Одно из самых интересных дел Верлака и Бонне – дело об убийстве руководителя кафедры теологии местного университета Жоржа Мута. Мут собирался назвать имя своего преемника, которому предстояло получить высокую должность и апартаменты семнадцатого века. Но его заставили замолчать навсегда… Конечно, у каждого человека есть враги. Однако Верлак и Бонне сомневаются, что мелкие интриги, без которых не обходится ни одно научное сообщество, могут стать мотивом для жестокого преступления. Они начинают собственное расследование и приходят к весьма неожиданному выводу…
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Убийство на улице Дюма предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 5. Один на миллион
Слушай, — произнесла Марин. — «Наполеон однажды сказал, что самый могущественный человек во Франции — это следственный судья».
— Очень мило, — пробурчал Верлак и потянулся через нее за очками для чтения. — Хорошее настроение на целый день.
— Прекрати, я знаю, что ты заметил ошибку!
— Какую ошибку? Что это Бальзак сказал, а не Наполеон?
— Вот именно. И почему эти мои студенты не могут написать нормально? «Однажды сказал!» Он же не сказку рассказывает, а работу пишет по истории! Из каких источников он мог это взять?
— Из Интернета, откуда же еще? — предположил Верлак. — Сейчас дети в библиотеки не ходят и ничего больше не читают. Я это каждый раз вижу, когда езжу на экспрессе в Париж. Сидят и три часа играют в телефоны, потому что читать разучились. — Он отпил кофе и добавил: — А кстати, Бальзак действительно это говорил?
— В смысле?
— В смысле, он это написал? Или кто-то услышал, как он что-то такое буркнул, скажем, в Гранд-опера в мужском туалете? Есть достоверная информация?
— Слушай, ну ты зануда.
Верлак улыбнулся, притянул Марин под одеяло.
— Я есть самий сильный человек во вся Франция, — сказал он по-английски, изображая французский акцент.
Марин засмеялась и сбросила одеяло:
— А я — замученный преподаватель, которому нужно работы проверять.
— Да брось! Ты же знала, что в эти выходные у нас мини-каникулы «Верлак и Бонне». Зачем ты вообще привозила эти работы? Чувствуешь свою вину за десятинедельные летние каникулы, плюс еще десять дней ранней осенью, да две недели на Рождество, две недели на лыжах в феврале и еще две недели отпуска в апреле по причине страшной профессиональной усталости?
Марин вздохнула.
— Ты же знаешь, что я во все эти каникулы работаю, пишу и публикуюсь.
— Это да, но за твоими коллегами я такого не замечал.
Марин рассмеялась:
— А откуда тебе знать? Да вообще, поверить не могу, что мы с тобой в наши, как ты их назвал, мини-каникулы Верлака и Бонне об этом спорим!
Она хотела встать, но Верлак вскочил, схватил ее белую блузку со спинки кресла и стал ею размахивать:
— Сдаюсь! Прошу прощения! Я идиот!
— Точная характеристика, — прыснула Марин.
— Ну, видишь, в чем-то мы уже согласны. Пойдешь сегодня дегустировать вино с идиотом?
— Антуан! — возмутилась она. — Мы уже вчера ходили его дегустировать и купили!
— Но я приобрел ящик белого висанского, и все время только о нем и думаю. Все мои любимые сорта винограда, и все в одном вине — сирах, мурведр, сенсол…
— Да-да. И кариньян, и гренаш.
Верлак перестал размахивать блузкой и заморгал, уставившись на Марин.
— Ты, оказывается, слушала! Иногда мне кажется, что у тебя фотографическая память.
Марин на этот комплимент улыбнулась. Преподаватели в школе и университете ей говорили то же самое, но тут дело было не только в памяти: вино начинало ее интересовать. Ее родители никогда не проявляли интереса к лозам — это хобби у них ассоциировалось с менее интеллектуальной жизнью или же с людьми, голосующими за консерваторов. Марин подумала о «Порше» Верлака и о его крошечном багажнике.
— Ты купил только один ящик, потому что у нас уже было три из Шатонеф-дю-Пап, а машина у тебя маленькая, спортивная. Тебе минивэн нужен.
— Я правильно расслышал? — спросил Верлак, бросая блузку на кровать. — Минивэн? Мне? Клади свои работы и пойдем, а то опять проваляемся в кровати все утро, как вчера. Горничная на нас злилась.
— И куда ты будешь складывать новое вино?
— Куплю с доставкой, моя милая. — Верлак подошел к окну и раздвинул тяжелые полотняные шторы.
— Mon Dieu[6], — шепнул он.
— Что там?
— Подойди, посмотри на наш Прованс, — ответил он.
Марин слезла с широкой кровати, поежилась от холода, подбегая к Верлаку. Он обнял ее за плечи. Они уставились на пятизвездочный вид Люберонских гор, сверкающих под солнцем снегами выступающих из тумана вершин. Долина, идущая между отелем и горами, рассыпалась на скрытые туманом зеленые полянки — и горизонтальные черты прерывались строгими вертикалями кипарисов.
Прямо за дверью поднимался и танцевал в воздухе пар. Марин с Верлаком не сразу поняли, что он исходит от подогретого бассейна.
Марин взглянула на Верлака и спросила:
— Искупаемся?
— Ноябрь же.
— Но дождя, как вчера, нет. А бассейн с подогревом. Поплаваем, вернемся сюда сам-знаешь-зачем, а потом я согласна ехать с тобой дегустировать вино — если заедем на римские развалины в Весоне.
— Поплавать — да, сам-знаешь-зачем — да, римские развалины — нет.
— Как? Разве тебе не нравятся римские развалины? — спросила Марин.
— На самом деле нет. Меня всегда одолевает зевота, и я чувствую себя виноватым. Я понимаю, что развалины — вещь важная, но я не умею видеть красоту или воображать ее в куче рухнувших колонн.
— А ты мне раньше такого не говорил. Можно я буду смотреть развалины, а ты пойдешь в средневековую церковь? Она в романском стиле, если я правильно помню. Мать о ней работу когда-то писала.
— Романском? Ладно. А потом встречаемся на этой прекрасной площади, пьем кофе и взахлеб рассказываем друг другу о том, что узнали за те два часа, проведенные порознь.
Они медленно завтракали домашними хлебцами с вареньем из ресторана, читая каждый свое. Верлак — Хемингуэя, «Праздник, который всегда с тобой», улыбаясь авторским описаниям несносной Гертруды Стайн — из тех дам средних лет, что он часто видел в магазинах «Монопри» или в почтовых отделениях. Они лезли без очереди или же громко высказывали свое мнение. Его бабушка Эммелин этот тип женщин называла «мисс Доггетс» — по имени персонажа одной из своих любимых книг. Он всегда забывал спросить, что это за книга.
— В который раз уже перечитываешь? — спросила Марин.
Верлак посмотрел поверх очков для чтения.
— Наверное, где-то в двенадцатый. Это новое издание я купил на прошлой неделе, когда был в Париже.
— Кстати, как Париж? Ты был у своих родителей?
— Нет, — ответил Верлак. Марин подумала, что так он закрыл тему, но он добавил: — Я видел Себастьяна.
Марин улыбнулась и кивнула, огорченная, что он навестил своего брата — магната недвижимости, но не нашел времени для стариков-родителей. Она этого не понимала, но по опыту знала, что спрашивать не стоит. Себе она мысленно завязала узелок — навестить сегодня родителей, когда они вернутся из двухнедельного путешествия по Сардинии. Единственная роскошь, которую они себе позволили — ночевать в сельских гостиницах, а не в палатке, как обычно.
Она окинула взглядом столовую отеля — глаженые полотняные скатерти и букеты живых цветов, — зная, что ее родители никогда в такой отель даже не заглядывали.
— Я дочитал главу, а кофе больше пить не в состоянии, — сказал Верлак. — А ты?
Марин сложила «Монд» и убрала в сумку. Верлак наклонился, взял у нее газету, увидев, что она что-то там подчеркнула. Рассмеялся:
— Ты всегда так делаешь?
— Всегда. Это для студентов. Люблю им приносить на занятия какие-нибудь актуальные новости, пусть и не по теме. Считаю, что это входит в обязанности преподавателей университета. Жаль только, что я не умею курить и отпускать на занятиях шуточки, как Ж-П.
Верлак засмеялся, вспомнив, как Марин восхищается Жан-Полем Сартром, но как при этом ненавидит сигареты.
— Таких один на миллион, — сказал Верлак, наклоняясь, чтобы взять ее за руку.
Так, держась за руки, они вышли из ресторана, разминулись на входе в гостиницу с богатым американцем, поздоровались с горничной, которая в ответ застенчиво улыбнулась. Входя в номер, Верлак вдруг почувствовал, что ему хочется сейчас оказаться подальше от отеля — и одному.
Марин тоже вдруг захотела того же. Она испытывала чувство вины, зная, что цена номера здесь равна арендной плате в деревне за месяц. И она чувствовала, что Верлак мысленно тоже не здесь, и несколько на него обиделась. Когда он сказал, что таких, как Сартр, один на миллион, у него была чудесная возможность добавить: «А таких, как ты — еще меньше».
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Убийство на улице Дюма предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других