Не ставший героем

Михаил Шрай, 2022

Амбициозный учёный обедает в кафе, когда телефон оповещает его о доставке мебели. В этот момент его мир меняется. Всё готово. Он так долго шёл к этой точке, и теперь он её настиг. Комната собрана, и осталось лишь её заселить. Жильцом её станет мальчик, чьё фото теперь будет смотреть на прохожих с фонарных столбов ярким призывом «Пропал ребёнок». Не оставив следов и получив с экрана комментарий полиции «это добровольный уход», он чувствует, что его план удался! Материнское сердце не аргумент для расследования, но к чутью прислушивается команда волонтёров во главе с уверенным координатором поиска. Он имеет солидный опыт по нахождению пропавших людей и намерен выяснить правду и в этот раз. Кому из них удастся одолеть другого, выйти победителем? Приведёт ли это кого-то к желанной цели и сможет ли сделать героем? Содержит нецензурную брань.

Глава 1

«Уважаемый Константин Валерьевич, Ваш заказ RGJ29800416 доставлен на склад и ожидает курьера. Спасибо за использование компании TheBestFurniture!»

Он видит сообщение, вернувшись за столик с выданным официанткой чеком. Прямо в его руках на мобильный приходит ещё одно обращение, от неизвестного номера: — «Курьер Денис доставит заказ 20.07.2020 на адрес, указанный Вами при оформлении. Телефон для связи…». Почему-то это сообщение заставило парня измениться в лице, и перемена эта оказалась разительной. Было похоже, будто кто-то близкий или очень значимый для него произносит некие роковые слова. Пока экран сам не гаснет, Костя не отводит от него взгляд. После этого он достаёт из своей сумки блокнот. Синий, со вшитой закладкой и гордой эмблемой «НИИ фармакологии и регенеративной медицины г. Таврославль». Большинство страниц уже исписано. Костя открывает разворот с двумя списками. На левой странице перечислены: кухня, прихожая-зал, спальня, ванна, туалет гость, сигнализация, электричество, ограда, окна бронь. Там же шапка самого листа — Ремонт бригада. Правая сторона озаглавлена как Комната. Её список содержит чуть больше пунктов: стены штукатурка, стены краска, потолок краска, пол линолеум, звукоизоляция, теплоизоляция, свет, туалет, вода, канализация, сейф, дверь домофон. Каждое слово на обеих страницах вычеркнуто, кроме одного, под оглавлением Комната. Это слово Мебель. Парень достаёт из своей сумки ручку и вычёркивает последние буквы со страниц.

После этого он убирает свои вещи обратно, складывает их медленно, как с наслаждением люди едят вкусную пищу, прожёвывая каждый кусочек. Только от удовольствия в его мимике нет и намёка. Скорее полная противоположность, если только парень не наслаждается злостью. Пока глаза его направлены в окно, официантка приносит заказ и оставляет вместе с подносом.

— Кофе капучино и салат цезарь, пожалуйста. Приятного аппетита!

Когда официантка уже скрывается за поворотом в служебное помещение, грудной голос отвечает в окно, за которым всё так же падает дождь безобидными серыми каплями.

— Спасибо.

Воробьишка. Так хочется назвать кареглазого мальчика лет четырнадцати. Шатена с торчащими в стороны волосами, что нет-нет, да и доходят до его глаз и прикрывают часть его ушей растрёпанной шапкой. На простом не примечательном совершенно лице его глаза сразу забирают на себя всё внимание: открытые, добрые. Воробьишка.

— Прикол! — кричит его друг на огороженный предупредительной лентой дом и сходу залезает в его окно.

Здание старое, явно под снос. Потому и повесили ленты. Окна и двери уже поснимали, вон они валяются там же, внутри. Всего два этажа. Страшно, как подобный монумент занесло к центру города. Должно быть, не меньше века служил.

— Андрей! — мальчик-птичьи глаза не спешил лезть за другом, — Туда нельзя!

Но приятель ему даже не ответил. Ярко-коричневый цвет внутренней отделки выглядит ядовито. Хотя бы из-за него не хочется попадать внутрь. Но влезший в окно уже скрылся во внутренних комнатах, поэтому у дома появлялись шансы принять гостей.

— Ладно. — Недовольно ребёнок лезет за приятелем.

С генетикой парню явно повезло. Хоть вид не спортивный, но фигура всё же приятна, особенно в столь не частом для ребёнка классическом стиле. Вернее, современном классическом. Ботинки, брюки, рубашка. Пусть, в клетку, но всё же. С толку сбивает разве что чёрный рюкзак — дорогой — кажется, сделан из кожи, хотя опытный глаз легко различит заменитель. Разве можно так выйти на простую прогулку?

Внутри дома под снос он находит приятеля за первым же поворотом в дальней комнате. Она не выходила на дорогу окном. Здесь было заметно тише.

— Сними меня. — Андрей вручил парню свой телефон, устав фотографировать себя самостоятельно, и принял первую позу для фото.

Со вздохом приятель послушался. Первый снимок готов. На фотографии был подросток, ради образа всего лишь выставивший ногу на фоне стены. Для второго фото он забрался на кучу мусора: куски многолетней штукатурки, деревянное покрытие пола, остатки рам. В руках мальчика вдруг зазвонил телефон. Прямо во время фото.

— Мама? — в два шага Андрей вернул свой мобильный и вышел в соседнюю комнату поговорить.

На экране можно было успеть прочитать имя «Юрик» перед тем, как парень выхватил свой телефон.

— Да, ничего, гуляю. Один, подходи. — Приятель слышал его из соседней комнаты.

Оставшись один, парень с воробьиным лицом принялся ходить по заброшенной комнате. Под его ногами посапывали половицы. Приглушённый шум главной дороги здесь наводил атмосферное умиротворение. Как будто звук из аквариума. Машины едут с одинаковым шорохом. В одну сторону, в другую, а здесь остаётся только их гул. В соседней комнате вдруг что-то стукнуло. Не в той, куда ушёл разговаривать приятель мальчика, в противоположной. На этот звук парень притаился. Ничего. Больше ударов не слышно.

— Андрей? — тихо позвал его приятель, когда вышел из комнаты в коридор.

— Потом он такой «в следующий раз будешь кричать моё имя сквозь пальцы!» и такой бум! — приятель, скорее всего, даже не услышал его.

Тогда в одиночку мальчик-воробьиные глаза подошёл к двери. Она весела на одной петле. Судя по всему, её так и не смогли отодрать и оставили болтаться. Через проём в непривычном треугольном формате виднелась просторная комната, должно быть, чей-то бывший зал. В ней было так же захламлено, как и в остальных частях дома, и никого не было видно.

Мальчик успел только сделать в комнату шаг. Вдруг дыхание замерло. В лицо бросилась тряпка. Чудовищной лапой. Тугой удавкой. Ботинки взмыли над полом. Удар по воздуху, ещё один. В бедре он почувствовал острую боль, но закричать не вышло. Не давала вонючая ткань. Один-два рывка в сторону, и его руки безвольно упали по двум сторонам от плеч. Бой оказался коротким.

Через десяток секунд из дома вышел человек в трёхслойной синей маске. Его вряд ли кому-то удалось видеть среди кустов, уходящих далеко в овражный лес. Соседствовал дом под снос только с ещё одним точно таким же, из которого так же некому было смотреть. Этот «некому» не видел потёртые джинсы и старую толстовку мужчины невысокого роста, что нёс ребёнка, закинув его на плечо. Двигался человек тихо. Вероятно, не желая тревожить оставшегося в заброшенном доме мальчика.

— Да, и я то же самое сказал! Ты не представляешь! — его голос всё ещё отскакивал где-то среди заброшенных стен.

Между тем, человек с длинными тёмными волосами и в маске, вместе которые полностью скрывали его лицо, только выйдя из дома, сложил как вещь мальчика в сумку. Руки по швам, голова между коленями, ладони и стопы прижаты друг к другу в неестественном виде внутри пространства походной сумки. Она заляпана сухой землей.

Невообразимо, как в неё мог провалиться человек.

Из бедра ребёнка одной перчаткой мужчина достаёт дротик. Странно среди сухого летнего дня надевать калоши поверх своей обуви. Однако именно в них одет молчаливый мужчина. Он ощупывает ребёнка и выуживает из его кармана мобильный телефон. Долгое нажатие, подтверждение — мобильный перестаёт иметь значение для человека. Его занимает плетёный мешок. Из таких, которые выдают в супермаркете вместе с фасованным перцем или морковью. Или картошкой. Точно такой пришит к его сумке спереди, сверху, а также по бокам. Теперь, когда мужчина заполнил их всех картофелинами, становится ясно, для чего они там. Унылая инсталляция: рассыпанная картошка, тара смазочной жидкости, пакет, набитый пакетами, старое ведро, пятилитровые бутыли с водой. Когда мужчина заканчивает, багажник выглядит так, будто в нём три сложенных мешка с картошкой и бытовой хлам. Различить в нём походную сумку, догадаться, что в ней может кто-то лежать, просто не представляется возможным. И всё же прямо сейчас внутри лежит мальчик. Кто бы мог услышать его немой зов? Позади оставался Андрей с его глупым разговором, но что ждало теперь мальчика впереди?

Спокойными шагами и без видимой спешки у преступника уходит всего две минуты на погрузку ребёнка. Он садится в заведённую гранту и уезжает с места неторопливым ходом. Под шуршание колёс его синей машины ещё слышен смех оставшегося в доме Андрея. Очевидно, увлечённый разговор продлился дольше двух страшных минут.

Лада тем временем уезжает просёлочной дорогой и через пару километров останавливается, завернув в безлюдный лесок. Если проехать чуть ниже, можно оказаться на набережной Коловки, где прямо сейчас, вполне возможно, купаются горожане. Здесь человек снимает маску, строительные перчатки, парик тёмных волос и накладные брови. В лесу он не прячется и представляется невысоким парнем, чуть более полутора метров ростом, и бодро оттряхивает торчащие остро вверх соломенного цвета волосы, что у лба собираются наподобие хохолка. Маскарад он складывает в тот же пакет, куда отправляет и куртку с джинсами, и ненужные больше калоши, а потом туго завязывает. Свистящие листья составляют ему компанию. Деревья осуждающе клонятся в стороны. Но им не изменить ход вещей.

Пакет падает на заднее сиденье, откуда взамен Костя берёт бутыли с водой и начинает мытьё машины. Покрытая до того слоем пыли, крупицами грязи, земли, гранта быстро приобретает опрятный вид. Очень чёткими, отточенными движениями, будто танцор на соревнованиях, Костя превращает запущенную тару в пригожий автомобиль. Это могло бы быть искусством, если бы не было преступлением. Из-под капель воды проявляются номера. Теперь ему это не важно.

Пакет с вещами парень перекладывает в багажник позади мешков, а телефон ребёнка выкидывает в мусорные баки. Это занимает всего пару минут — спуститься до них простым человеком до пляжа. Отсюда Костя везёт машину за город. Ему больше ни к чему останавливаться и терять своё время. И без того дорога из города занимает не меньше четверти часа езды. Следующим пунктом привала становится съезд с магистрали за десятком километров от города, где парня встречает зелёная приора, готовая услужить владельцу. Эту машину он знает. Всё же сам оставлял её здесь. Меньше чем за минуту мужчина перекладывает свою добычу, почти не озираясь по сторонам. Высокая трава и деревья прикроют его от лишнего любопытства проезжающих. Оказавшись вновь за рулём, он достаёт из бардачка блокнот. «4пр» пишет он перед тем, как уехать.

Между дачными участками стрекочут кузнечики, продувает лёгкий ветерок, следом за ним тихим ходом заезжает машина. Она едет через вереницу домов до самого конца проезда. Здесь крыша дома порядком выше. Сам он больше. Молочный кирпич уложен в красивые стены с небольшой пристройкой, к нему же вплотную примыкает гараж.

С тяжёлой сумкой, всё ещё набитой картошкой, он входит в дом. Напрямую из гаража. Груз почти сразу накреняется набок и ложится под давлением на пол. В объёмной прихожей-гостиной красиво. Есть журнальный столик, небольшой камин, мягкий диван. Светлые стены обрамлены филёнками с регулярным повторением. Эти изящные рамки изготовлены ни то из пластика, ни то из дерева. В своём центре каждая содержит по цветку. Вероятно, гипсовому. Довольно красиво.

Этот день он планировал не один час. Тренировался. Репетировал. Как бы бешено ни стучало его сердце, разум продолжал отдавать команды, заготовленные задолго до самих действий. Теперь же это всего-то выученный материал.

Между гостиной и кухонькой, что отстояла лишь небольшой нишей от комнаты, возвышался стол. Его отгораживала лишь небольшая стена. Таким образом, вокруг него можно было бегать до бесконечности, перемещаясь из кухни в гостиную и обратно.

Сняв обувь, мужчина берется у входной двери за зеркало. Вернее, надавливает на него костяшками пальцев, предварительно покрыв их платком. Очень предусмотрительно для того, кто не хочет оставить следы. Простая конструкция. Такую можно встретить в рядовом кухонном гарнитуре или тумбе под телевизор. Зеркало вдруг оказывается лишь намагниченной дверцей, за которой прячется сейф. Код электронный, Костя вводит десятизначный пароль из одних цифр, и происходит что-то странное. Звучит отчётливый и ясный щелчок, но дверца сейфа остаётся закрытой. Однако, у парня такое положение вещей совершенно не вызывает эмоций. Он лишь в пару прыжков преодолевает гостиную, и предстаёт пред входом в синюю спальню. Ещё одна потребовавшая в своё время крупных вложений комната. В ней большая кровать, стильный стол под компьютер, целая стена небрежно расставленных книг. Вход в комнату преграждает массивная дверь. Увесистая. Одна только дверная коробка по своей ширине смогла бы вместить ещё одну дверь, спасибо толстым стенам дома. Она и вместила.

Подлетев до исхода отведённого времени, Костя ловит отскочившую на сантиметр панель дверного короба, подставив в неё ловко ключ. Остаётся лишь потянуть. Панель открывается. Прямо за ней ведёт спуск в темноту.

Конечно, дверь умещается. В неё можно пройти. Но только если повернуться в профиль. Заходить, однако, парень в ночь не торопится. Для начала он протягивает в черноту руку, а выуживает её уже с подложкой под дверь. Так, она не захлопывается, пока он несёт до неё свой улов — сумку с мальчиком. Настоящий мешок, но удобно снабжённый ручками. Первым в неизвестность спуска летит пакет с вещами, что Костя уложил в машине на съезде. Вторым уже заходит он сам. Сумка утопает в темноте лестницы третьей, когда мужские руки подтягивают её за собой в темноту.

На отрезке узкого коридора загорается свет. Он разбегается во всех направлениях, занимая пространство. Освещается шлюз. Матовый свет прямо из самих стен, разбитых на крупные квадраты, подсвечивает лицо, двери на разных концах, чёрную сумку. Она уже начала шевелиться. Костя надавливает на один такой кубик, и тот оказывается панелью. К хозяину он разворачивается зеркалом, второй кубик открывает внутри корзину. Простой пластиковый отсек для мелочей.

Костя достаёт из спрятанных в кубиках полок штаны, на пояс он надевает ремень. Похожий на тот, что носят полицейские. К нему крепятся электрошок, кобура, связка ключей. В сумке вновь содрогается присутствие, и человек перед зеркалом смотрит на свой скрытый чернотой образ в последний раз перед тем, как развернуть кубик на себя снова светом. Прежний вид коридора восстанавливается.

Человек, полностью покрытый чёрным костюмом, укладывает мальчика на белую кровать. Аккуратно, почти заботливо. Сделать это трудно, ведь ребёнок всё время содрогается под мелкой дрожью, пока к нему только возвращается способность шевелиться. На его ноге щёлкает замок, и с этого момента предел его передвижений ограничен двумя метрами цепи над постелью. Он делает попытку протолкнуть голос, но удаётся ему только оборванный скрип, застрявший на полпути в горле.

— Ничего… — мужчина произносит утешение нечеловеческим голосом. Его слово теперь принадлежит роботу — механическому аппарату в выступе чёрной маски прямо перед его ртом, разбивающей все слова на металлическое и подрагивающее звучание.

Ребёнка ещё продолжает сотрясать от вымученных сокращений, когда похититель оставляет его одного. Этот взгляд. Глаза мальчика открыты, они в сознании, и они наполнены ужасом.

Не проходит и пяти минут, как чёрный костюм возвращается. В этот раз он завозит в Комнату тележку с подносом. На нём не особо богатый приветственный ужин. Жидкая каша, стакан сока, бутылка воды.

— Мне очень жаль, что тебе сейчас, вероятно, больно. — Присаживается чёрная фигура перед кроватью ребёнка. — Я прошу прощения за это. Больше тебе не придётся это переносить. Скоро боль закончится, и ты вернёшься к своей привычной подвижности. Я отвечу на все вопросы, которые у тебя возникнут, когда ты окончательно придёшь в себя. — Рукой он пододвинул к ним ближе тележку. — Здесь твоё питание. Я вернусь через какое-то время.

Перед уходом он переместил ближе к кровати небольшой столик, практически табуретку. Что-то среднее между стулом и столом. Она была такой же белой, как и кровать, они хорошо сочетались. Помешкав ещё чуть-чуть, окинув маской ребёнка, мужчина удалился через металлическую белую дверь.

С паническим взглядом парализованных глаз мальчик остался лежать один при свете нескольких белых ламп. Он мог видеть всю Комнату. Желтого цвета гладкие стены, закрытые плафоны под потолком в своеобразных чёрных рамках с набалдашниками по углам, две двери в двух противоположных сторонах Комнаты. Одна белая, железная. Через неё ушёл похититель. Вторая деревянная, тоже белая. Она не заперта, но с кровати не видно, что за ней.

Его дыхание было таким, будто он переносил астму. Тяжёлый вдох и тяжёлый выдох. Страшно. Он не мог нормально двигаться, но его тело периодически содрогалось, будто его мучило что-то изнутри, прямо под кожей, и он до слёз пытался от этого избавится. Сначала он оглядел всё бегающим взглядом, будто искал очевидную помощь, кого-то или что-то, что может облегчить его положение. Потом он стал осматривать окружающее снова, фиксируясь теперь на деталях, осмысливая происходящее. Здесь стояла простая деревянная мебель: книжный шкаф, заставленный под завязку литературой и какими-то журналами; компьютерное кресло и компьютер перед ним, мелкие канцелярские наборы для любой деятельности от написания дневника до раскрашивания вылепленных из глины изделий. Стоял небольшой лимонно-жёлтый диванчик, а за ним странная стеклянная вставка в стене. За ней было темно. Однако уже сейчас было видно, что это не окно на улицу, а скорее сообщение с соседней комнатой или какой-то лифт для подачи еды. Спазм диафрагмы уже отпускал парня, и его дыхание перешло из болезненно-панического в просто паническое, или, возможно, в ужасающееся паническое. Мальчик уже мог произвольно крутить головой и оглядываться, хотя его руки оставались прижатыми к груди. Притом нельзя было точно сказать, был ли он лишён возможности ими двигать или просто был так сильно напуган, что инстинктивно защищался, сжавшись в комок.

Вскоре периодические судороги совсем отступили, и парень сотрясался от обыкновенной человеческой дрожи. Его глаза всё порывались заплакать, но рвение к жизни не давало им застлаться слезами, и они продолжали смотреть — искать выход.

Над письменным столом две полки, расположены ассиметрично. На них лежат несколько книг. Вероятно, учебники. Может быть, это детские книги из тех, что яркими обложками должны привлекать малышей и развивать интерес к обучению. Там же — пара мягких игрушек. Собачка и крупная лягушка. Они смотрели на ребёнка безучастно и устрашающе, концентрируя в себе всю окружающую тишину и направляя её в испуганный разум. Стена напротив кровати, где имелось странное не-окно, имела перед собой шкаф. За ним размещалась гитара и небольшой звукоусилитель, а возле незапертой двери стояла на массивной металлической конструкции-уголке крупная боксерская груша, сопоставимая по размерам с самим ребёнком и даже с самим похитителем.

Мальчик зажмурил глаза.

— Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! — повторяли его губы. — Нет, нет, нет. Пожалуйста, пожалуйста, не надо, пожалуйста. Нет, это всё не правда. Это всё не правда, это всё не правда…

Он не открывал глаз и визуально становился всё меньше.

О лакированную поверхность зелённой краски ударяется, сбегая вниз десятками ручьёв, шипящая струя из шланга на огороде. Не появилось ли за это время соседей? Вот уже неделю с лишним не видать Клавдии Петровны с дачи напротив. Такой пышный сад и без присмотра. А дед с соседнего огорода? Что если он в своём доме и слышал, во сколько приехал Костя? Парень заглядывает на их участки, поливая фонтаном всё вокруг зелёной приоры, а изредка даже попадает по ней. Вот, как ему удастся вызвать настоящие подозрения — натёкшее озеро под его забором. Костя задумчиво провожает сбегающую воду под камни. Хватит на сегодня — поток воды прекращается.

Загнав авто обратно в гараж, парень выставляет перед собой руки. В темноте сырого помещения просторней, чем обычно бывает. Здесь места хватает и на отдых, и на рабочий, заставленный инструментами, стол. Хватает и на террариум с крысами. Вот, что точно вселит ужас в любого, кто это увидит. Высоченная до самого потолка стеклянная конструкция со множеством лабиринтов, кормушек, поилок. Белые крысы снуют друг под дружку, не глядя, крутят яркие жёлтые и оранжевые колёсики. Целое крысиное поселение. Животные мельтешат в высоченной тюрьме и громко пищат, но Костя не обращает на них никакого внимания. Через толщу террариума с сотню крыс наблюдают, как дрожат его руки. Всё ещё.

Мытьё пола, ромашковый чай, отсутствие преследования больше трёх часов, пробежка трусцой до гранты на съезде с магистрали, уборка второй машины и двадцать минут холодного душа не приводят мужчину в порядок. В ванной, стоя голым перед зеркалом, он выставляет руки вновь. Дрожат. До сих пор.

— Ты просто устал. Много работал, бегал. — Убеждает он себя в зеркало, укладывая чёлку в хохолок.

Своё лицо ему нравится. Его массивные черты и высокий лоб, крупный нос с горбинкой правильно посажен, темно-карие глаза блестят открытостью. Такой парень мог бы добиться расположения многих дам. Губы его пухлые и выразительные, глядя на которые с трудом верится, что они не знали искренних поцелуев. Он задерживается на короткий миг, чтобы оценить себя в зеркале. Но после отворачивается на выход и выключает свет.

Мальчик уже сидел на постели, когда человек в чёрном вернулся. Ни волос, ни тату, ни бородки, ни стиля в одежде. Что можно запомнить о таком похитителе? Его рост?

— Здравствуй. — У него нет даже голоса. — Рад, что ты попил. Принести тебе ещё воды?

Мужчина переносит кресло от компьютера ближе к кровати. Не совсем близко. На расстояние, какое допустила бы и цепь. В его руках есть блокнот. Откидной. Он в нём что-то пишет. Ставит оглавление. «Саша, День 1».

— Полагаю, у тебя много вопросов. Прежде всего, думаю, о твоей безопасности. Ты ведь и сам понимаешь уже кое-что, ведь так? — под металлические объяснения мальчик трясся спиной к стене, обхватив свои ноги руками. — Спешу тебя успокоить, никто здесь не притронется к тебе без твоего личного на то согласия. В Комнате действуют правила, и на них не может быть исключений. Вот некоторые из них. Правило первое: не грубить. В Комнате проявляют уважение. Ты проявляешь его ко мне, а я — к тебе. Я прошу прощения за то, каким неприглядным способом ты был сюда доставлен, это была вынужденная мера, и отныне подобного не повторится. Теперь твои желания имеют тот же вес и ту же силу, что и мои. Второе правило: не нападать. Личная неприкосновенность в Комнате свята. Я не коснусь тебя без твоего согласия, не подвергну опасности, не наврежу через хитрость. Я жду того же самого от тебя в ответ. — Зачитывал механизированный голос, словно с листа, но говорил при этом по памяти, пока его фигура неподвижно сидела в кресле. — Правило третье: не игнорировать. Игнорирование расценивается как насилие, а насилие это крайняя форма нападения. Если нападаешь ты, — своим первым движением за всё это время он поднял выше голову, — Нападу я. Любой, кто нарушит правило, самолично подписывается этим на ответное нарушение. Правило четыре: не нарушать данных слов, договорённостей, обещаний. Не хочешь говорить о чём-то — признаёшься, не можешь сдержать слово — его не даёшь. Нарушаешь договорённость — отвечаешь за это. По всей справедливости Комнаты. Правило пятое: не лгать. Ложь способна убить. — К пятому правилу он не добавил развёрнутого объяснения.

На этом часть его монолога закончилась. Некоторое время он терпеливо ждал, но подросток не торопился с ним контактировать, и это оказалось его незапланированным ходом.

— Ты игнорируешь? Боюсь, ты либо меня не расслышал, либо очень плохо к себе относишься…

— Нет… — заикаясь, мальчик подал голос.

Очень тихо, буквально себе в воротник и сразу прижался к стене сильнее.

— Очень хорошо. — Кивнул сам себе похититель. — Я вижу, что ты меня услышал. Спасибо, что ответил мне. Я это очень ценю. — В его блокноте появилась первая заметка. — Давай мы с тобой познакомимся? Меня можешь звать Мистер Икс, Исполнитель или Тот Самый. Я не могу сообщать тебе своё настоящее имя, как и открыть своё лицо или свой голос. Я делаю это для твоей безопасности. Когда завершится Эксперимент, это поможет тебе вернуться домой. Ты не возражаешь, что я обращаюсь к тебе на «ты»?

В ответ парень лишь помотал головой. Плечи его были подняты, а руки так напряжены, что кончики пальцев совсем побелели.

— Как я могу обращаться к тебе?

— Са… Саша.

Его страх не был животным, не был всепоглощающим. Куда больше его описанию подошло бы слово опасение. Он опасался, и делал это так исключительно, что забыл наблюдать за собой. Разум его был слишком занят. Контролировал Комнату, изучал похитителя, его позу, движения рук, его вздохи, положение головы. Стараясь быть на этом не пойманным, он сверлил взглядом откидной блокнот, и невольно метал взгляд на дверь. Непроизвольно и слишком часто. Дверь оставалась запертой, но Саша снова и снова на неё поглядывал, после чего тут же прятал голову, будто себя ругал.

— Хорошо, Саша. — Мужчина отложил на тележку блокнот и придвинулся ближе, но лишь на полсантиметра, оставаясь на кресле. — Я понимаю, что тебе нужно время. Я не изверг, и твоё замешательство более чем естественно. Я оставлю тебя пока одного, осознать всё это. Завтра я вернусь, может сегодня. А пока я обрисую тебе, знаешь… — между предложениями и даже просто словами он то и дело растягивал паузы, подбирая наиболее выразительное. — Сперва, хочу, чтобы тебя не пугала цепь. В твоём распоряжении будет вся Комната. Это теперь твоя Комната. Цепь только для первого дня. Чтобы ты не наделал глупостей. Как только я увижу, что с тобой можно сотрудничать, ты сразу получишь свободу, идёт? — с лёгким опозданием парень закивал ему, и тогда похититель продолжил. — Отлично. Эксперимент, в котором ты участвуешь, не причинит тебе вреда. Это полностью безопасно, и ты можешь быть спокоен за всё, что здесь видишь. Его суть я не могу тебе сообщать. Надеюсь на твоё понимание. Однажды он закончится. И ты вернёшься домой. Ты поэтому не старайся узнать слишком много обо мне, хорошо? — в этот раз похититель не собирался дожидаться активного ответа, но мальчик всё равно быстро закивал головой. — Хорошо. Вот и договорились. У тебя за спиной есть Доска Желаний. — Побудил он мальчика слегка развернуться. — Да, прямо над тобой. Ты можешь записывать туда то, чего тебе хочется. Может, пиццу или игровую приставку. Пока я не знаю твоих увлечений, но ты помоги мне, и Комната будет такой, как ты сам решишь. Здесь у тебя всё есть. Желание можешь обменивать за Палочки. Позволь, я… — медленно он поднялся на ноги и подвинулся к Доске как бы в обход, небольшим полукругом огибая ребёнка.

Саша отстранился в ответ, и неспешными движениями похититель протянулся к мелу на полочке. Он провёл одну линию на поверхности и с поднятыми руками вернулся на место.

— Ну, вот. — Довольно сообщил его измененный голос. — Одна Палочка у тебя уже есть. Твоё желание. Напишешь, когда поймёшь, что это. Конечно,… Ты можешь пытаться сбежать. В этом нет нужды, поскольку Комната безопасна и даёт тебе всё необходимое, но она для тебя ещё незнакома, поэтому… Конечно, такое может случиться. Ругать я тебя не стану, если так произойдёт. Но если тебе оно интересно, побег абсолютно невозможен. Эксперимент организован с толком, поэтому ты бы просто потратил своё время. Ты умный, Саша… Но ты такой не один. Комната изолирована от Старого Мира, поэтому, чем скорее ты примешь её, тем будет лучше. Ах, да! Не хотелось бы говорить о наказаниях, но справедливости ради я должен коснуться и их. Разумеется, я не могу бить тебя или… Я даже не хочу. Это совершенно глупое занятие. В Комнате другие правила. Верно? — отзвучавшее механическое урчание, вероятно, без звукоисказителя прозвучало бы как смех. — Ты не обязан уважать меня. Ведь твои чувства — это твоё личное дело. Как и мои чувства — моё дело. Только вот веду я себя уважительно, и от тебя требую того же. Точно также и с наказанием. Если твоё поведение будет неуважительным, я буду вводить наказания. То есть ограничения. Они подразделяются в зависимости от тяжести нарушения. От лишения доступа к определённой литературе, кино на несколько дней до лишения электричества или питания на неутонченное время. — С клокочущим треском, которое, вероятнее всего внутри маски было лишь глубоким вздохом, человек продолжил. — В стене аквариум, кстати. Там живёт игуана, это подарок. Чтобы тебе не было одиноко. Думаю, на сегодня это всё. Может у тебя появились вопросы?

Один вопрос нашёлся, перед которым Саша долго готовил себя. За время выступления, которое, вероятно, не один день репетировал похититель, мальчик постарался принять менее запуганный вид. Хоть ему так и не удалось расправить плечи, но всё же выражение его лица успело смениться на более горделивое. В конце концов, за это время он мог достаточно осмотреться и понять, что парень в костюме не планирует нападение. Только его долгое непредсказуемое содержание.

— Простите, а вы… вы не педофил? — его вопрос вновь вызвал долгую паузу.

— Для чего тебе это знать? Если я не педофил, это не изменит того, что ты останешься здесь до конца Эксперимента, а если педофил, это не отменит того, что я к тебе не притронусь, пока ты не дашь согласие. А потому прежде чем задавать вопросы, которые занимают и твоё и моё время, реши, дадут ли тебе полезную информацию ответы на них или просто захламят голову? Правда ли это тот вопрос, который ты хочешь задать? Может, это всего лишь отголосок Старого Мира в твоей голове? Есть ли то, что тебя на самом деле тревожит?

Больше Саша не задавал вопроса. Он только тихо помотал головой.

Глава 2

Институт представлял собой изнутри настоящий лабиринт стеклянных кабинетов. С халатом на плечах Косте шло куда больше, чем с чёрной маской на лице, но было некому ему об этом сказать.

— Кость, доброе утро! — пожалуй и всё, что он слышал от коллег.

Высокая девушка с раскрытыми как у кошки глазами намеревалась передать ему гору увесистых папок. На её бейдже значилось «Ольга Ковылёва помощник руководителя, отдел биоинженерной химии». От неожиданности парень поймал в объятиях всю кипу файлов.

— Ух ты, чёрт! Куда их? — от своей неловкости ему стало смешно.

— Просмотри, пока выбрался в офис, я тебя прошу! — молила его раскрытыми глазами помощник. — Кость, я одна не справлюсь. Или найми мне второго ассистента.

— Всё, понял, понял. Я посмотрю. — Взяв папки более удобно подмышку, он улыбнулся секретарше, чего она так и не смогла увидеть, поскольку тут же убежала в другой конец коридора.

Уже оттуда она на секунду выскочила вновь с мобильным в руке и крикнула:

— И доклад с пометкой «Лизин Д»! Мне кажется, весьма многообещающе. Стоит рассмотреть. — Не дождавшись ответа, она вновь исчезла за матовым стеклом двери.

— Я учту.

Вдоль по коридору с отблеском синевы в лабораторных стенах Костя напевал мелодию, относя с собой папки. Он мог и сам не замечать этого, а замечавшие мимо его хода коллеги только на мгновение улыбались, оглядываясь, и тут же выкидывали из головы. Им было бы непросто отгадать, что делало их коллегу счастливым. Да и делало ли.

Колечки цепи перебирались с постукиванием друг по другу. Саша разглядывал внимательно каждое из них, проверяя, нет ли хоть в одном надлома. Как на подбор, они оказывались прочными, что и крепление в самой стене, что и замок на его лодыжке. Возможно, за делом он даже не обращал внимания, что поскуливал каждый раз, когда новая из его идей проваливалась с треском.

Поначалу он и правда боялся издавать звук. Но только поначалу. Прошёл всего час, как Саша принялся за исследование способов освобождения, и за это время стены его новой Комнаты отразили небывалое количество криков.

«Теперь это твоя Комната».

Стук, крик, зов, клич. Он перепробовал весь арсенал доступных ему средств привлечения внимания. Как собака на поводке, бьющаяся о собственную кожу и шею, так и Саша бился своей ногой в пустоту, ударяясь снова и снова о воздух, которого нельзя было коснуться, пока его держит цепь.

— Боже, помоги… — это не было обращение к Богу или та молитва, которую посылают люди иконам.

У неё не было конечного адресата, и больше было похоже на то, что подросток взывал к собственным силам, которые есть у него, где-то там, так глубоко, что добраться до них можно только молитвой. Возможно, именно в такой форме она и была настоящей.

Перед кроватью стояло ведро. Оно было пластиковое, с крышкой. Сразу было и не определить, которое из насилий в Комнате было большим: цепь на лодыжке ребёнка, его присутствие против воли, кровать под ним, которую он не выбрал или это ведро. Через семь часов заточения, когда выбор окончательно свёлся к нулю, а человек в чёрном костюме так и не появился, Саша помочился в это ведро. После этого вокруг него ничего не изменилось. Оставался таким же свет в странно изогнутых плафонах с набалдашниками, оставались мебель и закрытые двери. Таким же остался террариум, в котором так и не показалась подаренная мальчику игуана. Он перевернулся на постели лицом вниз, и заплакал.

Перед тем как открылась дверь в Комнату, прозвучал сигнал. Мелодичный и приветливый. Он бы мог служить оповещением об успешно выполненном платеже или поступлении денег на счёт. Но он служил сигналом открытия двери в Комнату, и значил, что кто-то пришёл. Человек в чёрном.

Мужчина заходил, толкая впереди себя тележку с подносом. Сегодняшний обед выглядел просто праздничным. Сладкое, сытное, кофе. Не только суп, но и жареный картофель с овощами на гриле. Наесться можно было втроём. Мистер Икс осмотрел ногу прикованного, во время чего его звукоисказитель прорычал долгий вздох.

— Грустно, что ты не воспринимаешь моих слов всерьёз. Так ты показываешь своё пренебрежительное отношение ко мне, ты знаешь? — его фигура вновь опустилась на компьютерное кресло перед постелью.

На новой странице он записал что-то в блокнот.

— Простите. Нет, я вовсе…

— Не отрицай. — Безразлично заметил вслух похититель. — Это факт, Саша.

— Простите.

— Я попробую. — После его обещания прошло не менее пяти минут тишины, прежде чем он заговорил снова. — Ты собираешься есть?

Перед кроватью тарелки стояли не тронутыми. Испуганно Саша придвинул тележку ближе и схватился за ложку. Суп с фрикадельками, свиные рёбрышки капают на картофель жиром. Блюдо словно из ресторана.

— Простите… — с готовым к удару лицом ребёнок боялся поднять взгляд в прорези маски.

— Саш, всё наладится у нас с тобой, не бойся ты так. Я тоже переживаю. Но я верю, всё образуется. Ничего, я всё понимаю. Я ведь знал, что ты будешь пытаться сбежать, я… просто надеялся. Знаешь, я уже и не злюсь, хорошо? Не расстраивайся. Давай, — неторопливо он поднялся, чтобы снова присесть на краю кровати, где мог бы коснуться прикованного возле цепи, — Давай мы это снимем, ладно? Ты прав. Как можно приковать тебя к стене и думать, что ты будешь с этим согласен? Ты достоин лучшего.

Со своего полицейского ремня он протянул связку ключей, которая вытягивалась вперёд на шнурке, и в два щелчка освободил мальчика. Весь сжавшись, юноша аккуратно подобрал под себя ногу. Он старался двигаться не торопясь, но не мог себе позволить расслабиться, пока незнакомец находился в такой опасной от него близости.

— Ты всё ещё думаешь, что я на тебя нападу. — Похититель звучал разочарованно. — Меня это, конечно не радует. Саша, пойми, ты… Меня этим оскорбляешь. Считаешь, что моё слово не значит ничего…

— Нет, нет, простите меня! Мистер Икс… — обращение по выбранному имени смогло спасти ребёнка от гнева.

Преступник поднял на него чёрную маску и долго ещё молчал. Лишь на долю движения он потянулся к мальчику, вероятно, только для того, чтобы похвально похлопать, но смог осечься. Вместо этого он кивнул ему головой несколько раз и вернулся в кресло.

— Мы с тобой поладим. Да. Ты молодец, Саша.

Не сразу справившись с отголосками страха, мальчик ещё сутулился на постели без намерений на какой-то контакт. Время шло, похититель перед ним молчал, и рано или поздно ему пришлось бы сознаться.

— Мистер Икс, — опасливо проглотил он ком ужаса, — Простите меня, но… Я не ем мясо.

В ядовитых красках ночных фонарей мужчина смотрел сквозь кричащие вывески. «Бар 24», «ТрактирЪ», Аптека «Сила Природы». Свет зудел в его глазах, проникая в машину на медленном ходу. Его багровое лицо с широкими порами становилось то злее, то отчаяннее. Он вытер пот с возрастных залысин на голове. Анфас он был подобием коршуна. Мужавший, могучий, но сгорбленный. На мобильном, что стоял наизготовку на подставке перед глазами, появился новый вызов. «Валя». Мужчина хлопнул крупным пальцем по экрану.

— Он вернулся? — голос его заметно дрогнул, сотрясаемый гневом и страхом.

— Ещё не нашёл? Я думала, может, ты его уже встретил… — женщина же плакала в трубку, — Приходила Андрея мать…

— К нам? — большие глаза мужчины, такие же выразительные как у его сына, не отрываясь следили за улицей, заглядывая в каждого проходящего, за каждый тёмный угол.

— Нет, в штаб волонтёров. Развели тут прямо перед окнами, чтобы все видели… Эта ещё… Принесла им еду, представляешь? Знает, что сынок-то её виноват.

— Валя, я за рулём. Я думал, у тебя что-то конкретное.

— Я подумала, а вдруг… Вдруг они что-то знают? Вдруг этот Андрейка нашего Сашу…

— Валя, ради Бога. Выпей валерианы, — дослушивать предложение мужчина не стал. — И ради Бога себя не накручивай. Просто мальчишка плохой друг. Не забивай себе голову.

— У меня из головы не идут те слова полицейского… — по голосу лучше ей не становилось.

— Какие слова, Валя?

— С Сашиной личной страницы. «Если меня не станет, миру не будет лучше. Он просто не заметит». Зачем он такое писал?

Мужчина глубоко вздохнул и сжал руль. Следить за дорогой, искать, да ещё и говорить по телефону на не отвлечённые темы становилось довольно сложной работой. Слишком сложной.

— Значит, мы мало проводили с ним времени. — Признавал за собой отец все ошибки. — Исправим.

— Как он мог писать такое? Почему он не подумал, как больно нам делает? Разве можно такое писать и исчезать? Почему… — в приливе слёз ей не удалось закончить свою мысль.

— Валя, спросишь у него, когда домой вернётся. Мне очень сложно искать и разговаривать. Попей успокоительного, хорошо? И ложись спать. Я наберу. — С этими словами он хлопнул по экрану снова.

Звонок завершился. Опять в полную силу в салон мог ворваться летний город со своим шумом и запахом остывающего под ночным небом асфальта. Впереди его пересекали двое молодых людей в экипировке с ярко-зелёными жилетами. Волонтёры. Один из них показал мужчине распечатанный лист бумаги с фотографией его сына. Он хотел протянуть его прямо в машину.

— Вы видели этого мальчика, пятнадцать лет, жёлтая клетчатая рубашка, чёрные штаны, рюкзак? — произнёс парень одним сплошным словом.

— Это мой сын. — Ответ коршуна не оставлял места для манёвра.

— Простите. Я вас не узнал.

— Почему не расклеиваете? — в две секунды затормозил отец и вылез из высокого внедорожника. — Ни на одном столбе не видел. Я проехал весь город. Дайте, тогда я сам наклею.

— Дали команду не клеить. — Слегка испугавшись, молодой человек увернулся от рук родителя, прижав к груди пачку ориентировок. — Подростки — это чаще уход из дома. Если увидит ориентировку, спрячется. Мы его быстрее найдём, пока он не паникует.

— Уход из дома? — гордые плечи упитанного мужчины из явно рабочей профессии выдерживали плиты вины, и держали их гордо. — Понятно. Хорошо, тогда работайте. — Он вернулся к дверце машины, но обернулся прежде чем залезать внутрь. — Спасибо вам.

Под плафоном раздаётся тягучий скрип. Не долгий. За ним следует ещё один. Писк вырывается из-под ножки дивана на короткий миг, и снова всё затихает. Ещё один толчок, ещё чуть-чуть. Диван встаёт как раз под тем местом, где набалдашник плафона, круглый и чёрный до блеска, выпячивается под потолком. Через долю минуты Сашина голова подбирается к нему ближе. Момент истины разворачивается в решительном ударе по набалдашнику, от которого в руках мальчика разбивается карандашница и рассыпается на пол. Сыплется на лимонный диванчик и на кровать, сыплется на его плечи. С волос он стряхивает остатки. Видимо, потолок кому-то был важнее канцелярии, раз его сделали таким прочным. Ребёнок спрыгивает с дивана.

Вся Комната разворочена в клочья. Стол с компьютером отодвинут, выкорчены провода, отодвинут закрытый шкаф и опустошён сейф за ним с лапшой быстрого приготовления и консервами. Фасоль, тушёная говядина, свинина. Тут хватило бы на два месяца при умелой экономии. Для того, кто ест мясо. Защищённый стеклом пульт ввода пароля у металлической белой двери истёрт чем-то острым, и часть штукатурки осыпалась горочкой прямо под ним. Выскоблена по его периметру вся до бетона. Та же участь настигла и выходы проводов из стены, выход вентиляционной шахты, выключатели света.

Парень поворачивается к часам. Если он ждёт двадцати минут первого, то сейчас самое время. Так и есть. В бодрости юношеского энтузиазма он забегает за деревянную дверь. Ту, что была прикрыта, пока его не отпустили с цепи. За ней оказывается безупречно белая ванная. Ослепительный свет как на церемонии награждения с приглашением президента. На стенах переливают мозаики, изящный изгиб самой ванны, раковина, туалет — все из одной утончённой коллекции. Любоваться ею можно часами. Саша же решил её разворотить. Хотя бы по одной плитке в радиусе контакта со стеной труб он разбил и покрошил на пол. Ниже уровня пояса мозаика сменяется крупными плитами. Имитация дерева, светлого. Таким же выполнен пол. Слив под раковиной подросток и вовсе сумел разрезать канцелярскими ножницами и доломать уже вручную.

— Кто-нибудь! — кричал он в трубы и вентиляцию. — Похитили! Помогите!

По трубам он бил ножницами, почти уже непригодными от изнурительного ковыряния штукатурки и бетона объявших его стен. Три быстрых удара по металлу. За ним следуют три с долгой паузой. Затем ещё три, быстрых. Парень проделывает манипуляцию с каждой трубой, что ему предоставлена в ванной по две-четыре попытки, и после этого возвращается в Комнату. Который час? Его глаза фиксируют новый отсчёт времени до следующей попытки.

С наступлением ночи в лесу становилось ещё страшнее. Хочется ли ещё здесь кого-то найти? А если это уже «что-то»? Не лучше ли тогда подождать с получением ответов до завтра? Эти люди так не считали. Согретые кто свитерами, кто куртками, и многие в ярко-зелёных жилетах они разбрелись отдельными группами. В одной из таких групп был довольно высокий спортивный парень. Шаги от него оставались широкими, а согревала его без труда собственная злость.

— Да, можете работать. — Ответила идущему возле него рация.

— Стой. — Скомандовал держащий её человек, и двое других послушались. С ними был и высокий парень с короткой стрижкой тёмных как лес волос. — Работаем на отклик. Вов, лучше всего ты. Ты его брат.

— Са-ша! — без споров закричал парень в сомкнутые рупором ладони. — Са-ша!

Никто не откликался, но через недолгую паузу он повторил. В тишине тройка затаёно слушала. Правда, слушала пустой лес. Не получив желанного ответа они пошли дальше.

Разговаривать на поиске ребёнка особо никто не торопился. Очевидно, они знали свою задачу. Слушаешь, смотришь, чувствуешь. В кармане Вовы подал сигнал телефон.

— Да, мам, ищем пока. — Голос парня звучал устало, утомлённо. — Ничего. Вообще ничего. Не ходил он в лес. Нет, от дома уже километров шесть отошли. Там мусор один. Да не вернётся он туда, забудь ты про этот дом уже! Мам, нет там наркоманов, да и Саша не конченный, чтоб таким заниматься. Ну, потому что ты ерунду говоришь. Пожалуйста, прими успокоительное и поспи, хорошо? Мы найдём его, ладно? — во время разговора он значительно отстал от группы, но их фонари уверено освещали сочную зелень впереди. — Мам, не слушай ты их. Они просто не хотят работать. Это нормальная практика, они всегда говорят «суицид», просто забудь. Да, мам, конечно. Волонтёры остались в городе, я, мам, в лесу. Конечно, проверят. И вокзалы, и подъезды, и крыши. Первым делом. Да, они уже спрашивали в аптеках, ничего он не пытался купить. Я тебе обещаю, хорошо? Хорошо, мам. Спокойной ночи.

Завершив разговор, он потянулся отключить сигнал на мобильном, но в последний момент осёкся. Яркая трава впереди уже не удалялась, а покорно ждала. Больше парень решил не задерживать поиск, и последовал вперёд к сотоварищам, по пути так же оглядывая и подсвечивая уже пройдённую ими траву. Они могли пропустить что-то. Даже если и не могли, так Вове было легче сбрасывать напряжение. Он не просто так выехал в лес на радиус пропажи, он ищет. Его бессонница принесет пользу.

Ночью Саша снова не может уснуть. Свет центрального плафона уже почти погас. Значит, поздний час давно пришёл за ним, но не застал его спящим. Жизнь уходила из лампочки, как из ребёнка в постели уходила надежда. Но сколько бы ни растягивалась ночь, огонёк всё никак не прекращал своего существования. Он теплился. Он теплился.

Плед, одеяло, укрывавшие собой матрас, как и положено на кровати, лежали не тронутыми. Саша не соглашался использовать их. Он лежал на них сверху. Как мумия. Как связанный или стоящий смирно солдат. Глаза устали, но оставались открытыми. Что если в темноте, когда она придёт за ним, прозвучит мелодичный сигнал? Что если человек в чёрном костюме придёт за ним, стоит Саше заснуть? Застанет его врасплох. Поймает его. Что если с наступлением ночи в Комнате начинают действовать другие правила, и мальчик узнает о них тогда, когда похититель вновь перед ним появится, чтобы о них рассказать?

Подросток не знал этого. Он лежал в чужой кровати и заставлял себя отдохнуть.

«Теперь это твоя Комната».

Вдруг одним рывком он решительно поднялся на ноги, оттолкнувшись от навязанной незнакомцем постели как от дурной заразы. Громкий щёлчок в углу. За ним чайник стал шуршать нагревателем по указанию нового хозяина. Более приятной идеей для похищенного стало присесть на лимонный диван. Хотя в полумраке он походил больше на цвет оливы. Там, за стеклом на стене безмятежно дремала игуана. Ей не было известно о преступлении. Она жила в своём маленьком доме, где у неё было всё необходимое: вода, еда, комфортное место для сна, своё собственное пространство и даже было с кем общаться через стекло — с кем-то совершенно другого вида.

Эту ночь старый коршун пришёл пережить в отель. В окна уже залезал яркий свет, когда дверь за его спиной громко хлопнула. Затем о стол ударились ключи от машины. Кровать под ним прогнулась с глубоким скрипом. Правда, он совсем не торопился спать. Перед его глазами могли мелькать ориентировки идущего поиска, в ушах ещё звучали бы голоса волонтёров. «Пятнадцать лет, жёлтая клетчатая рубашка, чёрные штаны, рюкзак». Отец смотрел на стену перед своим лицом, и ничего в ней не видел. «Пятнадцать лет, жёлтая клетчатая рубашка». Между ним и сыном прошло поколение, это было видно в залысинах по бокам лба, в лёгкой щетине на дополнительном подбородке и натянутой в области живота куртке. Хоть и под огрубевшей состаренной кожей, но наливались кровью крепкие мускулы. В его больших пальцах, в руках, в плечах. Сегодня они устали, и клонились вниз. «Чёрные штаны, рюкзак». Тень на лице пришедшего пережить ночь тихо плакала. «Вы видели этого мальчика? Пятнадцать лет, жёлтая клетчатая рубашка, чёрные штаны». Он молчал, как это делают железные с виду мужчины, когда в их стойкость закрадывается коррозия где-то глубоко внутри, и даже, когда никто не может увидеть, не разрешают самим себе признаться в её существовании. Признать, что у них есть слабое место. Которое очень болит. Он плакал молча. Не слезами ребёнка, потерявшего любимую собаку и не слезами героя, имена друзей которого звучат списком. Он плакал бессилием, неведением, страхом. Он плакал невозможностью, которая произошла. Невозможностью что-либо сделать. Невозможность случилась так тихо, пока никто не смотрел, забралась в него и пульсировала в самом его сердце. «Вы видели этого мальчика? Пятнадцать лет, клетчатая рубашка». Невозможность. Она застигла его в отеле с рассветом.

Крепление, не переставая, стучало. С другой стороны, это мог быть и разводной ключ. Саша не видел, что именно. Повторяющийся и не сообщающий полезной информации звук, который Мистер Икс извлекал из трубы уже больше часа.

— Не хочешь посмотреть, как это делается? — вновь предложил он мальчику то же, что предлагал уже, возобновляя работу унитаза, слива для ванны и теперь, занимаясь раковиной. — Чтобы не пришлось меня ждать, когда в следующий раз решишь разнести половину Комнаты.

— Простите. — Саша произнёс это снова.

Должно быть, он и сам заметил, что использует извинение вместо любой реплики и от того виновато насупил брови.

— Ну, что? — подозвал его человек в маске, когда закончил наладку раковины.

Мальчик отошёл ещё на два шага и издал короткий неопределённый звук. Кажется, вопросительный. Впрочем, в равной степени он мог означать что угодно. Прорычав изукоисказителем, похититель поднялся на ноги, брякнув ключами на толстом ремне, и подхватил с собой инструменты. Их работа в ванной была окончена.

В Комнату Саша вернулся первым. Неловко вбежал, уступая скорее место похитителю, и скорее отодвинулся на значительное расстояние. Здесь уже было светло. Горели плафоны, от которых на стене были вновь заштукатуренные выключатели, и ярко освещала пространство та лампа, чья яркость менялась по таймеру. Полная мощность. Должно быть, за окнами стоял полдень.

Мистер Икс оглядел вновь убранную долгим старанием Комнату. Чисто и складно, как в первый день. Для полной убеждённости он прошёлся внимательным шагом по периметру вновь, заставляя ребёнка от себя прятаться. Маска его озадачилась, проплывая возле разложенных на столе ручек, карандашей.

— Ты ещё не положил их на место? Однако…

От комментария Саша нервно сглотнул. Из его заднего кармана до сих пор торчали не слабо покоцанные ножницы лезвиями вниз.

— Договоримся, что ты больше не станешь ломать отделку и коммуникации или ты ещё не готов к таким обещаниям? — перед уходом решил присесть перед мальчиком похититель.

— Я постараюсь.

— Саша, это не ответ. Это уход от ответа. — Казалось невозможным определить, какую эмоцию вкладывает в замечание Мистер Икс, но поза его на корточках перед мальчиком не выражала агрессии.

— Мне кажется,…я ещё не готов…

— Честность — это прекрасно. — Отметил он, после того как рычание звукоисказителя прошло в воздухе раскатом. — Только в данном случае её не достаточно, чтобы я мог тебя поощрить. Ты ведь ведёшь себя так… Недоверчиво. Подвергаешь сомнению мои слова? Неуважение. За это я могу наказать тебя, Саша. Подумай об этом, хорошо? Давай так. Моим поощрением за твою честность будет то, что я не стану сажать тебя вновь на цепь, хотя стоило бы, пока ты не поймёшь, что отсюда нет подобного выхода. Деструктивного… Я иду тебе навстречу. Хорошо?

Поначалу едва уловимо, но Саша закивал головой для похитителя, и ответ его был принят. Он продолжал держаться, как мог отстранённо, и если бы не стол за его крестцом, то отступил бы ещё на два шага, но мужчина застиг его в невыгодном положении. Пробыв рядом ещё всего пару секунд, он поднялся на ноги и зашагал к выходу. Тележка с остывающим обедом оставалась на усмотрение мальчика, и сегодня в ней не было мяса.

Она набирает ещё один звонок сыну — «Вова». Пока открывается входная дверь, Валерия перекладывает телефон под ухо и слушает долгие гудки. Её терпение сдаётся, когда в квартире она оказывается одна. Повседневно снимая обувь, ей может отчётливо слышаться звон тишины в этом доме. Хотя это просто отсутствие вечернего шума. Она привыкла к нему за те годы, что муж проводил на кухне, а сын за компьютером, и всё время где-то, да что-то шуршало, шелестело и разговаривало. Но не сегодня и не теперь.

Летнюю куртку она вешает на свободное место среди прочей одежды своих домочадцев, как вдруг на глаза ей попадается дождевик младшего сына. Спортивный, не длинный. Тогда светлая голова матери с большими кудрями ложиться на его гладкий рукав и очень тихо, очень медленно зарывается. Куртка мальчика пахнет полиэстером, но женщина глубоко втягивает в себя этот запах. Такой близкий. Совсем как настоящий. Где-то в ней этот запах срывает маленький винтик, который служил частью большого механизма по удержанию на ней лица, и в следующее мгновение его срывает как дамбу, проигравшую в схватке с природой. Её плач мгновенно переходит в рыдания, и этой лавиной её сносит на дно глубочайшего горя. В кармане включается телефон, зовёт вернуться в реальность, и она возвращается.

— Да? — ещё утирая слёзы отвечает она на звонок старшего сына.

— Да, мам, ты звонила? — голос его отличается от предыдущего разговора, на фоне значительный шум.

— Да. Я… Где ты? Кто так шумит?

— Я… — в десятках километров от дома парень оборачивается на выход из бара. — В городе сейчас. У тебя всё в порядке?

Вновь его мать начинает тираду о поисках. Меньше всего ему хочется слышать «были случаи», «как-то помню в молодости» и «полицейский так посмотрел, как будто…» Мать разворачивает перед ним как конфеты свои кошмарные сны, разжёвывая горькую начинку, хотя даже удерживать собственный голос ей трудно. Это заставляет парня в тот же момент заскучать.

— Ладно, мам. Позвони лучше папе. Я сегодня после работы очень устал, ладно?

Всего через минуту он возвращается к приятелям за стойкой, где застаёт и незнакомую девушку. Ему она не улыбается, впрочем, как и он ей.

— Ну как, не нашли ещё? — бросил через рюмку приятель.

— Что не нашли? — старалась влиться в компанию девушка.

Но тут во время объяснения одного из друзей прервал товарищ чуть покрупнее, успев сделать наспех предупреждающий жест головой. Это помогло заставить приятеля Вовы замолчать.

— Да сменщик в бригаде уволился. — Расхлябано бросил он тогда. — Замену вот ищу.

Напитки интересовали парня в гаме разговоров посторонних столиков и пар куда больше, чем незнакомая дама и даже больше, чем близкие друзья. Пока его приятели ухаживали за новоприбывшей, он уткнулся в стойку в одиночестве. Так лучше. Атмосфера была ему компанией куда более приятной, и с ней время не давило на грудь.

Его внедорожник в третий раз заезжал на круг, и тут на телефон позвонили.

— На объезде по Коромыслово, что у вас? — проговорил мужчина вместо приветствия, прежде чем понял, кто ему звонил, — Чёрт! Да, привет. Прости, не узнал.

Автомобиль продолжал курсировать между домов, где казалось реальным встретить сбежавшего мальчика. Подростки любят высокие дома, в которых можно почувствовать себя свободным и взглянуть на город с высоты небес.

— Да, знаю. Не планировал я, что так это всё затянется. Прикрой меня буквально ещё на один день? Я буду завтра, я… — машину пришлось затормозить, чтобы вернуться в реальность, где жизнь и работа не останавливались, даже когда это было необходимо. — Я понял. Скажи, что завтра я буду на объекте. Хорошо. До связи.

Из двора он развернулся в совершенно новом направлении и выжал газу так, как не ездил уже три дня с момента исчезновения сына.

За каких-нибудь десять минут машина его уже заезжала на Пирогова прямиком в волонтёрский штаб. Вот он, этот злополучный дом под этот проклятый снос, где наверняка могли ошиваться наркоманы, бомжи и Бог знает кто. Да кто же мог допустить, чтобы такие здания — опасные — могли оставаться всего лишь под укрытием жалкой ленты?

Двухэтажное чудище с выпотрошенными глазами, выкорчеванными зубами, с выдранным языком. Оно не скажет, что произошло в тот вечер и где теперь пропавший мальчик. Так и будет злобно ухмыляться на него, терпящего крушение отца.

— Константин? — до координатора штаба он добрался сзади.

Им был молодой мужчина не старше тридцати пяти лет, но высокий, сильный, похожий на богатыря с волной отросших волос, которые тот мог заправить за уши или при желании даже собрать в хвост на затылке. Однако пока ему подобная мысль не приходила. Он только что возвышался над раскладным столом добровольцев, где развёрнутые карты и стопки ориентировок с изображением Саши кое-как делили место между компьютером, снаряжением для поиска в лесу и той кучей мелочей, которая всегда откуда-то появлялась на любом поиске. На звук собственного имени он развернулся к отцу пропавшего могучей грудью вперёд. На нём была свободная везде, кроме грудных мышц футболка с эмблемой отряда «Содействие», но не такая зелёная, как жилеты прочёсывающих город и лес, а чёрная. Хотя эмблема оставалась та же. Человечек, подсвечивающий другому человечку путь домой. Интересно обыгранный переход света от фонаря, что превращается в белую дорогу.

— Ярослав! — координатор приветствовал отца мальчика. — Здравствуйте.

— Здравствуйте. Что-то вас поубавилось. — Старший по возрасту ничуть не смущался выросшего перед ним человека. — Есть ли какие сейчас продвижения?

— Третий день, люди не привыкли искать так долго. Нам хватит ресурсов, придут новые. К тому же, — параллельно их диалогу Константин продолжал отслеживать маячки перемещений поисковых групп на компьютере и помогать находящимся в штабе выдвигаться, — У меня 28 человек на поиске. Конечно, в штабе никого толком нет, кроме нас с вами.

— Я не вижу двадцать восемь точек. — Вглядывался отец в мониторы.

— Да, здесь отмечен патруль. Они объезжают город. — Пальцем координатор продемонстрировал путь одной из синих стрелочек, оставляющей за собой зелёный свет на дороге. — Перекрытый на сегодня путь, вот другие экипажи в соседнем районе. В город сегодня выехало не много…

— Но вы только что сказали, что их почти тридцать. У вас на мониторе четыре машины. — Человек с багровой бабочкой покраснения на лице начинал нервничать.

— Да, я… Отправил многих в Ленинский лес. В направлении к дачникам.

— Лес? — отец обернулся за спину, как раз туда, где раскидывались упомянутые просторы лиственных деревьев. — Разве там уже не осмотрели?

— Я решил, что раз его не видно в городе, то, — со стройным и дикторским голосом мужчина не боялся пауз в словах. — Он может и оказаться в лесу.

— Что значит «оказаться»?

— Есть много событий, в ходе которых ребёнок может найтись в лесу…

— Константин, не пытайтесь утаить от меня информацию. Речь о моём сыне. — Он вызвал отпечаток глубокой мысли на долю координатора, но чуть погодя тот согласился дать объяснения.

— Вот эта дорога, на которой мы сейчас стоим, — пришлось обоим переключиться на карты, — Очень удобная для подъезда машины и для её отъезда, если бы кому-то хотелось проехать здесь. Как видите, камер здесь нет. Понимаете, в городе подросток, почти всегда оставляет следы. Где-то обязательно его кто-то видел. Он шатается туда-сюда, пытается что-то продать, украсть. Ему нужно кушать, нужно спать, банально справлять нужду. Дети оставляют следы, в «Содействии» умеют находить подростков. Сашу же не видел никто. Три дня мы не получаем никакой информации. Такого… такое крайне редко бывает, — за активной жестикуляцией он точнее выражал свою мысль, — Чтобы нельзя было обнаружить ребёнка ни на одной камере, на остановках, ни кондуктора, никто его не видел. Я предполагаю, что либо он прячется у друзей, и тогда всё решит только время, либо… Его могли не видеть в городе, потому что его не было в городе. Сейчас лето, он может долгое время находиться в лесу.

Отец закрыл рукой щетину и стал долго думать. Перед ним розовел в красках спускающегося солнца лес. Зачем там оказываться вдруг его сыну? С раскрытого ноутбука продолжали поступать сигналы о местонахождении рассредоточенных поисковых экипажей. Работа не останавливалась, её вели неплохо сведущие в ней люди.

— Вы сможете его найти? — обратился отец к координатору с откровенным вопросом.

— Я могу его искать. И я ищу.

— Мне нужно возвращаться на работу… — продолжал рассуждать вслух мужчина.

— Я лично буду искать Сашу, пока он не найдётся. — пообещал координатор, и в его глаза устремилось доверие мужчины, который оказался вынужден переложить поиск своего сына на плечи того, в ком хватит уверенности заявить о том, что он справится.

— Спасибо, Константин. — через долгое и крепкое рукопожатие он взял с него обещание, и координатор со всей ответственностью сжал это доверие в своей руке.

В оглавлении страницы чернело «Саша. День 4». Мистер Икс только докатил тележку с вегетарианской кухней к кровати ребёнка.

— Могу я присесть?

— Но… Это же моя личная зона? — испугано отозвался мальчик.

— Мы можем сесть на диван.

— Но… Ну, я… Я бы просто хотел сидеть один, я думаю…

— Ты будешь. — С толикой обиды согласился похититель. Он отправился за компьютерным креслом вдаль Комнаты. — Всё же я пересяду к тебе ближе. Не волнуйся, я не стану заходить на твою территорию.

Через тележку, будто за столом, они разместились на кровати и прикаченном компьютерном кресле. Воздух полнился напряжением и тишиной. Из ванной доносился лёгкий аромат шампуня, и это обстоятельство преступник оставил пометкой в блокноте.

— Итак, Саша, сегодня у нас будет живой опрос, через диалог. Твои ответы я буду записывать здесь, в этом блокноте. Ты согласен?

— Да, хорошо.

— Тебе снился сегодня какой-то сон? Можешь рассказать мне его?

— Ну, а я могу отказаться от ответа и перейти к следующему вопросу? Если это мне кажется очень личным?

— Да, Саша, ты можешь. — Новая отметка в блокноте. — Только будь готов, что я спрошу, почему ты боишься рассказывать мне это личное.

— Ну…

— Это сон про происходящее прямо сейчас? Я тебе просто подсказываю. — Насколько мягким может быть голос робота, настолько Мистер Икс звучал мягко.

— Да…

— Если в этом сне ты испытываешь агрессию или что-то, за что тебе кажется я наказал бы тебя, будь это действие реальным, я напомню, что ты в безопасности. Пока ты рассказываешь желания, мысли или сон, что по идее и есть подавленные желания и мысли, то ты не нарушаешь правил. Это только в твоей голове, и там оно может быть. Мы обсуждаем это для того, чтобы оно не прорывалось в реальность. Чтобы ты мог ловить это, видеть и управлять им. Итак, ты готов назвать это или всё ещё боишься открыться?

— Просто в этом сне вы… просто вы там на меня нападаете. Я не хочу, чтобы это стало правдой, я не хочу.

— Это не станет. Разве ты нападаешь на меня сейчас, Саш?

— Нет. — Прозвучало за пленником удивлёно.

— А это значит могу я на тебя напасть?

— Нет…

— Вот именно. Видишь? Это ты контролируешь, что будет реальным. Ты решаешь, нападу я или нет. Как думаешь, для чего тебе этот сон?

— Ну… Я не знаю… это просто мой страх.

— Тогда может твой мозг хотеть, чтобы ты увидел свой страх? — взвесив его слова, парень согласился, и тогда Мистер Икс добавил: — Ты молодец. Скажи, как я напал на тебя в этом сне?

На этом вопросе в блокноте высохли все чернила. Испугавшись, мальчик долго не мог вернуться в прежнее русло контакта, как будто бы каждая новая секунда ожидания делала ещё более трудным подать голос в следующей.

— Саша? — после долгого молчания, Мистер Икс догадался и сам, — Это то, чего ты боишься больше всего?

— Я просто не хочу, чтобы такое было… — подавленно каялся мальчик.

— Посмотри на меня. — Даже наклонился к нему в сочувствии похититель. — Я старше и больше тебя. У меня есть оружие. Мне ничего не стоит принудить тебя к чему угодно. Я мог уже десять раз подложить тебе снотворное в еду или отключить любым удобным способом. Саша, я мог приковать тебя в цепь силой. Я не делаю этого. Я не делаю этого, потому что мне это не нужно, и я этого не хочу. Я бы очень хотел, чтобы ты понял это как можно скорее. Твой сон не обо мне, Саша. Он о тебе. Эта мысль твоя, не моя. Мне это не нужно.

— Для чего этот эксперимент… — унижено вопрошал ребёнок, как будто слова преступника его сильно обидели.

— Я не могу сообщать, ты же знаешь. Мне жаль. Вернёмся к опросу. Что ты ощутил, когда проснулся сегодня? Твоя первая эмоция или чувство. — Жалости, однако, в металлическом оттенке голоса не звучало.

— Безысходность… — после его ответа Мистер Икс записал в блокнот больше, чем одно слово.

Валерия занималась учётом свежих ценников на прибывшую продукцию перед компьютером, когда очередной недовольный покупатель потребовал с неё стать кассиром на одну или две покупки. Мягкой она не была уже давно, и сегодняшний день не обозначился исключением. Хоть слегка обмякшие щёки под пудрой и пышные кудри выглядели крайне душевно, в её душе растягивалась дыра.

В своём поведении, в манере командовать она далеко отстояла от сына, но вот внешне они складывались в прямое родство при первом же взгляде. Фамильные плоские губы под вытянутым вниз аккуратным носиком должны были служить ей жестоким напоминанием о пропавшем ребёнке всякий раз, когда она решила бы заглянуть в зеркало. Что ж, этим вполне можно было объяснить её апатичную маску лица, прилипшую к ней с того самого вечера.

Вдруг мобильный издал сигнал-уведомление. Поначалу Валерия не обратила на него своего внимания, но буквально через одну секунду, она как ужаленная спохватилась и впилась пальцами в телефон. Предупреждение МЧС о повышенной пожароопасности.

Уже сложившиеся в мольбу брови испытали разочарование. Снова. Её мольбы не были услышаны снова. Может, в следующий раз. Женщина спрятала телефон обратно в карман и продолжила отправлять в печать свежие ценники.

— Что сегодня у тебя на душе? — в блокноте отмечено «Саша. День 36».

Сам же ребёнок не торопился с ответом и жевал овсяную кашу.

— Тебе не понравится то, что я скажу.

— Я приму правду такой, какая она есть. Ты ответишь на этот вопрос? — перчатка уже готова была зачеркнуть строчку, но всё же ответ последовал.

— Я думаю о том, что… — он старался взять себя в руки. Он старался быть взрослым и не плакать. Только не в присутствии того, кто его похитил, — Наверное, они меня больше не ищут. — Но он оказался не таким взрослым.

Мистер Икс занёс это в блокнот. Маска его накренилась, затем повторила то же в другую сторону, и всё искала сочувственного выражения через себя, но невольные полудвижения не принесли результат.

— Ты бы хотел, чтобы они продолжали искать? — хотя бы посредством неспешного темпа голос его выказывал сопереживание.

— Я не хочу, чтобы они продолжали искать, я хочу, чтобы они меня нашли!

— Хорошо… — Однако, они всё так же оставались по разные стороны баррикад. — Спасибо, что рассказал. Как твоё здоровье? Оно тебя устраивает? Голова, горло? Ты высыпаешься?

— Да, думаю, да. Вчера я нормально уснул. — Его слёзы пришли лишь на мгновение и так же быстро ушли.

— Тебе легче просыпаться? — задал мужчина вопрос, которой потребовалось довольно долго обдумать.

— Нет. Когда я вспоминаю, где я,… мне не хочется вставать.

— Я очень ценю твою честность, Саша. Ты большой молодец. — Звучало в искажении ответом Мистера Икс.

Всё больше внимания при опросе он уделял самому опросу. Блокноту, ручке, рисункам на клетках, и самый минимум взглядом на живого ребёнка. Как только в нём пробуждалось желание проявить заботу, оно тут же находило себе более яркое воплощение в синем цветочке в блокноте или в облачке. Так и сейчас он рисовал рожицу солнышку. Это было ему интереснее, чем признание ребёнка в том, что он несчастлив.

— Можешь вписать на Доске одну Палочку. — Разрешил Мистер Икс и отметил на странице новый номер вопроса. — Продолжим. Сегодня предлагаю тему коллектива в школе или тему половых отношений. Что ты хочешь?

— А можно лучше про что-то не с людьми?

— Хм… Не с людьми… Я впишу твоё пожелание. Может быть, следующим разом, хорошо? Сегодня одна из этих тем, Саш.

— Ну, половые отношения.

После этого Мистер Икс перелистнул на несколько страниц назад и расправил корешок для удобства.

— Хорошо. Ты говорил, что не считаешь иерархию обоснованной. Ты всё ещё считаешь, что твой партнёр должен выполнять половину работы и выделять тебе половину времени?

— Я думаю, девушка может выделять и брать столько внимания, сколько ей нужно. Я постараюсь ей дать это, а если ей мало или много, то можно это обсудить.

— Хм… да, красивая теория. А если ей нужно будет внимание кого-то другого?

— Наверное… Может, тогда она меня и не любит… Если ей нужно другого?

— Думаешь, у девушек такое часто бывает?

— Я вообще не знаю, как у девушек… — закончив с кашей, спрятался Саша за чашкой с какао.

— Ты этого будто стыдишься. Ты и не должен знать, как у девушек, Саш, ты же парень. Понимаешь?

— Ну… Да, наверное… — ответил он, привычно поморщившись, как всегда делал, когда отвечал что-то, не представляющее для него важность.

«В опросе не заинтересован. Развитие мысли не интересно». Через звукоисказитель прошёл раскатистый вздох.

Фотография Саши выцветала под ветром на дорожном столбе. Её уже не воспринимали. Он становился таким же достоянием местности, как раздражающий цвет забора, который никогда не перекрасят, да и чёрт с ним. Можно привыкнуть.

— Интересно, его уже нашли? — школьники остановились возле ориентировки тридцати шести дневной давности.

Мальчишки. Трое ребят. Младшеклассники.

— Он был странным. Каждый раз в коридоре один с телефоном ходил. Может, того? — парнишка присвистнул и изобразил пальцем падение вниз.

— Ну да, странный. — Вторил другу тот, что помладше с необыкновенно длинными для мальчишки ресницами.

Третий только хмыкнул. Он предложил купить им сухариков, и мальчики тут же забыли о фото и о том, что в их городе кто-то пропал. Ещё через секунду их спины побежали к магазину наперегонки.

Солнечными зайчиками на потолке проплывали миры над головами раздетых влюблённых. Она — утончённая и изящная, как принцесса с картинки, он — высокий и сильный, с птичьими глазами на длинном лице. На мобильный, что парень оставил лежать на тумбочке, поступает сигнал. Но тот не реагирует. Между ними завязывается немая борьба — телефон с назойливым сигналом или безмятежность отдыхающего парня. Встревоженные крупные глаза прирождённой красавицы решают вмешаться в это состязание.

— Отец звонит! — завидев имя абонента, вскакивает она сразу и прикрывает одеялом грудь.

Её парень же тем временем только отворачивается в сторону.

— Не ответишь? — деловым жестом она заправляет за ухо свою блондинистую стрижку каре.

При её острых чертах кукольного лица в пору было бы стать моделью. Каждый жест её в каждом действии будто создан для идеального кадра.

— Лиз, не хочу. — С недовольным видом парень поднялся над простынями и сел к своей паре спиной.

— Но вдруг он по поводу… чего-то важного?

— Например, чего? — без долгих намёков парень резко развернулся к ней злобным лицом.

Телефон перестал звонить. В белом белье постели, всё ещё прикрываясь от имени отца молодого человека на экране, Лиза несколько утомлёно отвернула голову в сторону. За окнами светил поразительно солнечный день. Лучшее время дня, когда лучи начинали терять свою обжигающую яркость, но продолжали светить, забираясь под кожу радостью. В соседских окнах они заблудились и устремлялись прямо в спальню миниатюрной девушки.

— Ну, что? — продолжал злиться её молодой человек, — Так и не придумала что-то важное?

— Не надо на меня срываться. — Ей не хотелось ругаться, но и становиться объектом моральных побоев она позволить себе не могла. — Ты сам знаешь, что важное. Вернее, кто.

С этими словами она в демонстративной невозмутимости заняла более удобную позицию у подушки.

— Да не найдут его, ясно? — со стуком в зубах проговорил парень, — Ты это знаешь, я это знаю, и он знает. Его никто больше не ищет, да и нечего уже искать. Все знают, что случилось. — Его слова били болью, но главным образом его самого, и видя это, Лиза сняла с себя маски обид. — Это уже прошлое. — Утверждал парень. — А мы в настоящем. Я не ребёнок, не нужно звонить мне миллион раз в день. Они с мамой уже с катушек съехали оба. Я не хочу в этом участвовать. Я живу дальше.

— Не знаю, Вов… Скоро сентябрь… — она не закончила.

— Лиз, ради Бога, я знаю это! — больше ничто не могло сдержать его бурю. — Я тоже помню, что он был девятиклассником, и мог бы пойти в десятый класс. Я тоже вижу эти рекламы и тоже понимаю всё это, ясно? Но он уже не пойдёт. — Он продолжал и продолжал злиться, — Просто заблокировали бы чаты, удалили бы его страницу, если бы захотели. Они сами хотят страдать. Это их дело. Но ты-то не начинай!

— Они его родители…

— И ты туда же! — Он махнул рукой в воздух и ушёл в душ один.

В свете воздушной спальни Лиза продолжила отдых без любимого парня, а блики всё так же играли на тюле и потолке, напоминая людям, что они живы.

Клавиатура отодвинута почти всё время. Так, что по её краям на столе уже скопилась пыль. Саше не нужна клавиатура для чтения учебников по химии или физике, что лежат на его столе. Вряд ли школьная программа поможет ему найти способ выбраться, но смекалка бывает чутка к человеческим нуждам. Однако сейчас перед ним не учебник. Тетрадь.

«Дорогой дневник» — пишет мальчик. «Сделаем вид, что я пишу сюда что-то значимое. И долгое. И много». Остальная часть листа без особого старания заполняется каракулями. Просто синие волны на строчках. Нажим ручки такой слабый, что она фактически болтается у парня в руке. Отложив её в сторону, он медленно, как будто бы очень бережно отгибает уголок листа, но захватывает не один лист, а сразу два. Поначалу ему удаётся. Они сминаются как одно целое. Затем он бережно отрывает их как один, затаив даже дыхание, хотя никто в Комнате на него не смотрит. Ни похититель, ни игуана. И вот, вырвав из тетради два листа, с большим усердием Саша принимается складывать верхний лист в оригами, а второй — простыми линиями, чтобы просто сложить его несколько раз. Но руки его не слушаются, листы разделаются на два, отстают друг от друга и разваливаются. Ещё долю попытки мальчик пытается это исправить. Удерживает, прижимает. Но когда наличие на столе двух разных оторванных листков становится очевидным, он сминает их в комок и тут же принимается рвать его в клочья. За каждым таким движением открываются силы на новое, более злое и резкое, и вот его уже несёт на волнах гнева без тормозов.

Он срывается и мнёт всю тетрадь, он кричит. Кричит, что есть силы. Когда на глазах проступает краснота, он швыряет тетрадь об стену. Хватается за волосы, которые за этот месяц отросли и стали уже закрывать ему глаза полностью, и теперь они раздражают его. Всё его тело пропитано насилием. Эти волосы — продукт насилия, и он сжимает их, будто хочет их оторвать. Он кричит на стены, орёт, срывая голос. Из глаз брызжут слёзы, а он всё кричит и кричит, и, кажется, совсем не собирается останавливаться. Он ненавидит. Он сам — одна сплошная ненависть. Он кидается на игуану и кричит ей в аквариум. Этот крик превращается в вой. Ещё долю минуты продолжается его ярость, пока не вытесняется признанием бессилия. Тогда уже парень сползает по стене на пол и плачет. Тело его беззащитно сворачивается в клубок.

— Помогите. — Это он произносит шепотом, отчего почти не слышно, что его голос охрип. — Пожалуйста. Пожалуйста, я больше не могу. Пожалуйста… Помогите… Пожалуйста.

В очки его било жаркое солнце и отстреливало прямо в монитор ноутбука. Скамейку окружали люди, что пришли в этот парк погулять. Дети и их взрослые, подростки, такие же трудяги, как и он, что обосновались на скамейках с ноутбуком в душной рубашке и галстуке. Правда, в рубашке Костя не был. На нём висела простая чёрная футболка и недовольное вкусом гамбургера лицо. В паре метров от него, на смежной скамейке веселились школьники. Девочка и два мальчика. С виду, неформалы. Похожи были на фанатов сатанизма, которые ещё не до конца разобрались в выбранном стиле. На снежно-белых волосах девушки было около двух десятков заколок, то с черепами, то с крестами, а некоторые с довольно крупными розами. Один из её друзей, довольно тощий, имел похожую причёску. Та же длина, спадающая на уши, и неприветливая чёлка. Только заколок на нём не было, и волосы были чёрные. Если бы не его чуть сиповатый, но всё же мужской голос, можно было бы предположить, что в группе две девочки. Третий от них отличался. Одежду носил мешковатую. Кажется, она была размеров на пять его больше. От разглядывания детей Костю отвлекала программа видеосвязи, на которой повисло изображение ассистентки, из-за чего её голос превратился в заевший на одной ноте будильник.

— Ну, конечно! — всплеснул руками её собеседник. — Оль, ты зависла, если что.

Пока программа обновляла сама себя, на ноутбук сбежал соус, и Костя окончательно вышел из равновесия. С экрана помощник ещё пыталась прорваться через залипание изображения и звука, но получалось не очень убедительно. Тогда Костя уже решил закрыть программу, как вдруг она заработала снова.

— В следующую среду. — Услышал он остаток речи ассистентки.

— Что в среду? У меня программа тупила.

— Старт проекта предлагаю в среду. Они одобрили, Кость! Поддержка наша.

На её реплике парень только закончил убирать соус. Полученную новость он решил встретить более собранным, и гамбургер отложил.

— Не может быть. — Он и правда не верил. — Ты не могла этого сделать.

— Спасибо, за веру в меня, конечно… Но вообще-то мы все это сделали.

— Чёрт возьми, как тебе удалось? — тремя большими глотками он осушил стаканчик кофе и довольно откинулся под летнее солнце парка. — Мы же опоздали по всем срокам, презентация не доделана, да и результаты окончательные будут только в четверг! Я вообще не пришёл! Как они могли нас одобрить?

— Я сказала, что ты в Москве на награждении. — Изображение девушки махнуло рукой. — Всё равно я три года вела этот проект, и уж мне рассказывать о тонкостях не нужно. А им тем более! — Она задорно рассмеялась. — Забудь ты про эту презентацию, и про сроки забудь. Им не нужны результаты прямо сейчас, я же сказала. Главное видеть, что мы работаем, что прогресс есть и самое важное, видеть, что без финансирования проект не закончить. Так что я обыграла это нам на руку. Ну что, золотой у тебя помощник, а?

— Олечка! — он тянулся к монитору обеими руками. — Ты просто сокровище! Боже мой… Наконец-то у нас будет целый отдел. Не жалкий уголок в лаборатории! — они оба от этого рассмеялись. — А мы успеем к среде? — аппетит в нём проснулся с удвоенной силой, и кажется, он даже не замечал, как поглощал свой обед.

На радостях он вновь обернулся к подросткам, будто бы их давно знал. Ещё секунда и он точно поделился бы с ними радостью, но только одарил их покровительственной улыбкой, как сделал бы отец или хороший учитель.

— На двадцати процентах сотрудников мы далеко не уедем, ты же понимаешь. — Услышал он через вновь проявившиеся помехи. — Открой ночную смену, будем доплачивать, но Кость, нам теперь отвечать перед серьёзными людьми, и этот карантин совершенно не к месту.

— Да, я понимаю… Хорошо, я это обдумаю до среды. Сделаем что-нибудь.

— Можем оформить некоторых как программный отдел удалённо, а сами пусть в лабораторию выходят. — Комментировала Ольга, перекладывая уже на своём столе готовые документы. — Больше будут получать, они не против. А нам рук хватать будет, по графику уложимся.

— Я смотрю, ты уже всё решила… — голос его в момент стал металлическим, почти таким же, каким его делает звукоисказитель в подвале.

— Я ничего не решаю, решаешь ты. Я могу только предложить тебе, ты же знаешь. Если тебе понравится, то бумаги уже готовы. Ждём только твоей подписи. — Девушка знала, как вести переговоры, и эти ей тоже сегодня удались.

— Сегодня я не приеду. Может, завтра. Посмотрим.

Когда видеоконференция его закончилась, ноутбук он сложил, не глядя. Всё его внимание было в открытую приковано к тройке ребят. Те курили и не стеснялись. Далеко разносился их смех и бескультурные фразы, от которых они даже не улыбались, а просто не обращали в своей речи внимания.

— Ты бы не мечтал быть рабом своей девушки, верно? — заговорил Костя с одним из них со своей скамейки.

Школьники, конечно, его не услышали. Ведь слова вылетели только под его нос. На нём не было ни парика, ни маски, совершенно свободно, таким как есть, он сидел на скамейке в нескольких метрах и наблюдал за друзьями. Таким, какой есть. За своими друзьями.

— И не обращался бы ко мне три недели на «вы»… — в его стаканчике закончился кофе, пока он проводил время с детьми.

Весь мусор за собой он выкинул в урну, забрал ноутбук и пошёл до машины. Друзья остались гулять без него. Прощаться не стали.

В самом извилистом, колком пути,

Там, где зрячим кроме теней не найти,

Там, где толпой не удастся пройти,

Я с тобой — лети.

Саша напевал строчки тихо, с большими паузами между слов. Он лежал на ковре в центре Комнаты и гладил игуану как кошку у себя на груди. Поза звезды. Так сказали бы те, кто мог бы его увидеть. Поза «нет сил, нет желания их искать». Поза «мне всё равно». Светильник, лимонный диван, нетронутая гитара и боксерский мешок. В Комнате ничего не менялось.

— Ты любишь «Бабочки танка»? — спросил он игуану, когда ему надоело петь в одиночку.

На Доске печально выведенные буквы просили «узнать о семье».

— Мы умрём здесь, Матильда, ты знаешь? — с неподдельным безразличием в голосе он вёл по коже пресмыкающейся пальцем, потом ещё раз, потом снова.

Это продолжалось, пока над головой его не прозвучал сигнал, а затем моргнул свет. Когда белая дверь открылась, Матильда уже сбежала секундой раньше. Саша не ловил её, он просто повернул голову на Мистера Икс. Тот стоял перед ним вверх ногами.

— Что это ты делаешь? — тележка отъехала чуть в сторону, человек сел поодаль на ковёр, отчего Саша почти рефлекторно перешёл в более готовую к перемещениям позу.

— Ты напугал её. — В тишине он скоро понял, что не дал ответа. — Я просто отдыхал.

— Ужин приехал.

— Уже… — прозвучало не сильно похожим на вопрос.

— Сейчас семь часов вечера.

— Какая теперь разница.

— Как по-твоему я должен это понимать?

— А как хочется понять? — он продолжал сидеть на ковре, смотреть туда, где спряталась игуана.

— Не разговаривай со мной так. Я тебе запрещаю.

— Но я ничего не нарушаю! — своей злости испугался только он сам, — То есть… этого нет в правилах… Это нечестно…

— В правилах сказано не грубить, ты переходишь эту грань. Кажется, твоей игуане вредит твоё безразличное отношение.

— Нет! Не её! Ну, пожалуйста, не отнимай её, она единственное живое существо здесь. — Просил он в переходящей панике, но всё ещё не двигался с места, не делал шага в сторону похитителя. — Ну пожалуйста, Эм Икс, я здесь совсем один, ну пожалуйста! — он снова стал плакать, случайно.

— Я бы советовал тебе сейчас же успокоится. Не терплю, когда мной пытаются манипулировать жалостью.

— Я не манипулирую, я просто испугался. — Взять себя в руки всё же ему удалось, как и встать, как и пересесть на кровать ближе к ужину. — Прости меня… Я знаю, я… Мне очень-очень грустно, мне очень плохо, здесь можно с ума сойти. Я не буду резко отвечать, я не понял, что это грубо. Я не буду больше, я понял сейчас. Не надо Матильду, пожалуйста.

— Хорошо. — Будто даже обрадовавшись, что не придётся доставать её из под дивана, похититель приземлился в кресло. — Я не буду её забирать. Ешь, давай. Чтоб больше не разговаривал со мной в таком тоне, мы договорились?

— Да, договорились. Спасибо большое.

— Пожалуйста. Что это? — он обратил внимание на Доску.

По данной команде Саша обернулся к ней, и сразу плечи его опустились. Какое-то время он мялся с тем, как сказать.

— Я просто… хочу узнать, как они… Просто узнать, как у них дела. Не хочу мучиться и гадать каждый день.

— Так не гадай и не мучайся. — Мистер Икс снова раскрыл свой блокнот. Больше уже по привычке, из-под его руки давно не шло тех амбициозных записей. Важные напоминания и заметки сменились на простые штрихи. «Саша» «Саша?» «Как обычно» «Вот и всё».

— Это же тоже желание. Просто узнать, как они. Даже если они меня не ищут… Ну… — за стаканом чая он скрывал дрожь нижней губы, — Может, это и хорошо. Может, им не нужно гадать, где я и что со мной… Пусть они лучше живут своей жизнью, сами.

— Я подумаю, что можно сделать.

Одна, ещё две ложки. Мальчик ел, совсем не поднимая головы и не подавая признаков разумной жизни. Вскоре Мистер Икс отложил блокнот. Должно быть, его это тревожило. В позах чёрного костюма не было надменности или безразличия, в них не было наслаждения болью ребёнка, только грусть. Порывался он уйти или выпустить мальчика, когда оборачивался без внешнего стимула на белую дверь, неизвестно, но какие-то мысли в этот момент его одолевали. Постепенно он подсаживался к мальчику ближе. Замечал это тот или нет.

— Тебе сейчас лучше? — заговорил тогда похититель. — У тебя красные глаза. Я хочу что-то сделать для тебя. Мне не безразлично твоё состояние.

— Просто я здесь с ума схожу. — Молчать ребёнку явно сейчас было легче, пока каждая новая попытка заговорить превращалась в подавление плача.

— Я могу проводить с тобой время…

В лице Саши на долю секунды проявилось отвращение.

— Я имею в виду друга. — Ответил он.

— Я не могу быть твоим другом? — Мистер Икс сохранял интерес в их сближении.

На это же Саша заглянул прямо в черноту глаз безликой маски, испугавшись скорее безумия, которое должно быть у человека, всерьёз заявляющего подобное.

— Ты меня похитил. — Констатировал он.

— Я исполнитель Эксперимента, Саш…

— Это одно и то же в данном случае. — Вновь на том мальчик уткнулся в миску.

— Я на твоей стороне. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Мне не может быть хорошо взаперти.

— Послушай. Эти ограничения в твоей голове. Чего нет в Комнате, что ты имел до неё? У тебя был кто-то, кто приходит к тебе каждый день, интересуется твоим внутренним миром, желает тебе только лучшего, исполняет желания, которые ты пишешь на Доске? У тебя был кто-то, кто думает о тебе целыми днями, ухаживает за тобой, старается сделать твою жизнь лучше? Если я не друг тебе, то что ты вообще ждёшь от дружбы? Может чешую и умение молчать всю жизнь?

— Матильда не заставляет меня быть там, где мне не хочется…

— И чем же тебе не нравится Комната?

— Это моя тюрьма!

В тишине Мистер Икс позволил мальчику успокоиться. Ничего из этого ему не хотелось фиксировать на листе. Пока шла их примирительная пауза, он отворачивал прорези глаз от ребёнка.

— Ты всё выплеснул?

— Это просто эмоция. Прости меня, пожалуйста. — Говорил Саша будто с листа.

— Я понимаю. Давай реально. Что ты мог бы иметь вне Комнаты, чего у тебя нет здесь? Только кроме претензий родителей, игнорирования одноклассников и косых взглядов незнакомцев. Что-то нужное тебе, Саш.

В первые секунды он порывался ответить что-нибудь резкое, и даже отложил ложку, выпрямил спину. Но слов не пришло. Вместо них лишь ушёл запал, и Саша погрузился в долгую мысль.

— Выбор. — Наконец сказал он. — У меня был выбор решать остаться дома или пойти на улицу. Плевать на людей, мне нужна природа. Трава, воздух, земля. Я хочу видеть, что мир существует.

— Итак, за минуту мы пришли от точки «мне нужны люди» к точке «плевать на людей». Буду честен, это не побуждает меня прислушаться к твоей новой интерпретации. Я учту твои метания и настроения, и с твоим недовольством мы что-то сделаем. Да, тебе действительно что-то нужно. При этом, если бы ты спросил меня, я бы счёл более вероятным искать причину в тебе, а не во внешней обстановке. Поэтому пока ещё присмотримся к этому чувству. Скорее всего, ты недоволен собой, но переносишь ответственность на мир. Виноваты люди, что их здесь нет. Теперь виновата Комната. Ты получаешь комплекс витаминов с каждым завтраком, тебе нет необходимости быть на улице. Давай так: я не отказываю тебе. Я рассматриваю твоё пожелание, а тебе в это время советую присмотреться к нему детальнее и понять, что за этим стоит в истоке. Хорошо?

— Хорошо. — Подавленный как после удара пощёчиной он подал голос, вновь ведя его по грани от слёз.

Пока он ел, то не следил ни за осанкой, ни за положением ног. Всё это время они свободно свисали с кровати, и Мистер Икс мог наблюдать их в течение всего пребывания в Комнате. Вероятно, именно это сейчас он и делал. Проводя ладонью по своей шее, будто находя решимость на какие-то действия или слова.

— Мне хочется выразить свою поддержку тебе. Ты позволишь мне это сделать? — выбирает он лучшим вариантом.

— Каким образом?

— Я покажу. — Вставши, похититель собирался было уже подсесть к мальчику на кровать, но тот мигом собрался в колючий комок и выразил чётко своё к тому отношение.

— Нет, я против! — получилось у него очень громко. — Я против… — добавил он более мягко для верности.

— Я понял.

Мистер Икс отступил и вернулся на прежнее место.

— Не злись на меня, пожалуйста… — испугано начал подросток, но похититель не дал ему договорить.

— Ты не должен извиняться. Это я прошу прощения. Мне следовало сперва спросить. Я не хотел тебя напугать. Я лишь хотел выразить участие.

— Ничего, всё хорошо. — Ещё боясь выдохнуть, примирился Саша.

Через напряжение, что сгустилось в его теле и окружающем воздухе, он вернулся к ужину. С этого момента скрип его ложки о тарелку оставался единственным, что издавало какой-то звук.

Где-то в высоком небе мирно плывёт луна. В вечной темноте и холоде. Кто её спутник? Ночь. В этом неспокойном лесу, окружившим Колокольцы, в поздний ночной час господствует луна. Её свет останавливается у плотных штор за стеклом и стекает по поверхности окон. Чёрные шторы охраняют сон Кости от света, но не от того, что сидит в нём самом. Под синим пледом тело напряжено и судорожно. Его будто вот-вот бросит в безоглядное бегство, но если бы всё было так просто… Цепи сна замучают его до десятого пота, до безвольного стона и задержки дыхания, до паники самого его сердца, до слёз, и только потом отпустят. В полном ужасе непонимания глаза Кости раскрываются, ища выход. Он просыпается. Ещё дольше минуты одеяло над ним вздымается, будто двигатель гоночного авто.

— Боже… Господи Боже… — рукой он собирает со лба остывший пот.

Теперь он решает встать с постели. Лучше будет уйти от того места, где было так страшно. Это остатки смятения у него на лице, когда он выходит из спальни. Пожалуй, умыться бы сейчас как раз помогло. Но не в его случае. Отражение хитро. Оно покажет самые потаённые страхи, когда вы останетесь один на один. А те из них, что лежат развороченные, да на поверхности, ему и представлять не надо.

Костя вырывается из ванной и идёт набирать входной код. Ноль, шесть, три, девять… Пальцы действуют не автоматически, а опасливо нажимают на каждую клавишу одна за другой — шесть, девять, восемь. Щелчок. Панель двери в спальню открылась, осталось её только поймать. Силуэт неспокойной тени, вот кем Костя спускается в свой подвал. Костюм, маска, перчатки. В это посещение тележка под поднос ему не нужна. Предупредительный сигнал в Комнате. Он не разбудил похищенного. В своём личном сновидении мальчик лежал очень тихо, безмолвный покой. Костя прошёл до него в пару шагов, так, что оказался теперь прямо перед его носом и затаился. Между ними пролегали миры, непостижимые вселенные восприятий, уместившись в каких-то трёх сантиметрах. Костя долго смотрел, будто выслеживал, или проверял, сохранил ли дыхание спящий. Спит ли он? Проснётся ли он сутра? В едва заметном дыхании ясно — да. Тогда Костя вновь поднимается на ноги, больше его здесь ничего не держит, и он уходит, закрыв белую дверь, к себе в спальню.

Если ехать в Таврославль по этой дороге, то можно заметить по пути съезды. Какой-то ведёт в деревню Чуреньково, где-то разворачивается бедный посёлок, за каким-то цветёт садовое товарищество, точно такое же как Колокольцы. Ветхое, чистое, дружелюбное. За четвёртым поворотом Костя останавливает машину.

На нём свободный спортивный костюм. Но костюм только видимость. Пробежав двести метров до соседнего ему съезда по правой стороне дороги, Костя привычным движением садится в синюю ладу, хлопает дверью и переодевается в футболку и джинсы. На заднем сиденье пакет. Теперь в нём полежит взмокший спортивный костюм, пока водитель не решит переодеться обратно. В блокноте Костя помечает «4 лв». С этим уже можно ехать. Мотор заводится, и машина выезжает на трассу к городу.

Лада проплывает невидимым синим пятном через улицы и дороги. Не та машина, на которой захочется задерживать взгляд. Не богатая, не редкая, не особенная. Такая же, как сотни других. Она дожидается своего хозяина возле булочной, и с круассаном и кофе в стаканчике они отправляются в парк. Костя не был так празден, как хотел выглядеть. Иначе бы он не объехал территорию полным кругом, прежде чем выбрать остановку под спадающими ветками многолетней берёзы.

— Давай с нами тоже! Втроём! — перед его машиной панорамным спектаклем затеяли фотосессию подростки-школьники. Девочка и два мальчика. Первая держала камеру.

— Да нет, давай я вас пофоткаю!

Девушка стояла в высоких ботинках на толстой подошве, хотя было лето. Её друзья тоже выглядели странно. На парне, что позировал для снимков, вульгарно выпячивая грудь вперёд, была длинная клетчатая рубашка, которая прикрывала его футболку с рисунком. Чёрные волосы отдельными прядями выбивались из-под чёрной шапки. Шапки. Похожей на зимнюю, или зимней точно.

— Ты сделаешь мне потом синие волосы, да? — попросил парень подругу.

— Да сделаю, Коль! Встань, как будто уходишь. Сейчас пойдёшь. Со спины давай.

Костя отставил стаканчик, потянулся за бардачком. В нём лежал блокнот, а в нём возникшая естественным образом от частого разминания закладка. «Коля. Любит дорогие подарки. Любит всё необычное» — последнее слово зачёркнуто — «эпатажное» — написано в этом блокноте. Ручку парень нашёл в том же бардачке, где лежали ещё документы, купюра, жвачка и фонарик. Свежими чернилами он написал — «хочет покрасить волосы в синий». На смежном листе уже давно впитались в бумагу заметки «Паша друг?», «подражает» и надпись «Нина, использует».

— Ты сожми нитку в кулак, чтобы в глаза бросалось!

Внимание Кости снова переместилось на подростков. Парень стоял, сжав подвеску. Это были три пули. На длинной верёвочке, висящей до середины груди, они блестели как настоящие.

— Супер! Ты вылитая Хлои! — фотограф восторгалась своими кадрами.

— Красиво выглядишь… — оставаясь в пределах своей машины, Костя мог говорить, что угодно в адрес кого угодно. Весь мир — его сцена, — Впрочем, ты всегда красиво выглядишь. Наверное, потому что ты красивый.

Больше блокнот не получал царапин кончиком ручки, и его местом оставалось соседнее сиденье возле непримечательного безвредного парня с круассаном и стаканчиком кофе за рулём. Аромат капучино заполнил весь салон, да и пусть, что окно было открыто. Когда напиток закончился, его запахом можно было наслаждаться ещё долгое время. Костя наслаждался не только им.

Скоро школьники сделали достаточно фото, и сели рядышком все втроём. Самый высокий слева, а девушка справа от Коли. Он достал сигарету, его друг сделал то же самое. Пока камера отвлекала девушку, она не спешила присоединяться к друзьям. Только листала снимки, горячо комментировала, что-то подправляла.

— Скинь мне вот эту! Блин, я здесь такой красивый! — черноволосый парень рассмеялся.

Его смех был наивным и высоким. Если бы другой человек наблюдал эту сцену, должно быть, он бы рассмеялся с ним вместе. Один человек наблюдал. Он улыбался.

Ночь. Никто с улицы не слышит этого сбитого дыхания. Этих просящих стонов, застрявших в горле скованного ребёнка. Он скован насильником, и он скован страхом. Он лежит в чужой постели, которую ему навязали. В ней неудобно, потому что она — олицетворение подавленной воли. Он ворочается в кошмарном сне, но не может проснуться. Может быть, он ещё не готов просыпаться, и ему нужен этот ужасный сон? Голос едва прорывается через дрожащие губы, голова пытается отвернуться на подушке в сторону, но картинка внутри головы. Саша отталкивает от себя одеяло, но не может оттолкнуть монстра во сне. Его ноги дёргаются, футболка прилипла к груди, что не может наполниться воздухом, сдавленная ужасом. Веки мокнут, из-под ресниц сбегают слёзы отчаяния, но он не может выйти из кошмарного сна. Его страх продолжает сидеть на нём сверху и запрещает кричать, чтобы проснуться. Где-то под потолком плафон тускло освещает пространство, часов, примерно, на четыре утра. И вдруг Саша просыпается от своего воя: «Помогите мне! Помо…гите…»

Несколько секунд он лежит неподвижно и дышит, насколько может. Вдыхать и выдыхать. После долгого, пропавшего во времени своей продолжительностью дыхания он сворачивается в клубок, натягивает на себя одеяло. Лежит так какое-то время, а потом выглядывает, переворачивает одеяло сухой стороной к себе и снова зарывается с лицом внутрь. Так он лежит до утра.

Костя заходит в дом в наушниках, из которых вырывается тяжёлая музыка. Неуёмный ритм барабанов, перегруз гитар, крик женского вокала превращается в мужской от освобождённой агрессии. Движения парня спокойные, будто он слушает вальс. Он смотрит в зеркало и даже улыбается себе довольно мило. Вряд ли можно догадаться со стороны, что на его душе не спокойно, если не слышать истерику из наушников. Он нажимает на стоп, неторопливо складывает плеер на стойке возле входной двери. В прихожей строго, даже грамотно выдержан стиль. Массивная подставка под зонт, тёмные плотные шторы. Входя в дом, попадаешь в уютный приют деревенского тепла, надёжности, неизменности. Как будто бы здесь всегда будет один день. Всегда настенные панели, и в них всегда гигантские цветы. Всегда широкая напольная ваза возле окна. Всегда осенний диван с деревянным корпусом перед погасшим камином. Всегда тишина.

Костя проходит в кухню, открывает холодильник спокойно и достаёт бутылку пива. Он садится за стол так аккуратно, будто стулья и мебель из карамели и могут хрустнуть в любой момент. Бутылка в его руках шипит, расставаясь с крышкой, и опускается на поверхность столешницы. Косте достаточно сделать один глоток, и он закрывает глаза, погружаясь в путешествие в другую вселенную. Их открывает другой человек — он уверен в себе и он разозлён. Ещё несколько глотков жадно втягиваются спешным рядом, и когда они проваливаются глубоко в тело и душу, со стуком парень ставит пиво на стол.

— Я просто не понимаю… — начинает он относительно спокойно, — Неужели так сложно хотя бы попытаться!? — ярость нарастает с каждым словом в геометрической прогрессии, — Просто… попытаться дать нам шанс? Это что так сложно? Я даю ему шанс каждый день! Неужели это настолько тяжело сделать? Почему мне его жизнь должна быть дороже, чем ему самому!? Ну вот очень хорошо — давайте мне все всё будут делать, приносить мне еду, эти гамбургеры, салаты, готовить супы по два долбанных часа каждый божий день, искать подход, танцевать вокруг меня хороводы, а я буду просто спать и истерить «домой хотю! Домой хотю!» Фу! Мерзость! — с тяжёлым усилием слова выкарабкивались изо рта, — Сколько я убил на тебя времени! Бесполезная ты тварь! Хоть бы на шаг приблизился! На один малюсенький, драть его, шажочек! Я как проклятый уже свою работу по днищу пустил, покупаю тебе какие-то пироги! А ради чего!? Чтобы ты ещё на меня орал и указывал, что можно, а чего нельзя? Я решаю здесь, что кому можно!

От возбуждения он поднялся на ноги и стал ходить по кухне взад-вперёд. Как делал бы лесной зверь, запертый в клетке. Два шага в одну сторону, два шага в другую. Между словами он ставил паузы лишь под глотком. Назад пути не было, ведь в нём уже пришёл в действие механизм ярости, и с каждым словом разогревался только сильнее. Пиво не было способно его охладить.

— Да любой на твоём месте ноги бы мне целовал за всё то, что я тебе предоставляю! Ты знаешь, сколько стоит одна игуана, никчёмный кусок неблагодарного мяса!? Ты не знаешь, сколько стоит игуана! Ведь ты ни дня своей жизни не работал, а только сидел на шее мамочки с папочкой, которые тебя ни во что не ставят! «Я хотю знать о семье у-тю-тю. Я соскучился по людям, которые об меня вытирают ноги». Ах, вот значит как! Ты это любишь, да? Может, и мне повытирать об тебя свои ноги, и тогда ты и ко мне начнёшь испытывать привязанность, а!? Может, мне стоит? Да, уверен ты тут же проникнешься ко мне любовью и уважением! Ты достоин своей убогой семьи! Ты достоин только унижения! Такой язык ты понимаешь, верно!? Я дам тебе такой язык. Ты ведь только об этом целыми днями и думаешь, фантазируешь денно и нощно! «Ох, вы хотите меня изнасиловать, Мистер Икс? Ой, я этого так сильно боюсь, что напоминаю вам при каждой же возможности, что уже столько времени я перед вами пресмыкаюсь, а вы всё никак не догадаетесь этим воспользоваться!» — он ставит бутылку на стол, чуть не разбив её от удара, и идёт стремительными шагами к спальне.

Здесь он яростно вскрикивает ещё раз, возвращается за бутылкой, и уже после дверь в спальню с грохотом захлопывается. В доме становится тихо. Но в спальне, за закрытой дверью, поглощающий этот звук, Костя кричит на стены, не вдыхая больше минуты. Его крик разрывается сплошным потоком, пульсируя в теле.

— Ты мог бы быть счастлив со мной! Мы могли бы быть счастливы! — кричит он и снова срывается на монотонный гласный.

Истерика, захватившая его, туманит опьянённый рассудок, а крик всё вырывается и вырывается наружу, но никак не иссякнет. Костя хватает подушку и швыряет её в угол, сбрасывает с кровати тяжёлый плед, одеяло.

— Ты заставляешь меня быть тем, кем я не хочу быть! — поднимая подушку, он швырял её снова, смахивая лампу и книгу с тумбочки, — Ты не понимаешь, что я не насильник! Я мог бы быть нормальным человеком! Я мог бы никого не убивать! Ты понимаешь это или нет, чёрт подери!?

За стенами дома остаётся безмятежная лесная тишина. Только если специально вглядываться в окно одного из домов, глаз привлечёт движение. Парень беззвучно сменяет на лице самые мучительные эмоции, разбрасывает по комнате вещи. Но снаружи не слышно ни звука, и никто не узнает, какая катастрофа разворачивается в спальне прямо сейчас.

«Любимая мама, я знаю, что скорее всего я сейчас мёртв. Мне очень жаль, что тебе приходится читать эти слова вот так. Любимый папа, Вова, надеюсь вы сможете принять то, что я справился с ним в одиночку. Я очень сильно вас люблю. Мне правда очень очень жаль, что я не смог вернуться домой. Я хочу, чтобы вы знали, что есть только один единственный человек во всей вселенной, который был, есть и всегда будет оставаться виновным в моём похищении и моей смерти — это похититель. И никто больше не в ответе за то, что произошло. Вы самая лучшая семья, которая когда-либо могла у меня быть. Часто вы бесили меня, а я бесил вас, но всегда мы желали добра друг другу. Я не стану писать, что прощаю вас, потому что мне не за что вас прощать. Я люблю вас, и я знаю, что вы любите меня. Больше всего на свете я хочу, чтобы вы смогли идти дальше и жить полноценной счастливой жизнью. Если вы найдёте это письмо, значит, его поймали. Значит, всё хорошо. Будьте счастливы. Саша» — ему удалось не капнуть на страницу ни одной слезой. Он сложил листочек несколько раз, пока не получился довольно плотный комочек. Его Саша зажал между пальцев.

Складывал страницу он медленно, потому что одновременно он делал то же самое с другим, пустым, листом. Этот пустой лист он положил на стол открыто и закрыл лицо руками, будто усиленно о чём-то думает. После этого он встал из-за стола и ушёл в ванную. Держа листок между пальцами, он вытащил из-под ванны ведро с половой тряпкой и театрально рухнул на пол, будто что-то его утащило.

— Чёрт! Опять застряла! — ругался он на тряпку, которая в этот раз не застревала в трубах.

Его глазам открылся тайник за кафельной плиткой. Вернее, участок голой стены, к которой можно приложить сверху одну из плиток. Здесь он и спрятал своё письмо родителям, приложил кафель обратно и сделал движение, с которым мог бы вырвать тряпку, если бы она и правда зацепилась за что-то. Затем он кинул её в ведро с нарочитым негодованием и стал набирать воды.

Когда Мистер Икс заезжал с тележкой в Комнату, Саша уже выливал грязную воду в унитаз. Мистер Икс молча раскладывал еду на подносе и усаживался рядом в кресле. Так же молча мальчик подошёл и сел на кровати. Как обычно, постель была смята. Пододеяльник свернулся в кучу и забился подальше от подушки и съехавшей к краю простыни где-то в углу.

— Спасибо. — Обратился он к похитителю.

— Пожалуйста.

Они приступили к еде. Мистер Икс мог пить кофе через отверстие в маске при помощи трубочки, и в этот раз ничего не записывал. Саша ел, не отвлекаясь и не стремясь к контакту. Но к концу своей порции, его наполнило напряжение. Он посмотрел Мистеру Икс в глаза.

— Что-то не так? — выдал ребёнок свои опасения.

— С чего ты взял?

— Мне кажется,… ну… что ты на меня смотришь… как-то странно.

— Я всегда на тебя смотрю. Спасибо, что заметил.

Парень смутился и продолжил есть. Плечи его оставались приподняты.

— Если бы я сказал, что у тебя есть возможность выйти отсюда, ты бы пошёл мне навстречу? — говорил Мистер Икс вкрадчиво, насколько было возможно сделать это, пользуясь звукоисказителем.

— Какая возможность?

— Я провёл с тобой много времени. Может, для тебя это ничего не значит, но ты стал близок мне. — Он говорил медленно, даже грустно. — Мне хочется ощущать эту близость. Не только на духовном уровне. Иногда мне хочется просто обнять тебя.

Парень молчал, не зная, что делать. Страх, паника, бессилие. Они стянули мышцы его лица.

— Ты разрешишь мне тебя обнять? — Мистер Икс оставался медлительным, гипнотическим.

— Я просто очень сильно не хочу, чтобы вдруг ты… — он не смог продолжить.

— Я сказал «обнять», Саш. Это значит объятие. Не больше, не меньше.

— Ты не нападёшь на меня после этого?

— Нет, я на тебя не нападу.

— Хорошо… — слова и мимика мальчика были прямо противоположны. Он не хотел соглашаться, он не хотел разрешать. Но он соглашался.

Мистер Икс медленно встал с кресла, сделал шаг к кровати и присел рядом. В абсолютной тишине шаги похитителя звучали неуместными, противоестественными. Шуршание штанин его брюк, шорох, с которым он опустился на кровать. Как чавканье жвачкой в храме. Саша скованно ждал и не шевелился. С той же медлительностью, глумящейся осторожностью рука Мистера Икс опустилась ему на плечо. Это было первое прикосновение с момента его похищения. На глаза мальчику навернулись слёзы, он обернулся к похитителю, и тот покровительственно наклонил голову. Аккуратным даже нежным движением Мистер Икс заключил ребёнка в объятия, и тот содрогаясь стал плакать.

— Ничего. Будет лучше. — Успокаивал Мистер Икс.

Какое-то время Саша сидел, уткнувшись в его грудь, а тот заботливо прижимал ребёнка к себе. Вдруг Саше пришлось слегка оттолкнуться. Для того, чтобы посмотреть похитителю в глаза.

— Прошу. Отпусти меня. Прошу.

Звукоисказитель издал протяжное рычание. Звук, с которым сквозь него проходит сильный поток воздуха.

— Я не хочу, чтобы ты мучился, Саша. Но ты же знаешь, я не могу тебя отпустить.

— Пожалуйста. — По его щеке вновь потекла слеза, и он небрежно смахнул её. — Я не видел тебя, я никогда не смогу тебя опознать, даже если ты будешь вот так сидеть передо мной, я тебя никогда не узнаю. Пожалуйста, отпусти. Я не знаю твой голос, я не знаю где я. Я не смогу ничего о тебе рассказать. Прошу тебя. Я умоляю. Дай мне уйти. Прошу.

— Эксперимент ещё не закончен, Саш. — Руки похитителя оставались на его плечах. — Я не могу отпустить тебя, пока он не будет завершён. Тебе нужно побыть здесь ещё какое-то время. Ты вернёшься домой, только позже.

Саша обезнадежено молчал.

— Правда… мне хочется близости с тобой. — Вернул его в реальность происходящего парень, проведя своей ладонью ближе к шее от его плеча.

Мальчик дёрнулся. Еле заметно, это было скорее даже похоже на дрожь, которую уловить можно только пальцами. Когда всё тело будто бы покрывается панцирем с макушки до кончиков ног.

— Я этого не хочу… — прозвучало как просьба.

— Может быть, не сегодня.

— Могу я солгать?

— Мы не лжём в Комнате. — Каждый раз Мистер Икс сохранял в произношении мягкость.

— Тогда я ответил. Я этого не хочу.

— Ты не можешь знать, что будет завтра.

— А ты можешь однажды перестать хотеть этого?

— Хм… Думаю, я понял тебя.

— Я хочу домой. Пожалуйста. Но я не стану соглашаться.

— Тебе не нужно думать, что сказало бы общество. Об этом узнает только тот, кому скажешь ты сам. К тому же, в этом нет ничего дурного. Это всего лишь определённый опыт, как наше объятие.

— Эм Икс, — его голос ослабел, будто у пьяного человека, — Я знаю, что существует суп, в который добавляют человеческие эмбрионы, и многие готовы платить большие деньги… — его дыхание углубилось, словно бы был заложен нос, — Деньги…Чтобы его съесть. Я верю…что они получают удовольствие, когда едят… но я не хочу его пробовать… просто не хочу.

— Я понял тебя, Саша. Очень жаль. Ты слышишь меня? — он спросил, потому что их зрительный контакт был нарушен. Взгляд мальчика расплывался, и его голова стала клониться вперёд, а потом в разные стороны, будто стала очень тяжёлой. Его тело качало как на волнах, а внимание больше не могло ни на чём сфокусироваться.

— Ты отравил меня. — Догадался ребёнок. Он успел посмотреть Мистеру Икс в глаза прежде, чем упасть на постель бессильно.

— Да. Я знаю.

Глава 3

За шипящим рагу в сковороде присматривала молодая женщина лет двадцати семи. Невысокого роста, с гладкими, словно в рекламе шампуня каштановыми волосами, спадающими до плеч. Сейчас на правой стороне они были заправлены за ухо. Женя поглядывала на смирно сидевшего возле двери в кухню пса, золотистого ретривера, и делала вид, будто не замечает, как потихоньку тот перемещается к ароматам плиты всё ближе. Если судить по обстановке на кухне, то девушка принадлежала к богатой семье или как минимум удачно вышла замуж, о чём можно было предположить по кольцу на её безымянном пальце. Ловкое движение лопаточки, непринуждённость спортивной фигуры и стильные лосины под рубашкой, будто девушка вот-вот отправится на пикник, а не проводит весь день, сидя дома — такая могла позволить себе выгодную сделку при свадьбе. Прядь шелковистых волос снова выбилась из-под уха, и Женя отправила её назад привычным жестом. В этот момент её и застал Константин, координатор отряда «Содействие». Пёс почтительно встал, завидев хозяина.

— Можешь выдохнуть. — Прошептал мужчина, обняв со спины свою женщину. — Он подписал.

Пробудившись улыбкой, Женя развернулась лицом к мужу и обхватила его шею руками. На нём она могла бы повиснуть из-за разницы в габаритах и росте, но гордая осанка оставалась всё так же при ней, и они стояли вдвоём будто при царском дворе.

— Не представляю, как они будут справляться без меня двадцать восемь дней. — Продолжил мужчина. — Кто ещё разберётся во всём этом бардаке? Им обойдётся этот отпуск в миллионы.

— Костя, — с нежностью в голосе позвала его жена, — Ты, конечно, самый лучший бухгалтер в мире, я не спорю. Но правда — без тебя небо не упадёт на землю. Тебе действительно полезно иногда его отпускать. Чтобы вспоминать об этом.

Из сковороды сбежал кусочек говядины. Увильнув от попытки Жени его поймать, он распластался на полу, и только в глазах собаки это вызвало прилив радости.

— Ой! — только и воскликнула девушка, взмахнув лопаткой в воздухе. — Пётр? Можно.

— Женя! Да лучше бы выкинула! — успел только взмахнуть рукой мужчина, провожая взглядом кусок мяса, пропавший за мордой собаки. — Ну в самом деле. Ему нужна дисциплина.

— Прости. Я не успела сообразить.

Уже в следующую секунду она обняла пальцами нетипично длинные волосы мужа, и тот расплылся в тёплой улыбке. Восхищение его глаз скользило по аккуратному низко посаженному носу и чистой коже, не отравленной косметикой. От домашнего поцелуя пару отвлёк звонок на мобильный мужчины. Прежде, чем отвлечься, он хитро заглянул супруге в глаза, как бы уведомляя о намерении ответить. Входящий звонок — «Аркадий». Прочитав это, Женя предоставляет партнёру свободу, а сама отодвигается на второй план, и берётся за специи.

— Да! Да, могу. Говори. — Командно включается мужчина в диалог и затем долго слушает встречный рассказ, хмурясь с каждым словом всё больше.

Его жена тоже хмурится. В какой-то момент, пока человек передаёт информацию с того конца линии, она встаёт перед мужем руки в боки, определяясь со следующим решением.

— Где разбиваем штаб? — звучит вопрос её мужа, и тогда она коротко кивает сама себе и берётся за ручки верхнего шкафа. — Понял. Десять минут.

— Лес? — Женя только дождалась, когда муж уберёт телефон. Она доставала контейнеры для еды.

— Не ясно. — Мужчина же, не медля ни свободной секунды, вышел за сменой одеждой. Подробности он сообщал уже из спальни, стоя у шкафа. — Предположительно, город. Ребёнок, четырнадцать. Живут в частном секторе, за ними сразу лес.

— Сколько часов? — её руки уже доставали разделочную доску и хлеб.

— Сутки. Вчера не пришёл на линейку.

— Сутки… — с большим усилием она заставила себя не выговориться.

Мужчина уже снова появился на пороге в свитере и охотничьих штанах.

— Друзья говорят, сбегать не собирался. На встречу перед линейкой не пришёл. Исчез.

Передав ему бутерброды, Женя проницательно заглянула глаза в глаза. Она стояла перед ним в лосинах и светлой рубашке, рагу ещё дышало уютом на дом.

— Две минуты, только предупрежу Вадика, что мы уходим.

— Нет, Жень, останься с ним. Мы сами справимся.

— Ты замечаешь то, что не видно другим. — Отправляла жена поддержку с любовью и уважением. — Ты видишь связи там, где остальные упускают. Я буду дежурить в чате. Пиши в любое время.

— Люблю тебя. — Константин хотел поцеловать жену в щёку, но она повернулась к нему губами.

Ей удалось распознать тревогу в его глазах, и напутствие не заставило ждать дольше секунды.

— И я тебя люблю. Ты всегда помогаешь им вернуться, и в этот раз так же. — В руки она передала ему контейнер и термос.

Когда он подъехал к дому, там уже было не протолкнуться. Машины волонтёров загораживали узкий проезд к жилищу семьи, где во всех окнах горел свет. Дом был большой, в нём могла бы уместиться семья и с тремя детьми. Но Коля был единственным сыном, и теперь его лицо довольно улыбалось с ориентировок, пачками лежащих в открытых багажниках добровольцев. Двое из них присоединились к беседе строгого вида женщины-полицейской с парой подростков: мальчиком и девочкой. Оба ребёнка выглядели вызывающе и не тянули на проживающую в достатке семью. Во всяком случае, если речь шла о достатке внимания или любви.

— Константин? — услышал координатор знакомый голос. Его окликнул коренастый мужчина в форме, спортивный, но ниже его на добрую голову. В шаге с ним приближалась стервозного вида леди с пушистой копной выжженных волос. — Координатор добровольческого поисково-спасательного отряда «Содействие»! — чеканно представил приятеля полицейский. — Давно помогают нам в поисках пропавших. Анна Владиславовна, мать Коли…

— Аня! — спешно вскинула женщина руку для рукопожатия, — Спасибо, что приехали.

— Вы можете смело обращаться к нему по всем вопросам, касаемо поиска. — Перехватил Аркадий инициативу и тут же повёл координатора в сторону, оставив матери смаковать загадочное «позвольте», — Тебе нужно направить основную массу людей в город. Дом мы осмотрели, по родителям ничего.

— Костя! — возникла посреди дороги пухлая девушка с раскрытым и в несколько слоёв исписанным блокнотом.

— Здравствуй, Гусь. — кивнул ей мужчина, после чего поставленным слогом девушка принялась объяснять.

— Смотри, Коле 14, 165 рост, худое телосложение, чёрные волосы. Примерно до уха. Школьная форма: чёрные брюки, белая рубашка, кеды чёрные, сумка клёпанная. Вышел в 7:15, в 7:30 должен был встретиться с друзьями. — На секунду невысокая девушка махнула длинными волосами, проверяя, где остались упомянутые друзья, и ребята сразу откликнулись, участливо поравнявшись с говорящими. — Вон, видишь, там? Вниз по дороге есть гаражный комплекс. Там они должны были встретиться, но он до них не дошёл. Ребята ждали где-то до 7:50, и пошли на линейку. — Пока её твёрдый голос передавал информацию, взволнованные подростки уверенно кивали головами в подтверждение её слов. — На связь после 7:16 Коля не выходил. В 7:16 он написал сообщение Паше в чат «выхожу», попрощался с родителями и пропал.

— Почему пропал? Есть свидетель. — Заметил Аркадий со знанием дела. — Горохов. Сосед. — Неопределённым жестом мужчина взмахнул в сторону. — В 7:15 он с женой и ребёнком выехали из дома. Видели, как парень шёл по дороге вниз. Туда. — Это была дорога, вниз по которой мальчика ждали одноклассники. — Они его обогнали и поехали по делам.

Мальчик, которого представили Пашей, принялся оправдываться в один голос с подругой, но в их общем говоре сложно было уловить, какую бы ни было информацию. Константин больше смотрел на них, нежели слушал. На сетчатые нарукавники школьницы кислотно-розового цвета, на длинные пряди её друга, на чёрный лак, мелькающий перед глазами под нервной жестикуляцией девочки, и решительно их оборвал:

— Коля причисляет себя к субкультурам?

— Ну… — замялся было парень, однако подруга взяла ответ на себя.

— Он хочет быть эмо. Он любит такую музыку. Чёлки, значки, ему нравится тематика смерти, говорит постоянно, что жизнь боль, шутит вечно про суицид. Но он не стал бы на самом деле, он просто шутит. Он бы не стал.

— Кость, — обратился к нему снова полицейский. Им пришлось отойти на условное расстояние от детей. — Мальчик довольно активный. Общительный. Любит внимание, сам себе на уме. Предположу, что ушёл отмечать первое сентября, понял, что переборщил и боится вернуться. Я бы просто бы переждал. Не пугай мать лишний раз. Детям скучно, ищут себе истории.

— А то, что он вышел из дома в 7:16, пошел в сторону встречи, но к 7:50 до конца стометровой дороги так и не дошёл, тебе ничего не говорит?

— Говорит, Кость. Он не захотел пойти в школу. Или не захотел увидеться с друзьями. Здесь он мог туда свернуть. — Показал он в противоположную гаражам сторону вверх по дороге. — Туда свернуть. — По прямой от дома на территорию габаритного спортивного комплекса, что ограждена от частного сектора крохотной рощицей. — Туда свернуть. — В конце концов, указал он на лес и добавил уверенно: — Но в форме он в лес пошёл вряд ли. А мог вообще такси заказать. И уехать.

— Такси отрабатывали?

— Кость, какое такси? Нам семья позвонила, сказать во сколько часов? В 11. Утра. Сегодня. Он, считай, уже больше суток где-то гуляет. Какое такси? Осмотрели дом, повезли мать в участок, пообщались, она подала заявление, мы только дозвонились до отца. Пока с ним общались, одно, другое. Сюда только приехали. Осмотрелись, вызвали вас. Мы пока тут стоим, я думаю, он скоро сам выйдет.

— Понятно. И правда долго стоим. — Откланялся Константин и вернулся к машине.

Утро не выглядело особенно добрым. Суматоха на дороге и тревога, висевшая в воздухе. Ему требовалось собрать картину воедино, но всё, что он видел, представляло собой рой добровольцев, ждущих команды, мать и друзей пропавшего, ждущих ответов, и полицейских, ждущих, пока ситуация сама разрешится.

Спортивный комплекс стоял к дороге по участкам спиной — сюда не выходило ни одно окно от него. Соседские дома спускались рядком, в котором выше всех лидировал дом семьи Коли. Не представлялось возможным вытянуть информационную ниточку с этого места, какой-то след.

— Мария! — подозвал к себе пышную девушку координатор. — Надо выдвигаться. Сколько у меня людей?

Милая, но от того не менее организованная женщина вновь смахнула тёмные волосы за спину и в два шага оказалась перед Константином.

— Нас 45 человек, это примерно 15-18 групп, готовы выдвигаться. — Рвался в бой её нежный голос.

— Спасибо. Поиск поделим на две части сразу. — Теперь он обращался ко всем волонтёрам, прибывавшим всё ближе к его авто. — Мне нужны 10 групп в город и остальные в лес. Кому одежда позволяет, составьте, пожалуйста, мне тройки и регистрируйтесь. Гусь, напиши в чат — нужен лес. — Отвлёкся он на девушку с просьбой. — Город, отмечайтесь сразу, какой берёте район. Сегодня второй день пропажи. Ориентируемся, что парень банально ищет еду. Он хочет есть, он хочет пить. Он хочет сходить в туалет, он устал, не выспался. Он хочет домой. Важно — ориентировки не клеем: подходим, показываем, ведём опрос. Раздаём в магазинах, в автобусах тоже оставьте парочку, на заправках, в кафе. Всё, идём. Лес! — обратился он к другой группе — Кто у меня лес? — откликнулись четыре готовые команды по трое. — Отлично. Подойдите сюда.

Константин подозвал оставшихся к раскладному столу перед машиной. Отсюда шла выдача листовок на поиск, здесь записывались добровольцы в группы по номерам. Первая тройка — Шестакова Ирина, Федотов Михаил, Камышев Иван — пригородный мост. Вторая тройка, третья. Город разбит на зоны поиска подростка, который предположительно ищет укрытие и еду. Вторая часть добровольцев заняла правую половину стола над картой города. Та была рассечена чёрными прямыми на равные квадраты.

— Вы, первая тройка, берите первый, второй, третий квадраты. Справитесь?

— То есть мы три квадрата берём? — указал как бы на ошибку мужчина, вырвавшийся в первый ряд в бурном желании помочь.

— Да.

— Хорошо. Справимся.

— Время есть? — Константин не сомневался в нём, и спросил в форме смягчения.

— Да-да, мы будем искать.

— Хорошо. Вы — вторая тройка, вы берёте четвёртый, вот этот, — небольшой закуток деревьев на карте, врезающийся рельефом в поля, — Пятый и шестой. Или… Или сможете взять шестой?

— Да, берём.

— Хорошо. Третья тройка. — Он визуально прикинул идею на смирно стоящих людях и отошёл на шаг, чтобы открыть багажник машины.

Оттуда он достал ещё одну карту. Более масштабированная версия выделенной части города. Её он расстелил поверх прежней.

— Вы будете смотреть здесь. Смотрим очень внимательно, на отклик работать не будем. Мне нужны ваши глаза и придельная точность. Искать нужно всё, что выглядит странным…

— А почему мы здесь ищем? — притормозил координатора парень с несколько сконфуженном видом. Сперва он окинул рукой лес за их спинами, — Это же Овражный лес, — и далее ткнул ладонью в раскрытую карту, — А карта Ленинского.

— Да, я знаю. Мне нужно, чтобы вы там поискали. Сейчас на тебя мать пропавшего смотрит, я тебе потом скажу, почему ты туда поехал искать, хорошо?

— А… — протянул волонтёр ещё более растеряно, но решил довериться старшему, — Понял. Хорошо.

— Спасибо. Ещё раз. Это очень важно. Чья-то куртка, выброшенная салфетка валяется, кто-то, может, увидит чужую сим-карту… — перечислял Константин, призывая к внимательности, и одна из девушек усмехнулась, — Ничего смешного, у нас пропал ребёнок. Мы с вами сейчас будем искать следы. Если вы увидите какой-то ботинок, даже явно не детский, увидите сломанную сосновую ветку, которая не должна здесь лежать в берёзовом лесу, я хочу, чтобы вы мне об этом сказали. Понимаете?

Отряд стоял в лёгком непонимании, говорит ли координатор всерьёз. Своими следующими словами, он развеял сомнения.

— Или увидите вскопанную землю. Я хочу, чтобы вы мне сказали об этом.

— А почему мы увидим вскопанную землю? — подала голос девушка, которая минуту назад улыбалась.

Координатор на какое-то время замолчал, но ему пришлось быстро сообразить, как ответить команде.

— Потому что есть информация, что такое может произойти. Это будет очень хорошо, если вы её не найдёте. Но можете и найти. Ваша группа, — указал он на девушку, а затем на карту, — Чешет первый, второй квадраты. Я с вами на связи. Ваша группа, пятая тройка. — На секунду он возвращается к девушке и напоминает ей: — Вы четвёртая тройка. — И снова переключается на последнюю группу. — Вы возьмите пока третий и четвёртый квадрат. Людей нет, я надеюсь, что мы или ничего не найдём, или найдём в первых же четырёх. Всё, работаем?

Сам Константин отвернулся от лиц отряда на карту, где был размечен Ленинский лес. Согласно карте, он располагался сразу за коротким рядом домов, которые были подписаны указателем — ул. Пирогова.

Комната. Жёлтый диванчик, гитара, шкаф для одежды, письменный стол, не-окно, за которым темно. Коля растеряно садится на кровати и замечает на своей ноге цепь, приковавшую его к стене в постели.

— А? — глупо протягивает парень. — Что за дерьмо? — он встаёт на ноги и крутится на месте, но тут же спотыкается и только неубедительно пытается смахнуть цепь.

— Эй! — злобно берётся он руками за кандалы, хочет снять их, но ничего не выходит. — Эй, вы обалдели!? Идите к чёрту! Вы нормальные!?

Претензии разлетаются в стороны и глухо падают, разбиваясь о бетонные стены.

— Эй! Паша! Это ты!? — оглядывается парень снова, и движения его становятся ещё более резкими — нарастает волнение.

Он пытается покинуть пределы, лимитированные цепью, хватает её и дёргает из стены, но ничего не происходит. Его движение сильное. Должно быть, на ладони останется болезненный след. Где ещё останется подобный? Парень снова огладывается себе за спину, вертится на одном месте и оборачивается снова. Разумного в его действиях мало, но он выбирает не сидеть на уготовленном месте. Выкрикивает ругательства, делает свой голос громче.

— Блин, мам! Эй, это чё такое!? — вновь его руки дёргают цепь, и вдруг будто Комната откликается.

Звучит сигнал, мигает свет, вслед за предупреждением открывается металлическая дверь. За ней появляется человек в чёрном костюме. Кеды, брюки, водолазка: чёрный покрывает всё тело. Маска с чуть вытянутым ртом, будто бы морда пса, испускающая шершавое дыхание через звукоисказитель. Неизвестный двинулся к ребёнку.

— Очень смешно! Я не буду ни во что играть! Я ничего не подписывал, и это нарушение закона! Я против! Развязывай меня, ясно!?

Неизвестный остановил тележку, не довезя до постели. Обходя выделенный цепью лимит, он прошёлся до компьютерного кресла, чуть придвинул его и сел перед рассчитанной на глаз лимитированной линией.

— Это не квест. — Даже в искажённом варианте его голос звучал абсолютно спокойно. — Я знаю, что закон нарушен. Ты похищен. К сожалению, тебе не поможет закон. Присядь, мы сможем всё обсудить.

Нечеловеческое дыхание поддерживало ход времени в застывшей картине Комнаты.

— В смысле? — Коля не стал присаживаться. — Я ничего не подписывал, ничего не заказывал. Если даже кто-то заплатил, вы не имеете права меня тут держать. Это уже реальное похищение. Преступление.

— Да. — Отвечал механический голос маски, не торопясь. — Это преступление. Ты реально похищен. Ты присядешь?

Коля присел.

— В смысле?

— Я не могу сообщить своё имя для твоей же безопасности. Так же как не могу открыть тебе лица и своего голоса. Но ты можешь называть меня Тот Самый, Мистер Икс или Исполнитель, на твой выбор. Скажи, как я могу обращаться к тебе?

В гуще леса были отчётливо слышны голоса улицы. Одна из групп снова передавала координатору информацию об отсутствии новой информации. Девушка с яркими нарукавниками выдыхала дым.

— Недоступен? — вырвал из пучины мыслей Паша подругу.

Ей пришлось снова сбросить свой неотвеченный звонок. Она покачала головой и убрала телефон в карман куртки с молнией набок.

— Нафига ты сказала про суицид? Не будет он этого делать, просто угарает.

— А что надо было сказать? — оскалилась девушка. — Вдруг бы он реально…

— Да не будет он ничего делать! — друг откровенно смеялся над ней, а заодно и над пропавшим.

— А где он тогда? Куда он пошёл?

— А то ты не понимаешь.

Задымляя островок безопасного уединения, подросток пинал дерево. Не от волнения или злости. Просто от скуки. На нём были крупные кеды с фиолетовым шнурком, на котором ещё умещались изображения черепов во всю длину. Обувь и одежда, казалось, достались ему от старшего брата. Если судить по размеру, то можно было бы даже сказать, что от отца, если бы взрослый человек смог такое надеть.

— Ну, так скажи мне, раз такой умный. — Выражала свой страх его спутница через нападки.

— Похитили его. Вечно здесь туда-сюда катают уроды всякие. Он же говорил про того мужика? Может, он и похитил. Уже изнасиловал где-нибудь или вообще.

— Ты придурок, ты знаешь? Иди тогда скажи полиции, что его похитили.

— Ты хочешь, чтобы его родители узнали, что он пробовал? Вдруг он просто сбежал? Я не буду говорить об этом. Сама иди скажи.

— Да никто его не похитил! — воткнула девушка сигарету в дерево, отчего искры посыпались во все стороны. — И в полиции уже взломали его страницу. Они и так узнают, в каких он группах сидит и у кого покупает. Они уже знают, наверное.

— Нин, а если его реально увезли?

— Что ты несёшь вообще? — направилась она в сторону, достала телефон и снова отправила вызов по номеру «Коля».

— Ну это же розыгрыш такой просто, да?

— Нет, Коль, это не розыгрыш. Я могу нарушить закон ещё раз, чтобы ты убедился наверняка, если ты разрешишь мне.

Между ними пролегало не меньше метра, однако каждый мог испытывать на физическом уровне то напряжение, которое создавалось ими двумя. Противоборство, соперничество, встречное давление.

— В плане? — за каждым вопросом темноволосого парня стояла претензия, почти что угроза.

— Могу подойти к тебе ближе. Сократить дистанцию между нами. Или сделать так, что её вообще не будет. — В словах похитителя же напротив скрывалось предложение, призыв. Просьба, такая желанная, что переходила в мольбу — в требование. — Могу сделать так, что нельзя будет обозначить, где заканчиваюсь я, и начинаешься ты.

— Ага, мечтай, извращенец. А давай лучше я тогда к тебе подойду и сделаю так, что будет не понятно, где заканчиваюсь я, и начинаешься ты, ок да?

— Что конкретно ты имеешь в виду? Думаю, меня устроит твоё предложение.

— Можешь у меня отсосать! — не стал долгим временем юлить парень.

— Знаешь, мы не так близко знакомы. Но если ты хочешь ласки, я могу для тебя это сделать рукой. Предлагаю такой компромисс.

— Да иди ты…

— Так, Коля, — оборвал его в секунде от страшной ошибки похититель, — Тебе важно уяснить несколько правил. Их немного, но они важны. Сейчас ты нарушил одно из них. Я понимаю, ты об этом не знал, но я сообщу тебе на будущее, чтобы такого не повторялось. Потому что за нарушением правил следует наказание. Оно осуществляется в виде лишений. Правила просты. — Потрескивающий голос изложил основные правила Комнаты точно так же, как делал это для предыдущего пленника. — В наказание ты можешь быть лишён литературы на определённое время, предметов развлечения. Или еды и света — за грубые нарушения. Сейчас я не буду тебя наказывать, поскольку ты правил не знал, но впредь имей в виду, что как бы мы друг к другу ни относились, мы должны вести себя уважительно, иначе наше поведение является разрешением нарушить по отношению к нам аналогичное правило. В следующий раз, если ты проявишь неуважение, я могу проявить его по отношению к тебе или же ввести ограничения. Ты всё понял? Хочешь записать?

— Не хочу я ничего записывать, и иди к чёрту! — Коля снова поднялся с кровати, словно бы соприкосновение с ней делало его уязвимым. Цепь брякнула от резкого движения, но не отняла воинствующего вида ребёнка.

— Что ж, если требуется обучение, мне не сложно провести пару занятий. Это поможет тебе получать больше благ в дальнейшем. — Говорил похититель, поднимая стакан с чаем, а затем плеснул парню в лицо и поставил кружку на прежнее место.

— Ты слышь! — Коля расправил плечи, готовый как зверь вцепиться в добычу. Но на одной только позе драка и закончилась, потому он продолжил словом. — Отвали от меня, понятно? Я сказал, я не буду играть в эти идиотские игры и дрочи себе сам, конченный! Это вообще что такое? — обратился он тогда будто к стенам. Может быть, к лампам или к потолку, как если бы оттуда ему действительно могли вразумительно ответить.

— Очевидно, ты полностью дезориентирован… — констатировал механический голос, и похититель встал, развернул тележку и выкатил еду обратно за дверь. Пустая кружка из-под чая, тарелка с нетронутыми сандвичами и бутылка воды. Когда за чёрной спиной захлопнулась дверь, стало тихо. Коля остался в Комнате один.

— Вторая тройка, лес, докладываю — в штаб прибыли! — невесело спаясничал один из поисковиков, подходя к штабу.

Уставшие и холодные, в повисших куртках на понурых плечах. Такими вернулись добровольцы под утро после первого дня поисков. Константин налил своим людям чай, а сам по случаю наконец-то смог отвлечься от работы за монитором.

— А где родители? Спать ушли? — позвала девушка из группы.

— Да, пригласили нас в дом. Я сказал, что здесь настрой держать проще. — Объяснился координатор.

Пар поднимался волнами над стаканчиками с чаем. На столе можно было найти пластиковую тарелку с печеньем. Хотя на ней лежал так же нетронутый свёрток фольги. Очевидно, одному из групп волонтёров удалось забыть свой обед в штабе.

— Кость, — позвал один из парней в вернувшейся группе. Сам он чуть менее крепче первого. Только разместился на походном стуле в тесной компании под рассветающим небом и пододвинул к своему стаканчику с чаем упаковку крекеров. — Мы тут не можем понять… Ты… нам чего-то недоговариваешь. — Он был дружелюбным и даже походил на весёлого, если бы не обстановка, в которой происходил разговор. — Объясни, почему второй детский поиск по городу ты отправляешь нас в лес… Да ещё часть команды посылаешь в другой район вдобавок?

Его напарник и напарница принялись молчаливо разглядывать движение чая. Могло быть и так, что смельчак, задающий вопрос, был выбран ещё заранее. Координатор отряда тем временем усталой статуей застыл как будто во сне. Его почти пришлось окликать, чтобы вывести из мысли. Тем не менее пришёл он в себя сам.

— Ты тоже помнишь, да, тот поиск?

— Саша. — Назвал с ходу приятель. — Чего его помнить, до сих пор ходим ищем. Остальных, вроде как, всех нашли.

— Я тоже про этот поиск сразу подумал… — собирался с ответом Константин, — Как-то они похожи… — он стряхнул головой, будто это помогло бы отогнать навязчивые мысли.

— Ну там ребёнок, здесь ребёнок. Может… ну… похожи. В каком-то плане. — Парень явно не питал к сказанному доверия, а скорее находил в своих словах прямое опровержение сути вопроса.

— Честно говоря… Мне почему-то кажется, что они могут быть связаны.

— М-м… — безразлично произнёс парень из второй тройки, — Типа как?

— Не знаю пока…Чуйка.

— Чуйка… что они, может быть, ушли в лес? — добирался до своего волонтёр, — Ну то есть ты думаешь, что они гуляли, гуляли… По улице, скажем, а потом внезапно такие взяли и ринулись в лес. Я не совсем понимаю. Мы чего-то не знаем или…?

Костя проигнорировал прозвучавшее.

— Нельзя принимать поиск слишком близко к сердцу. — Заметила девушка.

Она смотрела на координатора обеспокоено. На секунду ей будто захотелось покровительственно к нему прикоснуться. Это могло бы его поддержать? Конечно, нет. Но могло бы стать выражением желания проявить поддержку. Только минуя конечную цель, теряло свой смысл. И девушка не притронулась.

— Вам не кажется, что у нас не складывается картинка? — дозрел Константин и развернулся ко всем волонтёрам. Для этого ему пришлось отодвинуться от стола со скрипучим и резким звуком. В тишине пригородного рассвета это прозвучало особенно остро. — Вот смотрите. Парень идёт на линейку в школу. Он берёт с собой практически пустой рюкзак. Он одет в школьную форму. Он спускается на встречу к друзьям и… пропадает. Есть свидетели, которые видели, как он туда шёл. Какова вероятность, что он на середине пути развернётся и подумает: «А не пойти ли мне в лес?»

— Ну так и зачем мы ищем в лесу, ты скажи? — практически хлопнул себя по ноге первый прибывший.

— Вы не думаете, что парня похитили? — наконец выдал Константин.

Волонтёры из группы переглянулись. Никто не решался сказать слово «за» или «против».

— А ты пробовал обсудить это с полицией?

— Полиция уже своё слово сказала. Нет оснований, чтобы фиксировать похищение. Им, прежде чем открыть дело, нужно думать, как его закрывать. А мне нужно думать, как закрыть поиск.

— Ладно, ребят, мне пора домой. — Поднялся крупный мужчина со стула, постоял с секунду, протянул лидеру руку. — Честно говоря, я не считаю себя умнее полицейских, которые проходили спецподготовку и учились методу расследований. Я тебя уважаю, Кость. Просто было бы похищение, Аркадий бы нам сказал. Я тоже расстроен, что Сашу ещё не нашли. Но близко к сердцу и правда нельзя принимать. Иначе мы не будем оценивать трезво. А тогда мы не сможем помочь. Я здесь, чтобы помочь. Ладно, ребят, всем спасибо. — Снова хлопнул он себя по карманам без явных намерений. — Постараюсь завтра подойти. Мне надо поспать. А вообще надеюсь, что подходить не придётся.

Оставшаяся команда попрощалась с мужчиной. Второй парень из группы не долго колебался и откланялся вслед за товарищем, сел в свою машину и поехал поспать полтора часа перед работой. За столом осталась только девушка и координатор. Слушать, как где-то в лесу просыпаются птицы, как в теле города просыпается пульс, как мир начинает свой новый день, где ничего не изменилось.

Он был прикован к стене. Крепление не поддавалось, и даже не собиралось начинать. Постепенно лампы над ним становились намного тусклее, незаметно, исподтишка в Комнате распускался полумрак. Только сейчас Коля начинал осознавать, что с ним происходило. Больше он не звал друзей или родителей, не сыпал угрозами и ругательствами. Он испугался. Когда свет почти полностью погас, он уснул. Разбудил его сигнал двери, отчего парень разлепил уставшие глаза и хмуро сел на постели.

— Доброе утро, Коля. Как ты сегодня?

Механический трескающийся голос. Фигура, похожая на рисунок ребёнка, страдающего кошмарами. Вряд ли когда-либо к такому можно привыкнуть. Вряд ли такое утро может иметь совпадения со словом «добрый».

— Отпустите меня. — Хрипло отозвался ребёнок, чьи волосы комично спутались за неспокойную ночь.

— Нет. Ты голоден? — тележка принесла кашу и какао, как будто в детском саду.

Коля кивнул головой.

— Хорошо. Садись кушать. Сегодня ты готов к разговору?

После глухой паузы не только в общении, но и в движении, пленнику осталось только принять факт существующего утра в заточении. В этот раз ему удалось найти силы продолжить.

— Да. Почему я здесь?

— Нет, Коль, так не пойдёт. Я, конечно же, отвечу на все твои вопросы, но сперва тебе следует извиниться. — Голос из маски шёл совершенно непринужденно, обыденно, будто за завтраком здоровой семьи. — Ты вёл себя неуважительно со мной вчера. Я этого не допускаю. Ты должен усвоить, что так нельзя. Твой мозг должен ус…

— Хорошо, простите. — Перебил Коля.

Похититель вытянулся в кресле — выпрямился. Напрягся.

— Ты не будешь перебивать меня. Это тоже проявление неуважения. В Комнате подобное недопустимо. Тебе следует многому научиться. Ты замечательный парень, однако, правила взаимодействия никто не отменял. Итак. Теперь извинись, как следует.

Коля прожёвывал кашу, подавляя свой искренний порыв. Во второй раз за утро ему удалось взять себя в руки. В кулаки.

— Простите.

— Следует сказать «Я прошу прощения». Ты не приказываешь, ты просишь.

— Я прошу прощения.

— Хорошо. — Вновь с будней беззаботностью отозвался человек в чёрном. — Теперь мы можем продолжить знакомство с того места, на котором наш союз свернул в кювет. Итак, что бы ты хотел знать?

— Почему я здесь?

— Ты участвуешь в масштабном Эксперименте… — легко повёл рассказ похититель, словно только этого он и ждал.

Свидетеля могло бы удивить, с какой ловкостью он выдавал уже озвученные прежде строки за сакральную историю, открытую будто впервые. С трепетом и, как бы то ни было жутко, с торжественностью открывая сущность безумного для обычного человека Эксперимента.

В этом доме всё громко. Толстые шторы кричащего тона. Это смелый диван в центре холла, массивный рояль. Это угловатая лестница, заявляющая всем спиральным лестницам мира, что она может позволить себе углы. В каждом неправильно расширяющемся бокале, в каждой стеклянной по своему контуру двери, и в этом окне в пол на первом этаже, что ведёт за собой на террасу, застряло не выплюнутое — не проглоченное «Я могу!» Прямо перед этим окном и расположились две женщины. Им приглянулась барная стойка больше, чем сентябрьская улица. Хотя бы потому, что одной их них не хотелось вылезать из дома. Этой женщиной была Анна. Анна Владиславовна, мать пропавшего Коли. Подруга же её представлялась нервной и крайне стянутой женщиной, профиль которой чем-то напоминал эму. Однако в глазах её, несомненно, читалось причисление себя к львицам. О, была в её взгляде эта непостижимая искра гордости за свою породу. Кто знает, быть может, именно это обеспечило её рукам золото, а ушкам блеск огранённых камней.

— Аня, я верю, что он найдётся. — Уверяла она. — Я это чувствую. Ты как мать тоже должна чувствовать, что с ним всё будет хорошо. Вселенная тебя испытывает, и даст тебе в десять раз больше.

— Вика, мне десять других детей не нужны. — Отвечала мать, вынимая свою ладонь из рук подруги, отпила чай. — Мне мой Коля нужен только.

— Я понимаю, Ань. Конечно. Но я верю, что это испытание. Да, оно очень тяжёлое, и ты, должно быть, сходишь просто с ума! Это естественно, это же твой ребёнок! Ань, я с тобой. Я хочу, чтобы ты знала это. Я как чувствую, так и говорю — найдётся, с ним всё будет хорошо.

— Я сегодня не смогу провести тренинг. — Анна встала и подошла к раковине.

Было что-то отталкивающее в том, как уйдя в глубокие размышления, она механически намывала кружку.

— Ты обязательно должна! Именно сейчас, это даст тебе силы.

— Вика, я не могу. Я не могу выйти в эфир и говорить семистам людям, что позитивные мысли наполнят их жизнь счастьем, когда у меня пропал сын. Я не буду им врать!

— Но ты не лишена счастья, Аня!

— Вика, при всём моём к тебе уважении, если ты ещё раз скажешь, что исчезновение ребёнка это испытание вселенной, я выставлю тебя за дверь. Мой сын пропал. Я не знаю, где он. Полиция не знает, где он. Его друзья, Вика, не знают где он! Они говорят про какой-то… суицид… и я просто не знаю… — ей приходится замолчать, чтобы взять себя в руки.

Пушистое полотенце повисает в безвольных ладонях растерянной женщины. Летнее платье на её выразительных формах и глубокие карие глаза — по крайней мере с ней её красота.

— Как ты хочешь, чтобы я выходила в эфир? — после минут колебаний Анна вновь села за стол.

Вернее сказать, за столешницу барной стойки. Сняла с крючка новую кружку и вновь налила себе чай. Один из выцветших локонов грустно упал ей на лицо таким милым движением, точно был бы живым и лишь стремился утешить. Анна раздражённо смахнула его за ухо.

— Аня, если ты сейчас не выйдёшь к ним, а они будут знать, почему ты не вышла, — острым пальцем обвела факты подруга, — То они поймут, что ты не веришь в материализацию. Потом, когда Коля найдётся, и ты вернёшься к работе, они уже не придут. Ты должна найти в себе силы выйти именно сейчас, и сказать, что ты веришь, что всё к лучшему, и твой сын обязательно вернётся домой. Поняла?

Подруги долго смотрели глаза в глаза, не говоря ни слова. Рингом их душам оставался высокий стол. В какой-то момент Анна почти расплакалась, но эта слабость в следующее мгновение лишь придала ей силы.

— Обещай, что если во время трансляции его найдут, ты подойдёшь ко мне сразу же, не будешь ждать, когда закончу, и…

— Я обещаю тебе.

— Хорошо.

За ужином, когда кузнечики ещё вовсю стрекотали под окном, и воздух дышал на город свежестью, а небо уже расцветало малиновым заревом, Костя спускался в подвал, где отрекался от простых радостей жизни и превращался в незнакомца под непроницаемой чернотой маски.

— Тебе нравится обед? — левой рукой он занёс ручку над ежедневным блокнотом. В этот раз в шапке было указано «Коля. День 2».

— Пойдёт.

— Ты не любишь супы с рыбой?

— Обычно нет. — Ковырял мальчик ложкой в тарелке без всякого энтузиазма.

— А что ты любишь кушать? — незаметно рука фиксировала предпочтения в блокноте. Запечатлевала перемены в настроении ребёнка. «Подавлен. Апатичен. Нет аппетита».

— Шаурму. Салат с авокадо. — Выдавливал из своего горла ребёнок. — Чипсы. Ну, фунчоза мне нравится. Пироги домашние. Креветки. Чай.

— Тебя раньше не называли мажором?

После длительного полного презрения к маске взгляда Коля всё же ответил.

— Очень смешно. Обхохочешься. Сам спросил.

— Н-да. Ладно. — Ненадолго он отложил блокнот. В нём так и не появилось особенно ценной информации.

Заунывное освещение, что изначально было настроено имитировать наступление вечера, теперь лишь забирало остатки моральных сил. Мальчик был непреклонен. Принц несмеян. Щедро сдобренный зеленью густой суп так и не вызвал в нём ни одной различимой эмоции. Оно ли, или его вчерашнее поведение в купе с достойным продолжением, но что-то пошатнуло стойкость похитителя и заставило его сложить в руках свой блокнот. «Без рыбы. + авокадо, креветки» стало последней записью.

— Иногда мы будем с тобой разговаривать, хорошо? В формате небольшого интервью. Главное, помни о правилах. За это я буду поощрять тебя различными способами. Самый ценный, как ты мог догадаться, это Палочка на Доске — твоё желание.

— Когда ты снимешь с меня цепь?

— Коль, научись следить за нитью разговора. Я объясняю тебе об опросе.

— Я понял — опрос. Я спрашиваю, когда цепь снять можно? Неудобно.

— Коль… — похититель тяжко вздохнул, — Постарайся в общении со мной делать свой тон… и своё лицо… немного проще, хорошо? Твоя жизнь станет заметно легче, попытайся.

— Опять не нравится, как я говорю. — В прежней манере протянул парень.

— Ты не пытаешься.

— Мне всегда пресмыкаться что ли надо? Я не могу так.

— Коля. — Мистер Икс окончательно отставил блокнот в сторону и придвинулся в кресле ближе, как сделал бы работник, перед которым открылась новая задача на ближайшие час или два. — Речь не о пресмыкании. Я понимаю, тебе это трудно понять, но в адекватных взаимоотношениях нет того, кто выше и того, кто ниже. Люди общаются наравне. Именно это я тебе и предлагаю. Постараться соответствовать моему уважению и принятию, если ты хочешь того же в ответ.

— Я так разговариваю. Всем не нравится, как я живу, не нравлюсь я. Блин! Я же ничего не грублю, не обзываю…

— Ты говоришь таким тоном, по которому ясна твоя позиция, где тебе якобы все должны. Я хочу, чтобы ты понял, что это не так.

— Да почему у меня такая позиция? — в ответ Коля отодвинул тарелку с супом, где оставалось ещё больше половины. Сам он сел глубже в кровать, что была относительно безопасней, чем тридцатью сантиметрами ближе к тому, кто его похитил.

— С друзьями ты говоришь так же, как сейчас со мной?

— Ты мне не друг, понятно?

— Ты грубишь прямо сейчас. — Выдавал Мистер Икс агрессию в изменённом голосе.

— Да блин достал ты меня! Не надо было похищать тогда, раз так не нравлюсь! С чего мне тебя уважать? Я тебя даже не знаю!

— Ну так попытайся!

— А мне не хочется!

— Что ж, прекрасно! — поднялся похититель на ноги и с яростью схватил свой блокнот. — Тогда, очевидно, тебе не хочется так же и есть!

В приступе гневной дрожи он мог и сам не заметить, как сжал в кулаке блокнот, да так, что тот свернулся в трубочку. В следующую же секунду Мистер Икс хлопнул рукой с ним по тележке и рывком одёрнул её от мальчишки. В его горделивой походке сквозило злобное торжество. Так просто сдаваться парень не стал и бросил в след уходящему последний свой вызов.

— Да, не хочется! Какой-то протухший суп, вонючий!

— Я предупреждал об ограничениях. — Развернулся перед дверью похититель и с секунду сверлил пленника сокрытым под маской взглядом.

Как только за ним захлопнулась дверь, Коля шумно выдохнул. Ещё секунду спустя в Комнате погас свет.

Под тарахтение пациентов, недовольных своей ролью в городской больнице, вперёд по коридору спешит ставшей привычной торопливой походкой Виктор Навретьев. Характерный представитель отряда альфа. Широкие плечи, крупный от щедрого гена его рода нос, густые тёмные волосы, коротко стриженные площадкой. В халате он или нет, на него будут обращать внимание здесь, как и в любом другом месте. В больнице или нет, перед ним будут расступаться. Широкими шагами, не отвлекаясь на лишние «Здравствуйте!», звучащие больше как просьба, он восходит в свой кабинет. О его прибытии весь этаж извещает неизменно раздражённый хлопок двери с гордой надписью «нарколог». Только он успевает оказаться в одиночестве, как за спиной его открывается дверь.

— Ждите! — бросает мужчина, не оборачиваясь.

— Виктор? Я по поводу Сорокина. — Всё же возникает в кабинете коллега в халате.

— А, ты, Дим? Заходи, садись. Тебе налить чай?

Дима с позволения проходит вглубь просторного кабинета и вмиг оказывается за широким столом. Сам он круглолицый мужчинка с горящими глазами и толстыми пальцами, добродушного но неуверенного вида.

— Я всего на минуту, не надо чай. Как, кстати, Колька? Нашёлся-то?

— Нет. — Отпустил Виктор мрачный ответ после недолгой паузы. — Ищем. Полиция приезжала — обыск дома проводили. Меня в участок забрали. Допрашивали. — Он поставил заваренный по своему решению чай перед лицом коллеги и провалился в кресло напротив него.

Лицо гостя зависло полностью обезоруженным. Ворвавшийся «на минуту» Дима подобного ответа явно не ожидал. Виктор же тем временем продолжал вгонять его в вину за небрежность тона.

— Хотели знать — причастен ли я к исчезновению собственного сына. Вот так, Дим. Долбанная куча народу. Волонтёры, тьма. Ходят вокруг, топчутся, ничего конкретного не делают. Одним словом, дурдом. На звонки не отвечает. Недоступен. Боюсь, к Линке уехал.

— К тёте-то? — робко поддержал коллега, прячась за кружкой.

— Я ей звонил вчера, говорит не слышала, не знает. Но ей тоже я особо не верю. — Двумя размашистыми глотками отец выпил половину своей кружки и оставил перед компьютером. — Я им сказал, полиции, пусть узнают, если он там. Получит у меня.

— А чего это он? Поругались что ли?

— Да какое ругались! Я ему втык дал. Ходит вон с друзьями своими, ерундой занимаются, вместо того чтоб учиться. Подростки сейчас такие, им слова не скажи. И в кого такой растёт? Ты ему слово, он тебе десять. Теперь ещё это. То-то мне головной боли мало. — По завершении тирады он осушил кружку ещё двумя глотками и откинулся в своём кресле. — Что там с Сорокиным опять?

— Выписку! Здоров, не имеете права. День рождения у него у кого-то.

— Да дай ты ему эту выписку, пускай катится. Пусть вон заявление пишет и идёт на все четыре стороны. Достал тоже. — С тем решением мужчина встаёт у окна.

Недовольные глаза ищут в здании фабрики напротив какой-то смысл или какой-то ответ. А может, подобный взгляд лишь привычка бывалого врача, который поддерживает свой имидж, даже просто глядя в окно. В халате озаряется светом карман, и раздаётся заводской рингтон мобильного.

— Да! — под громыханием его голоса гость делает неловкое движение, будто собирается уходить, однако же не уходит. — Да, я узнал. Могу, работаю. Куда-куда? На опознание чего? — хмурые брови собирали лицо в туго стянутый кожаный узел. — Это к матери. Ане позвоните, отправьте ей фото, она скажет. — В течение всего его разговора гость спешно собирался пойти, да так и остался сидеть на том же стуле. — Да у него этих кроссовок тысячи! Я все помню что ли, думаете? Наберите Ане, она сразу скажет. Позвоните, позвоните! Отзвонитесь мне сразу потом, добро? Всё, жду звонка от вас.

Как только прозвучал сигнал разъединения, коллега мужчины тут же вскочил.

— Витя, ты не пугай меня, что за опознание?

— Кроссовок нашли в Устечке. — Выдохнул отец дым тонкой струйкой. — Что там искать, в ней? Устечка-то где? Два километра от города. Не знаю, что они там ищут. — В открытую форточку вырвался новый серо-белый выдох отца. — Они тело ищут.

В напряжённой тишине проходит время. Дима, что было воодушевился, услышав об опознании всего-то обуви, снова поник. Спиной Виктор не видел, сковавшую друга растерянность. Впрочем, ему, вероятно, было на неё глубоко наплевать. Легче ли коллеге от новостей про найденный в реке мужской кроссовок или не легче, оставалось важным для самого коллеги.

— Там какой толк искать? — снова разозлился отец мальчика. — Он либо к Лине поехал, либо не знаю я. Не знаю я, Дим! — он долго смотрел, так и не разворачиваясь, в окно и снова добавил: — Они ищут тело.

В Комнате включился свет. Жёлтые стены отбивали освещение настоящими лезвиями на сетчатку. На подносе у чёрного человека был только сэндвич с огурцом. Человек сделал несколько шагов до постели похищенного, и когда тележка упёрлась в кровать, шуршание её колёс затихло. Коля только открыл глаза и сейчас лежал в смятой постели и с колтуном на голове. Вид у него был крайне уставший. Простого человека могло начать клонить в сон от одного только взгляда на этого парня. Однако, Мистер Икс испытывал к нему другие чувства. В его изменённом голосе отчётливо звучало недоумение, когда он спросил:

— Ты что спал всё это время?

— Если ты опять отчитывать, то можешь сразу уходить. Вырубай свой свет. — Буркнул из-под тяжёлых век Коля и зарылся обратно в постель.

Похититель смотрел на него молча. Всего пару секунд, а после выпрямился, подошёл ближе и решительно сдёрнул одеяло, накрывавшее голову пленника.

— Вставай! — приказал он.

— Не хочу!

— Я не спрашиваю, чего ты хочешь. Сейчас же вставай!

— Господи, да вы даже разговариваете одинаково! Что? — ребёнок сел на кровати.

Было видно, что он не ожидал увидеть похитителя так близко.

— Я сказал встать, а не сесть.

Ответом последовал возмущённый вздох, но всё же Коля слез с кровати. Ударными рывками похититель взялся двигать её от стены в сторону. Всё равно куда, подальше от парня. Ещё несколько натужных движений, и кровать оказалась вне досягаемости для прикованного. В его распоряжении осталось только ведро и небольшой белый столик. Напоследок Мистер Икс кинул мальчику подушку к стене.

— Спокойной ночи. — Бросил он и забрал с собой сэндвич.

В полной темноте Коля остался с ведром, кувшином воды на столике и подушкой, брошенной ему на пол.

— Придурок. — Потирая сонный глаз, сказал он в темноту.

Вскоре он покорно сел около подушки и положил на неё растрёпанную голову. Закрыл глаза. Потом открыл их снова. Провёл рукой у себя перед лицом. Видимо, ему хотелось ощутить разницу между открытыми и закрытыми глазами. Но, кажется, ему не удалось её найти. Пол был неудобным, лежать на нём холодно. За десять минут Коля трижды сменил позу, но всё равно остался недоволен. Сон к нему больше не шёл, а мочевой пузырь требовал всё больше внимания. Поэтому мальчик поднялся и на ощупь нашёл ведро. Потребовалось изловчиться уже только для того, чтобы справить нужду в абсолютном мраке и не оказаться обмоченным самим собой. Ещё более уставшим от этого парень возвращался к подушке. Досадно и вяло. Бросив себя на неё небрежно, он стукнулся локтем обо что-то твёрдое и бросил в воздух ругательство. Возможно, собственный голос чем-то его приободрил, и тогда он стал разговаривать с темнотой громко и уверено.

— Как же достало! Это должно меня перевоспитать? Это маразм! — под покровом тьмы его артистичность не знала комплексов, он мог быть, кем захочет. — Мама, папа, вы настоящие идиоты, если платите за это! Господи, какая же тупость!

За уединённой беседой прошла ещё одна или максимум две минуты, и Коля уже начал звать похитителя.

— Эй! Ладно, давай я извинюсь, хорошо? Я прошу прощения! — голос из темноты растягивал слова театрально, явно не вкладывая в них никакого значения. — Я очень сильно прошу меня простить. Сильно-сильно! Пожалуйста-пожалуйста! Мне очень жаль! Верните кровать, пожалуйста!

Крики оставались его развлечением в кромешной ночи, где никто не отвечал ему на зов. Стены впитывали иностранные песни, проклятия и пошлости, попытки изобразить предсмертные звуки. С течением времени голос подростка становился хриплым, но ответа всё не было. От безделья, когда воображение уже раскрылось во всём своём великолепии, какое мог позволить себе четырнадцатилетний мальчик, Коля начал звать на помощь. В свойственной себе манере:

— Помогите! Меня похитили и держат в подвале! Мама, папа, меня насилуют! На-си-лу-ют! — скандировал в темноту детский голос. — Похититель, я обоссался! Спа-си-те!

На подоконник двенадцатого этажа села птица. Стриж. Он почти залетел в открытое окно балкона, совмещённого через столешницу с кухней, но сперва стукнулся о незамеченную им сетку, и теперь приходил в себя на карнизе. Светловолосая девушка с каре была так увлечена своим ноутбуком, что не заметила ни птицы, ни звука удара. Её большие, а с чёрной подводкой ещё более выразительные, глаза жадно впитывали строчки с экрана.

— Работаешь? — шёпотом, чтобы не мешать, улыбнулся ей парень, появившись на кухне.

То была холодная лакированная кухня, в которой каждая поверхность — и круглый стол и подвесные шкафчики, выполненные в минимализме — отражали от себя друг друга и свет, которому не в чем было задержаться. В итоге пространство оставалось освещённым и холодным.

— Вов, — будто и не заметив вопрос, обратилась к избраннику девушка.

Рабочая вкладка в её ноутбуке была перекрыта сайтом из соцсети. Чат переписки нескольких близких друзей. Пока одетый до пояса, да и то в домашние растянутые штаны, парень укладывал на тарелке макароны с красной нитью соуса, его лицо ещё оставалось совершенно беззаботным. Встревожена была лишь его пассия.

— М? — он бы заметил это, но не повернулся к ней. Его телефон беззвучно транслировал юмористическое шоу, диалоги которого слышал лишь он один в портативный наушник правого уха.

— Вов! — окликнула девушка снова.

— Что? — парень остановил передачу.

Присаживаясь рядом с подругой, он уже был достаточно встревожен, чтобы вступать в разговор на одной ноте.

— Мне сейчас в беседе прислали… Позавчера мальчик пропал, школьник, 14 лет. Его сейчас ищут, найти не могут.

От этого парень изменился в лице, похолодел. Стянулся.

— И что?

— Как «и что?», Вов! — рабочим движением девушка заправила за уши гладкие волосы, сразу на обе стороны.

— Ну пропал парень, плохо. Надеюсь, его найдут. А я здесь при чём?

— Ну Вов… Ему 14 лет, его все отряды сейчас ищут. Пишут, что нет ни следов, ни зацепки. Как растворился. Ничего не напоминает?

— Лиз! — парень выругался и встал из-за стола, телефон он взял с собой одним резким движением. — Договорились же! — он уже собрался уходить с кухни, но в дверях зачем-то развернулся и выпалил сплошным потоком. — Зачем ты вообще на эти паблики подписана? Ты волонтёр что ли? Нет. Ну и зачем тогда вообще тебе эти беседы?

— Я хочу помочь, чем могу…

— Чем ты им помогаешь? Чем ты помогаешь? Пишешь комментарии «дай Бог здоровья»? Ерундой занимаешься! Сто раз говорили уже. Тебе-то что с этого? У тебя пропал кто?

— Зачем ты так говоришь? — отвечала она не стушевано, больше рассержено.

— Как я говорю?

— Как будто бы мы чужие. — «как будто ты хочешь, чтобы мы были чужими».

— Тебе он кто, Лиз?

— Не надо так говорить. Он твой брат, а ты мой парень.

Вова спустил ругательство снова.

— У меня нет брата! — выкинул он, — Понимаешь ты, нет? Можешь ты это понять? Его нет. Нет моего брата, всё.

Он повторил снова «нет его» и только тогда развернулся, чтобы уйти с кухни. Его шаги быстро растворились в шуме, доносящемся с улицы. Так кухня вновь стала тихой и холодной. Девушка осталась перед компьютером, смотреть на ориентировку, с которой ей улыбался темноволосый худощавый мальчик четырнадцати лет. Фото не самое удачное, на нём он выглядит как самовлюблённый пижон, но с подписью «Пропал ребёнок» смотрелся уже не так язвительно. «Если вы можете помочь в поисках, то не забудьте ещё про одного ребёнка» — набирает текст комментария Лиза — «Сашу Боголюбцева до сих пор ещё не нашли, он пропал месяц назад, когда гулял с другом. Ему 15 лет, уходил в чёрных брюках и жёлтой клетчатой рубашке, носит чёрный рюкзак кожзам. Если вы можете помочь, или что-то знаете, или думаете, что можете знать, пожалуйста, откликнитесь! Случаи могут быть связаны». Она оставляет комментарий в беседе и точно такой же под ориентировкой в группе волонтёрского отряда. Тихим выдохом усмиряет свой пыл, а потом возвращается к сайту своей непосредственной работы, где её заждался проект гостиной с заявкой на новый скандинавский.

Кроссовок. Грязный, потрёпанный, неприятный. Анна смотрела на его фото на телефоне. У её сына кеды. Дорогие и стильные. Он выпросил на них сумму, которая всего десять лет назад превышала её зарплату. Первого числа он ушёл в них на линейку, и она смотрела с гордостью, как ребёнок воспитывает в себе чувство стиля. А это — грязный брошенный кроссовок неопрятного человека. Одно только его фото на безрамочном экране её телефона было нелепо. Она отправила «нет» и вышла из диалога, чтобы позвонить мужу. Для разговора женщина подошла ближе к окну — инстинкт: если кого-то ждёшь, а он не появляется, может из окна увидишь его быстрее.

— Вить, это не его. — Без предисловий откликнулась она на голос мужа. — Вообще ширпотреб какой-то. У него кеды, а это не понятно что. Какой-то ужас. Зачем… Да… Да, я тоже говорю, зачем вы вообще там ищите, его там нет. Да… Да, и я так же сказала! Да-да, они отправили кого-то? — ноготь за беспокойной беседой ковырял стекло. — А, хорошо, точно — вдруг на попутках. А я хотела… да, а я… — ей пришлось дать мужу договорить. — Ага… Да. Я хотела сама поехать, но вот если на попутках, то конечно, я там не найду. Ага, это хорошо. Вить, ну конечно лучше! Я вообще не знаю, кто группу туда направил и зачем. По Устечке! Ну что они думают, он в новой форме туда сплавляться что ли пойдёт? Это глупо вообще там искать! Да. И я так думаю. Хорошо, работай. Да-да, хорошо, поняла. Поняла. — Она кладёт трубку.

После разговора точно тяжёлое старое покрывало ей разрешили сбросить со своих плеч. На столе ждал раскрытый ноутбук, и теперь женщина снова могла заняться набором текста для нового тренинга. Казалось, поддержка мужа принесла ей больше спокойствия, чем осознание того, что найденный кроссовок принадлежал не её сыну. Теперь можно было включиться в работу. В пойманном более раскованном состоянии она решила для начала водрузить чайник на плиту.

Ничего серьёзного. Помимо бдящего вируса в городе нет никаких новостей. По радио как и прежде играют Киркоров и Басков. При желании можно переключить на рекламу. Официантку устраивает выученная за последние два года композиция, и канал остаётся прежним. Впрочем, она могла бы уже не замечать голос певца, даже если бы он приехал в заведение лично. Её работа — меню, остывший кебаб и два кубика сахара в каждом стаканчике, что приготовлены на подносе. Сегодня кафе пустовало, как и всегда. Одинокий парень сгорбился в самом углу над кнопочным телефоном, остальные столы были повязаны ограждающей лентой. «Нам очень жаль, но в целях безопасности обед внутри заведения запрещён. Приносим свои извинения».

У окна с наилучшим обзором к крупному человеку в форме подсаживается Константин. Аркадий жмёт его руку и не без юмора указывает на соседний столик, куда были сложены предостерегающие ленты с выбранных ими мест. Солнечный день дружелюбно протягивал лучи в кафетерий.

–…одна и та же картина. Буквально как по одному сценарию… — говорил Константин, когда с кассы на него крикнула официантка.

— Мужчина, у нас просто так нельзя сидеть. Нужно заказывать! — предложила она.

Аркадию было на руку, что его гость вынужден замолчать на какое-то время. Лицо его буквально просияло, когда координатор оставил свои рассказы, и дал другу насладиться едой в блаженной тишине. Если только не считать протяжного голоса из динамиков, и всё же он был скорее убаюкивающий, нежели призывы к действию человека, чьи аргументы были ограничены собственными убеждениями.

В тарелке Аркадия дышали паром макароны и кусок обжаренной рыбы, а рядом стоял стакан, вероятнее всего, с компотом. У кассы Константин вежливо указал на выбор товарища и попросил того же самого. Как только ему удалось вновь оказаться перед полицейским, то с новой силой он собрался было вещать о прежнем, но Аркадий его остановил.

— Кость, я согласен с тобой. Дети не должны пропадать, это неправильно! — с ударением выдал он, вытирая кетчуп салфеткой. — Дети должны расти в хорошей семье, где их поддерживают и любят. Я тебя понимаю. Но Кость, они пропадают. Это не связанные случаи, пойми. Их семьи… Их тысячи, таких семей, в них ничего удивительного. Люди живут, как могут. У них ещё благополучные семьи. — Широко расставив руки в демонстрации уверенности, он продолжал. — Да, дети не счастливы. Да сейчас все подростки не счастливы. Ну, ты посмотри вокруг. Ну, где ты видел счастливого подростка, а? Не нагнетай, пожалуйста. Я знаю, ты хочешь помочь. Но нет никакой секты. Никто их не уводит. Я не знаю, честно тебе скажу, я не знаю, что с ними произошло. Но нет никакой пользы в том, чтобы витать в сказках. Там без свидетелей не найдёшь ничего. Горячих следов нет — всё, можно списывать.

— Но два ребёнка за месяц — так не бывает. Они исчезли одинаково!

— Кость. Ты хочешь сделать мир лучше…

— Да я вернуть их домой хочу! Присмотрись и скажи, что ты не видишь связи! — на экране он открыл фото Коли и сразу под ним лента комментариев, где появилось фото Саши. — Ну! Если это совпадение, так и скажи!

— Это не совпадение, Кость. — Полицейский заглянул проникновенно приятелю в глаза. — Это жизнь. Жизнь это. Кость, ты мне не нравишься, честно тебе скажу. Тебе надо отдохнуть.

— Ясно. — С досадой он развернул экран к себе и закрыл приложение в телефоне, поднялся, собираясь уйти. — Спасибо, что согласился встретиться…

— Костя, — Без оборота к уходящему отправил ему приятель в напутствие.

— Я пойду.

— Задержись на минуту.

— Я благодарен тебе за помощь. — Так же не глядя в лицо, чеканил координатор, собирая куртку. — За то, что ты выслушал меня. Хорошо, я могу ошибаться…

— Ты на этой неделе сколько спал?

— Я в порядке.

— Послушай. — Аркадий ухватил его за предплечье и силой усадил на место. Только так ему удалось вновь поймать контакт с добровольцем. — Ты хочешь, чтобы на одного счастливого ребёнка было больше? Иди домой. Ты не можешь спасти всех. Спаси одного.

— Спасибо. — Пропустил через себя Константин, и после этого вышел с уважительной благодарностью и мыслями, которые продолжают складываться в ворох вопросов.

В глаза Коли врывался свет острыми пиками. Он зажмурился, сохраняя невозмутимый вид, но отвернулся к стене за спасением. После возвращения света последовала мелодия-оповещение, и из-за двери появился Мистер Икс. На тележке дребезжал скудный ужин, ровно столько, чтобы не умереть. Со зловещей непринуждённостью тележка остановилась у подростка перед лицом.

— Ты достаточно голоден, чтобы вести себя благоразумно? — это было торжество победы механического голоса.

— Да. Я прошу прощения.

— Отлично. Я очень рад.

— Можно убавить свет немного? — за растрёпанными волосами, в причёске которых появилась выраженная чёлка, за прищуренными веками парень спасал беззащитные глаза.

— Нет, пусть это будет тебе уроком. Хочу, чтобы ты знал — я мог бы убавить его, но не стану. Потому что у меня нет желания идти тебе навстречу. А теперь ешь.

Мог ли он так же регулировать дрожание своего голоса, добавлять к нему эха при помощи вмонтированного в маску устройства? Казалось, что так и есть. Навряд ли он достигал эффекта громыхания одной только эмоцией или упоением от маленькой победы. Коля поворачивался закрытыми глазами и усаживался на подушку, прикрывая их. Несколькими попытками он нашёл зрением тарелку с кашей на воде и взялся за свой приём пищи. Долго он щурился и торопливо ел. Мог ли он осознавать себя причиной умиления, расцветающего теперь у похитителя под маской? Мог ли видеть, как едва уловимо наклоняется голова обидчика, как расслабляется его тело при виде всё-таки получающего питание парня?

— Вкусно? — искажал прибор мягкий голос.

Сглотнув приступ гордыни, парень скупо отпустил: «Да».

— Ну, ешь.

— Я ем. — Старался Коля как мог не прозвучать грубо. — Сегодня снимешь цепь?

Но вместо прямого ответа Мистер Икс опустился на кресло, что так же стояло перед столиком со вчера. На вещах в Комнате уже скапливалась пыль. Книги лежали не нужными, стекло не-окна зияло зловещей пустотой. Из ведра доносился специфический запах, хоть оно и было прикрыто крышкой, но это не навело похитителя на мысль о том, чтобы прибраться или как минимум позаботиться об элементарной гигиене этого места содержания. Ложка за ложкой Коля открывал глаза. Должно быть, зрачки привыкли намного раньше, чем его внутреннее состояние, и потому он продолжал щуриться ещё долго как бы в укор за свои страдания похитителю.

— Сперва я хочу убедиться в трезвости твоих намерений, Коля. Чтобы обойтись без сцен, да?

— Всё, я всё понял. Я буду послушным. — В этом содержалась агрессия, но только та её часть, что стала подавленной и ориентированной на себя.

— Я очень рад, что ты всё понял. Если это правда так, то завтра ты сможешь свободно гулять по Комнате.

Больше попыток получить желаемое прямо сейчас мальчик не предпринимал. А какой толк?

За его молчание, согласие и питание Мистер Икс вернул кровать на прежнее место. Более того, когда он выкатил тележку с пустой тарелкой и стаканом, в Комнате по-прежнему горел свет. Его уход, хоть, вероятно, и был долгожданным, очевидно не принёс ребёнку особого облегчения. По какой-то причине, Коля только напрягся сильнее, лицо его стало хмурым. Таким, каким бывает у человека, терпящего зубную боль. В своей заслуженной послушанием постели его стала бить дрожь.

Это была повисшая тишина покинутой жильцами квартиры. Хотя люди в ней ещё находились. Считалось, что в ней текло проживание. Мама Саши стояла перед иконой Божьей матери в спальне. Настолько обжитой, что скорее уже просто запущенной. В ней детские игрушки повзрослевшего старшего сына и оставленные для переделки платья юности самой матери. В них она уже, скорее всего, никогда не поместится. Вещи лежали желейной кучей с верхушкой пыли на них, даже украшенные обветшалой салфеточкой. Одно кресло было занято ими, на другом громоздилась одежда главы семьи. Что же находилось в двух крупногабаритных шкафах, один из которых даже запирался на ключ, и вообразить было страшно. Всё это излишество теснило кровать к подоконнику, откуда сыпались сухие листики герани в перелитых горшках. Губы матери дрожали и замирали, чтобы не поддаться слезам, сжимались под ними и принимались перебирать слова снова.

–…только бы он был живым, пусть только живой. Пресвятая Богородица, ты видела страдания сына, ты святая, а я не могу. Не дай мне увидеть гроб моего ребёнка. Молю, пусть Сашенька вернётся живым…

Шёпот был ограничен пределами спальни, и уже в длинном коридоре по курсу к залу и кухне её слов не было слышно. В полумраке остальных комнат господствовала тишина. Скребущаяся, тревожная. Присутствие мужчины выдавали лишь гигантская кружка с осевшим на стенках чаем и засыхающий раз через утро в прозрачном стакане перед зеркалом бритвенный станок. Месяц назад время в этой квартире сломалось. Их отношения не закончились в том дне, но они стали бледными.

Умывшись, женщина стояла и требовательно смотрела на себя в зеркало. Что это? Осуждение, вина? В коридоре она надела лёгкую куртку, туфли и вышла из дома.

Сегодня свой дом она покинула на целый час раньше, ведь перед работой ей нужно успеть забежать в кафе на ответственную встречу. Сейчас она торопливо ударяла каблуками по асфальту на пути к тесной пекарне «Домашний и сытный».

Внутри светло и безлюдно, единственный посетитель — Константин — поднялся при виде гостьи и указал рукой на свободный стул. Обои вполне позитивные с малиновой клеткой на белой основе, а в нижней части облицовка необработанным деревом в тон лёгким стульям и столикам. В небольшом кафе всего две пары мест и длинная витрина, за которой стояла продавщица, бестактно наблюдая за посетителями. Впрочем, сразу после получения заказа она занялась работой, а отдав женщине её чёрный чай, удалилась помогать в подсобном помещении. В зале остались лишь двое.

— Доброе утро. — Опрометчиво заявил мужчина.

Вид его был виноватый, хотя он и старался держаться на равных. Что-то в нём просачивалось аурой наружу, говорившей слишком очевидно: «простите меня за то, что я не испытываю вашей боли».

— Здравствуйте ещё раз. — Они уже здоровались до того, как Валерия подошла к кассе, и теперь она вернулась со стаканом чая к столу. — Это он?

— Вы про мальчика в Пыхинске? Пока не ясно, вчера туда выехали два экипажа наших волонтёров. Как только появится информация, я сразу Вам сообщу. Они будут на месте примерно через час.

— Понятно. — Чай нужен был ей скорее для обогрева ладоней. — Вдруг это всё-таки он? Фото размытое, но мне кажется, это может быть он. Зачем кто-то его увёз туда?

— В таких случаях мы стараемся не делать поспешных выводов. Даже если это он, его ещё нужно найти. Всего один свидетель, и если это Саша, он мог уйти от магазина уже очень далеко. Валерия Осиповна, нам придётся подождать, пока волонтёры прибудут на место. Я хотел с Вами поговорить.

— Да, о Саше. Вы что-то хотели. — Подхватила она верное воспоминание.

— Вы слышали, что первого числа пропал ещё ребёнок? — этими словами координатор заставил её встревожено поставить стаканчик, будто ей стало плохо.

— Как?

— Ушёл на линейку, должен был встретиться с друзьями через несколько минут и пойти до школы с ними. Но до друзей он не дошёл и пропал. Четвёртый день его ищем. Нет ни следов, ни сколько-нибудь обоснованных предположений, куда он мог направиться. Ему 14 лет. Мне кажется, что этот случай очень похож… на Ваш.

Валерия закрыла рот ладонями.

— Пожалуйста, постарайтесь не пугаться. — Спохватился Константин поздновато. — Я поделился этими мыслями с полицией, они не приняли это всерьёз. Говорят, между этими случаями никакой связи. Это только моё… моё внутреннее чутьё.

— А почему вы решили, что они связаны?

— Потому что исчезновение ребёнка, мальчика-подростка. В разгар дня, буквально за считанные секунды. С разницей в один месяц. Никто ничего не знал, поводов для побега не было, да и уйти бесследно было бы тяжело. — Расставлял координатор слова мягко и вкрадчиво. — Да и обычно дети находятся. Как правило, они уходят к друзьям или пытаются купить билет в другой город, и мы находим их. В редких случаях это киднепинг, но почти всегда есть свидетели. Кто-то что-то слышал или видел. Видел ребёнка в машине, видел само нападение, видел их вдвоём в каком-то месте. А здесь ничего. — Он сделал паузу и старался быть настолько тактичным, насколько это возможно. — Я подумал, что если они незадолго до исчезновения… познакомились с кем-то, кто мог создать в их голове идею о лучшей жизни? Подростки склонны к тому, чтобы искать идеал.

— Секта? — испугалась мать. — Вы думаете, что их забирают в секту? — она громко ахнула, как делают, вспомнив что-то важное. — А ведь я про это думала! Что его могли забрать в секту!

— Я не думаю, что Саша в секте. Я пытаюсь сложить эти пазлы. Мне кажется, что между ними есть связь, и я пытаюсь её ухватить. Поэтому я хотел спросить Вас. Вы его мама, вы знаете его лучше, чем кто-либо другой. Может он изменился в последнее время? Может, у него появился новый друг или что-то необычное?

— Полиция уже спрашивала меня. — Снова её бледные пальцы ухватились за стаканчик с чаем. — Нет, ничего. У него особо нету друзей. Только Андрей вот, да он и не особо-то ему друг. Видите, вон каким оказался. Саша пропал, а он… — её всё еще пробирало до слёз, спустя уже месяц, — Не сообщил даже…

— А кроме Андрея? Ему хотелось друзей? Чем он увлекался, что любил? Играть в футбол, читать?

— Ну, читать… Читать он не очень любит, скорее вот всё в своём телефоне. Там игрушки какие-то, соцсети. Я не знаю, с кем он там общается.

— Могу я спросить, Вы бы назвали его счастливым ребёнком? Простите, если Вам неприятен такой вопрос. Мне нужно понять, есть ли общее у него и второго пропавшего. Его внутренний мир.

— Ну… Внутренний мир… Он же ребёнок. Игрушки в телефоне, школа. А что, у него же всё есть. Родители, комната своя — не с кем-то делить. Одежду мы ему покупаем, учебники, телефон. У него всё новое, современное. Мы с мужем особо не лезем к нему. Просто, я думаю, он взрослее сверстников. Ему не нравятся детские вещи всякие, ему хочется вот костюм, рубашка, весь такой взрослый, опрятный. Поэтому ему в классе сложно. Его как зовут куда-нибудь… он вот общаться-то хочет, но это всё не его уровень. Он такой серьёзный мальчик, ответственный.

— Значит, ему хотелось бы общения с кем-то взрослым и ответственным?

— Господи…

— Нет-нет. Я не говорю, что это обязательно так. — Зажестикулировал координатор.

— Ну, он умный у меня, он не станет с кем-то знакомиться на улице. Он же знает, что это… ну что ничего там хорошего.

— Он делился с Вами своими планами, мечтами?

— Да вроде ветеринаром хотел быть. Любит очень животных, очень добрый. Даже принципиально мясо не ест. Если ему сказать, что куда-то мясо кладёшь, он всё — не будет кушать. Спать голодным ляжет, не ест. Но оценки по биологии у него не высокие.

Под их разговор за окном наполнялась дорога, и одна за другой автомобили вставали в плотную пробку. За считанные минуты люди из вида пропали, остались машины, стоящие тесно на дорожной полосе. Заглянув в телефон, женщина спешно выпила чай. Время было откланяться. Константину пришлось отпустить её на работу, и вслед за ней он вышел из кафе.

Не озаботившись об этом заранее, только после состоявшейся встречи он забежал в ближайший магазин канцтоваров и выбрал там из пёстрых рядов себе блокнот с откидными страницами.

Нет контакта с родителями. Мама не знает, что у ребёнка есть внутренний мир. Хотел бы друга, но взрослого. Не чувствует, что его видят как личность. Ляжет голодным, но мясо не ест

Последнее он подчеркнул и долго смотрел, силясь понять, о чём это ему говорит. Приперев листы прямо к стене магазина, он выбивался из картины буднего дня. Его выдавала поглощённость, погружение в здесь и сейчас, и вскоре он дописал к последнему замечание — «не пойдёт на уступки под давлением». К этому он добавляет стрелку «стал неугоден?», под «хотел бы друга, но взрослого» рисует другую стрелку на «удачный опыт с первым ребёнком?» После всех добавлений Константин ещё некоторое время вглядывается в результат. Он должен сложиться воедино, чтобы он открыл ту дверь, в существовании которой ещё даже не уверен.

К действиям его подбивает ветер. Смелый и сильный. Константин пускается в шаг и заодно достаёт телефон. Звонок Анне, но она не отвечает. Тогда координатор убирает мобильный, а сам садится в свой ждущий чистки внедорожник. Когда заводится мотор, Анна перезванивает.

— Добрый день! — разворачиваться и говорить по телефону не лучшее решение, но иногда и волонтёры грешат.

— Это Анна, вы его нашли?

— Здравствуйте, пока нет, но я хотел бы встретиться с Вами.

Лиза наливает себе вторую чашку кофе за работой, когда ей звонит Валерия Осиповна. Прежде чем ответить, девушка первым делом оглядывается на прихожую, где одевается к выходу Вова. Вызов она без промедления глушит и выходит к парню.

— Удачного дня, Вов.

— Да, пошёл я, не скучай. — Он подставил губы для поцелуя, одной рукой уже отпирая замок.

— Я не успею, у меня дедлайн в тот четверг. Ещё конференция в три.

— Да, я побежал. Пока!

Лиза сама закрывает дверь. Поворот ключа на два оборота, и квартира снова лишь для неё одной. Свобода, как в выходные. Хотя это всего лишь дистанционный режим. Возвратившись в кухню, Лиза набирает матери парня. Ни секунды ожидания. На том конце линии сразу ответ.

— Лизонька, здравствуй! Как ты, я отвлекаю тебя?

— Нет, не отвлекаете! Здравствуйте! Просто Вову на работу провожала. Сегодня вызвали на объект. — Она залезает на высокий, обшитый флоком стул. С компьютера на неё по-прежнему смотрит дизайнерский проект. В этот раз в нём добавлено больше голубого.

— А, хорошо, хорошо. — Отзывается запыхавшийся голос в трубке. — Я вот сама на работу теперь бегу, как бы не опоздать думаю.

— Проспали?

— Не проспала, я ходила встретиться с Константином с поисков! Он мне вчера позвонил, сказал, что хочет поговорить о Сашеньке. Ой, Лиза, не знаю, что и делать, прям. Он меня так огорошил сейчас. Я просто не знаю, что и думать! — второпях её голос звучит ещё громче, чем обычно.

— Что случилось? — перенимает Лиза тревогу в свой нежный голос.

— Лиза, я тебя не пугаю, но ты присядь-ка лучше, а то он меня так огорошил, я не знала, что сказать.

— Валерия, я сижу, что случилось?

— Другой ребёнок пропал! Мальчик, говорят, тоже подросток, 13 лет. Так же из дома вышел и исчез. Никто его не видел, не слышал, ни следов, ничего. Пошёл гулять с друзьями, и они его потеряли. В общем, всё то же самое, что и с Сашенькой. Такая же картина, теперь вот ещё один.

— Коля Навретьев. — Подытожила девушка.

— А?

— Я слышала, что ещё один пропал. Его зовут Коля. Он шёл на линейку в школе.

— Так ты уже знаешь? — закричала женщина в трубку. — А почему ты мне не сказала?

— Его ещё не нашли, я не хотела Вас лишний раз волновать.

— Лиза, ну разве так можно? Я же мать! Что значит «волновать», я каждый день волнуюсь! Я и сплю волнуюсь, Лиза… Ну ты даёшь, конечно…

— Я не хотела, чтобы Вы расстраивались. Его тоже ищут.

— А как ты узнала? — она подняла голову прямо на столб с фотографией сына.

Он смотрел на неё с выцветшего листа, пережившего не один дождь, и улыбался. Лиза что-то говорила на заднем плане, но женщина уже не слышала её. Она приложила ладонь к фотографии, и ощутила холод бетона, к которому приклеено объявление. Как обруганная она вдруг отдёрнула руку, перехватила в неё телефон, чтобы перекреститься, и засеменила дальше.

— Ладно, Лиза, я уже почти дошла. — Вклинивались её слова в рассуждения Лизы. — Я хотела только сказать тебе. Я-то думала, ты не знаешь, а это, оказывается, одна я только не знаю. Ладно, Лиза, я пошла. — После ещё двух-трёх слов прощания, она, наконец, отключила телефон и убрала его в сумку.

На своей белой кухне Лиза дышала ароматом горячего кофе. Должно на кухне что-то создавать уют. Так будни растекаются глаже. Быстрое окончание разговора не сильно тронуло девушку. Всё равно в планах было переключиться на рабочий процесс. Однако, как в этом первом намерении завис её палец в тонком кольце над тачпадом, так за целых две минуты курсор не смог двинуться с места. Возможно, ей тяжело давалось признать свой интерес, но сделать это было нужно. Иначе вместо работы ей пришлось бы весь день промаяться, обманывая себя и уговаривая выкинуть из головы истинные побуждения. Нет уж. Лиза переключилась на вкладку соцсети.

«Поиск по своим сообществам», «Содействие», «ссылки». Так перед ней развернулась личная страница основного координатора по большинству поисков — Константин Охотин. На фото он, конечно же, в именной куртке отряда с расправленными плечами и внедорожником позади. Сероватый Лэнд Ровер. Рядом сидит счастливый до одури ретривер. Семейное положение — «женат на Евгении Охотиной», место работы — «тур-компания"Поехали!"», второе место работы — «Поисково-спасательный отряд"Содействие"». Лиза прокручивает бегунок вниз, на посты под основной информацией. Вся страница залита волонтёрством и обучением по поискам, по ориентировке на местности, выживанию в диких условиях, воспитанию детей младшего возраста. Все фотоальбомы — отчёты с поисков. Все видеозаписи — обучающее руководство. На аватаре за 2011 год крупный мужчина ещё стоит на фоне яхты рядом с женой. Следующее фото появилось на странице спустя месяц — Константин на фоне магнитной доски на одной из своих презентаций.

Для Лизы оставалось незамеченным то время, что она проводила за изучением его профиля в сети. Кофе стремительно остывал за её плечом, но кому было до него дело? Решались куда более важные вопросы. Выстраивалась новая глава увлечений.

Когда никто не оценивает его голос, да и сам он отвлечён другим основным делом, Костя поёт даже неплохо. Пусть даже мычит сам в себя, смотрится это, как и слышится, совершенно естественно. Ему бы идти за этим чувством. Но он выбирает свой путь за тревогой. Поэтому поднос ждёт его готовым перед металлической дверью. Ему придётся ещё подождать, пока парень налюбуется на себя в зеркало на развёрнутом кубике. Ничего особенного, тем более при холодном освещении, в нём нет. Совсем недавно он постригся, и голова теперь выглядит несколько яйцеобразной, но никому не удаётся скрыть искры в своих глазах. И Костя не исключение. Сегодня полицейский ремень выглядит даже почти что сексуально. Прямая осанка к тому же скрывает недостаток мышц. Где одно, там непременно проявляется и второе. Бодрый настрой мог привести бы его к значительным переменам. Но не сейчас. Здесь парень надевает чёрную маску и перестаёт быть человеком, которого можно опознать без костюма. Моментом позже рука легко отворачивает зеркало, и коридор вновь обращается в монотонно освещённое замкнутое пространство. Только дверь в одном конце — выход, и такая же дверь на другом конце — вход. О своём появлении следует оповестить заранее. Хотя бы за одну-две секунды. Ведь так выглядит уважение? Только после звонка он набирает девятизначный код и проходит в Комнату.

Глаза уже ищут фигуру пленника.

— Здравствуй, Коля! — выдаёт маска слишком радостно. — Как ты?

Мальчик не отвечает ему тем же энтузиазмом. Только бросает что-то уставшее, от чего понурость тут же ложится на плечи вошедшего, как брошенная с дальним чихом слизь.

— Я принёс тебе обед. Смотри, авокадо. — Затейливо протягивает звукоисказитель.

— Здорово. — Отразило высшую степень безразличия.

Лёгким туком тележка уткнулась в белый столик. Пока похититель перекладывал поднос на него, за ним больше не следовало попытки разговорить пленного.

Первое же расположение обеда мужчине не понравилось. Он разворачивает поднос другим боком. Но снова прежде, чем оставить, он меняет его положение и продвигает в центр тарелку с печеньем. Опять не то. Ещё раз изменить. Только тогда ему удаётся справиться с приливом энергии и сесть наконец в своё кресло.

— Ты обещал отпустить меня. — Будто намерено игнорирует мальчик блюда.

— Я… не обещал, Коль. Я просто сказал, что, может быть, сегодня я отпущу тебя.

— Ясно. Ты соврал. Я не буду есть. — И он без промедления отворачивается к стене в одеяле.

Даже под маской похититель выглядит растеряно. Скорее всего, ему не представлялось необходимым продумывать план на подобный случай. Звукоисказитель даже издаёт звук, похожий на потерянное причмокивание.

— Коля. — Зависимо зовёт он. — Как я тебя могу отпустить, если ты просто отвернулся?

На эти слова мальчик вновь показывает лицо и выглядит уже заметно приветливее.

— Отпустишь? — звучит почти кокетливо.

С воодушевлением похититель поднимается на ноги. За маской, само собой, не видно его лица, но не нужно обладать рентгеновскими способностями, чтобы различить, как расправляется его осанка, и сколько же эмоций появляется в мельчайших движениях его рук. Коля позволяет ему подойти ближе, и тот словно щенок, перевозбудившийся от предвкушения долгожданной прогулки, не находит себе места, подсаживаясь то ближе, то дальше от мальчика. Его руки ходуном изучают фактуру одеяла. На каждое их мановение, в котором бессознательно тянутся те к ребёнку, он тут же одёргивает их и сконфужено прижимает голову. Насколько же он взволнован! Пленник пододвигает закованную ногу к нему ближе, и тогда Мистер Икс оттягивает на своём поясе заветный ключ. Этот подходит к цепи. Один щёлчок. Кажется, сейчас должно было произойти чудо. Не произошло.

Только почуяв свободу, Коля дёргает освобождённой ногой и срывается с места. Через изголовье, через подушку и столик он кидается наутёк, чтобы врезаться в дверь. Застыв на постели, будто и предположить подобного было нельзя, Мистер Икс провожает мальчика чёрным взглядом. Пока тот бьётся в запертую дверь, пока ощущение чуда покидает светлую Комнату.

Натужно Коля ударяет по двери, будто это способно помочь. Стучит в стекло над панелью для ввода пароля, но не может даже до неё дотронуться, как вдруг похититель вырастает прямо у него за спиной. Только по внезапно появившемуся ключу над защитным стеклом мальчик замечает, что он не один.

— Только с ключом открывается. — Произносит механизм с безразличием в голосе.

Как от огня парень тут же шарахается в сторону. Его поведение больше напоминает аффективное состояние животного, нежели разумного человека. Точно такие же свойственные скорее животному миру звуки, не призывающие и не информирующие особо ни о чём, что вырываются из него во время бесцельных метаний, мешают ему самому увидеть, что метания эти происходят на одном месте. Мистер Икс уже на него и не смотрит. Хоть и двигается по пятам в его сторону, но делает это так, будто для самого это уже является всего лишь вынужденным действием.

— Нет! — вопит Коля и стремглав несётся в единственную открытую дверь — в ванную.

По пути ему не хватает смекалки, чтобы включить свет. Так вместо помощи, он запирает себя в темноте и изо всех сил тянет на себя ручку двери.

— Помогите! — кричит он в панике. — Помогите же мне! Меня заперли с каким-то психом!

За обратной стороной двери в этот момент замирает движение. Что-то меняется в чёрном человеке, и его следующим движением становится грубый удар.

— Хватит! — вторгается в слабое пространство его рёв. — Концерт окончен. Вышел сюда!

— Мама… — ложится на беглеца осознание его беспомощности.

Сразу же за ним в один рывок распахивается дверь, а за ней грозным монстром вздымается похититель.

— Нет, нет, пожалуйста, нет! — Коля падает на пол в неистовом ужасе, и отталкиваясь руками и ногами, спешит выбраться в Комнату в обход.

Без труда Мистер Икс перехватывает его в полушаге, но тут же получает острыми ногтями по лицу. Его коже под одеждой и маской ничего не грозит, но от терпения и так не оставалось следа ещё до крайней выходки. Тем временем, на руках в плотных объятиях Коля швыряет конечности, куда придётся, вряд ли думая, что это может помочь. Скорее просто от безвыходности или в знак выражения бунта. В любом случае он осложняет своё положение до того, что похититель роняет его прямо перед кроватью и замахивается тогда на непослушное тело ногой. Одним только чудом ему удаётся с грохотом ударить пол, изменив направление ярости в последнюю долю секунды.

— Как же ты бесишь! — рявкает он на мальчишку, поднимает его за одежду и швыряет как неживое на кровать.

— Не надо! — плачет Коля в ответ и буквально врезается в похитителя в очередной нелепой попытке сбежать из-под удара снова.

Уже на кровати Мистер Икс пытается утихомирить его истерично брыкающиеся конечности, но только снова получает в грудь и по лицу.

— Лежать, я сказал! — озверев, приказывает он в аффекте, схватив мальчишку за волосы.

С ремня он отстёгивает шокер и вжимает его за непослушание в шею ребёнка. Обычно к таким приборам прилагается инструкция, где описывается, какие области должны исключаться из зоны удара, и какой продолжительности поражения следует избегать. Обычно люди боятся чрезмерно использовать средства защиты или даже вообще прибегать к ним.

Этот случай не был обычным. Когда похититель отжал кнопку включения, Коля обесточенной массой рухнул. Самопроизвольно его тело вновь содрогнулось, потом снова. Спустя короткий период это повторилось опять. Подобное могло бы стать самым страшным, что приходилось видеть человеку, если бы в Комнате ещё был человек.

— Ну и зачем нужно было доводить меня до такого? — срывал в крике свой страх похититель, вставая с кровати.

После очередной волны конвульсий молчание прерывают хрипящие всхлипы. Мальчик в негодовании оборачивается и через дрожь посылает в чёрную маску ругательство.

Поначалу похититель делает вид, что его это совсем не задело. Но, вероятно и сам не замечает, как тут же кидается на ребёнка в бешенстве, дёргает его за воротник и вдавливает шеей в матрас.

— Хочешь этого, а? — разъярёно рычит он мальчишке сквозь зубы. — Может, сам хочешь туда пойти? Раз только об этом и думаешь!

В объявшем его пылу он теряет связь с реальностью, и под контролем безумия даже сам Коля, наконец, видит, что похититель не подчиняется никому, кроме своих собственных порывов. Над ним нет главы. Нет заказчика. Если он исполнитель, то своих пристрастий. В этот момент, как должно быть кажется парню, слишком поздно что-то менять.

— Нет… — теперь, осознав бедственность своего положения, он только тихо всхлипывает.

И всё же похититель замечает его слезу, когда только собирается стянуть с парня брюки. Но замирает. Раздражённо он снимает взамен себя. Снимает себя с него и недовольно пыхтит в свою маску.

— Ты просто невыносим. — Диктует он парню, потеряв в его слезах всякое возбуждение.

Его словам пришлось стать последним, что взволновало накалённый воздух запертой Комнаты. Напряжение так и не достигло своей разрядки, звон его ещё ощущался зависшим в четырёх жёлтых стенах и всё ещё сковывал. Так и не произнеся больше ни слова, Мистер Икс схватился за тележку и гордо выкатил её прочь.

Когда после его ухода одиночество начало приобретать черты безопасности, Коля осмелился пошевелиться. Он садится на кровати и несколько обижено шмыгает. Руками расправляет одеяло, как будто бы устанавливает так за собой последнее слово, отворачивается к стене.

— Придурок. — Бросает он через плечо и ложится как ни в чём ни бывало, будто в его планах изначально было проспать весь день.

Анна находилась в компании чуть больше десятка плавно передвигающихся человек, где у каждого были закрыты глаза. То было подпольное помещение с ярким антуражем: на стенах расписанные холсты с изображением ни то огромных бутонов, ни то светомузыки. Звучали ритмичные тихие барабаны в проигрывателе. Девушки, женщины и несколько парней стояли на гимнастических ковриках, на глазах у них были маски для сна. Кто-то повязал глаза платками.

У передней стены, где играл проигрыватель с барабанами, догорали квадратные свечи. Массивные и крупные. Эти люди кричали с гневом и болью, а пламя сжигало их эмоции и оставляло только тепло. Сперва Анна слышала крики окружающих. С закрытым обзором для глаз ей было нельзя понять, как далеко и кто именно испускает свой голос. По обе стороны от неё пришедшие сворачивали мягкие коврики и со всей силы, которая была у них, били ими в пол, садились верхом и колотили руками. Из-под масок вырывались слёзы, со всхлипами собравшиеся продолжали кричать сильнее и замахивались коврами для весомого удара. Крик справа, удар слева. Кто-то всхлипывает впереди. Настоящая пятиминутка ненависти с пеленой на глазах.

Анна не видела начало и конец своего фиолетового коврика, которым колотила ковролин в зале, она комкала его наугад и садилась верхом, чтобы сорвать с кулаков нежную кожу. Вспотевший сухой волос вырывался из маски. Но он не мог помешать ей, когда так сильно она была увлечена своим выходом. Выходом из правил приличия. Один, два удара, три, четыре… Снова и снова, пока само желание не иссякнет.

Её руки обессилено падают. Вокруг неё кричит десяток людей, а её голова безвольно накреняется набок. Плечи опущены. В ней больше не было сил. Звуки тамтамов были едва различимы, но возможно, что Анна не слышала их. Возможно, сейчас она вообще ничего не слышала. Её лицо не выражало ни одной эмоции, и она не плакала. Но внезапно её тело дернулось, будто её поразило пулей прямо по рёбрам. Она раскидывает руки в стороны и из неё вырывается вопль, который вряд ли может иметь себе подобие. Это был чистый вопль, несравнимый в своём проявлении. Он звучал долго и бесперебойно. Может, целую минуту, а затем превратился в крик, и почти сразу сменился рыданиями. Анна падает на смятый ковёр и бьёт по нему рукой, продолжая плакать. Эмоции закончились, она легла на пол как ребёнок и начала дышать.

Когда тамтамы сменились на струнную музыку, пришедшие гости встали на ковры и подняли руки над собой. Анна встала вместе с ними. Асинхронно они стали подпрыгивать, восклицая один и тот же слог все вместе, а скорее выбрасывая из себя в пол внутреннюю тяжесть. Слезы высыхали на щеках Ани.

— Ху! — восклицала она вместе с остальными на каждом прыжке. — Ху! — и снова стремление вбить в этот пол всё, что мешало подпрыгнуть выше. — Ху!

Постепенно лицо её разгладилось. Произошла новая смена мелодии на проигрывателе, теперь она звучала более музыкально. Люди вставали ровно на своих прежних местах. Кто-то раскачивался, кто-то начинал танцевально ходить. Некоторые садились на пол, а один парень лёг во весь коврик. Анна же стояла ровно, слегка прогнувшись назад. Сейчас она была похожа на дерево. Может быть, она чувствует себя им. Что может чувствовать дерево?

Проигрыватель издал сигнал, за которым включилась другая музыка. Неспешная, мелодичная, светлая. Окружающие начали танцевать, кто будто по команде, а кто поначалу ловя идущий и подхватывающий на себе их движения ритм. К ним присоединилась и Анна. На глазах каждого из присутствующих, мужчины, женщины или девушки, всё так же маски или лёгкий платок. В танце мать пропавшего Коли походила на приведение, которое забыло всю свою историю, и помнило только, что для чего-то оно здесь есть, но не воздвигало это в цель, а просто позволяло себя носить из стороны в сторону на ветру.

В кафе Анна появилась уже уверенной в себе сильной женщиной, даже жизнерадостной или по крайней мере довольной.

— Добрый день, Константин! — поздоровалась она первой.

«Домашний и сытный» был из тех мест в городе, где несмотря на пандемию ещё можно было перекусить. Ко всему прочему, здесь всегда оставалось нарядно, а малиновый цвет ярких ромбов на стенах не только разжигал аппетит на булочки, но и активировал в голове мысли.

Анна осмотрела меню всего за пару минут, и выбирала для себя мясо с гарниром и лёгкий салат.

— Итак, о чём конкретно вы хотели поговорить? — только начала было она, но у мужчины зазвонил телефон.

— Простите, я должен ответить. — Он встал, намереваясь выйти из-за стола.

В его отсутствие Анна переключила внимание на окно и оставленное время наслаждалась днём со спокойным видом. До неё доносилось «Она точно уверена, что это не мальчик с камеры? Может…», и невольно её голова обернулась к звуку. «А сразу она не могла этого заметить? Ясно, возвращайтесь». В плохо скрываемом раздражении Константин снова сел за стол и извинился. К его возвращению официантка как раз принесла их кофе.

— Какой-то другой поиск? — полюбопытствовала мать.

— Да. — Ненадолго мужчина замялся. — Честно говоря, про него я и хотел поговорить. Вы не слышали, месяц назад был похожий случай, пропал ребёнок на Пирогова? Где стоит комплекс под снос.

— Я думала, вы хотели поговорить о Коле. — Пропустила женщина всё объяснение мимо ушей.

— Да. Верно. Дело в том, что в прошлом месяце или вернее даже в позапрошлом пропал другой мальчик, пятнадцати лет при похожих обстоятельствах. Я предполагаю… Полиция отвергает эту идею, но мне кажется, что случаи могут быть связаны. И я хотел узнать у вас… мне нужно понять, есть ли что-то общее не в самих исчезновениях, а между вашими детьми. Между Колей и Сашей, это первый пропавший. Если связаны случаи, то должны быть связаны и дети.

— Так, но я не понимаю. Если полиция считает, что случаи не связаны, то почему вы думаете, что есть какая-то связь? Какая?

Этой женщине было трудно смотреть в глаза. Каждый раз, когда она замолкала и всякий раз, когда говорила, то делала это будто на камеру. Как будто было не столько важно, что она говорит, и текст был всего лишь причиной делать красивое лицо, фотогенично откидывать высвеченные волосы и складывать руки у чашки кофе. И всё же Константин старался.

— Прошло не много времени. Они примерно одного возраста — 14 и 15 лет, оба мужского пола, пропали быстро, почти мгновенно, буквально из-под носа друзей, и нет никаких следов их ухода. Оба не планировали сбегать из дома или куда-то уходить. Обоих не можем найти уже долго.

Аня недовольно вздохнула, вновь поправила длинную прядь, затем призналась:

— Строго говоря, я думаю, Коля сбежал. Он довольно вспыльчивый, хочет чтобы всё было по-евоному.

— Вы сказали, что он не стал бы сбегать…

— Константин. — Оборвала его мысли женщина. — Ну если бы, не дай Бог, ваш сын бы пропал, он подросток, вы бы сказали, что он мог сбежать? Кто бы тогда стал искать его, понимаете?

— То есть у него могло быть намерение сбежать из дома?

— Могло, я думаю. Он постоянно где-то задерживается, испытывает нас с мужем, у него сейчас возраст такой. Он проверяет, как далеко может зайти, совсем неуправляемый. С ним невозможно, буквально. Но это не значит, что ему можно сбегать или что я его не люблю. Мы любим его, мы хотим, чтобы он жил дома, как все нормальные люди. Просто он пока не понимает.

— Уполномоченный по Вашему делу сказал Вам, что у тёти его точно нет? — нахмурился координатор.

— Да, мне звонили… — в этот момент им принесли горячие блюда. Анна поблагодарила и взялась за приборы. Похвалила вид и запах еды, и только потом стала есть. — Значит не у неё, он мог к кому угодно пойти.

— У него было много друзей? — он старался не афишировать на этом внимание, но фиксировал всё, что успевал, в блокноте. В некотором роде он брал прямо сейчас интервью.

— Константин, он вообще не знает, что такое «друзья». У него нет такого представления в голове. В принципе. У него есть люди, с которых он может что-то поиметь и люди, которые его не интересуют. Всё. А знакомых у него много. — Вилкой Анна всё рисовала подтверждения своих слов в воздухе, и её ничуть не смущало больше говорить за обедом, чем есть. — Один откажет, к другому пойдёт. Он может сегодня ночевать у одного, а завтра у другого. Поэтому я и говорю, что вы телефон — телефон его — ищите! А они по болотам лазают. Господи, да не утонет он нигде, он где-то в городе шляется.

— Его подруга Нина сказала, что он думал себе навредить?

— Между нами, что она понимает? Что она в него влюблена? Вы были подростком? Я помню себя в его возрасте, мне тоже казалось, что весь мир это сплошная драма, а если драмы нет, всегда можно её создать. — С предельной выдержкой отвечала мать парня. — Вы суицид имеете в виду? Я вас умоляю. Если бы Коля решил покончить с собой, это было бы шоу! Шоу! Он бы всех родственников собрал, меня, Витю, бабушку с дедушкой, всех тёть, дядь, вас бы позвал, всех соседей, всех Витиных коллег… Мы бы сразу знали, наверняка. Никакого вопроса бы там не стояло. Я уже не говорю про тело. Вы тело находили? — за этими словами наиболее явно получила свой контур та артистичность, с которой женщина говорила. Точно на сцене, даже не перед камерой, нет — в театре. В этом демонстративно невозмутимом лице чуткий глаз способен был различить напряжение в каждой мышце.

— Нет, не находили. — Не немного опешив отвечал Костя.

— Ну вот, какой суицид? А это он просто исчез. Инопланетяне что ли забрали? Такого не бывает.

— Это не обязательно инопланетяне… — с тем наступила тишина.

На секунду Анна перестала сиять. Но быстро вернулась в прежнее русло.

— Коля не дурак. — Нашлась она и на то с ответом. — Он дерзкий и много чего ещё не понимает в жизни, но он умный парень. Его куда-то там не заманить. Он сразу на место поставит. Он умный мальчик… — теперь же в словах проступило беспокойство, и это было заметно, — Я скорее думаю, что его могли как раз за какие-то слова ударить по голове. Он, бывает, скажет, а потом подумает. Сколько раз было. И с Витей, отцом, сколько было. Он уже много раз получал. Ему бы язык за зубами держать. Больше всего боюсь, что ударили… да и насовсем. — Предложение она смогла закончить, правда заметно тише, будто что-то постыдное.

— Мы обыскали весь город, не только болота. Если бы было тело, его бы нашли.

— А если он ходит где-то? Бродит и не помнит, кто он? — в глазах её блеснул ужас, — Это самое страшное… — она отвернулась, а затем даже движением рук будто скинула с себя неприятную ткань или опавший туман и вернулась в беседу, — Так раз вы обыскали, вы больше не ищите?

— Мы ищем. — Больше Константин не стал спрашивать подробности характера Коли.

Видимо, слова матери произвели на него большее впечатление, чем слова полицейского, и он оставил идею о взаимосвязи между исчезновениями. Блокнот он со стушёванным видом спрятал под куртку. Пока никто не увидел, с какой серьёзностью он готов был браться за тайны городских заговоров ещё минуту назад. Приступить к еде было куда благоразумнее, и как взрослый мужчина он составил компанию взрослой женщине.

На шершавой стене в один блеклый слой лежала белая краска. Стена эта не была привычной стеной от пола до потолка, как обычно бывает. Это была не просто шершавая, а кривая, накренённая стена, уходящая в потолок без определённой границы. Но на ней во всю длину протянулась полка, выдерживающая несколько клеток для крыс, в которых спали животные. Под сводом потолка висела лампа, вернее лампочка, только очень большая. Её освещения более чем хватало на эту комнатушку, больше походившую на крупную коробку, нежели на маленькую комнату. В этой пещере, вроде тех, что лепят из снега младшие школьники, смогли тесно разместиться только две белые тумбы: одна с компьютером, другая с клеткой, в которой спали ещё две белые крысы. Обе тумбы были обрезаны сзади, чтобы влезть в такое узкое пространство.

Человеком, который смог бы осилить обед в подобном месте, оказался никто иной, как Костя. В его тарелке разваривалась лапша с овощами, и должно быть она не была сильно вкусная, так как лицо парня выглядело крайне пренебрежительным. На мониторе перед его тарелкой подсвечивалось изображение Комнаты. Жёлтый диван, не-окно, запертая дверь, кровать с тощим парнем на ней. В правой руке наблюдатель держал ложку. Левая же в этот момент сжимала ручку над раскрытым блокнотом, где было уже написано в шапке «Коля. День 4», а на самом листе «Ему плевать, что говорить. Он скажет, что угодно, чтобы получить своё. Его жизнь начинается каждый день заново».

Первые ложки парень ещё следил за экраном, где лежал пленник. В хорошем качестве съёмки. Волосы мальчика были грязные и спадали на подушку по обе стороны, одна из свалявшихся прядей осталась на лбу, перекрывая обзор правого глаза, но парню она явно никак не мешала. Он гладил ногтём стену уже больше пятнадцати минут и только периодически слышно вздыхал. Попыток сбежать больше не было. Попыток самой жизнедеятельности явно не хватало в этом немом фильме. Если бы не отсчёт времени внизу экрана, можно бы было решить, что кто-то установил залипание трёх смежных кадров: мальчик с пальцем на вершине стены, мальчик с пальцем у края стены, и их бесконечная смена. Костя ел молча и вскоре перестал смотреть на экран.

Из дома он вышел на пробуждающий ветер сентября под вечер. Прекрасно подобранное время, если ты хочешь проветрить домашнюю голову. Из гаража своё авто он неспешно вывёл на просёлочную дорогу. Участок соседа Гурьева стоял тих. Участок бабы Клавдии полит и ухожен с рассвета, но на нём так же не различить ни души. Как и всегда. Скоро совсем засядут по домам в городе и перестанут выбираться на дачи.

Зелёная машина скользит меж дач до выезда на автостраду. Отсюда Костя спокойно доезжает до левого поворота буквально в паре километров от города.

За хлопком двери следует чёткий звук молнии спортивной куртки. За спиной рюкзак, с которым он бежит трусцой до следующего съезда. Тут он и находит свою синюю ладу-гранту. Она встречает хозяина бодрым сигнальным откликом. Перед отъездом Костя делает пометку в блокноте из бардачка — «2лв».

Попав в город, он проезжает всего триста метров и тут же заезжает в карман. Там уже можно стянуть штаны и ветровку, они в миг оказываются в пакете под сиденьем. Теперь на нём — джинсы и потёртая куртка. Такая, на которой не захочется задержать взгляд. Тёмные волосы, торчащие из-под кепки, скрыли под собой натуральные, а лицо скрылось банальным и самым нахальным образом под медицинской трёхслойной маской. Когда незнакомец выехал из кармана, его машина уже состарилась на добрый месяц, который водитель, должно быть, ездил без остановок по самым грязным лужам страны. Да так, что ни одного символа на номерном знаке не удавалось теперь распознать. Этот незнакомец был похож на чёрного человека. Он так же не имел истории и лица. У него не было прошлого и не было будущего. Был только этот вечер, и в этот вечер он припарковался возле огороженного забором двора.

Двор красивый, благоустроенный. Вмещает несколько кирпичных домов красного тона. Крыши покатые, на окнах цветы. Самая настоящая сказка. Безопасность — вот, что самое главное. По периметру неустанно бдят мигающие огоньком камеры. Въезд разрешён только по пропускам. Сюда точно не сунется непрошенный незнакомец. Потому-то он и припарковался поблизости в рассчитанном слепом пятне. На приборную панель парень выставил стаканчик от кофе, на колени поместил ноутбук. Всё готово — теперь он просто ожидающий друга или подругу автолюбитель, соблюдающий к тому же масочный режим.

Его взгляд направлен девять минут из десяти на единственный подъезд шестиэтажного дома. Красивый. С просторных угловых балконов открывается прекрасный вид на Коловку — городскую реку, протекающую у незнакомца за спиной вниз по спуску. На короткий миг плечи его расправляются, реагируя на сигнал подъездной двери. Но в следующий миг опадают. За вечер это происходит десятки раз снова и снова, и каждый раз за бордовой дверью под цвет кирпича оказывается не тот человек. Как это должно быть жестоко по отношению к себе — ждать того, кто о тебе даже не знает. Скорее становится дождаться вечера.

В непредсказуемой последовательности дом начинает зажигать окна. Первыми, вроде бы, с нижних этажей, а затем, вроде, с верхних. Пока над крышей синей машины хмурится небо, те же изменения настигают и брови терпеливого незнакомца. На очередной сигнал бордовой двери он уже не отрывает взгляд от ноутбука, задавая программе тригонометрические расчеты. Упорно смотрит в экран. Но нет, всё же в этот раз он опять отрывается от работы одним коротким взглядом, который хмурит после этого ещё сильней. К девяти вечера ему удаётся закончить анализ присланных из института данных и отправить обратным файлом через е-мейл на имя Ковылёва Ольга. «Мне не понятно, как можно пропускать настолько базовые и элементарнейшие вещи! — наказывал он ассистентке разобраться с прибывшим лаборантом. — Не вижу смысла платить заработную плату тому, чья работа ограничивается ежедневным извинением за то, что все его обязанности выполнил руководитель отдела. Ради всего, что для тебя свято, избавь меня от этого выскочки, я тебя откровенно молю». За отправлением файла, он сложил ноутбук в рюкзак, переставил стаканчик для кофе обратно в подстаканник и затем отправился сам прочь от разочаровавшего его сегодня двора.

В своей просторной квартире на двенадцатом этаже Лиза выходила из душа, когда на улицы спустился сумрак. Её утончённое тело было полностью обнажено, блики городского освещения сползали по изгибам плеч, талии, бедёр. Входя в лакированную кухню, Лиза уже подсушила волосы, и полотенце оставила на одном из высоких крутящихся стульев. Первым делом она поставила чайник на плиту. Вторым — открыла ноутбук. После введения пароля ей открылся рабочий экран, где сразу же обновилась страница соцсети, а на ней — с десяток пропущенных сообщений. Раньше других девушка раскрыла ответ координатора добровольческого отряда:

Добрый день, Лиза! Всё верно, я являюсь одним из координаторов поискового отряда. Поиски по Саше Боголюбцеву также координирую я. Согласен с Вами, мне тоже показались эти случаи похожими. Я обсудил этот вопрос с оперуполномоченным по обоим делам о пропаже, и мои домыслы были сочтены необоснованными. Сейчас я и сам сильно сомневаюсь в возможной связи между этими делами после проведения некоторых анализов. Подтверждений такой вероятности обнаружено не было. Вы можете связаться со мной по телефону на моей странице, это мой личный номер.

Без колебаний Лиза набрала цифры. Ждать не пришлось совершенно. Будто мужчина уже заранее был оповещён о её звонке.

— Константин. Поисково-спасательный отряд «Содействие», слушаю Вас.

— Добрый вечер, Константин, надеюсь, у Вас найдётся пара минут. Меня зовут Лиза, я Вам сегодня писала. В личные сообщения. По поводу пропажи мальчиков.

— Да, Лиза! Добрый вечер, я помню Вас. Вы решили позвонить. — Чуть тише его голоса на линии отдавались щелчки клавиатуры, других посторонних шумов слышно не было.

— Да, я хотела бы узнать подробности, если можно. Меня просто мучает это дело. Эти… дела. Я не могу найти себе места.

— Очень Вас понимаю, Лиза. Я сегодня разговаривал с обеими матерями, говорил с полицией, я Вам по-моему об этом писал…

— Да-да, вы написали, что полиция не приняла Ваши мысли всерьёз. Почему? Они как-то это мотивировали? — разговор с незнакомым мужчиной или направление темы повели девушку в спальню, где она надела домашнее платье.

— Видите ли, они считают, что это моё дело — мотивировать свою идею. Опытные люди не видят связи между обоими случаями. Оперуполномоченный, Аркадий Никифоров, мой хороший товарищ и друг, посчитал, что я принимаю поиски чрезмерно близко к сердцу. У меня растёт сын, понимаете? Я думаю, он может быть прав в данном вопросе. Потому что подтверждений моим мыслям пока не нашлось. Может, я это всё выдумал.

— Но почему Вы выдумали? Мне звонила мать Саши, она считает, Вы можете быть правы. Я признаюсь, когда увидела, что ещё один мальчик пропал, сама сразу подумала о Саше, что это слишком похоже. А потом узнала подробности…

— Лиза, как я понял из Вашего письма, для Вас это также слишком близко. Это практически Ваша семья, и Вы хотите добраться до истины. Это совершенно естественно, но, возможно, что новый пропавший, Коля, никак не связан с Вашим ребёнком. С Сашей, я имею в виду. Я разговаривал с его мамой сегодня, у Коли мамой, она сказала, что с высокой долей вероятности её ребёнок просто сбежал и скоро вернётся.

— То есть?

— Я тоже сперва удивился, но такое бывает. Как я понял, имела место домашняя ссора. Они боялись, что ребёнка не станут искать, и поэтому умолчали о ней. Честно Вам сказать, Лиза, я в замешательстве.

— Вы лично считаете, что случаи могут быть связаны? — девушка сильно нервничала. Закусив губу, она выглядывала на вечернюю улицу, будто её оттуда торопили и ждали. Тем временем повисла пауза на линии. Судя по шумному звуку, координатор мог отъехать от стола в компьютерном кресле. Может быть, ему нужно было отвлечься от дела, чтобы как следует подумать. Лиза ждала в тишине, сколько требовалось.

— Да. — Наконец дал своё заключение координатор. — Я думаю, что между ними есть связь.

— Константин, я тоже так думаю! Надо сделать что-то!

— Пока мы ничего не можем, и последнее, что стоит делать — это паниковать. Вернее даже, паниковать вообще не следует.

— Простите, Вы правы. Просто я вся на нервах. Я не знаю, как это объяснить, но я чувствую внутренне, что не то что-то с этими исчезновениями. Так не бывает.

— Вы могли бы встретиться со мной завтра? Мне так неудобно разговаривать — через телефон. Я поделюсь с Вами кое-какой информацией, может, мы вместе что-то нащупаем.

— Да, я с удовольствием! — вся подпрыгнула от неожиданности Лиза, — Для меня счастье выйти из дома. На этом карантине можно совсем с катушек слететь!

— Отлично. В обед вам будет удобно? Скажем, в 12 часов? Где Вы территориально? Я предложил бы Оптимум, кафе в юго-западном. Забегаловка страшная, но сейчас это единственное место, где пускают поесть.

По сигналу Коля сел на кровати спиной к стене. Поза сторожевой собаки или поза человека, готового отразить атаку. Мистер Икс завозит скудный завтрак. Сегодня ненавистная тележка едет без блокнота. Мужчина останавливается в тройке шагов до постели пленника.

— Ты хочешь есть? — звучит теперь официально.

— Да.

— Ты будешь себя нормально вести?

— Я себя нормально веду.

— Ты понимаешь, что это не так? — внушает механический голос без оттенка людской эмоции.

— Что не так? — слова, на которые было звучит ответ «твоё поведе…», но Коля тут же перебивает его, будто изначально собирался договорить целиком свою фразу, — То, что ты меня пытался вчера изнасиловать? Или то, что избил меня? Что именно?

— Причину, по которой тебя пришлось усмирять, ты забыл. — Произносится утверждением, хотя это вопрос.

— Я хотел один побыть. Чтобы ты ко мне не цеплялся. Пять минут.

— То есть, когда… — в слова похитителя врывается добавление «хотя бы» как только он начинает говорить, будто это он перебил ответ подростка, — То есть, когда ты упёрся в дверь в ванной, ты это сделал, чтобы побыть пять минут одному? — начинает чёрный человек заново и заканчивает в этот раз то, что желал высказать.

— А что в этом такого? Я хотел в туалет нормально сходить.

Тяжёлый вздох Мистера Икс искажается через маску в урчание. Парень тем временем продолжает сидеть неподвижно в имитации расслабленной позы. За весь разговор он ни разу не шелохнулся, и вся выразительность его слов достигается одной лишь мимикой и интонациями. Даже безразличие, когда он желает его показать, получает в его исполнении ударный акцент на себе.

— Ты понимаешь, что если бы ты не бросился всё крушить и орать, то был бы не на цепи, и спокойно бы ходил себе в туалет и куда угодно уже весь день и всю ночь как минимум? — цедит с расстановкой ему похититель.

— А. То есть ты отпустил бы меня домой? — претензия по прежнему сопровождает каждую его реплику.

— Причем тут… Скажи, ты специально стараешься меня вывести?

— Да что опять не так!? — выходит из себя первым подросток, хлопая по одеялу в обе руки.

— Ешь, Коля. — За тем похититель уходит.

— Когда ты меня развяжешь? — предъявляет ему в закрывающуюся дверь парень.

Дверь замирает.

— Когда научишься себя вести. — И после этого закрывается на замок.

— Ну, класс. — Выдыхая, Коля садится ближе к еде, а может, ближе к двери. — Отвяжи блин меня! Психопат долбанный!

Страшной забегаловкой оказалось испробованное уже Константином кафе для беседы с представителем полиции. Светлое, тихое, напрочь лишённое стиля. Если бы кто-то решился забрать отсюда несколько вещей на ремонт, то помещение бы в тот же день опустело. Каждый обвязанный лентой столик имел хоть в одном месте скол, а если чудом удавалось видеть визуально целый, то он обязательно опирался на заклеенную скотчем ножку. Витрина с заветренным луком и разложенным заранее пюре, полочка с завёрнутыми в термоплёнку салатами и залитый чем-то уже высохшим кассовый аппарат — всё это вызывало чувства, не имеющие с аппетитом ничего общего. Поэтому Константин поставил на столик только два чая.

— Здравствуйте, Лиза, я Женя! — приветствовала вошедшую спутница мужа, — Я жена Кости. Думаю, будем на «ты»?

— Ах, конечно! — все трое приветственно рассмеялись.

— Женя участвует во многих поисках…

— Да, я видела Ваше… твоё фото. — Заверила обоих приглашённая к обеду.

— На поиск Саши я не ходила в первый день, но всю неделю мы с Костей домой практически не возвращались. Мы изъездили с его отцом весь город, улицу на Пирогова просто изнюхали вдоль и поперёк. — Уверено заявила Женя.

Она первая решительно села за стол и к неожиданности оказалась ведущей эту волну знакомства. Сегодня от тёплой жены у плиты при ней осталось только имя. В остальном её можно было и не узнать. На ней были походные, почти военные брюки на толстом ремне, строгий свитер с высоким горлом, а волосы заправлены в хвост. Без макияжа и маникюра она казалась противоположностью женственной Лизы, чьё платье и броские глаза, броские губы, броские ногти могли сбить с толку любого, с кем та пожелает заговорить.

— Спасибо большое! — щедрая на эмоции отзывалась она на рассказы о поисках.

Когда первое знакомство состоялось, и первые стаканы были испиты, Женя перешла к непосредственному делу:

— Ты близка с семьёй? Как я поняла, там какой-то разлад. Смотри, если это личное, говори сразу — я лезть не буду. — Она обозначила границы руками. — Мне нужно это для анализа. В какой атмосфере он рос.

Константин вышел добрать напитков. С его ростом пришлось огибать свободный путь к кассе просто оттого, что с потолка слишком низко спускались липкие мухоловки.

— Честно признаюсь, — замялась Лиза с ответом, — Сашу я знаю очень плохо. Мы редко видимся, с братом они не особо ладят. Я даже не была на его дне рождения, буквально за месяц до исчезновения. Мы заехали на минуту подарок отдать и сразу ушли. Вова, брат его, не любит сейчас говорить о нём. — При этих словах она вздохнула. — Он даже говорит, что, мол,… убили. Ему тяжело это, родной брат. Он не хочет, чтобы видели его… ну, видели слабым, что ли. Почти не говорит, сразу взрывается. Я даже ему не сказала, что с вами встречаться иду. Он бы разозлился.

— Лучше дождёмся Кости. — Жена оглянулась за спину в сторону кассы. — Ему нужно это знать. — К Лизе она пригнулась более доверительно. — Он предполагает, что появилась организация, которая забирает детей. Каким-то образом она находит таких… одиноких, считающих себя брошенными, полных энергией детей, которые верят в изменения, хотят лучшей жизни, и неожиданно для них в какой-то момент предлагает им уехать. И они соглашаются.

— Валерия Осиповна сказала, что разговор шёл о секте…

— Мы не думаем, что это классическая секта, что-то другое… Как будто их выбирают в семью. Как будто… Могу я сказать тебе прямо? — на этом она пригнулась ещё ближе.

— Да, можешь. Саша дорог мне, но я готова услышать любую правду.

— Здесь правда скорее о его родных. Костя думает, что их объединяют не сами дети, а их семьи. Внешне опрятные, внутри… Знаешь, такие, где дети не чувствуют себя нужными.

Лиза потупила взгляд. В нём больше вины, чем агрессии. Но больше прочего в них недовольства.

— Эта «секта», как ты говоришь… Мы думаем, что это семья… Один или несколько человек, которые считают, что спасают ребёнка, забирая его к себе.

— Короче говоря, психи. — Нашла Лиза куда выплеснуть недовольство.

Костя вернулся с тарелкой орешков, тремя чаями и тремя пирожками. Женя сразу приняла из рук еду и помогла разложить. Тогда мужчина расстелил карту, которую закрепили тарелками. После он достал блокнот.

— Предлагаю исходить из следующей теории: Счастье, если мы все ошибаемся и место нам на приёме у психиатра. Если же нет, нужно действовать. Если действовать, нужно понимать, как.

— Согласна. — Подтвердила Лиза.

— Итак, — Константин подхватил несколько орешков из миски и по одному стал отправлять к себе в рот, — Первое похищение здесь, улица Пирогова. Время с 17 до 17:20, понедельник. — При слове похищение Лиза прикрыла рот рукой.

— «Счастье, если мы ошибаемся», — напомнила ей Женя и тихо коснулась руки девушки-новичка.

— Да, да… — Лиза ответила ей благодарной симпатией.

Константин же продолжил:

— Следующий случай здесь, улица Надежды, время с 7:16 до 7:50, вторник. Что ещё мы знаем? Оба мальчики, Саше на момент пропажи… — теперь он старался избегать слова «похищение», — 15 лет, Коле 14. Что у них общего? Оба из полной семьи, внешне обеспеченные родители, уважаемые члены общества…

— Честно говоря, различий у них больше, чем сходств. — Замечает Женя. — Семья Коли живёт в частном доме, его родители известные люди. Мама коуч, ведёт тренинги на крупную аудиторию, отец входит в состав заслуженных учённых страны, ездит на международные медицинские конференции…

— В этом и сходство. — Продолжает Константин, отметив утверждение орешком в воздухе. — Попробуй посмотреть на это глазами ребёнка. Что он видит? Мой отец — уважаемый человек, он хороший. Его никогда нет дома, у него нет времени не меня — значит, я плохой.

За пинг-понгом развития мысли супругов Лиза старалась наблюдать с полным включением, да только глаза её через раз теряли ход рассуждения, и лицо то и дело наполнялось ужасом от потока информации.

— Моя мама хороший человек, — продолжал тем временем координатор, — Её слушают и любят. Но она говорит с сотнями людей каждый день, а со мной нет, значит, я — плохой человек. Дети… — он открывает блокнот, где делал пометки после разговора с матерью Саши, — …не слышат, что мы им говорим. Они смотрят, что мы делаем. Можно миллион раз сказать ребёнку «я тебя люблю». Если тебя нет рядом, когда ему нужна поддержка, он запомнит только это. Вот, что объединяет их — невидимость внутри семьи.

— Простите… — притормозила выступление Лиза, — Мне кажется, это объединяет всех детей мира.

— К сожалению, ты очень близка к истине. — Согласилась с ней Женя, — Лиза права, нам нужно искать не только то, что объединяет их друг с другом, но и что-то, чем они отличаются от остальных детей, которые сейчас дома.

— Да. — Принимает слова Константин и вновь закидывает для перекуса орешек. — Я кстати попросил, чтобы обо всех случаях детских исчезновений сразу сообщали мне.

За чем последовала небольшая пауза.

— Вы думаете, что будут ещё исчезновения?

— Да. — Ответил координатор более, чем определённо. — Я думаю, это возможно.

Пока новенькую, не привыкшую к громким заявлениям Константина, не хватил удар, жена авторитарного координатора принялась успокаивать девушку. Даже пересела за столом на её сторону, чтобы дать ощутить свою поддержку, как можно более явно.

— Если всё так, как мы предполагаем, то исчезновения будут продолжаться, пока преступника или преступников не найдут. — Добавила она затем, готовая вновь оказать моральную помощь впечатлительной гостье. — Потому что в таких историях, когда кто-то придумывает себе идею-фикс, создаёт образ идеальной семьи, он обречён на провал. Сколько бы детей он не забрал, они не смогут соответствовать вымышленной картинке. Поэтому каждый раз будет срыв и потребность всё начать сначала.

— Какой ужас… — слушала Лиза с замиранием сердца.

— Нам бы помогло, если бы у Коли тоже был брат или сестра. Его родители убеждены, что он вернётся, и мне не хватает сотрудника вроде тебя, Лиза, со стороны Коли.

— Да, его ближайшие друзья считают, что он мог покончить с собой… — напомнила Женя.

Этот невесёлый комментарий завис над картой города, как неуловимая неизвестность, просачивающаяся во всё большее количество семей. Над столиком с орешками и пакетированным чаем смолкли голоса предположений. Все трое смотрели то на отмеченные места пропажи, то друг на друга, и понимали, что это не добавляет к их вопросам ответов.

— Саша особо ничем не увлекался… — решилась Лиза продолжить мозговой штурм, — Может быть, это важно. Ты сказал, Кость, что у детей много энергии. Я согласна. Их может объединять, что эту энергию им не во что вложить? Саша в основном сидел дома. Его ровесники ходят в кружки, на хоккей, Вова в его возрасте ходил в футбольную секцию, изучал компьютер. Саша не увлекается такими вещами.

— Коля тоже никуда не ходит. Я об этом думала. — Подхватывает Женя. — Он гуляет на улице, фотографируется. Костя сказал, что полиция… — она обернулась к мужу за разрешением продолжать, — …у него переписки сомнительные. Вроде бы с друзьями они покупали какие-то наркотики.

— Боже мой… А не мог он связаться с дурной компанией?

— Это бы было уже видно. — Вступил теперь к девушкам мужчина. — Такие случаи имеют свои маркеры, полиция с ними работает буквально на автомате. Схемы одни и те же, и каждый раз одни и те же следы. Если бы там была нить к наркоторговцам, мой человек мне бы об этом сказал. Здесь что-то другое.

— У Кости есть друзья в органах… — поставила объяснение Женя, как дорогую бутылку на стол.

— Мы работаем совместно, не то чтобы «друзья в органах», это не совсем правильно звучит. Просто по роду деятельности я некоторых людей знаю, они помогают мне в поисках, я им помогаю. Если бы было даже похищение наркоторговцами или убийство, я бы знал, эта версия отрабатывалась. Сейчас они рассматривают только побег.

— А Сашу? Его кто-то ищет?

— Его дело остаётся открытым. — Проговорил Константин, глядя в стол.

— Что значит «открытым»? Его конкретно ищет кто-нибудь? Какие-то действия предпринимаются?

Женя вздохнула и приняла нейтральную позу за столиком, или вернее будет сказать выжидающую. Любая агрессия, если на неё не реагировать, рано или поздно сходит на нет.

— Я ищу его. — Определил тогда за собой Константин. — Я пытаюсь понять, кому он понадобился сильнее, чем своей семье.

— Костя. — сделала ему жена замечание.

— Зацепиться не за что. — Продолжил он более тактично. — Это как вытаскивать занозу из кожи, на которой нет следа. Где эта заноза? На какой глубине? Даже если ты имеешь всю решимость мира её достать, нужно знать, где именно резать, иначе просто истечёшь кровью. Сейчас я пытаюсь понять, где искать. Это всё, что я могу.

— Валерия любит сына. — Твёрдо произнесла миловидная девушка со светлыми волосами. — Очень. Его отец его любит. Его брат его любит тоже. Им очень тяжело это пережить. Говорить, что он не нужен… — поверх её слов координатор пытался было озвучить «Я прошу прощения за свои…», но Лиза на то лишь прибавила силы в голосе, — Говорить, что он не нужен своей семье, это всё равно что оправдывать похищения.

— Я неправильно выразился. Не надо было так говорить. Я имел в виду, что кому-то очень сильно был нужен именно этот ребёнок. И первого сентября этому кому-то очень сильно понадобился Коля. Я ни в коем случае не оправдываю похитителей. Лиза, я согласен, что это чудовищно. Ты права, мне нельзя было так говорить. Я просто очень злюсь из-за того, что ничем не могу помочь. Я хочу помочь, я хочу, чтобы Саша — и Коля и Саша — вернулись домой. К семье. Где их любят.

— Я пойду просвежусь. — Заключила Лиза, и взяв сумочку, откуда сквозь нервную дрожь доставала зажигалку, вышла из кафе.

Коля лежал в постели уже около тридцати минут подряд, не шевелясь. Он не спал. Со стороны головы на тумбе были пустая тарелка и пустой стакан. Тёплые тона жёлтых стен не согревали его душу. Этот цвет никак уже не мог ассоциироваться ни с осенними листьями, ни с весенними цветами, ни с летним солнцем. От ведра зловонно пахло мочой, и нежно-жёлтый цвет стен более всего сочетался именно с ведром для нечистот. Ведро было из тонкого пластика, и через стенки проникал свет с полтока, оставляя тень содержимого. Коля выбирал бездельничать каждую новую минуту, которая к нему приходила. Но одна из бесконечных минут принесла ему боль в спине, и это наконец-то заставило его перевернуться. Тогда мальчик стал наматывать закованную ногу на цепь, а потом разматывать и повторять всё снова в обратную сторону. Со временем лязганье становилось привычным слуху, даже уютным по сравнению с тишиной. Так звучала его компания.

Его школьные брюки уже безвозвратно истёрлись на правой ноге, но скука требовала действий. В какой-то момент Коля закрутил цепь вокруг голеностопа до конца и оставил ногу во власти колец прямо на вису. Тяжесть своего тела натянула обороты цепи. Так худая нога повисла на петлях заложником. Вдруг в лице парня что-то решительно изменилось.

Он резво разматывает ногу и встаёт с кровати. Насколько позволяет череда колец, он обходит её и долго толкает в сторону. Когда с ней уже покончено, он складывает цепь пополам, придвинувшись к стене ближе, и завязывает в объёмный узел. С первого раза у него выходит только громко выругаться, но подойдя к делу чуть более вдумчиво, он добивается образования петли, куда полноценно входит нога. На сам узел парень опирается левой ступнёй и старается удержать равновесие, для чего раскрытыми ладонями припадает к стене. Попытка первая — он спадает обратно на пол. Повторяет попытку — опять спадает. Ставит ногу в петле удобнее и прыгает намерено грузно. Такая зарядка занимает его, но никакого результата помимо вспотевшего лба его действия не дают. Может быть, это его вес недостаточно большой даже с прыжком на крепление. Как бы то ни было, скоро звучит сигнал, и мигает свет плафонов. Коля оборачивается, оставаясь на полу. Там и застаёт его Мистер Икс, войдя с обеденным подносом. Дверь за ним закрывается.

— Что это ты делаешь?

— Да ничего.

Долгое время Мистер Икс стоит молча, Коля тоже. Первым делает шаг похититель. Он придвигает кресло к тумбе и ставит тележку возле неё.

— Есть стоя будешь?

Это убеждает подростка придвинуть кровать обратно. Похититель, наблюдая за этим всё время, не произносит ни слова. Только скучающе стоит, будто ожидая автобус. Что ж, он подъехал. Мальчик добивается ровного положения кровати и усаживается возле еды.

— Тебя устраивает твоё проживание здесь? — начинает разговор Мистер Икс в официальной манере, претендующей скоро стать в Комнате нормой.

Зависнув в выжидающем прищуре с ложкой у рта, парень не скоро отвечает «нет».

— Ты бы хотел другие условия?

— Да. — Протягивал Коля осторожно, как принимал бы валюту у незнакомца.

— Ты понимаешь, что можешь их получить?

— Как, если тебе всё не нравится?

— Нет. Хватит. Перестань. Прекрати перекладывать на меня всю ответственность. Так ты никогда не сдвинешься с места. Тебе следует понять, что от тебя зависит то, как ты будешь жить, Коля. Ты что правда думаешь, что когда оборудовалась Комната, то никто не подумал, что попав сюда впервые, человек попробует сбежать? За этой дверью стоит другая дверь, и обе они на замке. Это не такой замок, который можно сломать кувалдой или даже спилить. Коля, пойми, ты не выйдешь отсюда без моего согласия. От этой двери есть только один ключ, и этот ключ — я.

— Ладно, я понял это, когда я выйду? — от развернувшейся речи похитителя и намёка на желание помочь, мальчик будто вновь ощутил себя в гуще событий.

Он мог смотреть в глаза чёрной маске. Он мог дышать расковано и уверенно. Его голос мог звучать выразительно, громко.

— Мне кажется, ты совершенно не слушал меня, когда мы разговаривали в первый раз. Хорошо. Давай в этот раз ты будешь внимательней. — Заходил похититель медленно, с жестикуляцией, богаче которой разве что испанская. — Ты находишься в Эксперименте. Я не могу сообщать, сколько времени он продлится, и какую преследует цель. Тебе достаточно знать, что он справедлив и является психологическим Экспериментом. «Справедлив» — означает, что в нём действуют правила, которые являются двусторонними и касаются в равной степени тебя и меня…

Как ни старался похититель вызвать в парне желаемую реакцию, желаемое внимание, к третьему предложению мальчик потерял к его словам последний интерес. Даже зная, что от этого наверняка зависит его жизнь, он не желал заставлять себя слушать таблицу правил.

— Ты понял условия? — подождал сперва утвердительного ответа похититель, а к нему добавил завершающее: — Я могу ответить на твои вопросы.

— Можно цепь снять?

— Если… Ты готов сотрудничать? — одолел шаг навстречу к ребёнку Мистер Икс первым.

— Да готов я.

— Коля, сотрудничество подразумевает следование правилам. Твой тон. — Выпрашивал похититель хотя бы иллюзию ответного шага.

— Я готов. — Тогда ребёнок дал ему то, во что тот жаждал верить.

— Я очень надеюсь, что мы сможем сотрудничать.

Чёрный человек встал, пересел на кровать к подростку, которого чуть не забил током всего пару дней назад, и открыл замок на его цепи во второй раз. С тяжёлым оханьем мальчик принялся массировать ногу. Не бежал, не ругался. Только тёр ослабший сустав.

— Хорошо. — Заключил Мистер Икс и вернулся на кресло.

Коля потирал голеностоп. Если не приглядываться, то создавалось впечатление, будто он морщится от боли в ноге. Похититель не приглядывался. Поэтому не видел ненависти, сжимавший лицо парнишки в каменное обещание мести. Однажды. Как только позволит страх.

— Ну как, лучше? — в этом механизированном голосе вновь различались нотки до жуткого искренней радости.

Коля не хотел отвечать, он отвернулся, сдерживая что-то язвительное в себе. После долгих усилий ему удалось выдавить из груди ответ — «лучше».

— Что ж… Пожалуй, я дам тебе время освоиться. Я подойду к ужину. У тебя начинает получаться.

На этом он оставил ребёнка в одиночестве. Тот повернулся к двери, как только за чёрной спиной она со свойственным щелчком закрылась.

— Долбанный псих.

Ему не потребовалось особенно долго привыкать к своей свободе. Очень даже напротив. Как будто цепи в памяти вовсе не было, он вошёл в новую главу жизни с гордо поднятой головой.

Комната страшно воняла. Хотя бы поэтому стоило выбраться из неё как минимум в ванну. В ней пахло лучше. Наконец после долгих дней испытаний он смог увидеть себя, впервые после приготовлений к праздничной линейки, в зеркале. Это был чистейший поток оскорблений. На грязные волосы, сухую кожу, мятую одежду, которую и одеждой-то назвать теперь давалось с трудом. Избегая потери времени, он с отвращением стягивал с себя испорченную рубашку, штаны, носки с изображением пламени, от которых теперь воняло как от мокрой собаки. Голым он полез в ванну, и остался под струями воды на следующие полтора часа.

Когда он вылез, стены сплошь были покрыты испариной. Подсвеченное зеркало так же размывало его лицо. Перед ним он застрял ещё на добрую половину часа, пока приглаживал волосы всеми способами, что пришли в его голову до того, как удалось определиться с видом причёски. Свои вещи он погрузил в стирку и голым вернулся в Комнату.

Здесь по-прежнему стоял резкий запах мочи, но даже он не смог помешать парню первым делом привести себя в порядок. Он открыл шкаф, осмотрел внутри вещи. Себе он выбрал широкие брюки, которые кончались не доходя до его лодыжек, надел ремень через две передние петельки, чтобы тот болтался сзади и точно так же надел второй ремень, только несколько туже и в боковую петлю. Это устроило его больше, чем прогулка в логове похитителя голышом. К торсу парень выбрал свободную тёмную кофту, а поверх неё меньшего размера футболку в яркие полосы. Носки ему не понравились никакие, и в итоге он надел белый носок на левую ногу, и чёрный — на правую.

В тысячный раз парень подбежал к зеркалу. Снова можно крутиться возле него, переправлять всё, до чего есть желание дотронуться. Лицо без вести пропавшего постепенно становилось самодовольным. И вдруг его осенило.

Под внезапной спешкой он кинулся к компьютеру. Волосы ещё были влажными и раздражающе падали на лицо.

— Давай же, давай. — Торопил машину мальчишка.

Не успел рабочий экран до конца прогрузиться, и Коля тут же защёлкал мышкой по иконкам.

«Доступные сети не найдены».

— Ну твою мать! — он почти расплакался.

Надежда оставалась ещё на Bluetooth. Потом на кабель. Только, когда он излазил весь стол, стену за ним и процессор вдоль и поперёк, надежд не осталось. Тогда в Комнате прекратилась возня на продолжительное время, в котором амфибией подросток застыл в унынии.

Из оцепенения его вывело раздражение. Его пробудила острая вонь из ведра. Ему-то и пришлось ответить за все разочарования и неудачи ребёнка за последние несколько дней. Коля победоносно сливал всё его содержимое в унитаз, промывал более трёх раз водой в ванной, но пропитавшийся пластик продолжал источать зловоние, и Коля поставил его закрытым под ванну.

Только собрался уже он выключить в ванной свет, как за спиной его раздался звон. Что-то стукнуло прямо за ванной. Коротко и уверено. Мальчик вернулся на влажный коврик, откуда донёсся этот странный звук. Вероятно, он шёл из-под ванной.

Коля залез туда снова. Точно. Прямо на ведро, задетая непосредственно им, упала кафельная плитка. Чудом она не разбилась — повисла на крышке ведра. Одной рукой парень придвинул её к стене, и под ней открылся сложенный много раз листок в клетку. Коле хватило настороженности ни осанкой, ни движением рук не подать вида, что он взял этот листок, а потом спрятал его в карман. Внешне подросток тут же забыл о случившемся. Даже точнее — демонстрировал, что ничего вовсе и не случилось.

Вновь ни чем не озабоченный он подошёл к не-окну, но заключил, что это «хрень какая-то». То же ждало и остальные предметы Комнаты, которые он получил-таки возможность как следует разглядеть. Вскоре он нащупал в кармане сложенный лист и неприметно вернулся с ним в ванную. Пока позирование перед зеркалом выглядело его основной задачей, сам он оглядывался на потолок и верхние углы. Очевидных камер ему не приходится видеть. Тогда прямо в одежде он забрался в ванну, задёрнул шторку и улёгся в одежде. Здесь он развернул найденное письмо. «Любимая мама, я знаю, что скорее всего я сейчас мёртв, мне очень жаль…». Лицо его вытянулось и осталось таким до конца написанного текста.

Дочитав послание, парень сложил письмо и снова спрятал в кармане. На нём как и пять минут назад был тот обыденный вид, который безумно устал от жизни и не верил, что чем-то его можно удивить. Чуть больше эмоций удалось сорвать с него чайному столику, где наконец мальчик сам стал волен заварить себе чай. На включённом компьютере он вдруг заметил иконку видеоигр.

— Опа! Need for speed! — воскликнул мальчик в восторге, и на этом его путешествие закончилось. Все дальнейшие поиски чего-то стоящего, эмоций, ощущений, парень перевёл в виртуальный мир. Стоило ему произвести двойной щелчок, и уже полностью сознание погрузилось в игру.

— Нам стоит определиться вот с чем, если мы хотим реально помочь. — Константин заполнял в блокноте новый лист, когда Лиза вернулась в забегаловку, роняя в клатч зажигалку. — Сколько их? Похитителей. Мужчина это или женщина? Стоит ли здесь сексуальный интерес или ребёнок становится его или её сыном? По какому принципу выбирается ребёнок? Где происходит знакомство?

— И происходит ли оно до киднепинга вообще. — Замечает Женя.

— Происходит. Дети уходят с ним добровольно. Пока условимся, что это «он»?

— Почему они идут сами? — возвращается теперь Лиза и в разговор.

— Потому что Андрей бы услышал, если бы в соседней комнате Сашу похищали насильно. Он вышел поговорить в соседнюю комнату. Полиция осмотрела весь дом до того, как его затоптали. Следов борьбы не было.

— А если… ну в кино же показывают, что можно как-то усыпить. — Затем повисла тишина.

— Как правило, это показывают в кино. — По итогу выступил координатор. — Нет такой реальной смеси, которая могла бы отключить человека за несколько секунд без его согласия. Похититель не будет таскать с собой баллон с галотаном, а если ему нужен живой человек, то он не воспользуется хлороформом, потому что рассчитать дозу с первого раза… скажем так, он бы не смог этого сделать.

— То есть, если бы он напал на Сашу с тем же самым хлороформом, то мог убить его ещё до того, как похитил? И что доказывает, что этого не было? — речи Лизы стали заметно смелее по её возвращении.

— Отсутствие тела. — Продолжал Константин, — Даже если представить, что это произошло, то тогда месяц у него ушёл на то, чтобы прийти в себя от первого убийства. Он не стал бы держать тело у себя. И его бы нашли.

— А если это не первое убийство?

— В Таврославле сейчас, слава Богу, нет убийц детей. — Помогла Женя. — Дети пропадают, сбегают, их теряют, воруют разведённые супруги, случаи разные. Мы регулярно получаем заявки на пропавших детей. В среднем каждый четвёртый день пропадает чей-то ребёнок. Но мы реагируем оперативно, и они все находятся в первые несколько часов. К сожалению, нам не всегда удаётся найти всех. Есть и другие дети, которые пропадали раньше, и они продолжают оставаться в розыске. Это Оля Ненастьева, Кирилл Скворцов, мы ведём прозвон больниц, вокзалов. Мы продолжаем искать их…

— Но их случаи были другими. Кирилл поссорился с семёй, он попрощался с друзьями со школы и периодически выходит в сеть. — Завершал Константин. — А Оля, скорее всего, скрывается у своего парня. Её дважды видели в столице с молодым человеком, с которым до побега она обсуждала совместную жизнь в переписке. Следы, улики, нити. Такого, как с Сашей и Колей прежде не было.

Лиза сложила руки домиком возле губ и обдумывала услышанное.

— А кто-то смотрел камеры?

— Конечно, смотрел. На них ничего подозрительного, просто поток машин. Камера на перекрёстке на Ленина, там ничего нет. Дорога по Зелёному Бульвару, откуда мы вели поиск, выходит на проспект в объезд. Там нет камер, а на магистрали смысла нет искать. С выезда у дома Коли есть одна камера, мы её отсмотрели, но ничего не нашли. В те полчаса, когда он предположительно исчез, там проезжали только жители улицы, его соседи. Их всех проверили и ничего не нашли. Но… — теперь он оставил на карте овал, — У дороги есть не только выезд. Есть въезд. Там нет камеры. Не знаю, почему её не поставили. Видимо, решили, что всех будет с выезда видно. Но если похититель это спланировал, он мог заехать и уехать с въезда, где его не видно. Это снова говорит за то, что он не ищет случайных людей, а выбирает конкретно того, кто ему нужен.

— У меня от этого, честно вам признаюсь, кругом идёт голова! — схватилась Лиза руками за голову, всматриваясь в расчерченную карту, — Я не понимаю, почему этого не делает полиция. Вы только посмотрите на нас! Вы же предлагаете нам с вами, простым людям, организовать расследование! Что мы можем?

Конец ознакомительного фрагмента.