Тысячи осеней. Том 1

Мэн Сиши (2016)

В Поднебесной неспокойно: Северная Чжоу, Северная Ци и Южная Чэнь спорят за право объединить страну, которая уже почти двести лет пребывает в раздробленности. Тюрки осаждают Центральную равнину, последователи буддизма, конфуцианства и даосизма спорят меж собой, не находя согласия, а прославленные мастера боевых искусств охотятся за сочинением великого алхимика Тао Хунцзина, которое позволит достичь прежде невиданных высот. В это смутное время из затвора выходит Янь Уши, прославленный мастер неправедного пути, глава школы Чистой Луны, и он готов потрясти своими деяниями Небо и Землю. Волею случая он находит низвергнутого Шэнь Цяо, нового настоятеля горы Сюаньду и праведника, каких поискать. Проявив милость к раненому, Янь Уши задумывает использовать Шэнь Цяо в своих политических играх или хотя бы вырастить из него достойного соперника, дабы еще больше укрепить свое могущество. Сам Шэнь Цяо утратил не только память, но и всяческую опору в жизни — он слеп, предан соратниками и больше не может положиться на свои силы просветленного. И отвергнуть помощь Янь Уши тоже не может… В книге присутствует ненормативная лексика! В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 5

«Заблуждения»

В ту ночь в маленьком Заоблачном монастыре случилась большая суматоха: как говорится, поднялся ветер, облака сбежались. И хотя Юнь Фуи готовилась к тому, что придется изрядно похлопотать и потревожиться, но события приняли совсем уж неожиданный оборот.

Встретив врага, Юнь Фуи без промедлений ударила перед собой ладонью, направляя в противника свирепый воздушный поток, отчего рукав ее одежд взмыл, а сама она грациозно воспарила и отплыла назад. Каждым своим движением Юнь Фуи напоминала танцующую небожительницу. Поглядев на ее изящную руку, никто бы не догадался, что в ней таится ужасающая сила.

Взметнулись рукава противника — и навстречу потоку устремились два тонких, точно крылышки цикады, сияющих лезвия, чья форма напоминала ивовые листья. Срезав поток и развеяв его без следа, они тотчас вернулись в рукава, будто и не бывало.

Юнь Фуи догадалась: ей достался страшный противник.

— Летящее облако дождем лепестков пролилось, но на платье нет и следа… Что ж, поистине достойно заместительницы главы прославленного Союза Вездесущих! Говорят, раз Юнь Фуи — женщина, стало быть, всего лишь марионетка в руках главы, но, боюсь, они жестоко ошибаются. Им явно не довелось испытать умения заместительницы Юнь!

Едва закончив говорить, противник направил в Юнь Фуи ответный воздушный поток, и тот беззвучно устремился к ней. Уловив его обостренными чувствами, она изменилась в лице. Держаться столь же непринужденно, как это было в начале схватки, Юнь Фуи уже не могла. Ее ладони так и запорхали, оставляя в воздухе послеобразы в форме цветков лотоса. Одно мгновение — и Юнь Фуи заслонилась невидимой, но неприступной стеной из истинной ци, и эта преграда полетела навстречу потоку.

Две силы столкнулись, потоки истинной ци проникли друг в друга. Юнь Фуи тут же почувствовала, что внутренняя ци противника крайне переменчива и непредсказуема. Она колола подобно иглам, настойчиво выискивала у своей цели бреши и впивалась всюду, где могла просочиться. Вонзившись в ладонь, вражеская ци обожгла Юнь Фуи холодом, что пробирал до костей: студил и кровь, и плоть. Уже поздно было убирать выставленные руки, равно как и бежать. Противник не давал ей ни малейшего шанса отступить и все посылал воздушные волны одну за одной — те накатывали на Юнь Фуи подобно водам весенней реки.

Выгадав подходящее время, Юнь Фуи поспешила спуститься, верно решив, что такого натиска ей не выдержать. Но только она оказалась на земле, как почувствовала давящую боль в груди. Рот ее наполнился кровью, однако Юнь Фуи не сплюнула ее, а проглотила. Видно, те волны истинной ци нанесли ее нутру немало повреждений, и с ними противостоять врагу было невозможно. Впрочем, Юнь Фуи предпочла сохранить лицо, а не признавать поражение. Отступив, она как ни в чем не бывало поинтересовалась:

— Кто же вы, ваше превосходительство?

Заметив, что противница достойно приняла урон и не скривилась от боли, мужчина не сумел сдержать удивления и восхищенно воскликнул:

— Ты и вправду не лишена способностей! В империи Ци уже мало кто способен выстоять против удара моей ладони!

— Кто же вы, ваше превосходительство? — настойчиво повторила Юнь Фуи.

Услышав ее вопрос, мужчина напустил надменный вид, презрительно усмехнулся и неторопливо заложил руку за спину.

— Не забывайте, что вы на нашей земле. К тому же пытаетесь вывезти государственные ценности. Как может императорский двор остаться в стороне? Впрочем, если Союз Вездесущих передаст нам заказанный груз, я не стану чинить вам препятствий и обещаю благополучное отступление за пределы наших владений.

Узнав, что в деле замешан императорский двор, Юнь Фуи страшно перепугалась — сердце так и екнуло. Однако она тотчас опомнилась и поспешила уточнить:

— Значит, вы служите при дворе? Неужели вы и есть Мужун Цинь?!

Следует сказать, что Мужун Цинь был вовсе не простым человеком. Он происходил из мужунов, а те после падения варварского царства Янь весьма долгое время (в Поднебесной успело смениться несколько династий) скитались по свету. Ныне именно Мужун Цинь возглавлял клан мужунов и, хотя кичился тем, что будто бы происходит из царского рода, состоял на службе у Гао Вэя на правах сторожевого пса. Будучи лучшим мастером боевых искусств в империи Ци, он стал известен везде и всюду, и многие спешили польстить ему, дабы тем самым снискать его расположение и заручиться поддержкой.

Явись Мужун Цинь в любой другой день, и Юнь Фуи не побоялась бы с ним сразиться, но, на беду, этот прославленный мастер нацелился не на ее саму, а на груз, порученный Союзу Вездесущих. И, судя по всему, Мужун Цинь был полон решимости его заполучить.

В таком случае…

— Где Лю Цинъя и Шангуань Синчэнь? — едва заметно нахмурившись, окликнула подчиненных Юнь Фуи.

Она обращалась к братьямблизнецам Ху Яню и Ху Юю, что пришли ей на подмогу. А спрашивала она о предводителях двух местных ячеек Союза Вездесущих.

Заслышав вопрос, Ху Янь перепугался:

— Предводители Лю и Шангуань остались во флигеле сторожить сундуки. Не может быть, чтобы они…

Сообразив, что произошло, Юнь Фуи горько пожаловалась:

— Не ожидала я, что выдающийся глава Мужун, лучший среди мастеров империи Ци, нанесет удар исподтишка, да еще и подчиненных с собой приведет! Если слухи о том разойдутся по всей Поднебесной, вас поднимут на смех, не иначе!

Мужун Цинь на ее замечание лишь расхохотался.

— В игру вступила заместительница Юнь, а значит, нельзя браться за дело спустя рукава. Разве своим пренебрежением я не оскорблю вас? Впрочем, сегодня ночью в монастыре засели не только мы… Повсюду затаились крысы, попрятались в своих норах и пока не дают о себе знать!

Он умолк, и никто не посмел возразить ему. Повисла мертвая тишина.

Юнь Фуи нахмурилась. Она запоздало сообразила, что настоятеля монастыря и молодых монахов нигде не видать, хотя их гости порядочно расшумелись. Надо думать, они так перепугались, что со страху попадали в обморок и лежат теперь где-нибудь… Или же с ними случилось большое несчастье?..

Но только она задумалась об этом, как объявилось еще несколько противников. То были Мужун Сюнь и Тоба Лянчжэ, посланные Мужун Цинем осмотреть сундуки. Они вели за собой пленников: двух предводителей Союза Вездесущих и пойманных Шэнь Цяо и Чэнь Гуна.

— Глава, в сундуках, кроме барахла, ничего нет. Искомого мы не нашли! — едва войдя, доложил Тоба Лянчжэ и с силой толкнул Чэнь Гуна — тот не удержался и повалился на землю.

Всю дорогу Чэнь Гун так мычал и стонал от боли, что порядочно надоел поймавшим его, и те надавили ему на «точку немоты». Теперь юноша только и мог, что извиваться всем телом и корчить страдальческие гримасы, но больше ни писка, ни визга от него не слышали.

С Шэнь Цяо обращались чуть лучше. Быть может, из-за неожиданного мастерства, которое тот показал, пытаясь отбить Чэнь Гуна. Встретив сопротивление, Мужун Сюнь с тех пор его несколько опасался, но и обходился уважительнее, а потому не волочил Шэнь Цяо за собой, а только крепко стискивал ему плечи.

Что до Лю Цинъя и Шангуань Синчэня, то оба привыкли внушать благоговейный трепет, держаться важными господами и своего превосходства над другими никогда не скрывали. Но после того как их избили, предводители местных ячеек Союза Вездесущих выглядели откровенно жалко. Удары противников попали едва ли не во все жизненные точки этих двоих, прервав потоки истинной ци, и теперь Лю Цинъя и Шангуань Синчэнь еле стояли. Стиснув зубы, они хранили суровое молчание, отчего было ясно, что никаких сведений из них не вытянешь.

Мужун Цинь мельком глянул на предводителей и снова обратился к своей высокопоставленной противнице:

— Заместительница Юнь, если тебе дороги жизни подчиненных, сейчас же передай нам искомое, и мы оставим вас в покое.

Юнь Фуи нарочито громко вздохнула и заметила:

— Не иначе как глава Мужун желает отобрать наш груз. Что ж, мои умения уступают вашим, так забирайте все, что вам угодно, — как я могу возражать? Все лежит в тех сундуках, что сторожил во флигеле предводитель Лю и остальные.

На ее предложение Мужун Цинь криво усмехнулся.

— Будто мы не знаем, что эти два сундука вы везете для отвода глаз! Не стоит держать других за дураков, заместительница Юнь. Уверен, то, что мы ищем, ты всегда носишь при себе, не решаясь оставить ни на мгновение!

Слова Мужун Циня удивили всех. Не только его спутники, но и подчиненные Юнь Фуи повернули к ней головы — та заметно помрачнела.

— Неужели глава Мужун перехватил слухи о нас и сразу же им поверил? Не стоило за нами гнаться. Эти два сундука нам вверили для того, чтобы мы благополучно доставили их в Чэнь. Владелец их прекрасно известен, и, если уж зашла о нем речь, скажу, что это покойный Сюэ Жун, ваш бывший сослуживец и младший наставник наследника трона. Когда он скончался от болезни, семейство Сюэ заказало Союзу Вездесущих перевезти его личные вещи на родину. Они-то и уместились в двух сундуках. Вы, безусловно, знаете, что младшего наставника Сюэ и нашего главу в прошлом связывали приятельские отношения, вот почему глава приказал мне лично сопроводить груз, только и всего!

— Спору нет, сундуки доверху набиты книгами и всякими безделицами, которыми пользовался при жизни Сюэ Жун. Но скажи, для чего из самой Ци везти все эти «богатства» на юг, за тысячи ли? Неужели нельзя избавиться от наследства на месте? — справедливо указал на очевидное Мужун Цинь.

— Вы спрашиваете меня, но кого спросить мне? — ловко ушла от ответа Юнь Фуи.

— В пути на вас не раз нападали наемники, так скажи, неужели они охотились за старьем Сюэ Жуна?

— Быть может, разошлась молва, будто бы младший наставник Сюэ нажил несметные богатства, и те глупцы решили, что в сундуках мы везем золото, серебро и драгоценности. Большинству и невдомек, что у младшего наставника Сюэ при жизни в рукавах гулял лишь ветер и он ничего после себя не оставил.

На это Мужун Цинь холодно потребовал:

— В вещах Сюэ Жуна должен остаться трактат «Сокровище Лазурного моря». Со всем уважением прошу заместительницу Юнь передать его мне.

— Все книги в сундуках. Если трактат есть, значит, хранится там. Если нет, стало быть, никогда и не было. Сундуки в вашем распоряжении, так что еще мне передать?

Мужун Цинь перевел вопросительный взгляд на Мужун Сюня. Тот поспешил почтительно сообщить:

— Ваш племянник уже все перебрал. Но трактата «Сокровище Лазурного моря» там нет.

Едва он договорил, как послышался чей-то смешок.

— Глава Мужун поистине терпелив! Вот только не советую ходить вокруг да около, а то заместительница Юнь так и будет прикидываться дурочкой. Лучше скажите ей прямо, что от «Сокровища Лазурного моря» лишь обложка осталась, а внутри-то спрятана одна из цзюаней «Сочинения о Киноварном Ян». Так велите же отдать эту цзюань вам!

Услышав отповедь, братья Ху в изумлении заозирались: неужели их поджидал кто-то еще? Однако вокруг по-прежнему было пусто: куда ни кинь взгляд — ни души, лишь безмолвные своды монастыря, скрытого в густом переплетении ветвей.

Но тут они запоздало углядели за колонной на крыльце таинственную тень… Впрочем, не они одни.

Все это время к разговору совершенствующихся прислушивался Чэнь Гун. Несмотря на боль, терзающую его, он ловил каждое слово, да только, как бы ни старался, юноша не понимал ровным счетом ничего. Его страстное желание попасть в Союз Вездесущих уже испарилось без следа. Что неудивительно: ему задали хорошую трепку, отчего все тело болело и с лица градом катился пот. Когда боль стала понемногу утихать, Чэнь Гуну наконец-то хватило сил вскинуть голову и взглянуть на говорившего. Юноша тоже заметил тень за колонной, но лучше бы в ту сторону и вовсе не глядел! Увиденное так поразило его, что он аж вздрогнул от испуга.

Лунный свет выхватил из мрака бритый лоб и монашескую рясу… Да это же один из молодых монахов Заоблачного монастыря!

Стоит напомнить, что, поскольку в Заоблачный монастырь пожаловала гостья, молодые монахи предоставили Юнь Фуи свою комнату во флигеле, а сами легли спать с Чэнь Гуном и всеми прочими гостями на общих нарах. И когда Чэнь Гун вскочил полюбопытствовать, отчего поднялась суматоха, во флигеле царила кромешная тьма. То, что люди Союза Вездесущих поднялись и ушли, Чэнь Гун понял, но на молодых монахов не обратил ни малейшего внимания.

Но вот что странно… Голос молодого монаха, спрятавшегося за колонной, теперь звучал совсем иначе. Он был сладким, нежным и… женским!

От этих открытий у Чэнь Гуна голова пошла кругом, мозги сбились в рисовую кашицу. Он никак не мог взять в толк, что тут происходит.

Впрочем, кроме Чэнь Гуна, судьба монаха никого не волновала: остальным и дела не было, подменили ли его сейчас или им изначально притворялся кто-то другой. Зато от одного упоминания «Сочинения о Киноварном Ян» все разом переменились в лице.

— Позвольте узнать, госпожа, а вы кто такая? — первой нашлась Юнь Фуи. — Вы так упорно прячетесь в потемках… Неужели стыдитесь показаться на свету?

— Сперва я рассчитывала тихонько прокрасться, забрать трактат и так же тихонько уйти, — все тем же сладким голоском откликнулся «монашек». — Однако заместительница Юнь не дала мне такой возможности. После вмешался глава Мужун, и мне пришлось показаться.

Рассматривая незнакомку, Юнь Фуи нахмурилась. Но как бы она ни старалась, а понять, с кем имеет дело, решительно не смогла.

Уловив ее взгляд, незнакомка в облике монашка рассмеялась.

— Быть может, заместительница Юнь сочла, что действовала скрытно и осторожно, но как только ее маленький отряд выехал из столицы, он тут же обратил на себя любопытные взоры. О предыдущих двух нападениях и говорить нечего: то были лишь мелкие рыбешки. Однако, как погляжу, сегодня тут собралась целая плеяда талантов. Боюсь, кроме школы Обоюдной Радости и главы Мужуна поблизости скрывается еще немало прославленных мастеров, но те пока не дают о себе знать. Светит луна, сияют звезды, а мы так редко собираемся вместе… Так почему бы нам не позвать остальных? Укрепим же встречей нашу сердечную дружбу! А заодно обсудим, как же поделить цзюань «Сочинения о Киноварном Ян». Как поступим? Отдадим сильнейшему? Или разорвем на части, чтобы каждому досталось по отрывку?

Последнее незнакомка спросила насмешливым тоном, явно подшучивая, но никто не улыбнулся ее предложению.

Юнь Фуи совсем пала духом: с Мужун Цинем она бы еще как-нибудь справилась, но теперь в игру вступила коварная школа Обоюдной Радости, чем разом прибавила трудностей. К тому же, если верить незнакомке, в монастыре скрываются другие прославленные мастера, и они явно решили выждать подходящего случая, чтобы проявить себя.

Но едва Юнь Фуи все это поняла, как к ней обратился Мужун Цинь. Он заговорил с ней веско и убедительно:

— Заместительница Юнь, теперь ты и сама видишь, сколь много серьезных врагов собралось в Заоблачном монастыре. Одной тебе с нами не справиться. Но если отдашь мне цзюань «Сочинения о Киноварном Ян», от имени императорского двора я пощажу тебя. Обещаю, что под моим покровительством вы спокойно покинете нашу страну.

Услышав его слова, притворщица под личиной монаха (она взяла облик того, что был с простодушным лицом) вышла из-за колонны. Хихикая, девица справедливо заметила:

— Пусть глава Мужун и служит при дворе, но, боюсь, наша школа Обоюдной Радости весьма влиятельна в империи Ци, и у нас куда больше оснований обещать сохранность заместительнице Юнь и ее людям.

Едва договорив, «монашек» исчез, будто испарился. Следом вскрикнул Мужун Сюнь, державший Шэнь Цяо. Не выдержав боли, он невольно отпустил пленника и отступил на несколько шагов. «Монашек» двигался так проворно, что его атаки невозможно было уловить глазом. Однако Мужун Цинь все же предугадал его намерения, молниеносно заслонил собой Мужун Сюня и вскинул руки. Из его рукавов вырвались сверкающие искры — то вылетели тончайшие сияющие лезвия, известные как «крылья цикады». Следом и сам Мужун Цинь бросился к «монашку».

Пока они сражались, озаренные лунным сиянием, Чэнь Гун как завороженный глядел на них. Две фигуры так и порхали, рукава и одежды их развевались; ночной мрак то и дело разрезали яркие лучи — то был полет светящихся «крыльев цикады», наполненных истинной ци. Стремительность этой смертельной схватки напомнила Чэнь Гуну мимолетное цветение персика, и он вдруг понял, как нелепо было его возмущение, когда Союз Вездесущих отказался брать такого простеца, как он, к себе. Все представления Чэнь Гуна о вольнице-цзянху оказались детскими сказками, бесконечно далекими от действительности.

Подумав так, он не удержался и взглянул на Шэнь Цяо: тот спокойно стоял себе на прежнем месте, скрывшись наполовину в тени, и попрежнему сжимал бамбуковую трость. Далеко не всякий заметил бы его в этом убежище.

На первый взгляд Шэнь Цяо казался тем же простецом, но отчего-то другие чувствовали, что в нем кроется немало загадок и сколько ни пытайся их отгадать, все усилия будут тщетны.

Пока Мужун Цинь и «монашек» обменивались ударами, Юнь Фуи огляделась по сторонам и тут же решила, как следует поступить дальше. Она бросилась прочь, и ее поступь была куда стремительнее походки простого человека: на каждый шаг Юнь Фуи приходилось десять обычных, и чудилось, что под ногами просветленной распускаются цветы и касаются ее одежд, но на ткани не остается и следа. В иной раз Юнь Фуи за один миг пересекла бы значительное расстояние, но тут ей удалось сделать лишь шаг — что-то ударило ей в спину. Урон был так велик, что беглянке показалось, будто сама гора Тайшань обрушилась ей на голову.

То были Мужун Цинь и «монашек». Не прерывая сражения и не сговариваясь, они в два счета догнали Юнь Фуи и разом напали на нее!

Заметив, что соперница пропустила удар, «монашек» захихикал и не удержался от ехидного замечания:

— Какая же вы черствая, заместительница Юнь! Собрались бежать, оставив подчиненных на произвол судьбы. Разве до́лжно так поступать главе? Что станется с Союзом Вездесущих, когда вся Поднебесная прознает о вашей трусости? Кто захочет ходить под вашим началом?

Юнь Фуи знала: пока доверенная вещь при ней, никто не навредит ни Лю Цинъя, ни Шангуань Синчэню, ни другим ее людям. Мужун Циню до них дела нет, можно считать, что ее подчиненные временно избежали смерти. Верно рассудив, какое у них положение, Юнь Фуи решилась бежать. Однако ее попытка не удалась, и переодетая монахом соперница теперь откровенно насмехалась над ней, стараясь вывести из терпения, но Юнь Фуи стойко сносила насмешки, не проронив ни слова. Она собиралась с силами, ведь один только Мужун Цинь доставил ей немало хлопот, а когда к нему присоединилась эта ведьма из школы Обоюдной Радости, задача Юнь Фуи усложнилась вдвое.

Все трое соперников вступили в бой и волей-неволей образовали круг, где три потока истинной ци беспрестанно сталкивались и смешивались. Другие, поглядев на эту схватку, тут же постарались отойти подальше, справедливо опасаясь уподобиться рыбе в городском рву. Сия печальная участь не миновала лишь предводителей Лю Цинъя и Шангуань Синчэня, ведь их жизненные точки выбили в таком количестве, что они больше не могли и пальцем пошевелить. По несчастливой случайности один из потоков ци угодил прямо в них. Повреждений было так много, что бедняги сплюнули кровь, наполнившую их рты.

Заметив, как досталось старшим, Ху Янь и Ху Юй аж побелели от страха. Они пробовали было подойти к товарищам, попавшим под горячую руку, но не смогли даже приблизиться к тесному кругу, где бились трое мастеров.

Со стороны можно было подумать, что теперь «монашек» и Мужун Цинь сражаются бок о бок, однако на деле они не доверяли друг другу. Каждый действовал по своему разумению, вынашивал коварные замыслы и собирался при первой же возможности избавиться от соперника. Их разлад уберег Юнь Фуи от разгромного поражения. Поначалу соперники объединили силы и ударили сообща, чем поставили Юнь Фуи в невыгодное положение, но затем она сообразила, как можно не давать покоя то одному, то другому, нащупала в этом деле хрупкое равновесие и теперь усердно его поддерживала.

Несмотря на все ее старания, так не могло продолжаться долго. Мужун Цинь резко сменил тактику, и хрупкое равновесие нарушилось. Поначалу он направил свои сияющие «крылья цикады» прямо в лицо Юнь Фуи, но в самый последний миг передумал: обогнув ее, клинки устремились к «монашку». Следом на соперниц налетел ледяной порыв ветра, что замораживал все на своем пути. Незнакомка, взявшая личину монаха, вовремя сообразила, что ей грозит опасность, и оставила схватку с Юнь Фуи. Прежде притворщицу заботило лишь то, как бы не дать заместительнице ускользнуть, но поток ледяной ци заставил ее уклониться и отступить. Увы, этого было мало! Сияющие тонкие лезвия полетели за притворщицей и стали преследовать ее неотступно, словно тень.

Надо сказать, что по силе Мужун Цинь немного превосходил незнакомку в обличье монашка. Пока они оба сражались против Юнь Фуи, эта разница едва ли была заметна, но стоило Мужун Циню выбрать притворщицу своей целью, как положение ее разом переменилось. Мужун Цинь без всякого труда загнал притворщицу в угол: позади — колонны, сверху — стрехи храмовой крыши. Деваться решительно некуда. Но тут незнакомка под личиной монаха заметила неподалеку Чэнь Гуна, все еще распластанного на земле. Не думая долго, она метнулась к нему, рассчитывая быстро поднять беднягу и заслониться им, как щитом.

Стоит добавить, что те, кто плохо владел боевыми искусствами, как и те, кто вовсе ничего в них не смыслил, не могли уловить глазом движения троицы. Их мелькающие там и здесь фигуры напоминали лишь неверную игру света и тени. Неудивительно, что Чэнь Гун и вовсе не заметил «монашка», который уже потянулся к нему. Не поднимаясь с земли, юноша все так же во все глаза глядел на неописуемый поединок Мужун Циня и Юнь Фуи.

Зато смертельную угрозу почувствовал Шэнь Цяо. Разумеется, он все еще был слаб, здоровье его не поправилось. Нередко он кашлял кровью, и потоки его ци не расходились по телу как следует. Направлять их Шэнь Цяо больше не мог, к тому же боевые искусства, освоенные в прошлом, он почти позабыл, из-за чего путал то одно движение, то другое. Вдобавок во мраке ночи Шэнь Цяо ничего толком не различал. Однако он не мог остаться в стороне и закрыть глаза на гибель Чэнь Гуна. Ничуть не сомневаясь, Шэнь Цяо бросился на выручку.

Поистине, за одно мгновение — десять тысяч изменений. И все последующие события случились как будто разом.

Чэнь Гун и понять ничего не успел, как его со всей силы толкнули наземь. Незнакомка, принявшая личину монаха, уже приготовилась схватить его, но поймала лишь бамбуковую трость, отчего в удивлении вскрикнула.

Притворщица потерпела неудачу, и ей ничего не оставалось, кроме как отпустить трость и встретить летящие к ней сияющие лезвия. Из-под рукава показалась нежная белая ладонь, пальцы щелкнули и сложились в «цветок», готовый принять на себя удар «крыльев цикады». Несмотря на все предосторожности, сияющие лезвия с легкостью пробили заслон ци и глубоко вонзились в ладонь девицы по левую и правую стороны. Впрочем, не успей притворщица перехватить ножи, и те бы впились еще глубже. Нежную белую руку обагрила кровь.

Лицо «монашка» исказила кровожадная злоба. Ах, если бы не дурацкая трость, клинки впились бы в козла отпущения, распростертого у ее ног! Но кто-то все испортил, и теперь она получила тяжкую рану!

Потеряв всякий интерес к поединку между Юнь Фуи и Мужун Цинем, незнакомка, взявшая личину монаха, обернулась к Шэнь Цяо и угрожающе ринулась к нему. Пальцы ее скрючились в когти. Еще чутьчуть — и вцепится в него!

Мужун Цинь метнул ножи в притворщицу неслучайно. Пару мгновений назад он решил оставить Юнь Фуи в покое и заняться «монашком», поскольку прекрасно понимал, что предводительница Союза Вездесущих уже никуда не денется. А кто из соперников помешает ей скрыться — совершенно неважно.

Будто в ответ на его соображения во мраке раздался звон нефритового колокольчика, да такой ясный, что все присутствующие ощутили, как их зрение и слух мигом очистились. Однако для Юнь Фуи этот звон был губителен: она тут же почувствовала, как тысячи игл впиваются в ее тело, как десять тысяч мечей прознают ее сердце. Нестерпимая боль охватила ее с ног до головы, потоки истинной ци внутри нее замерли.

«Это еще кто?!» — испугалась Юнь Фуи.

Впрочем, ей было решительно все равно, кто явился за ней. Ее охватил такой ужас, что хотелось бежать без оглядки. Она ринулась вперед, но тут обнаружила, что ее опутала невидимая сеть. Теперь Юнь Фуи не могла и шагу ступить.

Прежде по глупости своей Юнь Фуи считала, что нет ничего страшного в том, чтобы в своих умениях уступать десятке сильнейших мастеров Поднебесной, ведь она и так достаточно сильна. И только оказавшись в плену, Юнь Фуи с горечью поняла, как жестоко ошибалась. Неизвестный противник еще не показался ей на глаза, а уже скрутил в бараний рог. Неужто этой ночью ей суждено утратить то, что было доверено? Юнь Фуи охватило отчаяние.

Тем временем незнакомка под личиной монаха уже бросилась на Шэнь Цяо. Рука ее мелькнула быстрее молнии: видно, притворщица ничуть не сомневалась в своем намерении. Да и в самом деле, зачем мешкать? Может, в поединке один на один она и уступала Юнь Фуи или Мужун Циню, но одолеть какого-то простеца, далекого от мира цзянху, ей ничего не стоило — только пожелай. Пусть тот и сумел помешать ей схватить юношу и закрыться его телом от метательных ножей, но слепец лишь сделал изящный ход, выгадав удачное мгновение, отчего и застал ее врасплох.

Теперь же незнакомка была настроена решительно, и Шэнь Цяо не мог ей противостоять. В сущности, эта девица под личиной монаха и не считала его противником. Ей думалось, что он заслуживает смерти уже тем, что, не рассчитав силы, сунул нос в чужие дела. Так что о нем жалеть? Он бесполезен, даром что красив, и скоро будет мертв.

Ее белая рука промелькнула молнией — истинная ци бурлящей рекой устремилась к Шэнь Цяо, и его захлестнула волна ужасающей злобы. Между ним и притворщицей еще оставалось где-то пять-шесть шагов, а он уже едва дышал. В глазах потемнело, грудь сдавило от боли. Не чуя под собой ног, Шэнь Цяо обмяк и ощутил, как у сердца разливается обжигающее пламя. Что-то давило изнутри, мешало ему до тошноты. Рот наполнился кровью. И лишь исторгнув ее, он почувствовал облегчение.

Между тем незнакомка уже настигла Шэнь Цяо. Кончик ее пальца почти коснулся жертвы, но тут… случилось нечто невообразимое. Впрочем, к этому невообразимому Шэнь Цяо не имел ни малейшего отношения.

Из мрака за его спиной вынырнула чья-то рука и до крайности просто, без какого-либо изящества, стремительности или ухищрений, свойственных боевым искусствам, перехватила запястье незнакомки. С первого взгляда было ясно, что эта длинная бледная ладонь принадлежит мужчине. И ее гладкая кожа без мозолей и шрамов говорила о том, что владелец утопает в роскоши и занимает весьма высокое положение в обществе.

Но притворщицу красота этой руки ничуть не восхитила — наоборот, напугала до смерти. Она даже не догадывалась, откуда эта рука взялась, притом вырваться или ответить ударом никак не могла, ведь ее запястье держали мертвой хваткой. Но едва притворщица пришла в себя, как ее руку пронзила резкая боль, да такая, что из груди вырвался крик.

Любой мужчина, заслышав этот вскрик, если не сжалился бы над девицей, то, по крайней мере, ослабил бы хватку. Вот только личина простодушного монашка сыграла с притворщицей злую шутку, да и противник ее обладал поистине каменным сердцем: несмотря на жалобные стоны, он только усилил натиск, отчего кости несчастной затрещали — ей с легкостью раздробили запястье. Следом девица взмыла в воздух, но не потому, что решилась бежать. Ее просто-напросто подбросили вверх и отшвырнули прямо в колонну храма.

Ее хрупкая фигурка со всего маху врезалась в камень, отчего колонна, казалось, дрогнула. Закашлявшись, притворщица медленно сползла вниз и упала наземь. Изо рта ее брызнула кровь. Теперь искалечены были обе руки: одной раздробили кости, а другую изранили тонкие светящиеся клинки. Что ни говори, но дела у притворщицы шли хуже некуда, и выглядела она жалко. Впрочем, потерпев сокрушительное поражение, девица духом не пала. Вскинув голову и впившись взглядом в незнакомца в темных одеждах, она обратилась к нему глухим голосом. Рот ее был полон крови, отчего вопрос прозвучал невнятно:

— Кто же… ты?..

— Что ты на меня так смотришь? — незнакомцу в темных одеяниях, видно, не понравился ее взгляд. — Даже объединившись, Юань Сюсю и Сан Цзинсин не посмеют хвалиться, что без труда одолеют меня, что уж говорить о тебе?

Незнакомку, что взяла себе личину монаха, звали Бай Жун, и она состояла в школе Обоюдной Радости. Услышав имена старших, девица тут же переменилась в лице.

— Осмелюсь спросить, ваше превосходительство, как ваше имя?

Однако на ее вопрос ответил кое-кто другой. Судя по всему, он выжидал подходящего случая неподалеку.

— Хотелось бы знать, что привело главу Яня сюда?

«Глава Янь… Неужели Янь Уши?!» — изумилась Бай Жун, и глаза ее широко распахнулись.

Будучи лучшей ученицей школы Обоюдной Радости, она нередко слышала о достопочтенном Янь Уши. Пускай три школы неправедного пути вышли из одного истока, однако уже давно пребывали в раздоре. И когда Янь Уши удалился в затвор на десять лет, оставив Чистую Луну без присмотра, школа Обоюдной Радости не преминула воспользоваться слабостью соперников: как говорится, побросать камни в упавшего в колодец. За десять лет они сумели доставить школе Чистой Луны немало забот и хлопот. Но теперь Янь Уши возвратился, взял дела школы в свои руки и принялся воздавать за содеянное. Так что нельзя посетовать, что Бай Жун совсем не заслужила свою тяжкую рану.

Между тем Янь Уши, заслышав вопрос неизвестного, криво ухмыльнулся и проронил:

— Раз даже ты, плешивый старый осел, заявился, так отчего же и мне не прийти?

Будто бы в ответ на его слова из мрака ночи степенно вышел буддийский монах. В руках он держал нефритовый колокольчик. Как ни погляди, но на «плешивого старого осла», как сказал о нем Янь Уши, этот человек нисколько не походил. На вид монаху было не больше тридцати, а сам он так и светился белизной: лицо будто гладкий нефрит, одежды белее снега, и даже самый взыскательный взгляд не нашел бы на них ни пылинки. Новоприбывшему и не нужно было говорить о себе, чтобы другие тут же признали в нем просветленного монаха высшего ранга.

Молодое поколение, к которому относились Мужун Сюнь и Тоба Лянчжэ, его появление ничуть не впечатлило, а вот Мужун Цинь и Юнь Фуи насторожились.

— Кто бы мог подумать, что двое величайших мастеров — наставник государя Сюэтин из империи Чжоу и глава Янь, один из величайших талантов своего времени, — решат, подобно ворам, пробраться в империю Ци, дабы завладеть цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян»! — вскричал Мужун Цинь. — Желаете забрать, и пальцем о палец не ударив? Да есть ли у вас совесть?!

— Не горячитесь, глава Мужун, — спокойно ответствовал наставник Сюэтин. — После смерти гогуна княжества Цзинь его величество правитель Чжоу запретил учение Будды, и сей старый монах уже давнымдавно не служит наставником государя. Этой ночью я пришел сюда, дабы исполнить волю моего покойного друга. Надеюсь, заместительница Юнь отдаст искомую вещь мне, чтобы я мог вернуть ее законному владельцу, ведь таково было его заветное желание.

Услышав, что он несет, Бай Жун презрительно сплюнула кровавую слюну и через силу рассмеялась:

— Вы поглядите, какой совестливый монах! Сроду такого не видывала! Ясно как белый день, что он замыслил завладеть драгоценной цзюанью, а все прикрывается волей покойного друга! А ведь в Поднебесной давно известно, что Тао Хунцзин наследника не оставил и «Сочинение о Киноварном Ян» никому не передал. Неужто Тао Хунцзин тебе во сне явился, попросил собрать все части трактата и сжечь?

Пока она обличала его, наставник Сюэтин лишь с безмятежным видом сложил ладони и поклонился, как будто и не слышал упреков Бай Жун.

С появлением еще двух соперников Мужун Цинь и Бай Жун больше не решались нападать на Юнь Фуи, однако той легче не стало. Другие противники оказались серьезнее прежних, и ее охватила мучительная тревога.

После смерти почтеннейшего Ци Фэнгэ среди мастеров боевых искусств Поднебесной довольно скоро определилась десятка непревзойденных. Наставник Сюэтин и Янь Уши в число избранных входили. Сложно сказать, какое именно место занимал каждый из них, но велика вероятность, что оба достигли первой тройки. Много лет Янь Уши не давал о себе знать, но, вернувшись в цзянху, тут же вызвал на поединок Кунье, лучшего из тюркских мастеров, и разгромил его, а ведь тот несколько месяцев назад одолел самого настоятеля-чжанцзяо горы Сюаньду.

Узнав, кто ее соперники, Юнь Фуи совсем отчаялась. Она не могла справиться даже с одним, так чего уж говорить о двух несравненных? От это мысли ей стало горько. Глава Доу Яньшань доверил ей великую ценность, и она приложила все силы, чтобы исполнить его поручение. Однако Юнь Фуи никак не ожидала, что этой ночью ее обступят враги один могущественнее другого. Разумеется, все они друг с другом не ладили, но теперь их объединяла общая цель: завладеть цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян», что была при ней. Отчего надеяться, что все передерутся и забудут о Юнь Фуи, не приходилось.

Просветленные в цзянху знали, что «Сочинение о Киноварном Ян» Тао Хунцзиня состоит из пяти цзюаней, что соответствует пяти элементам и пяти плотным и шести полым органам. Его содержательные части назывались следующим образом: «Познающий дух», «Призрачная душа-по», «Блуждающая душа-хунь», «Мутная субстанция» и «Заблуждения». Все пять цзюаней трактата вобрали в себя мудрость трех учений, а потому не будет преувеличением сказать, что «Сочинение о Киноварном Ян» стало величайшей книгой всех времен и народов. Ранее уже было известно, где хранятся три цзюани: при дворе государства Чжоу, в школе Тяньтай и на горе Сюаньду. Местонахождение двух других долгое время оставалось тайной, покрытой мраком.

Опираясь на знания, почерпнутые из доставшихся цзюаней, школы Тяньтай и Сюаньду молниеносно упрочили свое положение в мире боевых искусств и со временем стали неоспоримо верховенствовать. Так что почтеннейший Ци Фэнгэ, выдающийся мастер боевых искусств Поднебесной, происходивший из школы Сюаньду, возвысился во многом благодаря воле случая: ему повезло вовремя ознакомиться с драгоценной цзюанью.

И хотя его ученик, Шэнь Цяо, не повторил успеха учителя, а потом и вовсе проиграл поединок, позорно свалившись со скалы, то была вина исключительно самого Шэнь Цяо, а не «Сочинения о Киноварном Ян», ведь боевое искусство несчастного оказалось далеким от совершенства. И по-прежнему считалось, что и одной цзюани достаточно, дабы разгадать записанные в ней положения, а те, в свою очередь, способны сделать великим мастером любого, кто сумеет их постичь. «Сочинение о Киноварном Ян» могло возвысить практикующего боевые искусства до умений Ци Фэнгэ или любого другого несравненного.

Итак, три цзюани берегли как зеницу ока, и добыть их любому из вольницы-цзянху было чрезвычайно затруднительно. Но две цзюани так и не обрели хозяина, а значит, могли принадлежать любому, у кого хватит сил забрать и защитить их. Вот отчего, когда пошли слухи, будто бы Юнь Фуи держит при себе одну цзюань, на ее маленький отряд стали нападать наемники. Сами подчиненные Юнь Фуи не знали истинного положения вещей и считали, что в двух сундуках они везут редкие драгоценности. Потому-то, услышав о цзюани «Сочинения о Киноварном Ян», они разом остолбенели и до сих пор не могли прийти в себя.

Когда все соперники показались и обменялись любезностями, воцарилась мертвая тишина. Каждый опасался другого и не решался сделать первый шаг.

Сперва Мужун Цинь собирался отнять цзюань силой, но теперь догадался, что это попросту невозможно: стоит ему хотя бы двинуться к Юнь Фуи, как наставник Сюэтин и Янь Уши тут же перехватят его.

Юнь Фуи, оказавшись в вихре событий, пребывала в полном отчаянии и уже не представляла, как можно прорвать окружение. Вдобавок она понимала: даже если этой ночью ей удастся ускользнуть, назавтра слухи о том, что она держит при себе цзюань «Сочинения о Киноварном Ян», расползутся по всей Поднебесной, и тогда за ней пустится в погоню еще больше желающих завладеть трактатом. В худшем случае цзюанью заинтересуется школа Лазоревых Облаков, что на горе Тайшань, и академия Великой Реки. В таком случае Союзу Вездесущих следует забыть о спокойных деньках. Как им справиться с многочисленным противником?

Деваться Юнь Фуи было некуда, и она после некоторых размышлений решила признать поражение и отступить. Но для этого требовалось выбрать союзника. Юнь Фуи остановилась на том, кто более всех внушал доверие, и обратилась к нему за помощью:

— Верно говорят, что каждому по способностям… Теперь я вижу, что Союз Вездесущих слаб, и если мы любой ценой постараемся сохранить вверенное нам сокровище, оно неизбежно станет не благословением, а проклятием… Во имя мира я хочу сама отдать цзюань «Сочинения о Киноварном Ян». Скажите, наставник Сюэтин, сумеете ли вы поручиться за меня и взять под опеку моих подчиненных? Если я отдам трактат вам?

Пробормотав имя Будды, наставник Сюэтин заметил:

— Заместительница Юнь проницательна и умна. Разве сей старый монах посмеет не приложить все силы, дабы исполнить ее просьбу?

Подумав еще немного, Юнь Фуи скрепя сердце вынула из-за пазухи крохотную бамбуковую трубочку. Никто не ожидал, что цзюань величайшего в мире трактата окажется так мала — не толще женского запястья. Чтобы поглядеть на трубочку, братья Ху, подчиненные Юнь Фуи, невольно вытянули шеи. Даже искалеченная Бай Жун постаралась выпрямиться, чтобы получше ее рассмотреть.

Впрочем, ей оставалось только глядеть, ведь больше сражаться за цзюань притворщица не могла. Прислонившись к колонне, Бай Жун решила там и оставаться, чтобы вдоволь насладиться занятным зрелищем, что разворачивалось прямо на ее глазах.

Едва Юнь Фуи показала трубочку, как Мужун Цинь тенью метнулся к ней. Однако приблизиться он так и не сумел: наставник Сюэтин тотчас выставил ладонь и отправил ему в спину воздушный поток. Вместе с тем раздался неумолчный звон нефритового колокольчика, чьи удары проникали прямо в сердце. Теперь уже Мужун Цинь, как и Юнь Фуи, испытал его губительную мощь на себе. Ноги вельможи отяжелели, словно каждая теперь весила тысячу цзиней, грудь сдавило до невозможного. Что-то мешало вздохнуть, и Мужун Циню мучительно захотелось исторгнуть мешающий сгусток.

Он мигом сообразил, что всему виной звон колокольчика, а потому надобно заткнуть уши, но рука его все так же тянулась к Юнь Фуи, чтобы выхватить у нее бамбуковую трубочку.

Янь Уши тоже вступил в бой. Трудно сказать, что было у него на уме, только он в один миг оказался позади Мужун Циня, да так стремительно, что и тень цветка не успеет всколыхнуться. Вытянув руку, он, вопреки ожиданиям, не стал преграждать путь Мужун Циню; вместо этого он как будто прервал атаку наставника Сюэтина.

Оба несравненных схлестнулись в поединке и тотчас обменялись не одним десятком ударов. Движений их не могли уловить даже молодые дарования, братья Ху Янь и Ху Юй, так что уж говорить о Чэнь Гуне, у которого перед глазами лишь мелькало что-то. От этого голова у юноши закружилась, но отвести взгляд он не пожелал, а все смотрел на двух мастеров как завороженный.

Его прервал лишь Шэнь Цяо. Подкравшись к Чэнь Гуну, он сжал тому плечо и настойчиво прошептал:

— Сейчас же вставай и беги отсюда.

Раньше на одно его слово Чэнь Гун ответил бы тремя, но не теперь. Неслыханные перемены! Едва заслышав совет братцасюнчжана, юноша, пусть и не без труда, поднялся на ноги и собрался было ковылять без оглядки, но тут…

Неведомая сила ударила его в спину и потянула куда-то ввысь. Насмерть перепугавшись, Чэнь Гун завопил во все горло. Не успел он оглянуться, как оказался на крыше монастыря, где его и оставили. Ноги у юноши задрожали и в конце концов подкосились, отчего он едва не свалился на землю.

Что сказать? В ту ночь Чэнь Гуну не везло как никогда в жизни.

Оказавшись на крыше, он совсем отчаялся. Едва справившись со страхом, Чэнь Гун осторожно поглядел вниз и догадался, что его забросил сюда человек, названный Янь Уши. И теперь он тем же образом схватил Шэнь Цяо, чтобы, видимо, тоже отправить на крышу.

Еще мгновение — и Шэнь Цяо оказался рядом с Чэнь Гуном. Притом в руке он сжимал бамбуковую трубочку, из-за которой и поднялась вся суматоха в монастыре. Судя по всему, ее всучил Янь Уши.

Что с ней надобно делать, Шэнь Цяо не представлял. Как говорится, и не выбросить, и себе не оставить. Озадаченный этим поворотом событий, он беспомощно обратился к Янь Уши — тот следом явился на крышу. — Глава Янь, мы люди маленькие и просто остановились здесь на ночлег. Спрашивают с виноватого, но мы к делам цзянху не имеем никакого отношения. Так что прошу вас, не шутите с нами, а просто отпустите.

На это Янь Уши, посмеиваясь, ответил:

— Да разве я шучу? У тебя в руках величайшая ценность, которую вожделеет каждый в Поднебесной, и я лично передал ее тебе. Так что же ты? Ничуть не рад?

Никто из соперников не ожидал, что Янь Уши вмешается в схватку сугубо для того, чтобы отдать бамбуковую трубочку каким-то простецам, что случайно забрели в монастырь. И теперь все горящие жаждой взоры разом устремились на Шэнь Цяо, и этот пыл алчности едва ли не прожигал в нем дыру.

Уловив слова соперника, наставник Сюэтин нахмурился:

— Глава Янь, к чему впутывать в это дело посторонних?

Однако тот не торопился с ответом. Рассеянно поигрывая нефритовой подвеской, привязанной к поясу, Янь Уши предложил:

— Разве вам не любопытно, что содержится в этой цзюани? Что толку сражаться всю ночь, когда все мы можем достичь желаемого? Однако если я прочту цзюань вслух, вы мне не поверите. Если прочтет кто-то из вас — не поверю я. Так давайте же поручим цзюань ему. Пусть прочтет вслух, а сколько из этого усвоится — тут уж дело каждого.