За несколько дней до конца света…

Михаил Александрович Цыганков, 2018

Очень часто случается, что плохое идет следом за хорошим. Не просто идет, а висит на хвосте, не обращая внимания на угрожающе-красный свет стоп-сигналов. А ты мчишься вперед, не глядя в зеркало, считаешь оставшиеся до дома километры, не подозревая, что считать надо не километры, а минуты. Последние минуты спокойной жизни… Именно так и случилось с моими героями. Летели они на ковре-самолете на базу Российского Экспедиционного корпуса, но потерпели авиакатастрофу (а может коврокатастрофу). Очухавшись после падения, они познакомились с Вдохновенным Кудесником и с радостью узнали, что находятся на русской границе. На боевой самоходной печке Тамаре герои отправляются в стоящий на берегу большого озера Светлое, пограничный городок Кузькин, чтобы сообщить местному князю о готовящемся вторжении врагов, но это лишь начало их приключений. Продолжение романа-пародии "Последний экипаж Белого кро…". Жанр – юмористическое фэнтези.

Сказка для начинающих принцев и новоиспеченных секретных агентов без номера

Все совпадения с историческими (и не историческим) лицами и событиями случайны и являются лишь плодом больной фантазии автора.

P.S. При написании романа, ни один птеродактиль и синебрюхий желтопузик не пострадали.

Глава 1

Стоило скомандовать — «взлет», как мы с Кейси к ковру словно приклеились. Думаю, это сработали какие-то магические ремни безопасности. Без них мы и минуты бы не продержались. Слетели бы вниз к чертовой матери. А куда ковру без пассажиров? Опять на стенку, или на пол? Скажите честно, вы летали когда-нибудь на ковре-самолете? Только честно! Внутренний голос подсказывает мне, что нет. Тогда скажите, а видели, КАК на нем летают? Ну, это, конечно, видели все и не раз. Я даже не сомневаюсь. Фильмы и мультики постарались.

Садится, значит, герой на ковер, а иногда еще пассажиров с собой прихватывает. И летят они спокойненько и красиво над полями, над лесами, над высокими, обратите внимание, ВЫСОКИМИ, горами, и никакого холода, никакого кислородного голодания не испытывают. Курят кальян, пьют щербет и разные арабские бортовые пайки. Никаких неудобств, неприятных ощущений и перегрузок, сплошные комфорт и удовольствие. Никто с ковра не падает, хотя он и закладывает безумные виражи, никого не тошнит, хоть он и скачет по воздушным ямам как арабский скакун мухой цеце укушенный. Можно подумать, что ковер самое безопасное и комфортное транспортное средство передвижения на планете. Так думают те, кто никогда сам на нем не летал.

На самом деле, ковер-самолет чрезвычайно неудобная штука. Единственное его достоинство в том, что с него действительно трудно свалиться! А в остальном, никакого комфорта. Но обо всем по порядку.

Ковер без пассажиров летать не может, вот и держит их мертвой хваткой. На этом весь сервис заканчивается. Сидеть на летящем ковре-самолете, все равно, что носиться по небу на листе летающей фанеры. (Вот она тайна знаменитого выражения!). Спине опереться не на что, ноги деть некуда, мелкая мошкара в лицо бьет. Ни поговорить, ни природой окружающей полюбоваться. Остается одно — лечь на спину и рассматривать ночные звезды. Обсудить сложившуюся ситуацию все равно не получится, свист ветра мешает, да и какая-нибудь летучая гадость может в рот залететь. Тот же драконий носогрыз, например, или летучий плотоядный паук-пилигрим. Он не очень большой, со среднего хомяка размером, но кусается как голодный павиан.

Немного поёрзав туда-сюда, мы с Кейси улеглись головой по направлению движения (очень неудобно без подушек) положили под головы руки и стали любоваться ночным небосклоном. Ума не приложу, кому пришло в голову объявить ковры-самолеты грозной боевой силой? Как на нем вести воздушный бой или сбрасывать на врага бомбы? Если только залечь с ручным пулеметом и стрелять из положения лежа. Кстати, а ведь это идея! Надо будет попробовать, при случае…

А пока полет проходил в штатном режиме. Звезды медленно плыли вверху, внизу что-то мелькало. Светящаяся точка ползла по ковру на северо-восток. На всякий случай я снял автомат с предохранителя и положил его себе на грудь. Но никто на нас не покушался, не пытался убить, или сожрать. Неведомый враг потерял нас из виду, или у него других дел было по горло. Размышляя на эту животрепещущую тему, я задремал. Нет, не заснул! Как можно спать в боевых условиях! Именно задремал.

В дрёме я видел свое триумфальное возвращение в Новый Кронштадт. Каперанг Ржевский преподносил мне, по случаю успешно выполненного задания, огромного жареного гуся. И только я собрался, обливаясь слюной, как собака Павлова, оторвать ногу птицы, как гусь обернулся живым цыпленком птицы Рух, и начал за мной гоняться, стараясь пнуть мозолистой ногой. Наверно, мстил за мертвого собрата.

Сообразив, что убегать бесполезно, я превратился в лягушку, потом в змею, потом в цаплю, потом в виновато улыбающегося доктора Ливси, потом в Кейси, потом в неизвестную мне, но в тоже время очень знакомую обворожительную красавицу, и в завершении всех метаморфоз, попытался обернуться Годзиллой. Это мало помогло делу. Я превратился в помесь ньюфаундленда с крокодилом. Громадный, волочащийся по земле хвост мешал бежать, цеплялся за все подряд и всячески тормозил движение. Крылатая гадина воспользовалась этим и, мгновенно настигнув меня, повалила и начала бить ногами в живот ругаясь по-немецки. Больно не было, было обидно. Я отбивался руками и прикладом автомата. Уклонившись от мощного удара мозолистой лапы, я размахнулся Калашниковым, стараясь засветить пернатому недорослю в глаз…

— Милый, успокойся! — ласково, но тревожно сказала птица, и я проснулся.

Испуганная Кейси держала приклад моего автомата двумя руками. Светало. Солнце осторожно выглянуло из-за горизонта решая, стоит ли начинать этот день. Но выбора у него не было, и светилу пришлось, медленно и лениво вылезать на небосклон.

Но я готов был простить ему все! Ведь всего несколько часов лета отделяло меня от горячего душа, теплой кровати… и вдумчивых офицеров из спецотдела, горящих нетерпением узнать, где это я ошивался столько времени и почему притащил с собой на секретный военный объект гражданку иностранного государства.

Я и сам многое хотел бы узнать. Почему именно меня выбрала японская принцесса? Что за таинственный медальон таким странным образом нашел я в бункере? Что это вообще за бункер такой? Почему именно за мной охотится неведомый злодей? Что случилось с «Белым кроликом» и его экипажем? И самый главный вопрос — кто превратил меня в лягушку? Ответ на него интересовал меня больше всего, я решил воспользовавшись свободной минуткой поразмыслить над этой проблемой, но не успел…

У ковра начались серьезные неполадки. Он дергался, бился в конвульсиях и, что самое паршивое, медленно терял высоту. Быстрый осмотр транспортного средства выявил причину неисправности. Барахлил правый мотор. Простите, бахрома с правого края медленно распускалась. Золотистая нить, струясь, исчезала в утреннем сумраке.

— Ты вязать умеешь? — спросил я у Кейси. Она возмущенно замотала головой. Видимо в школе, готовящей американских военных поваров, эту дисциплину не преподавали. Я начал вытаскивать нить и пытаться завязать ее в узелки.

— Милый! Ты владеешь индейским узелковым письмом? — поразилась Кейси.

— Нет, — ответил я, — я хорошо владею русским чувством самосохранения.

— Тогда может, ты умеешь ЛАТАТЬ ковры? — спросила она и показала мне под ноги.

Дело было — хана. Ковер трещал по швам, вернее сказать — расползался на глазах. Может, его у камина пересушили, может, эта какая-нибудь неизвестная ковровая болезнь, или популяция моли приспособившееся к местным условиям — не знаю. Могу сказать с уверенностью одно, Далеко мы так не улетим, а если улетим, то только вертикально вниз.

Но и приземляться прямо сейчас тоже не хотелось. А вдруг за нами выслали погоню на драконах? Или заброшенные далеко вперед отряды монахов прочесывают лес?

Летчики всех войн, времен и народов всегда стараются дотянуть на подбитой машине до линии фронта и посадить ее, если не на свою, то хотя бы на дружественную территорию. Там обязательно найдутся люди, способные по достоинству оценить мужество и героизм пилота, не горящие желанием немедленно поставить его к ближайшей стенке и пустить в расход. А мы чем хуже? Нельзя не учитывать чужой боевой опыт. Совсем недалеко от нас, на востоке, там, где сейчас лениво всходило солнце лежали земли русских князей.

— Меняем курс! — скомандовал я. — Летим строго на восток! Высота — минимальная!

Я и не знал, что ковер способен понимать голосовые команды. Наш летающий друг, задрожав как паровоз Черепанова, увидевший скоростную магистраль Москва-Сочи, заложил крутой вираж и задергался на восток, прижавшись к самым верхушкам проносящихся внизу деревьев. Солнечный диск, опасаясь лобового столкновения, быстро рванул вверх.

Наматывая на руку, струящуюся с правого края нить, я с тихим ужасом наблюдал, как ковер тает прямо на глазах. Но он из последних сил, буквально разваливаясь на части, нитки и лоскутки, упрямо следовал заданным курсом. Золотистая точка указателя курса упрямо тащилась по вытканной на ковре карте и вдруг нырнула в большую, только что образовавшуюся дыру.

В этот момент, болтавшийся далеко внизу золотой конец бахромы, за что-то зацепился. Ощущение было такое, словно на рыбалке вместо обычного карася, или бычка, крючок заглотнул кашалот. Нить, чуть не оторвав руку, исчезла внизу. Ковер дернуло и резко развернуло. Бахрому с правого борта, как ветром сдуло. Свалившись в плоский штопор, мы стали похожи на большой лист хвощеподобного клена, с двумя гигантскими богомолами сверху. Но ковер был классным пилотом. Даже погибая, он спасал своих пассажиров. В последний момент, он завис над проступившей из утреннего тумана небольшой поляной, метрах в трех от земли, а потом плавно скользнул (а если говорить честно — рухнул) вниз.

Раздался треск, металлический грохот, в нос шибануло спиртом, что-то рвануло и, тут же все вокруг осветил высокий столб жаркого пламени.

Взрывной волной нас бесцеремонно швырнуло в росшие по краю поляны высокие колючие кусты. Оттуда, как пушечные ядра, вылетели большие лохматые зайцы и, злобно клацнув зубами, растворились в лесу. Я быстро огляделся вокруг. Это был обычный темный лес с листьями нормального зеленого цвета.

Никогда не думал, что падение ковров-самолетов сопровождается такими пожарами и разрушениями. Словно это не ковер, а какой-нибудь «Б-29». Только заправленный самогоном. Запах стоял такой — хоть огурцами закусывай. Мы, обдирая в кровь ноги и руки, вылезли из кустов и вскочили на ноги. В центре поляны полыхал гигантский костер. Столб пламени поднимался выше деревьев.

— Для полноты счастья нам не хватает нормального лесного пожара! — сказала Кейси.

И тут в костре опять что-то рвануло. Это было похоже на пуск ракеты «Булава-3» с замаскированной позиции. Волна, ударившего в лицо жара, отливающий сине-зеленым огненный хвост, сноп искр, громкий хлопок, грохот, как при взрыве завода китайской пиротехники. И в небо с глухим ревом ушла объятая огнем железная штуковина.

Я как завороженный смотрел ей вслед и пытаясь понять, где в ковре было спрятано столько горючего?

Ковер-самолет он по своей сущности ковер и есть. Только сотканный из волшебной нити и обшитый заколдованной бахромой. И я никогда ничего не читал, и не слышал, о взрывающихся коврах, да еще и с ракетами на борту! В голове крутилась тысяча версий, от раскатанного в тонкую плоскость сжатого пространства, до столкновения с бомбардировщиком-невидимкой. Версии, конечно, одна бредовее другой, но что вы бы предположили, оказавшись на моем месте?

Вздохнув, я наклонился, чтобы поднять с земли кусочек обгоревшей тряпочки с золотистой бахромой по краю и остолбенел — рядом с ним, слегка присыпанная сухими еловыми колючками, лежала старая выцветшая бескозырка с золотой надписью «Аврора».

Бородатый мужик в ватнике и линялой тельняшке возник на поляне внезапно. В руках он сжимал, дымящуюся с двух сторон, устрашающего вида трубу. Оценив размеры разрушений, он разразился длинной эмоциональной тирадой, целиком состоящей из ненормативной лексики. Именно той, что валила с ног лошадей на Древней Руси. Но сейчас лошадей поблизости не было, лишь с ближнего дерева грохнулась парочка дятлов. По понятным причинам я могу передать её содержание только в общих чертах.

Сначала мужик высказался о личных качествах нехороших людей, посмевших уничтожить таким изуверским способом его скромную хижину. Потом заявил, что рассматривает этот факт, как диверсию, направленную на подрыв обороноспособности русских пограничных рубежей. (Русских? Я от радости чуть не поцеловал Кейси!). Затем вернулся к родословной неизвестных террористов и бегло прошелся по морально-этическим качествам их дальних и близких родственников, которые оказались, судя по всему, крайне отталкивающими личностями. Не остановившись на этом, он подверг суровой критике деловые качество какого-то Румпеля, халатно отнесшемуся к несению караульной службы и которому нельзя даже поручить охрану переполненного сортира в ожидании го… ассенизаторов. Озвучив еще несколько вариаций на вышеперечисленные темы, он бросил трубу на землю, воздел (именно воздел) руки к небу и, выкрикнув несколько слов, разом загасил пламя. И, наконец, обратил на нас внимание…

Но тут затрещали деревья, захрустели прошлогодние шишки, в воздух поднялась целая стая перепуганных птиц и птеродактилей, а на поляну вылез большой ящер неизвестного мне вида. Покрывавшие его с носа до хвоста черные перья были взъерошены, но красный хохолок, росший прямо между двух маленьких злых глаз, торчал строго вертикально. Вид у рептилии был виноватый. Будто он только, что спер с хозяйского стола кусок колбасы и теперь ждет справедливого и неотвратимого наказания. Он заметно нервничал, постоянно облизывал раздвоенным толстым языком верхнюю челюсть, а между желтых зубов свисал длинный кусок золотистой нити…

Мужик, по прежнему не стесняясь в выражениях, высказал ящеру все, что он о нем думает, и что в ближайшем будущем с ним сделает, если тот не возьмется за ум и не перестанет лазить по деревьям в поисках гнезд с яйцекладками голокожих одлобызов. Зверюга виновато кивала в такт словам, но не спускала с нас голодного взгляда. Судя по всему ей очень хотелось нас сожрать.

Кейси плавно, почти незаметно подняла ствол автомата. А я стал прикидывать, сколько в её магазине осталось патронов. Но необходимость в стрельбе отпала сама собой. Мужик, высказав зверюге все претензии, отправил его на дальнейшее несение боевого дежурства.

— Хотя, что тут охранять… — сказал он, грустно оглядывая пепелище.

Потом, поднял трубу, оперся на неё, как на посох (при ближайшем рассмотрении труба оказалась самым обычным змеевиком от самогонного аппарата) и просверлив нас взглядом, в переносном смысле, конечно. Хотя, здесь может случиться, что и в прямом, спросил: «Ну и что теперь будем делать, господа хорошие?».

Что делать мы не знали. Поэтому молча стояли, слушая, как затихает в лесу топот удаляющегося чудовища. Ясно было одно — если наш новый знакомый рискнул остаться без своего телохранителя, то нас он не боится и убивать, или брать в полон (и откуда такое слово на ум пришло?), по крайней мере, сейчас, не собирается. Я и Кейси одновременно открыли рты, чтобы сказать пару слов в свою защиту, но мужик нас опередил:

— Знаю, знаю, — ласково сказал он, — Все знаю, не оправдывайтесь. Это Румпель виноват. Разгильдяй, потерял бдительность, полез на елку за яйцами одлобызов, очень он их, подлец, любит, а тут ваш ковер с ниткой болтающейся. А у него хватательный рефлекс знаете, какой? Ого-го! А реакция? Почище чем у тираннозавра королевского. Ну, он и цапнул её зубами — дурак. Хоть почти теплокровный, но все-таки ящер.

Мы с Кейси закрыли рты и удивленно переглянулись, а мужик продолжил:

— Вы мне другое скажите, как вас угораздило полететь на такой развалюхе? Тут может быть только две причины, или большая нужда заставила, или глупость беспросветная.

— Нужда большая. — сказал я. — Очень большая.

Мужик с ласковым прищуром пристально посмотрел мне в глаза.

— Вижу, — сказал он. — От смерти неминуемой вы бежали. Вот только какой неясно. Закрыто ваше прошлое плотно, пробиться не могу.

Он, отбросил в сторону змеевик, и закрыв глаза, прикоснулся рукою к нашим лбам. Ладонь у него была сухая и горячая. Пахла она полевыми травами и… самогоном.

— Вижу, что зло вы за душой не держите. И, вообще, люди русские, добрые и почти (на слове «почти» он сделал акцент) безобидные.

Кейси не стала возражать по поводу своего не русского происхождения. А я решил, что раз она моя невеста, то уже практически русская. Как у нас говорят «муж и жена одна сатана». Думаю не пройдет и года, как она научиться варить борщ, стирать руками носки, входить в горящие избы, останавливать на скаку лошадей, верблюдов, бешеных коров и другой мелкий и крупный рогатый скот — короче говоря станет настоящей русской бабой.

Представив запах свежее сваренного борща, я впал в легкую прострацию. Призрак голодной смерти маячил вдалеке, выразительно поигрывая остро отточенной лопаткой для разделки пиццы.

— А скажите люди добрые, как там дела в Лиге по борьбе с запрещенными алкогольными стимуляторами? — голос мужичка лился словно мед, вкусно и тягуче.

— Лиге по борьбе с чем? — спросил я, мысленно представляя большой кусок черного хлеба с банкой меда.

Толчок сухой горячей ладони вернул меня и Кейси к действительности. От неожиданности мы оба грохнулись на пятую точку, удивленно уставившись в раз рассвирепевшего мужика.

— Что же вы, гады, мне голову морочите! — орал он, враз потеряв свою благостность и благодушие. — Бусурманы вы вражеские, гидры контрреволюции недобитые, наймиты мирового рыцаризма окаянные. — Не ограничившись одними словами, он поднял с земли змеевик и стал гоняться за нами вокруг потухшего пожарища.

Вы спросите, а почему мы его сразу не пристрелили? Ну, что вы, господа, нельзя убивать всех встречающихся на пути! Мы, что маньяки какие? И при том, он ведь какой ни какой, а русский человек! Почему мы решили, что русский? А кто еще кроме русских, знает, про гидру мировой контрреволюции?

Так мы и бегали по кругу, беря противника на измор. Наконец, как говорил Остап Сулейман Берта Мария Бендер Бей Задунайский, «Победила молодость!». Мужик, отягощенный трубой, выдохся и остановился, не добежав до конца тридцать восьмой круг.

— Ну, все, — прохрипел он, тяжело дыша, — Щас я вас превращу в….

— Не имеете права! — крикнул я. — Согласно камелотской конвенции, гражданам Большой Земли, потерпевшим кораблекрушение (или коврокрушение), к тому же находящимся на действительной государственной службе, все жители Зазеркалья обязаны оказывать всяческую безоговорочную помощь и содействие. Тем более, что между князем Владимиром Т-34 и командованием ограниченного российского экспедиционного корпуса заключен договор и сотрудничестве и взаимопомощи… А договор, сами знаете, дороже денег.

Мужик, так и не решил в кого он хочет нас превратить.

— Это на какой такой государственной службе вы состоите? — с усмешкой спросил он. — Бушлатики на вас не русского фасону, да и сапожки тоже, не наши.

— Были у нас русские мундиры, — начал оправдываться я, — были. Да поистрепались и изорвались в клочья, в странствиях дальних, и приключениях опасных, вот и пришлось переодеться в то, что под руку подвернулось. Не могли же мы предстать пред светлые князевы очи как калики перехожие, в тряпье и опорках. А несем мы службу нелегкую в воздушном флоте государства российского. В положение тяжелое попали после жестокого воздушного крушения и пробираемся теперь тайно на место постоянной дислокации, так как располагаем сведениями особой государственной важности и охотятся за нами враги злые, кровожадные и беспощадные.

— Во как! — сказал мужик. — Злые, кровожадные и беспощадные?

— Очень! — сказал я. И что самое главное не соврал. — Хотят они предать нас смерти лютой и болезненной.

— А ты что, милый человек по-нормальному говорить не можешь?

— Могу. — ответил я.

— А чего ж тогда треплешься, как боярин на княжеском совете? — спросил он, поставив меня этим вопросом в тупик.

— Чтоб дошло до тебя быстрее! — сказал я.

— До меня уже все прекрасно дошло, ваши высокоблагодория. — мужик, нехорошо улыбнулся. — Дошло до меня, что контра вы недобитая, на погибель Руси направленная…

— Да он ленинец… — сказала Кейси.

— Или антиглобалист… — согласился с ней я.

— Никакой я не антиглоба, глоба, глобаглист! — крикнул дедок. — А если вы на счет Ильича, будь он не ладен, то я вину свою уже искупил и до сих пор искупаю. — Он поднял с земли бескозырку, бережно отряхнул от пыли и спрятал за пазуху. — К князю нашему вам зачем надо? Извести его хотите, яду смертельного в вино подсыпать?

При упоминании о яде в вине у меня мгновенно начался приступ изжоги

— Дедуля, а не много ли задаешь вопросов? — прервала наш диалог Кейси. — Сам-то ты кто? И чего по лесам прячешься? И животное твое домашнее не внушает нам никакого доверия: не кошка, не собака, не коза, не корова, не исконно русский зверь — медведь, в конце концов, а ящер пернатый, да еще плохо дрессированный…

— Если бы он был плохо дрессированный, то давно бы вас сожрал! — с обидой заметил мужик. — А что по лесам прячусь, значит так надо!

–Кому надо? — спросил я. Теперь пришла наша очередь задавать вопросы.

— Кому надо — тот и знает! — с пафосом ответил мужик.

— Наша дискуссия зашла в тупик. — сказал я. — Высокие договаривающиеся стороны не смогли прийти к консенсусу и выработать единое мнение по животрепещущей проблеме. Пойдем милая, как говорит мой командир капитан первого ранга Ржевский: «Пустые мозги порождают пустые разговоры». Не такая уж это большая проблема найти князя в стольном городе. Да и найти стольный город тоже проблема плевая. Выйдем на дорожку прямоезжую, а дальше она сама приведет, куда надо.

В глазах Кейси мелькнула искра нерешительности. Она не хотела оставлять в тылу подозрительного деда с ручным динозавром. Но и убивать его тоже было жалко, все-таки почти мой соотечественник.

— Можем хоть свяжем и рот заткнем, чтобы свою зверюгу не свистнул? — спросила она.

— Я вам покажу консенсус! Я вам сейчас сам так рот заткну! Полундра-а-а-а! — заорал мужик, замахиваясь змеевиком. Но, увидев нацеленный в его лоб автомат, резко сбросил обороты. Это было правильное решение, я, лично, не знаю заклинания, действующего быстрее спускового механизма автомата Калашникова. — Ты, о каком Ржевском говоришь, служивый? Кликуха, в смысле погоняло у него какое? — вдруг спросил он.

— Дедуля, и откуда у тебя, такой лагерный лексикон? По какой статье срок мотал? — спросил я. — А личный позывной у моего славного командира — «Гусар»! Это каждому в нашем воздушном флоте известно. И кто ты вообще такой, чтобы вопросы такие задавать, подлый наймит иноземных разведок?

— Я иностранные разведки на дух не переношу. — сказал мужик. — Уж сколько на своем веку я этой контры в расход пустил… Вот этой самой рукой, — он потряс мозолистой ладонью — с Феликсом Эдмундовичем… А зовут меня, господа хорошие, Кудесником. Вдохновенным Кудесником.