Дом на пшеничном поле

Модест Скоромный

В 33 главах, написанных в библейском стиле, я попытался ответить на самые распространенные и сложные вопросы, обращенные к церкви. Здесь нет отсылок к Священному Писанию, но есть попытка объяснить, что законы Божьи – не навязанные диктатором ограничения, а вполне логичные и естественные правила, созданные разумом.

КВСГ

Пролог

Я записывал все, что видел с лихорадочной скоростью, не обращая внимания ни на красоту букв ни на правильность написания, так как точно знал, что время мое уходит. Совсем скоро я забуду и того, с кем прошел весь свой путь и те слова, что я слышал от него и говорил сам, как и всех тех, кого мы встречали. Но пока время еще было. Не спрашивайте, как я узнал, что оно еще есть, я и сам не знаю, но в чем я был совершенно уверен, так это в том, что когда я закончу и закопаю эту рукопись в самом темном углу пещеры в той яме, что я, из-за отсутствия лопаты вырыл прямо руками, всё, кем я был и кем стал исчезнет будто утренний туман в лучах солнца. Но пока я еще помню и вот наша история.

Вам когда-нибудь снился такой сон, в котором вы оказывались в совершенно незнакомом месте, но абсолютно точно знали, где вы находитесь? Кругом чужие дома и улицы и лица и вообще все, но вы знаете, как называется вот это заведение, а вон того человека зовут так-то, а дома сложены из чего-то под названием «кирпичи». В тот вечер, когда началось мое путешествие, я ощущал себя именно так. Я шел по удивительно ярко освещенным улицам и вокруг меня были дома, уходящие так высоко, что неба было не видно. Но я не удивлялся тому, что вижу. Сон ведь тем и отличается от яви, что в нем возможно даже то, на что, казалось бы, никакой фантазии не хватит. И все было бы хорошо и естественно, если бы не одно обстоятельство: я был абсолютно уверен в том, что не сплю. Проходя мимо людей, что сидели за необычными столами я узнавал пиджаки и брюки, а то, куда я пришел, называлось словом «ресторан». Кроме того, мне было совершенно точно известно, за каким столиком сидит тот, к кому я пришел. Он помахал мне рукой и показал на стул напротив себя.

— Где мы? — спросил я, опускаясь на мягкое сидение. Лицо его было в тени, поскольку необычный светильник, горевший на столе между нами без дыма и копоти освещал его лишь до подбородка. Назывался светильник «лампой», к слову. — И почему я словно бы во сне, хотя и не сплю?

— Оглядитесь вокруг, — сказал мой собеседник тихим и слегка пришепетывающим голосом. — Здесь едят и пьют без меры, ну а мысли людей, такие же сытые и хмельные. Здесь практически храм вышедшего из моря, а все те, что пришли сюда — его паства.

— Не могут здесь все быть такими, — возразил я, беря в руки дивно мягкий и белый хлеб и кладя кусочек в рот.

Как и в любом храме. А что до вашего второго вопроса: вы видите то, чего нет в вашем мире, вот почему вам кажется, что вы во сне, хотя и не спите. Но не забивайте себе голову этим… пока… Позвольте теперь я спрошу: почему вы здесь?

— Я даже не знаю, где я. Мне известно, как называется это место, но ведь это не одно и то же, — пожал я плечами. — Как же мне ответить на ваш вопрос?

— Интересно, — сказал мой собеседник задумчиво и я даже сквозь тьму, в которой пребывала верхняя часть его лица, почувствовал его пронзительный взгляд. — Что ж… раз уж сюда пришли именно вы, то давайте тогда так.

Он вытащил из кармана большую монету и положил ее на стол.

— В большинстве случаев, когда к нам приходят не зная причины, именно это ею и является.

— И что мне с ней делать? — поинтересовался я, разглядывая монету. — Что в ней ценного?

— Это плата за вход и выход одновременно… По большей части символический. Бросьте ее в стакан с водой и выпейте.

— Замысловатый способ отравить меня.

— Перестаньте, дорогой мой, — смотрящий из темноты засмеялся и отхлебнул из странного длинного и узкого стакана. — Думается мне, что деньги — это ваша единственная подлинная страсть и я этому аплодирую. Доверяйте деньгам, они основа этого мира. Когда все отвернутся и все подведут и бросят, они поддержат и помогут.

— Значит вот это еще и плата? — сказал я, протянул руку и взял монету. Она была тяжела и холодна наощупь. — И за что же?

— Нам нужно, чтобы вы нашли одного человека и пробыли с ним какое-то время.

— Кто он и…

— Не применяйте к таким как он, — перебил меня незнакомец, — понятия «кто», «где» или даже «когда», это бессмысленно.

— И как же мне, в таком случае, найти его?

— Скажем так, он излучает свет, что весьма тревожит нас и мы отправим вас на него, а дальше уж вы сами.

— И зачем вам человек со стороны?

— Нам запрещено гасить светильники такого рода, законы сотворенного мира соблюдают все, но у вас подобных ограничений нет. Вижу, мои слова вас не удивляют?

— Меня не впечатляют слова. Я их слишком много слышал и от слишком многих.

— Запомните вот что, — сказал мой собеседник, — Туда, куда вы отправитесь… скажем так, само то место меняет человека настолько, что когда вам придет в голову рассказать или записать, что с вами там происходило, у вас это не получится сделать в обычной манере. Вы изменитесь полностью и навсегда, как и ваша речь и способ ее записи. Свет, на который вы полетите, если он тот, каким нам показался, испепеляет и снова собирает из пепла, и результат, так сказать, сборки, совсем не похож на первоначальный образец.

— Похоже на сказку.

— Возможно. Найдите его, поговорите и если он тот, о котором стоит беспокоится, то он обязательно позовет вас за собой. Идите за ним, смотрите и слушайте.

— И что дальше? — небрежно спросил я. — Может потребоваться погасить, как вы говорите, светильник?

Сидевший напротив ничего не ответил и лишь оскалился, словно волк перед добычей. Когда я понял, что так он улыбается, вот тут мне стало совсем уж не по себе.

— И зачем мне вообще браться за такое дело? — стараясь ничем не выдать своего испуга спросил я. — За одну монету?

— Будет больше, — мой собеседник хихикнул. — Видите, в том, что вы сюда пришли нет никакой ошибки, вы правильный человек для такого дела, ведь вопрос лишь в цене.

Я мог бы и поспорить с тем, кто был так уверен в себе, хоть бы и из чистого упрямства, но в этом не было никакого смысла. По неведомой причине я точно знал, что притворятся сейчас уж точно не стоит. Поэтому я лишь пожал плечами и сказал:

— Это верно. Я готов.

После чего, не теряя больше времени на болтовню, взял в руки стакан с водой, бросил туда монету и смело выпил, почти уверенный, что сейчас проснусь. И тут же земля ушла у меня из под ног и я рухнул куда-то вниз в невообразимую глубину без звука и света и последним, что я услышал, был голос незнакомца, странно похожий на…

— Приятного путешествия..

Начало

И когда завершилось падение мое, не разбился я, а встал на ноги и осмотрелся вокруг. И вот дверь передо мною из дубовых досок и открылась она в тот же момент, как посмотрел я на нее и прошел я в туман, что клубился за дверью и увидел лес густой и мрачный. Шагнул я под сень деревьев, что были мне незнакомы и зашагал вперед и шел долго, пока не понял, что заблудился. Вокруг была лишь густая тень, порожденная вековыми древами и не было дороги и не у кого было спросить, хоть бы и у зверя неразумного, куда мне идти. И тут охватил меня ужас столь сильный, что бросился я бежать, петляя меж стволов старых, словно спугнутый заяц. Как долго бежал я не знаю, но обессилел я и сел у корней и спрятал голову меж колен, думая, что останусь тут во веки веков. Кругом была тьма кромешная, ведь незаметно подступила ночь и окутала мир лесной и меня в нем. И тогда подошел ко мне некто, кого я не видел и услышал я голос его, мне незнакомый, что сказал: «Безумец. Зачем ты бегал в поисках выхода, вместо того, чтобы искать тропу? Разве бег без дороги куда-нибудь приведет?» Я подумал, что его слова мудры и поднялся и тьма вдруг рассеялась и нашел я тропу и пошел по ней, радуясь. Но она оказалась старой и бесполезной и привела меня туда, где давно уже никто не жил. Здесь были дома порушенные и очаги, что не знали живого огня будто бы много лет и даже вороны не каркали тут. Я снова отчаялся и голову опустил и руку к сердцу прижал, чтобы не выскочило оно из груди, но вскоре опять услышал знакомый уже голос: «Безумец, зачем ты ищешь простую тропу? Что толку тебе в ней? Ищи же тропу правильную, ведь любая другая ничем от бездорожья не отличается, поскольку также не приведет тебя куда нужно тебе.» И эти слова тоже показались мне мудрыми и снова пошел я и нашел множество троп, что вели неведомо куда, пронзали кустарник и переплетались между собою и все эти тропы казались мне правильными, но нельзя было узнать таковы они или нет. И вновь я потерял надежду, а голос, который я слушал и слышал, смешался вдруг с новым голосом, что шептал мне нечто неразличимое. И мудрость голоса, который слышал я ясно, вдруг превратилась в глупость, да еще и полную насмешки. Страх наполнил чашу души моей и перелился через край, смывая ложь и оставляя истину. Понял я в тот момент, что слушать надо было не того, кто говорил со мной громко, а того, кто шептал внутри меня, поскольку истина не нуждается в крике. Смотреть надо было не под ноги, а вверх, поскольку путь начинается с цели. И я пал на колени, и поднял голову. Там в глубине темного неба, сквозь вековечные кроны ярким светом сияла летящая по небу звезда. И пошел я за ней и шел быстро и не боялся отстать и вышел наконец из тьмы и из лесной чащи. Передо мной было поле спелой пшеницы и в глубине его светился окнами дом простой и опрятный. Я устремился на свет окон тех, словно путник замерзший к теплу костра, и не чуял ног под собой и бег мой был легок, и хоть и бежал я долго, но не устал. И там, на поле пшеничном, нашел я человека и дом рядом с ним, что и сам, вместе с окнами, светился под звездами светом каким-то странным и неземным. Хоть и не было ничего в постройке той страшного: дерево, да солома на крыше вот и все, но вздрогнул я и сжалось сердце мое словно ледяной рукою стиснутое, ведь узнал я дом этот. Человек же, что был рядом с домом, получил от меня имя Отшельник и осматривал он колос пшеничный и не обратил на меня никакого внимания, как показалось мне. Был он юн совсем и не было в нем ничего от взрослого и ничего, что позволяло бы обращаться к нему как к юнцу.

— Зачем ты здесь? — спросил он меня и голос его любопытства лишен был совсем и понял я, что это правильно и хорошо, ведь не сделал я еще ничего, чтобы вызвать его интерес.

— Неправда, — возразил Отшельник, перебирая колосья, и понял я, что фразу свою последнюю я не подумал, а произнес. — Ты пришел ко мне и я уже интересен ты этим, ведь никто не приходит в дом мой случайно. — Ты принял дружелюбие мое за равнодушие и я не сужу тебя, ведь там, вдали от поля пшеничного только так и может думать человек, что не поднимал головы и не видел звезды, что путь ко мне указывает.

— Может ты знаешь и то, зачем я здесь? — спросил я, стараясь говорить как можно дружелюбнее, так как единственное это, что можно подарить человеку, ни в чем не нуждающемуся. А Отшельник был из таких и не было в том сомнения.

— Пойдем поедим для начала, — мягко сказал Отшельник, последний раз проводя пальцами по спелому колоску.

И он отвел меня в дом и посадил за стол, чистый и сладко пахнущий свежим деревом и налил мне молока и хлеба толстый ломоть намазал медом. Мы ели в молчании и смотрели в окно на месяц нарождающийся и безмолвие наше было уютным, как у старых друзей.

— Ты совсем здесь один? — спросил я его.

— Когда Бог позвал меня, а я Его, то с тех пор как же одному мне быть? И ты теперь здесь и Он между нами и вот здесь сейчас трое нас.

— Думается мне, — сказал я, словно зная, что именно эти слова и должны были быть сказаны во время то, — знаешь ты и кто я и куда мне идти.

— Ну что же, вот давай и узнаем, прав ли ты, — сказал Отшельник, смахивая крошки со стола в ладонь, а с ладони в корзину, что стояла под столом, — Если насытился ты, то пора идти нам.

— Куда ты меня поведешь?

— Вперед, — засмеялся Отшельник. — Встречаю я тех, кто приходит на свет и показываю им дорогу, что начинается от них самих и сам иду с ними.

— И как же ступить на дорогу то ту? — поинтересовался я, стараясь говорить то, что как мне казалось, он хочет услышать. Тогда не задумывался я, с чего бы это мне угождать простому трудяге, который и помыслить не может, кто пришел в дом к нему, что бы ни говорил он.

— Легче легкого это, — добродушно сказал Отшельник. — Подойди к двери дома, открой ее и ступай.

Я так и сделал. За дверью уже был светлый день и поразился я тому, как долго болтал с незнакомцем. Я и с друзьями, пока они были у меня, не разговаривал дольше, чем того требовал долг приятельский. И искренности в беседах этих было так же мало, как тяжести в руке Отшельника, когда подошел он ко мне и положил руку на плечо мое.

— Если уж дверь открыл и путь увидал, то иди же и не оглядывайся, ведь если оглянешься, то не захочешь уходить даже оттуда, откуда уйти нужно и тогда дороги уже не будет для тебя, а лишь только страх и сомнения вечные, что воду живую в кусок льда превращают.