Вредина для Майора

Нана Фокс, 2023

Мне не помешают досрочно майорские звезды на погонах, а ей нужна отличная отметка по практике. Нет ничего проще, решил я и предложил ей тихо отсидеться в кабинете не путаясь под ногами у матерых оперов.Соглашается, но и свои условия выставляет: «Будь моим парнем… на время!»

Глава 5

АНАСТАСИЯ

— Дочь, — раздается из-за двери настойчивый голос отца, — ты скоро? За мной машина приедет через полчаса. Поторопись, я тебя подвезу.

Смотрю на себя в круглое зеркало, висящее над раковиной в большой ванной родительского дома, и громко, расстроенно вздыхаю: всклокоченные волосы никак не хотят укладываться, а лихорадочный румянец на щеках нагло проступает сквозь тонкий слой тонального крема.

Кусаю губы в нервном напряжении: я так волнуюсь за свой первый день в статусе сотрудника опергруппы капитана Майорова, что внутренний тремор невозможно успокоить даже привычными упражнениями из йоги.

— Черт! — вскрикиваю, резко дергаю расческу, та, естественно, путается в прядях, а я еще больше злюсь и в порыве гнева тянусь за ножницами.

Отчекрыжу их, нафиг! Давно хочу сделать стильную короткую стрижку, но мама от одной этой мысли бледнеет и лежит на диване в предынфарктном состоянии. Манипулирует? Да!

Но и я не так уж рьяно стремлюсь к смене стиля, а лишь тогда, когда случаются вот такие оказии.

— Не жди меня, я сама доберусь! — психую, откидывая ножницы в раковину, сжимаю ее край ладонями и, наклонив голову вперед, пытаюсь успокоиться, проделывая дыхательную гимнастику.

Вдох — выдох…

Счет до десяти и обратно.

День только начался, а я на взводе! Нервная система напряжена до максимально опасного предела.

— Как доберешься? — продолжает настаивать отец. — На маршрутке, что ли?

— Да! — Распахиваю двери и возникаю на пороге ванной, пугая отца своим видом. — На личный автомобиль еще не заработала. — Это не упрек, это моя позиция.

— Дочь, — вступает с наш диалог мама, — ну, может, и правда с папой поедешь? Чего ты по автобусам будешь толкаться?

Родительница подходит ко мне и, словно фея-крестная, за считанные секунды приводит копну моих волос в состояние «я_только_из_салона», как в детстве, заплетает красивую косу и скрепляет ее ажурной резинкой.

— Спасибо! — Привстаю на цыпочки и целую отца в щеку. — НО. Я.САМА! — четко повторяю свое намерение. — Ну, правда, папуль, я не хочу, чтобы поползли лишние слухи.

— Так я ж тебя не на службу устраиваю и не продвигаю по карьерной лестнице! — недоумевает отец. — Всего лишь практика.

— Ой, ну все, Игореш! — вмешивается мама, поглаживая отца по плечу и подталкивая в сторону столовой. — Ну, хочет девочка, самостоятельность проявить, чего мешать? Пойдемте уже завтракать, все стынет.

— Я сейчас, — предупреждаю их и возвращаюсь к зеркалу.

В попытке по-быстрому довести до логического завершения свой макияж, теряю контактную линзу, а с губ вновь срывается раздраженный вздох. Приходится отказаться от кошачьих стрелочек и лишь коснуться ресниц щеточкой для туши.

Я не критическая близоручка, но без оптики чувствую себя некомфортно, так что цепляю на нос очки и топаю в комнату. Облачаюсь в узкие брючки графитно-черного цвета, в тон им — пиджак поверх белоснежной блузы, и завершают образ громоздкие ботинки а-ля армейские на массивной подошве. Некий штрих непокорности, что ли? Окидываю себя критическим взглядом и, вполне довольная общим видом, спускаюсь в столовую.

— Меня Гарик подбросит до управления! — уже дожевывая бутерброд, кричу я, чтобы папа из прихожей услышал.

— Какой Гарик? — басит он и моментально появляется на пороге столовой в наспех накинутом пальто.

Удивленно смотрю на него, отпивая кофе из чашки.

— Егор Кравчук — наш сосед, — поясняю ему в недоумении: уж сына соседа надо знать, тем более что этот сосед — какая-то там шишка в министерстве.

— Так он же актер! — Из его уст это звучит, как нечто похабное и недостойное внимания.

— Папа, — назидательно так поправляю родственника в его неосведомленности, — он учится в театральном, но не на актерском.

— Да какая разница? — продолжает тот стоять на своем.

— Такая же, как учиться в летном на факультете менеджмента, — пожимаю плечами и возвращаюсь к завтраку.

— Ладно, — сдается отец, — я с утра в министерстве. Приедешь в управление — сразу зайди в кадры. Вера Павловна тебя ждет.

Киваю, почти беру под козырек, но вовремя спохватываюсь и просто шлю удаляющемуся родителю воздушный поцелуй.

Гарик, он же Егор Батькович, он же друг детства, сосед, будущий режиссёр, да и просто хороший парень, ждет меня у ворот, нервно давя на клаксон.

— Ну и чего ты расшумелся? — спрашиваю, плюхаясь на переднее пассажирское сиденье, и подставляю щеку для дружеского поцелуя. — Я же сбросила сообщение, что буду через пять минут.

— Ага, — кивает он, мазнув губами по моей припудренной коже и щелкнув пальцем по носу, — десять минут назад.

— Ну, прости, — тут же меняю тон, наигранно хлопая глазками. — И вообще мне простительно: у меня стресс.

Друг вдавливает педаль газа до предела, бросая на меня вопросительный взгляд, и пока мы, то минуя пробки по объездным проселочным дорогам, то застревая в них на пять-десять минут, добираемся до места моей практики, я рассказываю ему о том, чем планирую заниматься в ближайшие месяцы, будучи практикантом.

— А он красавчик?

Вопрос вгоняет меня в ступор. Не замечала за Гариком ничего необычного, но…

— Ты бы видела сейчас свое лицо! — ржет этот гад, останавливая автомобиль прямо у крыльца.

— Ой, ну тебя! — Толкаю его в плечо. — Спасибо, что подвез! — выбираюсь из салона и, прежде чем закрыть дверцу, шлю Гарику игривый воздушный поцелуй. — Пока!

— Вечером забрать?

Отрицательно качаю головой и, развернувшись, взлетаю по ступеням. На проходной — суровые взгляды с допросом: кто такая, к кому и для чего? Успеваю произнести лишь фамилию, как суровость со старшего из двоих слетает и меня почти провожают до кабинета кадровика.

— Спасибо, вы так любезны! — благодарно раскланиваюсь, переступая порог, и тут же оказываюсь лицом к лицу с дамой неопределенного возраста.

Атмосфера вокруг разом меняет оттенок на серебро дождевых облаков, и как будто даже веет сырым холодом. Вера Павловна смотрит на меня оценивающе-пренебрежительно: вот ей как раз фиолетово, чья я дочь. В ее глазах я — малолетняя выскочка, решившая от безделья податься в серьезную профессию, где таким, как я, естественно, не место.

— Доброе утро! — растягиваю губы в искусственной улыбке и чуть вздрагиваю, когда за спиной с громким хлопком закрывается дверь, — Игорь Сергеевич сказал, что вы все знаете и без труда оформите все нужные документы.

— Садись.

Цербер! Хранительница артефактов в гробнице фараона!

От ее взгляда, голоса, манеры общения внутренности прошибает ледяной озноб. Сглатываю дискомфорт, аккуратно садясь на краешек указанного стула, складываю руки на коленках, словно прилежная воспитанница пансиона благородных девиц, и почти не дышу. В кабинете повисает прямо-таки звенящая тишина, и лишь скрип перьевой ручки нарушает его противным звучанием какой—то безысходности. Чувство, что здесь не папа генерал правит бал, а она.

Время словно замирает, и пять минут растягиваются в час, день, сутки…

— На! — Она небрежно подает мне документы. Я поднимаюсь и подхожу к ее столу. — Здесь, — тычет указкой в строку, — подпись и дата.

Растерянно ищу глазами ручку, и после недовольного вздоха Цербер сама подает мне пишущий предмет. Быстро ставлю закорючку, даже не читая; моя оплошность, и очень серьезная, но задерживаться в этом склепе более пары секунд я не желаю. Получаю какую-то корочку и, словно пробка из встряхнутой бутылки шипучки, вылетаю за дверь, по пути прощаясь и мысленно надеясь как можно реже с ней сталкиваться.

— Эй, ты куда? — ловит меня за руку тот же парень, который привел к этой мегере. — Тебе же в отдел к Майорову, а это в другом направлении.

— Да? Спасибо! — тараторю и разворачиваюсь к нему спиной. — А куда? — Беспомощно оглядываю длинный коридор с кучей дверей и, как назло, пустой, будто и не будний день вовсе.

— Пойдем. — Мой провожатый выходит вперед и уверенно направляется к лестнице.

— Все управление в курсе, да?

— Конечно. — Он с трудом скрывает усмешку. — Парни еще и ставки ставили, кому в отдел привалит такое счастье.

— Чего?! — Спотыкаюсь на ступеньки от такого хамского откровения. — И как это понимать?! — Упираю руки в бока, склоняю голову набок и чуть ли не молнии глазами высекаю.

Оцепенение после встречи с Цербером сдувает моментально. Это меня сейчас так похвалили или наоборот?!

Ответа я не получаю. Топаю с досады ногой и в отдел того самого капитана Майорова вхожу с приклеенной улыбкой девочки-отличницы, наивной и ничего не ведающей.

Ну, здравствуйте мои дорогие! Вот она я — ваше «счастье»! Посмотрим, кто кого?

— Здравствуйте! — Я сама вежливость, от приторного звучания моего голоса аж зубы ломит.

Нестройные мужские голоса вторят мне в ответ. Окидываю взглядом собравшихся, стараясь вычислить своего временного начальника, но отчего-то никто из трех на эту должность не тянет. Видимо, начальство задерживается.

— Я… — решаюсь все-таки представиться и обозначить цель своего визита: мало ли, может, эти товарищи не в теме и даже не спорили на меня.

— Кость… — Один из парней окидывается на стуле и смотрит на того, кто меня сюда привел. — Вы чё, уже сами разучились принимать заявления у пострадавших? Хрена ты к нам ее привел?!

— Ну так она к вам, — тянет интригу тот самый Костя.

Не мешаю. Пускай мальчики померяются достоинствами. Подмечаю пустующий стол и прямой наводкой топаю к нему, скидывая по пути пальто.

— Здесь же свободно? — уточняю на всякий случай: не хочу никого подсидеть.

— Девушка… — как-то устало, словно отпахал две смены на руднике, обращается ко мне тот, что отчитывал Колю.

— Анастасия, — представляюсь. — Анастасия Игоревна Пахомова, — добавляю и отодвигаю стул. — Ну, раз стол ничей, то временно будет моим.

И во второй раз за последние пятнадцать минут в помещении повисает звенящая тишина, с той лишь разницей, что сейчас не слышен противный скрип пишущего предмета. Но зато нецензурные словечки, произносимые шепотом и с толикой раздраженности, шипением заполняют пространство. Возникшую паузу разрушают звуки открывающейся двери, уверенные тяжелые шаги и громкий выдох, сдерживающий крепкое словцо, желавшее слететь с уст вошедшего.

Оторвавшись от созерцания ошалелых лиц парней, я перевожу взгляд на вошедшего и прикусываю язык. В голове моментально образовывается вакуум. Мозг отключается, и все, что получается выдавить из пересохшего горла, это приветствие.

— Доброе утро. — Сглатываю ком и пристально смотрю на своего пятничного попутчика.

Интересно, а он помнит ту поездку?

Я-то хорошо её помню…