Синдром Минотавра

Михаил Учайкин

Был ли Минотавр чудовищем? Или чудовищами были те, кто заперли его в Лабиринте. Или мы сами себя запираем в Лабиринте, самими же и созданным. Ариадна, няня одиннадцатилетней девочки, прочитав ей как-то миф на сон грядущий, решила сама в этом разобраться.

Глава 4

Марина Ивановна, Танина бабушка, так и не появилась в воскресенье, она даже не позвонила.

«Ну почему ни ей, ни родителям нет никакого дела до Танюши?» — раздраженно подумала Ариадна.

Она лежала на спине и пялилась открытыми глазами без сна на потолок своей спальни. Теперь ее мысли наконец повернулись к девочке. Перед сном она механически прочитала Тане о совершенных подвигах Тесея, пока тот добирался до Афин. Но заставь ее повторить прочитанное, не смогла бы вспомнить ни слова, так как все время думала о Тиме.

Что она о нем помнила? Двенадцать лет назад, когда с ним встречалась последний раз на выпускном, он был интеллигентен, добр и щедр, по крайней мере, так о нем все говорили. Судя по всему, эти качества он не растерял до сих пор. Но при всех этих положительных моментах он был изощренным циником, злым на язык, правда, его цинизм и злость смягчала неизменная улыбка и отменное чувство юмора. И еще он никогда не шутил по поводу нее и никому не позволял касаться в разговоре ни ее хромоты, ни раздвоенной губы, даже вскользь, когда, казалось бы, по делу. Это было своего рода табу на их курсе. Она была ему за это бесконечно благодарна, так как порой позволяла себе забыть о своей убогости, как сейчас при общении с Таней, и становилась, как все, обычной студенткой педагогического колледжа. Как все.

Все эти годы ей не хватало Тима, чтобы снова ощущать себя, как все. Теперь она обязательно с ним встретится, позвонит ему, как появится свободное время. Он ей нужен, как воздух, даже больше. Ариадна запомнила номер рабочего телефона Тима, лишь мельком взглянув на визитку. Забрать же клочок картона с тиснением у Тани не получилось — та долго смотрела на него с любовью во взоре, ласково проводила по нему своими тоненькими пальчиками, особенно по тому месту, где было выдавлено имя, а потом спрятала. Впрочем, Ариадна разыскала бы теперь Тима и без его визитки и телефона, она запомнила место, где он мог работать. Обойти офисы в бизнес-центрах не так уж и сложно, всяко, кто-нибудь да слышал о детском психоаналитике.

Что она хотела от Тима, Ариадна еще не решила — просто услышать его голос, просто поговорить. Ей так не хватало общения — Таня не в счет. Она еще девочка, ребенок. С бабушкой тоже не всегда удавалось поговорить за жизнь. Та продолжала относиться к ней, как к девятнадцатилетней, когда та искала работу, считала, что она совершенно не знает жизни. В чем-то, конечно, бабушка права. Жизни Ариадна не знала, не нюхала.

Да и откуда? За все те годы, что Ариадна служила в доме няней, ей ни разу не задержали жалование — финансовые проблемы ее не волновали. У нее не засорялась канализация, не текла крыша — бытовые проблемы обходили ее стороной, она даже не знала, как вызвать сантехника. Она никогда не ломала голову, что съесть на завтрак, как, впрочем, и на обед, и на ужин — ела то, что подавали, была непривередлива. В ДТП на «мерседесе», даже в самое маленькое, ни разу не попадала за все время. По большому счету, что происходило за высоким забором коттеджа на Сиреневой улице, ее не касалось никаким боком.

И с воспитанницей ей повезло — Таня росла ласковой, покладистой, в меру балованной, в меру капризной. К ней Ариадна всегда могла найти подход. У нее была только одна проблема — отсутствие выходных. Но если разобраться, у мам выходных не бывало. Почему тогда у няни они должны быть?

Бабушка и та за все те годы, что Ариадна жила в чужой семье, хлопот ей не доставила. За одиннадцать лет лишь единожды серьезно заболела, но Ариадне не пришлось просиживать возле постели больной денно и нощно — старушку вовремя увезли в больницу на «скорой». Нет, она бабушку навещала ежедневно и передачи приносила, но это ей практически ничего не стоило — повар готовил что-нибудь вкусненькое, Федор отвозил ее до больницы и привозил обратно, а домработница соглашалась задержаться на часок, чтобы присмотреть за Танюшей.

В ее полном распоряжении находилась шикарная библиотека — родители Тани редко туда заглядывали, а также своя спальня в доме. В бабушкиной квартире ее комната была гораздо меньше — и та была не только спальней, но и гардеробной, и кабинетом, и библиотекой. А в коттедже у нее все отдельно.

Одним словом, у нее все складывалось слишком хорошо, чтобы жаловаться на жизнь. А если чем-то Ариадна бывала недовольна, ее бабушка говорила, что она зажралась…

Родители девочки как ни в чем не бывало объявились только в среду вечером. Они сбросили верхнюю одежду, пахнущую грибами и костром, прямо в холле.

— Мама, папа, — радостно заверещала Таня и, перепрыгивая через ступеньки, помчалась им навстречу. Она хотела обнять мать, запрыгнуть на отца, но те отстранились от нее.

— Угомонись, — недовольно поморщившись, хотя до этого улыбалась, попросила мать Тани. — Нам надо помыться, привести себя в порядок. Мы провоняли костром и лесом.

«Как можно провонять лесом?» — усмехнулась Ариадна. Она стояла на лестнице, сложив на груди руки, и внимательно наблюдала и своими работодателями и их дочерью.

— Где вы были так долго?

Таня, смеясь, продолжала прыгать вокруг родителей, но уже не прикасалась к ним.

— Есть одно прекрасное место, — ответил отец Тани и щелкнул ее по носу, — на берегу реки. Там в сосновом бору стоят деревянные домики — база отдыха. Мы провели на этой базе незабываемые дни, целую неделю находились в состоянии эйфории и ни о чем не думали.

— А я? Почему без меня?

Таня остановилась, перестав прыгать. Крепко зажмурив глаза, она пыталась сдержать слезы, но они безудержно потекли по щекам — родители отдыхали без нее, а обещали, что в отпуск поедут только с ней. Как так можно?

— Ариадна, немедленно уведи ребенка, — с истеричными нотками в голосе приказала мать Тани. Она с самого рождения дочери не выносила ее слез и плача — сама сразу начинала нервничать.

— Хорошо, Маргарита Павловна, — кивнула Ариадна и, держась за поручень, стала осторожно спускаться вниз — палка бы ей сейчас не помешала, чтобы отходить родителей Тани по спинам.

Ей самой хотелось кричать, истерить, говорить им гадости, они жестоко обошлись не только с ней, Ариадной, но и со своей дочерью. Могли позвонить, предупредить, она подобрала бы слова, успокоила бы Таню еще до их возвращения.

А они тоже хороши, особенно отец девочки — прекрасное место, незабываемые дни, состояние эйфории, другого ничего не мог придумать.

Она никогда не называла его по имени, ни вслух, ни в мыслях, не зная, как к тому обращаться — по паспорту он носил одно имя, на сцене же совершенно другое, а так как в компании его коллег-артистов она не бывала, то и не знала, как его обычно называли. Марина Ивановна обращалась к своему зятю исключительно по фамилии — Зюзин.

— Пойдем, — Ариадна взяла Таню за руку.

Та виновато опустила голову и поплелась за няней в библиотеку — до отбоя еще рано, а так бы родители вообще в спальню не отправили в наказание за слезы.

— Про Минотавра читать будем? — осторожно спросила Ариадна.

— Нет, — покачала головой Таня и всхлипнула. — Я сегодня не настроена на романтический лад. А про Астерия и… — она споткнулась на имени, осознав, что сестру чудовища зовут так же, как и ее няню, — Ариадну нужно читать, когда хочется любви.

— Любви… Да-да, именно любви, — кивнула Ариадна. — Нам с тобой очень не хватает любви. Тебе родительской, мне, — она хотела продолжить, что любви совсем другого плана, но не решилась сказать это девочке, — тоже родительской любви. Я их совершенно не помню. И все мои воспоминания о родителях основаны только на фотографиях и бабушкиных рассказах о них.

Для снятия напряжения и чтобы успокоиться, они по очереди с выражением почитали о подвигах Геракла — о них можно было читать в любом настроении. Посмеялись, пошутили, рассматривая откровенные иллюстрации в греческой книге, в основном прочитанное комментировала Татьяна, а Ариадна лишь кивала, витая мыслями, как и накануне, совсем в другом месте.

Стараясь не сердить родителей, спать Таня отправилась вовремя. Она почистила зубы, приняла душ, как требовала того мама, надела пижаму в угоду папе, тот считал, что его дочь уже большая и спать в одних трусиках, оставляя голой начавшую наклевываться грудь, непозволительно.

Они придут пожелать ей спокойной ночи, а она вся из себя послушная даже сказку на ночь уже прослушала, чтобы спалось лучше, ждет их в постели.

Только ничего такого не случилось.

Из своей комнаты Ариадна слышала, как навзрыд ревела Таня, что-то негромко бурчал ее отец, а Маргарита Павловна истерично визжала. Слов было не разобрать, но становилось очевидно, что в доме не просто ссора, а самый настоящий скандал.

Ариадна с огромным трудом сдерживалась, чтобы не выскочить из спальни и не броситься на защиту воспитанницы.

— Ну почему, ну почему? — она, заламывая руки, хромала от кровати к окну и обратно. — Ну почему, — повторила она еще раз, — взрослые люди не могут найти общего языка с ребенком, маленькой одиннадцатилетней девочкой?

А потом все стихло.

Ариадна прислушалась — нет, все, действительно, успокоились.

Дверь спальни с грохотом распахнулась — в ярко освещенном коридоре стояла разъяренная, как фурия, Маргарита Павловна. Ее грудь часто поднималась и опускалась, она тяжело дышала, словно пробежала дистанцию на приличной скорости. Всегда безупречная прическа была растрепана. Руки тряслись. Она несколько раз попыталась сдуть прядку с глаз и одновременно успокоить дыхание, а потом, набрав полную грудь воздуха, зло прошипела: — Убирайся вон, прямо сейчас. Не желаю больше видеть тебя в моем доме.

— Что произошло? — растерялась Ариадна. Ей дают отставку? Прямо сейчас, среди ночи, без объяснений? Что она сделала не так?

— Мы тебе доверяли, а ты воспитала монстра, чудовище, — продолжила шипеть, как змея, Маргарита Павловна.

Ариадна потрясла головой. Это она говорит о своей дочери? Милой, ласковой Танюше?

— Я увольняю тебя, — продолжила Танина мать, — чтобы через час и духу твоего в доме не было.

Она топнула ногой, развернулась на каблуках и ушла, оставив Ариадну в полной растерянности. Она хотела свободы, покоя, чтобы ее хоть на миг оставили одну? Что же, получила все с лихвой — свободна от всего.

Как совсем недавно у Тани, слезы потоком заструились по щекам Ариадны. За что же так ее?

Она устало присела на краешек кровати, а потом, упав на нее ничком, крепко зажмурилась, но слезы все равно продолжали течь. Полежав так немного, она подождала, пока слезы высохнут. Потом встала, достала из шкафа свою дорожную сумку и стала скидывать в нее одежду. Вещей было немного — от старых тряпок Ариадна безжалостно избавлялась, часть отвозила бабушке, в своей комнате хранила только то, что носила ежедневно. Ничего лишнего, хоть и прожила в доме одиннадцать лет — все уместилось в одной небольшой сумке.

Огляделась, проверяя, не оставила ли чего, набрала номер Федора.

— Отвези меня домой, — попросила Ариадна.

— Нет, — ответил он, — мне запретили. Вызывай такси.

Такси так такси. На том конце провода бодрый женский голос сообщил ей, что все машины заняты и в поселок Орехово за ней могут приехать только через час, не раньше. Это означало, что время ожидания такси не менее двух часов.

Ариадна ответила, что будет ждать, у нее все равно не было выбора, зато было время подумать, что она скажет бабушке. Первое, что пришло на ум, — отпуск. Мысль просто отличная — родители же Тани в отпуске, раз позволили себе целую неделю провести на базе. Почему бы им не уехать с дочерью за границу? Хотя какие осенью в театре отпуска, когда сезон только начался? Но пока бабушка сообразит, что почем, она успеет придумать другую причину, почему ей не надо возвращаться в коттедж.

Расстегнув сумку, Ариадна извлекла из нее шерстяной свитер, который собралась надеть под свою легкую курточку — что ни говори, но осень на дворе, хоть и до невозможности теплая.

Постепенно мысли от нее самой вернулись к Тиму — она не переставала думать о нем с той случайной встречи в кафе. Теперь она может записаться к нему на прием не тогда, когда ей удобно, а когда он сможет ее принять. Ариадна подозревала, судя по его костюму, сшитому явно на заказ, и дорогой машине, что дела у него идут совсем даже неплохо, и, скорее всего, Тим свободным временем, как и она совсем недавно, не располагал.

Она завтра прямо с утра ему позвонит и обо всем договорится, пока номер телефона помнила и не передумала. Со временем все могло случиться, а вдруг ей новая работа сразу подвернется? И станет не до Тима.

Ариадна тихонько прикрыла за собой дверь комнаты — Тане совершенно не обязательно знать, что она уходит. Стараясь не производить шума, осторожно спустилась по ступеням на первый этаж. Из прихожей забрала свою палку, накинула на плечи куртку, вышла из дома в ночь, не оборачиваясь, — Рубикон перейден, и возврата не будет ни при каких условиях.

Она бы вернулась, если бы ее позвали. Затолкала бы свою гордость куда подальше и пришла. Но ее не позовут — Танины родители не такие, особенно Маргарита Павловна, уж если она что-то сказала, то будет стоять на своем, пусть при этом тысячу раз не права. Ее никто не смог бы переубедить в обратном и отказаться от своих слов. Пожалуй, из их семьи только Марина Ивановна бывала порой более упертой. Но ее можно было простить — в свое время она занимала высокую начальственную должность, привыкла командовать людьми и твердо стоять на своем.

Ариадна вышла за ворота. Ветер рванул из ее рук сумку, задрал юбку до головы.

«Надо было надеть брюки, — подумала она, плотнее запахивая курточку. — Видимо, завтра осень повернет на зиму. Во всяком случае, дождь точно зарядит».

И она подняла взгляд на ночное небо без звезд и луны.

Неожиданно сверкнула молния, разрывая черноту ночи огненным росчерком. Ариадна непроизвольно зажмурилась.

«Гроза — это хорошо, — улыбнулась она, не открывая глаз. — И дождь смывает все следы. Гроза — к переменам».

А потом Ариадна погрозила кулаком еще одной вспышке молнии — окажись кто-нибудь рядом в эту минуту, то увидел бы в ее больших глазах совершенно несвойственную ей решимость…

Недовольная бабушка встретила Ариадну на пороге своей ярко освещенной квартиры — она ее ждала, несмотря на поздний час.

— Мне позвонила Мариночка, — сказала она и внимательно взглянула на внучку. — Тебя выгнали, как шелудивого пса.

Мариночка понятно — это Марина Ивановна, но при чем здесь шелудивый пес, Ариадна не совсем понимала. Она чуть не сказала, что бабушка неправильно употребила слово, но вовремя сдержалась — надо отвыкать от приобретенных привычек.

— Ты завтра же поедешь к Мариночке, бросишься ей в ноги и будешь умолять, чтобы она тебя взяла назад, — бабушка стояла на пороге и не собиралась пропускать ее внутрь квартиры.

— Отставку мне дала не Марина Ивановна, — устало произнесла Ариадна, — а ее дочь Маргарита Павловна.

— Тем более надо умолять Мариночку, чтобы тебя простили и взяли назад.

Ариадна покачала головой — к Тане она вернется лишь в том случае, если ее будут просить об этом, а не она станет кого-то умолять.

— Тогда тебе придется поискать другой дом, — бабушка захлопнула дверь прямо перед носом Ариадны, а следом она услышала звук задвигаемой щеколды.

Ариадна от неожиданности выронила сумку из рук — такого она не ожидала. Звонить в дверь бесполезно — если бабушка обиделась на нее, то это надолго, это раз, а, во-вторых, та потребует, чтобы Ариадна выполнила ее приказание и вымолила прощение у Марины Ивановны, а заодно и у Маргариты Павловны.

А чего она ожидала? От нее, как от Татьяны, требовали повиновения и только повиновения. Ее однажды уже выгоняли из дома, когда она пыталась сделать по-своему. И чем это закончилось? Все равно все стало по-бабушкиному. Она тогда была молода, глупа, без угла, без денег.

Молодость прошла, угла, как не было, так и нет, зато удалось скопить немного денег, чтобы снять этот пресловутый угол.

Тогда идти было некуда, и она вернулась, проведя несколько ночей в чужих зассанных подъездах, так как только они оставались не заперты на ночь, уставшая до голодного обморока и упала бабушке в ноги. Та ее якобы простила, но при случае за малейшую, на ее взгляд, провинность всегда старалась напомнить о том случае и указать на дверь, но ни разу так и не выгнала больше.

Что произошло сегодня?

Ариадна постояла перед запертой дверью, прислушиваясь. В квартире ничего не происходило, не раздавалось никаких звуков.

Подхватив сумку, Ариадна шагнула на несколько ступенек вниз, но потом передумала и побрела на последний этаж, решив перекантоваться в родном подъезде до утра, здесь, по крайней мере, не воняло мочой и котами. Если бабушка и утром не пустит ее домой, то тогда она пойдет искать не только работу, но и жилье.

IV век до новой эры. Дворец царя Миноса на острове Крит.

Спрятавшись среди виноградника, Ариадна тайно наблюдала за процессией: афинских девушек повели в Лабиринт в сопровождении стражи, а потом все исчезли, как испарились, не дойдя до дворца. Она даже тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения.

Выждав немного, Ариадна прокралась к тому месту, где примерно пропали афинянки и стражники, но ничего не обнаружила. Оставалось бежать только к главному входу в Лабиринт, чтобы выяснить, доставили ли красавиц до брата или еще нет. Отец ее не послушался, оставалась последняя надежда — упросить брата выбрать для начала одну девушку, остальных же заставить разбрестись по Лабиринту, а потом запереть их по одной в многочисленных комнатах дворца. Так будет всем лучше — И Астерию, и ей, и девушкам.

Но где искать брата?

Лабиринт, мрачная крепость из тяжелого, проверенного временем гранита с красивыми витражами из темного прочного стекла и массивными дубовыми дверями, обитыми металлом, встретила Ариадну недружелюбно.

Она достала ключ, который прятала только ей в известном укромном местечке недалеко от входа. Оглядевшись по сторонам, Ариадна отперла дверь и тут же юркнула внутрь, чтобы ее никто не заметил. В кромешной темноте нашарила масляную лампу, зажгла ее — сразу почувствовала себя уверенней. Она могла бы и не опасаться — брат даже в темноте не перепутал бы ее с афинянками, те были не только невероятно красивы, но и пахли совсем по-другому. Но она им не завидовала — не в красоте счастье. Что их ждет здесь? Семь лет скитания по темным коридорам…

В одном из поворотов мелькнула тень.

— Астерий, — негромко позвала Ариадна. Никто не откликнулся, но потом рядом из темноты сначала возникла бычья голова, а вслед за ней мускулистое тело. Несмотря на внушительные размеры, он не был неловок. Он двигался гибко и бесшумно.

Астерий подхватил Ариадну на руки и покрутил вокруг себя, она в последний момент успела нарисовать мелком стрелку на стене, а то потом долго бы выбиралась из Лабиринта.

— Отпусти, — запрокидывая голову от радости и смеясь, попросила она.

— Ни за что, — Астерий бережно прижал ее к себе своими могучими руками.

Она чмокнула его прямо в бычий нос.

— У меня к тебе дело, — сказала Ариадна и потрепала брата по кучерявой челке.

— Внимательно слушаю…

Астерий осторожно поставил сестру на ноги и послушно склонил рогатую голову.

— Пообещай мне… — попросила Ариадна, упершись в грудь брата ладонями и слушая биение его сердца.

Тот кивнул.

— К тебе ведут семь прекрасных дев, — сказала она и в свете масляной лампы увидела, как у Астерия удивленно вытянулась морда и округлились его телячьи глаза. Она улыбнулась.

— Что, всех сразу? — спросил он недоверчиво.

— В тот-то и дело, — кивнула Ариадна. — Отец не прислушался к моему совету, откликнись хоть ты. Распугай, разгони их по Лабиринту, выбери одну, постарайся очаровать ее, понравиться ей.

— Ага, — хмыкнул Астерий. — Как я могу ей понравиться? Как? — спросил он обреченно.

— Обнажи перед ней свое доброе сердце, — попросила Ариадна и руками провела по его мускулистой груди.

Тот покачал головой — только Ариадна не поняла, внял он ее совету или рассуждал о чем-то своем.

— Я постараюсь, — кивнул Астерий. Он резко обернулся, заслышав, как звякнул засов потайного хода.

— Тогда я со спокойным сердцем удалюсь к себе, — сказала Ариадна. Ей опасно оставаться долго в Лабиринте — ее могли хватиться и лишить радости встреч с братом. Чего ей стоило сделать запасной ключ от дверей, не хотелось бы, чтобы Дедал поменял замки. — По одной, — попросила Ариадна, — прикасаясь рукой к стрелке на стене, чтобы стереть ее и отправиться на выход…

Во дворец царя Миноса она не пошла, а вернулась на утес. Далеко в море шла гроза — сверкали молнии, доносились отдаленные раскаты грома, высокие волны накатывались на берег, морской ветер принес запах гнили, взметнул волосы девушки, сидевшей на утесе, поиграл ими.

Несколько дождевых капель упало на лицо Ариадны, она подняла лицо в темнеющее небо — оставаться дольше на берегу не имело смысла, надо было возвращаться во дворец, знакомиться со своими будущими женихами.

Под присмотром матери ее красиво причесали, облачили в нарядный пеплос — принцесса должна выглядеть подобающим образом, — медленно, чтобы хромота была меньше заметна, ввели в пиршественный зал и усадили на высоком кресле. Ариадна немного нервно огляделась по сторонам — среди присутствующих в зале она не увидела вновь прибывших.

— Не волнуйся, — царь Минос, подойдя к дочери, провел пальцами по ее руке.

Ариадна испуганно вздрогнула, но позволила себе улыбнуться.

— Сохраняй серьезность, — строго приказала Пасифая, — и тогда никто ничего не заметит. И не крути головой. Афинских юношей переодевают и приводят в должный вид. Скоро они предстанут перед твоим взором — и не они, а ты, и только ты, будешь выбирать. Запомни это — выбор за тобой.