Маскарад тоскующих острот

Михаил Берман (2024)

Философско-психологический роман Михаил Бермана будет интересен всем, кто причисляет себя к людям, ищущим смысл жизни, истину… За нарочитой простотой языка, неторопливостью повествования таится глубокая духовная интрига. Не случайно действие романа происходит в сумасшедшем доме…

5. Ничто не выглядит так красиво, как лишнее

В самом укромном уголке отделения «Депрессия» сидела старуха Креветка — самая старая больная отделения. Многие больные и врачи почитали Креветку за ее странную и необычную мудрость. Она давно пришла к выводу, что человек, не умеющий и не любящий говорить с самим собой, не совсем человек разумный. Когда-то давно она была неплохой художницей, но со временем поняла, что живопись мешает ей общаться с самой собой. Более того, во внутренние монологи вмешивается влияние извне.

Креветка вообще не любила разговаривать, а если и разговаривала, то из сострадания. Она пыталась объяснить людям, как они заблуждаются, не развивая в себе способность вести продолжительный и содержательный разговор с самим собой.

В самый укромный уголок отделения «Депрессия» подошли Эмби и Тэн и завели беседу со старухой Креветкой.

— О чем вы разговариваете? — спросил Тэн.

— Когда я была молода, был у меня один мужчина. Он любил меня. Но мне казалось, что он не подходит мне — он был неуклюж, любил разговаривать о политике, о своей работе — он работал служащим в банке, имел дело со всякими бумагами. Он был мне скучен, неинтересен. Мне нравились в нем только его руки. Они были очень изящны. Я любила, когда они касались меня, когда гладили мои волосы. Если бы не руки, я бы его не терпела. В конце концов мы расстались. И со временем я стала понимать, что он был не так и плох. Что я просто не умела его слушать. И что я могла бы изменить его, повлиять на него. Ведь он меня любил и старался измениться, а я не помогала ему, не направляла его. И его руки… не понятая мной подсказка природы, знак того, что он был создан для меня, что просто надо быть с ним душевнее, человечнее, вдумчивей. И это было так давно.

— Не печальтесь об ушедшем, — сказал Эмби. — Жалко, что вы давно не рисуете. Я видел несколько ваших работ. Они показались мне очень интересными. Вы были талантливы.

— И это было давно, — сказала Креветка. — «Не жалею, не зову, не плачу [2]. Но ничего в прошедшем мне не жаль» [3]. Я жила вполне сносно. Но он… ведь он страдал. Причинять страдания другим… что может быть ужасней?

— Но сейчас же вы научились не причинять страданий, — сказал Тэн.

— Да, я одна.

— Тогда хоть себе их не причиняйте, — сказал Тэн.

— Не знаю, возможно ли это для меня? Люди не могут жить без грима, без масок. Когда они с кем-то — они в маске, и когда они с собой — тоже в маске. А я давно уже запретила себе пользоваться маской, и посмотрите на меня — я морщинистое чучело, доживающее свой век в больнице для умалишенных.

— Бросьте вы, — сказал Эмби. — В нашем отделении не лежат такие уж оголтелые больные.

— В «Конвертах» лежат поматерее, согласна. Но так иногда хочется вернуться в прошлое и многое в нем изменить. Многое, многое, если не все.

— А что, например, вам хотелось бы изменить в первую очередь? — спросил Эмби.

— Я бы никогда бы не позволила себе рисовать. Живопись очень глупое занятие. Оно отбирает и время, и силы, и положительные качества.

— Странный у вас взгляд на живопись, — сказал Эмби. — Разве мало прекрасных картин? И их творцы деградировали и растрачивали впустую время, силы и положительные качества?

— Да, — сказала старуха Креветка. — Ничто не выглядит так красиво, как лишнее.

И, пораженные и побежденные, Эмби и Тэн покинули самый укромный уголок отделения «Депрессия», оставив Креветку одну. Но разве человеку дано быть одному? Тем более если им является старуха Креветка?

«Если бы не твои руки, я бы никогда не поняла, кто ты. Ты был удивительным подарком моей неудивительной судьбы, который я принимала за общественно полезный труд, со временем мне осточертевший.

Твое сердце было в моих руках. А меня привлекали только твои руки.

Твои руки касались меня, и только им и удавалось производить на меня впечатление. А твои мучения, страдания, твоя любовь… разве доходило до меня тогда, что ты был удивительным подарком моей неудивительной судьбы, который я принимала за общественно полезный труд, который мне со временем осточертел.

Не старики слепы, а молодые, ибо глупы безмерно и жестоки той особой жестокостью, имя которой бездушие!»

И в самом укромном уголке отделения «Депрессия» упали на пол две слезы. Одна слеза из правого глаза старухи Креветки, а вторая слеза из левого глаза старухи Креветки. Но разве могут две слезы на полу вернуть молодость старухе Креветке?