«Что бы ни случилось, — сказала она, — этого не изменить. Даже если мне суждено быть принцессой в лохмотьях и заплатах, в душе я все равно останусь принцессой. Легко быть принцессой в золотой парче, но настоящая победа в том, чтобы оставаться ею, даже когда никто об этом не знает».
Вторник, 23 сентября
Иногда мне кажется, что я только и делаю, что вру.
Мама считает, что я не даю воли своим чувствам.
«Нет, мамочка, что ты. Все супер. Если ты счастлива, то и я тоже счастлива», — говорю я.
«А по-моему, ты говоришь неправду», — отвечает мама.
И она вручает мне вот этот самый дневник и просит записывать туда все свои мысли и чувства, поскольку — говорит она — совершенно очевидно, что я не могу поделиться ими с ней.
Она хочет, чтобы я написала все, что чувствую? Ну хорошо, я напишу:
КАК ОНА МОГЛА ТАК СО МНОЙ ПОСТУПИТЬ?!
И так уже все считают, что я урод. Причем я самый уродский урод во всей школе. Реально, у меня рост — пять футов девять дюймов[1], грудь совершенно плоская, и к тому же я еще и учусь в младшем классе. Казалось бы, куда уж хуже?
Но если в школе узнают про это, мне конец. Полный.
Господи, если ты правда есть, сделай так, чтобы никто не узнал!
На Манхэттене четыре миллиона людей, так? Из них примерно два миллиона мужчин. И из этих двух миллионов она выбрала мистера Джанини! Что ей стоило начать встречаться с мужиком, которого я не знаю? Могла бы познакомиться в «Д’Агостинос» или еще каком-нибудь магазине.
Ну нет, зачем же, если есть мой учитель по алгебре?
Ну спасибо тебе, мамочка. Спасибо огромное.
