, что за ней до сих пор могли следить.

— Ты не видела Гидеона, да? — усмехнувшись, спрашивает он и наконец-то откладывает свой компьютер. Уже ночь, а последние сутки, пока я вела машину, он только и делал, что пытался хакнуть Росса. — Мы с ним похожи на маму, насколько я могу судить. Я плохо ее помню, а отец убрал почти все ее фотографии из дома после ее смерти. Росс хранил одну и подарил мне.

Доминик достает из кармана бумажник, порывшись в нем, берет небольшой снимок и протягивает мне. Фотография потертая, но ни один залом на плотной бумаге не мешает увидеть красоту женщины, запечатленной на нем. Те самые черные волосы и карие глаза. Но самое прекрасное в ней — улыбка. Она не простая, сделанная для красивой фотографии. Мария — вроде ее звали так — излучает настоящую магию. Ее руки лежат на полном животе. Перевернув фотографию, вижу подпись:

«Мама и Доминик».

Почерк слишком знакомый, и мне даже не надо спрашивать, кто снимал. Мое сердце болит за Марию. Теперь я точно понимаю, что она была последним в мире человеком, который мог заслужить подобную смерть.

— Она прекрасна, — шепчу я и отдаю фотографию Дому. — А насчет Гидеона, нет. Он не приезжал, когда я жила в поместье. Я… общалась только с… ними.

Доминик внимательно смотрит на меня, словно думая о чем-то.

— Наверное, я сейчас обрушу на тебя еще одну бомбу, — неуверенно произносит он и садится рядом. Его рука находит мою ладонь, и Доминик крепко стискивает мои пальцы. — Но я еще кое-что не сказал тебе, хотя ты, может быть, и знаешь.

Напрягшись, сжимаю его руку и отвечаю:

— Говори. Мне не хочется думать, что ты еще что-то скрываешь от меня.

— So chi è il padre di Marcella (перевод: «Я знаю, кто отец Марселлы»), — вдруг на итальянском говорит Дом. Он зажмуривается, словно и ему этот разговор не нравится. — Помнишь, когда я впервые уехал в «командировку»? Марселла тогда только родилась, а я, пошарив архиве записей видеонаблюдения из поместья… в общем, я узнал, что вы с Россом и Ником… ну… ты поняла. Я решил перепроверить. Марселла…

— Она моя! — перебиваю его. Марселла только моя. Мне плевать, что в ней есть ДНК от Кингов, но она только моя дочь.

— Да, знаю, — Доминик отпускает меня и ложится на свою половину кровати, сбросив футболку. — Просто решил выложить последнюю карту на стол. Теперь у меня нет ни одного секрета от тебя, piccolina.

Сняв обувь и толстовку, ложусь к нему. Утром мы едем дальше, и нам надо спать. Но у меня такое ощущение, что мне надо рассказать Дому, как мы оказались в Канаде. Если подумать, то и я ему врала.

— Дом, я тоже хочу выложить все карты.

Два года назад, мотель «Красная звезда», Делавэр, США

Какого черта?

Уже стемнело, но в той стороне, где находится наш мотель, светло. Мы с Оли ездили за небольшим запасом одежды в ближайший город. Мне очень не хотелось оставлять Джозефа с его сукой-матерью, но он решил подождать нас. Оли умолял меня забрать его с нами, и я действительно решилась на это. План был прост: напоить Брук и забрать малыша, когда она вырубится. Джозеф, если Оливер говорит правду, сам хочет уйти от матери. Сегодня он, наверное, решил попрощаться с ней.

Но, кажется, мы опоздали.

Вырулив на парковку, вижу лишь огонь. Крыло, где находился наш номер, уже обвалилось. Оливер тут же выпрыгивает из машины и бежит в эпицентр пожара. Крыша и стены окончательно падают, когда я хватаю младшего брата за руку. Лицо Оливера бледнеет, а из глаз ручьем текут слезы. Мой желудок сжимается, готовясь исторгнуть все содержимое. Пепел летит по воздуху и падает на увядшую траву.

Сомнений нет: Джозеф мертв. Скорее всего, его мать опять не потушила сигарету, а потом не заметила, как огонь распространился, потому что напилась и без моей помощи.

Боже мой…

Разворачиваю Оливера к себе лицом, заставляя не смотреть на то место, где умер его друг.

— Селена, нам надо… мы должны… — всхлипывает Оли, — там Джозеф.

Сглотнув собственные слезы, твердо говорю:

— Оливер, нам ему уже не помочь. Мы должны уезжать, пока сюда не приехали люди и не нашли нас. Забирайся в новый автомобиль, он в лесу, помнишь? Я пока кое-что сделаю.

Младший брат послушно бежит к деревьям, а я додумываю детали ужасного плана, возникшего в моей голове. Джозеф умер, но, возможно, дал нам фору. И я воспользуюсь ею. В бардачке своей машины нахожу кулон с ангельским крылом и кладу его на видное место вместе с использованным набором фальшивых документов. Слава Богу, что я догадалась не оставлять деньги в номере.

— Я не убивала ни Брук, ни Джозефа, если ты думал об этом, когда нашел меня, — шепчу я. Слезы обжигают лицо, когда я вспоминаю запах пожара.

Доминик смахивает капли с моих щек и прижимает к своей груди. Уткнувшись носом в изгиб его шеи, беззвучно плачу. Жертва Джозефа оказалась бессмысленной, и весь ужас смерти малыша наваливается на меня. Вдруг он был жив, и мне надо было вызвать пожарных?

Нет, Селена, это не так. Прекрати!

— Скоро мы доберемся до провинции Нунавут, и там нас никто не найдет, — Дом целует меня в макушку. — Мы почти на границе, piccolina.

Не знаю, сколько мы так лежим, но сон не приходит. В Нунавут не будет хорошей жизни, эта провинция — самая холодная и практически не населена. Никаких театральных кружков для Оливера. Глупо думать сейчас об этом? Наверное.

— Ты знаешь, что от тебя воняет, нянь? — говорю я.

Тело Дома трясется от смеха, и он щиплет меня за бок.

— Ты тоже не…

Договорить он уже не успевает. Дверь в наш номер резко срывается с петель, и на пороге появляются люди в костюмах. Мы подпрыгиваем с кровати. Доминик тянется за пистолетом, а я — ножом, но нам двоим не справиться с этой увеличивающейся оравой. В номер заходит шесть охранников, среди которых я вижу Бена.

Боже мой, нет!

Бен пытается улыбнуться мне, но получает лишь яростный испепеляющий взгляд. Когда-то я полагалась на него, но сейчас я не рада его видеть. Никому, черт возьми, из них я не рада.

— Чисто, босс, — кричит один из охранников.

Босс.

Весь окружающий мир становится нереальным, когда охранники возвращаются на улицу, а в номер заходит Росс. Его массивная фигура словно занимает все пространство в комнате. Воздух больше не поступает в мои легкие, а сердце не бьется. Росс не одет в один из тех костюмов, которые я помнила. Он в простых джинсах, лонгсливе и пальто. Лицо покрыто щетиной, а на висках появилось несколько седых волосков. Губы плотно сомкнуты, а скулы словно наточили перед его приходом. Я не забыла, насколько он красив, как и не забыла о том, какой он опасный. И тьма, ступившая прямо за ним через порог, моментально окутывает меня.

В груди теплится надежда: вдруг у меня галлюцинации, и это не Росс? Боже, пусть это будет сон.

Но это не сон. Я убеждаюсь в этом, услышав голос, который пыталась забыть два года.

— Что ты с ней сделал?! — первое, что рычит Росс. Глубокий, хриплый и безмерно усталый голос.

Серебристые глаза устремлены лишь на меня, и сейчас они пылают от ярости и ужаса. Росс осматривает меня с ног до головы, и я физически могу ощутить каждый участок тела, куда падает его взгляд. Да, с последней нашей встречи жизнь меня потрепала, но причем здесь Доминик? Я не могу пошевелиться или что-то сказать. Ни одна вразумительная мысль не лезет в голову. Росс здесь, и это все, что я могу осознать. А еще здесь моя дочь. Мое тело медленно движется к двери, где спят дети, и я запираю ее.

Доминик первым приходит в себя. Мои глаза, замершие на Россе, замечают, как он делает резкий выпад вперед и бьет брата в лицо. Доминик сильный, но он худее Росса. Драка с ним — самоубийство, и я понимаю, что он тоже знает это. Дом собирается дать мне еще одну фору. Доминик и Росс валятся на пол и, превратившись в перекатывающийся клубок, дерутся. Их удары жестокие и яростные. Каждый ничуть не щадит своего соперника. Доминик кидает на меня быстрый взгляд и приказывает:

— Беги, Селена!

Я, честно, хочу сделать это, но потемневшие глаза Росса говорят мне, что он не отпустит своего брата живым. Он убьет моего друга прямо сейчас. Цена моего возможного побега слишком велика, и я продолжаю стоять на месте. Лицо Доминика уже похоже на кровавое месиво, а Росс едва ли запыхался. У него ни одной царапины. Лишь костяшки пальцев, которыми он бьет Доминика в живот, покрылись кровью. Дом хрипит, но не перестает бороться. На секунду ему удается взять верх и ударить Росса в колено. Но Кинг старший вновь возвращает контроль себе.

— Беги! — кричит Дом.

И я бегу, но не из номера, а к нему. Мои трясущиеся руки обхватывают Росса и пытаются оттянуть его от Доминика. Ничего не происходит. Доминик что-то бормочет мне, однако я игнорирую его. Прикосновения к Россу обжигают кожу, но лишь мою. Он, поглощенный злостью, ничего не чувствует.

— Росс! — кричу я. Мой голос срывается, когда я вынуждена схватить его лицо и сказать самое ужасное: — Отпусти его, и я сделаю все что угодно. Только не трогай его.

Тьма медленно сползает с серебристых глаз, и Росс останавливается. Мои пальцы касаются его скул, и он, наконец, это ощутил. Сердце бешено колотится, а на душе лишь обреченность. Все, бежать уже поздно. Росс накрывает мои руки своими, и я вздрагиваю. Он встает, держась за меня. Его грудь часто вздымается, а древесный запах окружает меня, заманивая в ловушку. Дьявол нашел меня.

Когда Доминик оказывается вне опасности, я вырываюсь из рук Росса и падаю на пол. Сдержать слезы становится практически невозможно, но я не заплачу перед ним. Доминик поднимается на локтях, и я помогаю ему, попутно оглядывая травмы. Обе брови рассечены, на носу большая ссадина, под глазом наливается гематома, а губы разбиты. Если я и успела забыть, какого ненавидеть Росса Кинга, то сейчас я вспомнила все.

Смерть мамы, предательство, избитый Доминик — все это достойные причины для ненависти.

Понимаю, что моему другу сейчас невыносимо больно, но не могу не кинуться ему на шею. Он — моя опора, мое часть моей души, и плевать, что подумает Росс. Я чувствую, что он смотрит. Пускай. Доминик мне дороже любого здравого смысла. Дом одной рукой обнимает меня, и мы встаем.

— Не смей к ней прикасаться, — рычит Доминик на Росса. Его хватка на моей талии становится крепче, и он шепчет с болью в голосе: — Ты должна была бежать, солнышко.

Оторвавшись от него, просто отвечаю:

— Дом, ты думал, что вести бой вдвоем будет легче, но мы не учли, что глупая любовь заставит нас жертвовать собой друг за друга.

Он ничего не говорит. Я поворачиваюсь к Россу и вижу весь спектр замешательства на его лице. Меня так злит, что он даже не извиняется перед собственным братом, и я рявкаю на него:

— Ты больше никогда не посмеешь ударить его! Я убью тебя собственными руками, если ты хотя бы толкнешь Доминика. В прошлый раз я тебя пощадила, но подобной глупости больше не совершу.

Росс не запирает свои эмоции, и я вижу намек на сожаление. Он открывает рот, но сказать хоть что-то не может, потому что из запертой комнаты доносится тихий голосок:

— Мамочка?

Мы с Домом напрягаемся. Все самообладание, пришедшее минутами ранее, тает. Что делать теперь, я не знаю.

— Что за…? — вырывается у Росса, и он подходит к двери и отпирает ее.

Из комнаты выходят Марселла и Оливер. Дом благоразумно ковыляет к кровати и прикрывает избитое лицо капюшоном толстовки, чтобы дети не увидели то, во что оно превратилось. Оли удивляется, увидев Росса, и буквально прыгает на него.

— Росс, я скучал! — сонно говорит мой брат, а у меня лишь одно желание — спрятать его куда-нибудь подальше. — Ты приехал нас навестить?

Росс в ответ обнимает Оли и отвечает:

— Я заберу вас домой, приятель.

Домой. Лучше сразу в ад! Хочу кричать, бить его в грудь и сказать, что мы никуда не поедем, но это будет неправда. Мы возвращаемся в Нью-Йорк. Я же сказала, что сделаю все что угодно для спасения Доминика, а Росс только что озвучил свое условие.

Марселла, находясь под внимательным взглядом старшего Кинга, испуганно бежит к Дому и кидается к нему на руки. Ее волосики разметались по лицу, а большие глазки в ответ глядят на незнакомого мужчину с каплей любопытства. Доминик обнимает Марси, пытаясь спрятать от Росса за своей спиной.

— Дес, — говорит она. — Дядя.

— Да, малышка, дядя, — Дом встает с постели, хватает свои вещи и выходит на улицу.

Он хочет спасти Марселлу, но уже поздно. Оли убегает в свою комнату, чтобы одеться, а Росс продолжает таращиться на то место, где несколько секунд назад была Марси. Без всякого желания я обуваюсь и надеваю верхнюю одежду. Росс совсем не движется.

— Она…? — он не заканчивает вопрос, но я понимаю, о чем он.

— Моя дочь, — коротко говорю я. — Остальное тебя не касается.

— Ты жива, — шепчет Росс. Его голос оживает, что совсем меня не радует. — Ты вернулась ко мне.

Поднимаю взгляд на Росса и делаю несколько шагов к нему, оставляя достаточное расстояние между нами. Он хочет прикоснуться ко мне, но я не позволю. Пока я иду с ним, но это не значит, что я останусь в его плену навсегда.

— Я возвращаюсь в Нью-Йорк только из-за того, что ты чуть не убил моего близкого человека, любимого члена семьи моих детей, — тихо, чтобы не услышал Оливер, заявляю я. — Задумайся, так ли ты представлял мое возвращение? Я иду с тобой не потому, что простила, а потому, что ты представлял опасность. Не хватает только пистолета у моей головы.

Оливер выходит из спальни со своим рюкзачком, и я, взяв его за руку, веду на улицу. Дом сидит в машине Бена, и я присоединяюсь к нему. Вот и все, мы снова в клетке.