Забытые крылья

Наталья Лирник, 2021

Исчезновение жениха незадолго до свадьбы кого угодно выбьет из колеи. Но Наташа не привыкла сдаваться и унывать. И, пока Максима ищет полиция, она едет примерять свадебное платье, веря в счастливое будущее. Светлане уже за сорок, но в ее жизни не осталось ничего, ради чего хочется по утрам вставать с постели. Она уезжает от мужа-иностранца, приводит в порядок старый семейный дом и устраивает в нем пансионат для одаренных детей. Но вскоре Света начинает понимать, что и этот проект ее больше не спасает. Надя уже двадцать лет не видела маму – и вот наконец встреча состоится. Но много ли радости это ей принесет? Надин брак трещит по швам, а жизнь подкидывает одно испытание за другим. И вроде счастье совсем близко◦– только руку протяни. Но хватит ли у нее смелости? Три женщины, три непростые жизни, три выбора между реальностью и фантазией, независимостью и узами законного брака. Какую дорогу они выберут? Что готовы принести в жертву своему счастью? И куда, в самом деле, исчез жених?

Глава 2

Они уже минут пять молча шли по прогретой летним солнцем тропинке, когда Надя решилась задать мучивший ее вопрос.

— Почему вы тогда меня отпустили? — спросила она, требовательно заглядывая в лицо Прохорова.

«Как ребенок, — подумал он. — Смелый, хрупкий ребенок».

— Потому что ваш арест не соответствовал бы моим представлениям о справедливости. — Он говорил серьезно, но щурился так, будто шутил.

— Но вы рисковали. У вас могли быть неприятности. Почему?

— Потому что я решил рискнуть. — Прохоров наклонился и, сорвав высокую травинку, принялся методично срывать с нее новорожденные, пропитанные жизненными соками острые листики.

Надя молча шла рядом и разглядывала его, стараясь делать это не слишком заметно. Высокий, подтянутый, светловолосый, он, кажется, каждое движение мог бы сделать шире и размашистее, но сдерживал свою энергию. Незамысловато одет и аккуратно пострижен — все словно по какому-то давно примелькавшемуся шаблону. Типичный сильный мужик. Человек из другого мира. Интересно, наверно, у них там в полиции таких большинство? Интересно, почему Лешка так сильно увлекся этой грубой средой, ведь он вырос в совершенно других условиях. Из семьи художников — в полицию! Он и физически совсем другой: невысокий, хрупкий, хоть и жилистый…

— Надя, а ведь у меня к вам на самом деле служебный вопрос. — Прохоров щелчком сбросил травинку на землю и снова посмотрел на собеседницу.

— Ко мне? — Надя резко остановилась, и в этом движении прорвалась вся ее нервозность, копившаяся с первой минуты появления Прохорова в Кратово.

— Да. Я просто решил задать его в частном порядке, для того и приехал. Не вызывать же вас в отделение, повод не такой уж серьезный.

— Павел…

— Михайлович, — подсказал следователь. — Но пока мы с вами здесь, на природе, можно просто Павел.

— Хорошо, Павел. Задавайте ваш вопрос.

— Надя, я прошу вас вспомнить, не общались ли вы в последние три месяца с человеком по имени Максим Воронцов.

— Нет, совершенно точно не общалась, — быстро и уверенно ответила Надя. — А кто это?

— Давайте пойдем, мы же шли с вами к станции. — Прохоров снова двинулся вперед, продолжая говорить в такт размеренному шагу. — У нас намечается дело об исчезновении бизнесмена Максима Воронцова. Его невеста сообщила, что вы с ним общались и, наверно, сохранили визитку.

— Невеста?

— Ее зовут Наталья Набокова, она работает в вашей страховой компании.

— Наташа? — Надя хмыкнула. — Я и не знала, что она собралась замуж. Мы не очень близки… Но почему она говорит, что я общалась с ее женихом? Она нас точно не знакомила.

— Она говорит, что весной этого года, в марте, вы с Воронцовым разговаривали в кафе и он дал вам визитку, которую вы унесли с собой. — Прохоров говорил расслабленно и спокойно: он не любил давить на людей без нужды. И сейчас, зная, что Надя не врет, позволил себе просто говорить и любоваться мельканием бликов от длинных сережек на ее тонкой открытой шее.

— Максим Воронцов… Максим Воронцов… — повторяла она задумчиво. — Знаете, это ведь вообще не в моих правилах — разговаривать с мужчинами в кафе и тем более брать у них визитки. Но я правда не помню. И совершенно точно не общалась ни с каким Максимом Воронцовым. А что с ним случилось?

— Мы пока не знаем, случилось ли с ним что-то. Просто девушка нервничает. У них назначена свадьба, и вдруг жених куда-то исчезает. Не звонит, не пишет, не отвечает на сообщения. Наталья подала заявление об исчезновении. Вот мы и проверяем. Ищем любые зацепки. И заявительница вспомнила, как весной Воронцов подходил к вам в кафе и оставил визитку.

— Это очень странно. Я обещаю, что постараюсь вспомнить. Да?

— Да, конечно. Позвоните мне, пожалуйста, когда вспомните, — Прохоров с улыбкой протянул Надя картонный прямоугольник визитки и добавил: — Или просто если вам захочется мне позвонить.

И, не дав Наде возможности ответить, взмахнул рукой, развернулся и стремительно пошел к станции.

* * *

«Не позвонит она, нечего и надеяться, — сказал себе Прохоров, сидя в шумливо тянущейся к Москве электричке. — Ну разве что правда сохранила эту визитку и найдет. Тогда позвонит, потому что обещала. И что дальше?.. А ничего. У нее муж. Она с ним всю жизнь прожила. Значит, ее все устраивает… Надо все-таки купить машину. Ненормально это, что меня женщина до электрички провожает — как ребенка. Или старика». Прохоров невесело хмыкнул, покрутил головой, то ли отгоняя ненужные мысли, то ли разминая шею, и погрузился в чтение загруженной на мобильный книги.

* * *

Пестрая, хрусткая даже на вид редиска и щетинистые пучки зеленого лука на базарчике у станции манили дачников первыми летними радостями, но Надя не захватила с собой кошелька. Приезд Прохорова застал ее врасплох, и, выходя из дома, чтобы проводить гостя до станции, она не могла думать ни о чем, кроме того, зачем же он на самом деле нагрянул сегодня в Кратово. Почти три месяца прошло с их последней встречи. Тогда вместо того, чтобы арестовать ее за воровство, в котором она призналась, следователь подсунул похищенный ею предмет в кабинет владельца — и скрылся, не сказав Наде ни слова. После того эпизода жизнь Нади начала меняться так резко, что она даже не нашла времени подумать над мотивами Прохорова. Точнее, думала она об этом часто, но ответа не находила, а связаться с ним и спросить не решалась. Все думала, что прояснить это нужно, но не сейчас — когда-нибудь потом, успеется. Будто боялась чего-то.

Насколько сильным был ее страх, стало ясно сегодня, когда следователь возник на дорожке у ворот дома, в котором она теперь жила и работала. Конечно, все сложилось максимально неудобно. Как назло, именно сегодня в Кратово приехали и наполовину брошенный Надей муж Вадим, который немедленно принялся открыто ревновать жену к спортивному блондину, и даже сын с подружкой, которые вообще приезжали очень редко. И появился Прохоров как раз когда воспитанники загородного пансиона требовали максимального внимания — только вернувшись с пленэра, они так и норовили всюду разбросать свои художественные принадлежности, переругаться из-за того, кто куда вешает мокрые после купания плавки и полотенца, и сесть за стол с немытыми руками.

Впрочем, царившая в доме суета очень кстати отвлекла внимание от Надиного едва скрываемого напряжения. Ей понадобилось время, чтобы убедить себя: Прохоров приехал не для того, чтобы дать ход старому делу. Но зачем? Не ужели чтобы приударить за бывшей подозреваемой? Хозяйка маленького пансиона Светлана была уверена, что весной Прохоров отпустил Надю из-за романтического интереса. Но Надя спорила:

— Если бы я ему была интересна как женщина, он дал бы понять. Ну не знаю, позвонил бы, назначил бы свидание. А он просто исчез. Скорее всего, он тогда просто не захотел портить жизнь Лешке. Представь, что было бы, если бы у студента-юриста, проходящего практику в отделении, мать посадили за кражу!

Света не очень верила в эту версию, но крыть было нечем: Прохоров и правда не показывался с весны.

Вадим, сначала приписавший появление незнакомого мужика Светиным чарам, быстро понял, что ошибся. Представленный ему Павел Прохоров, почти ровесник, оказывается, руководил практикой сына в полиции. Значит, это тот самый субъект, который в марте чуть не посадил в тюрьму его жену. «Хренов благодетель, приехал за своим трофеем», — мысленно чертыхнулся Невельской. И Надя, увидев реакцию мужа, побежала к Светлане за помощью.

Хозяйка дома с непринужденностью светской львицы развеяла легкой беседой загустившую дачный воздух неловкость. Она усадила Прохорова в гостиной, начала задавать вопросы, предполагающие только приятные ответы, и всячески поощряла Лешу рассказывать о замечательных качествах своего старшего коллеги.

— Какой у вас прекрасный рояль, — отметил Прохоров, когда обстановка окончательно оттаяла.

— Моя мама много лет пела в театре Станиславского и Немировича-Данченко, — ответила Светлана. — Она здесь часто репетировала. А вы играете?

— Немного. У меня мама всю жизнь преподавала в музыкальной школе и была концертмейстером, — сказал он, осторожно касаясь старой глянцевой крышки инструмента.

Надя взглянула на него с интересом, а Вадим резко отвернулся, чтобы скрыть неприязненную гримасу, с которой не сумел справиться.

— Но сами вы пошли в полицию? — В Светином тоне не было снобизма, с которым Прохоров часто сталкивался, и он ответил спокойно и просто:

— Да, у меня отец погиб при исполнении, когда мне было четыре года. Мама на всю жизнь осталась вдовой, а я в юности был романтиком.

Потом кормили воспитанников, обедали сами, обсуждали планы на лето… Когда турбулентность окончательно улеглась и все успешно сделали вид, что появление Павла Прохорова на незнакомой ему даче — самое обычное дело, гость вознамерился идти на станцию, а Надя вызвалась его проводить.

— Приезжайте к нам запросто, — сказала на прощание Света и по укоренившейся европейской привычке протянула Прохорову руку для пожатия. — Лето впереди длинное, а у нас тут хорошо!

И она с гордостью оглянулась на дом и сад, в которые вложила столько сил и которые явно понравились внезапному гостю.

* * *

Вадим ждал возвращения жены, сидя на старом кожаном диване в гостиной. В самом деле, не дежурить же у калитки, поджидая, пока она покажется на дорожке от станции! Под его небольшой, мужественной лепки рукой лежал глянцевый журнал, который он не открывал до Надиного появления.

Она вошла, улыбаясь, — светлая, хрупкая, со слегка отстраненной улыбкой. Непривычные, очень красившие ее длинные серьги с дымно-серыми кристаллами покачивались, перекликаясь с оттенком Надиных глаз. В Москве Надя вообще не носила украшений, тем более — дешевой бижутерии. И платьев у нее не было, все костюмы да джинсы. Она изменилась, и это действовало ему на нервы. В ее образе, жестах, даже в манере говорить словно проступила та девочка, с которой они в художественной школе стояли за соседними мольбертами. Присущее ей сочетание внешней хрупкости и внутренней силы снова качнулось в сторону женственности, почти забытой за годы брака. И сейчас эта женственность была уверенной и зрелой, лишающей его ощущения власти над ситуацией.

«Что у них там произошло, по дороге к станции?» — подумал Вадим и прервал сам себя, обращаясь к жене:

— Как прошлась? Не устала?

— Нет, спасибо, все хорошо, — любезно отозвалась она.

«Отлично, значит, продолжаем беседовать, как в светской гостиной», — отметил он ее невыразительную интонацию.

— Надюша, я хотел тебе показать кое-что. Вот, смотри, на сорок шестой странице. — Вадим протянул журнал, пристально глядя в лицо жены.

Она заинтересованно вскинула брови:

— Ты теперь читаешь женский глянец? — И, прошуршав страницами, охнула: — Вот это да!

Вадим засиял.

— Галерея заказала интервью к открытию выставки. Они уверены, что будет успех, вкладываются в раскрутку.

— Как здорово! Свет! Света! — Надя звонким голосом звала подругу, но ответа не было — видимо, та была занята с воспитанниками.

— Да ничего, я же оставлю журнал, потом покажешь. Скажи, ты ведь придешь на вернисаж?

— Ну разумеется, приду, что за вопрос, — улыбнулась Надя. — Я так рада за тебя, Вадька. Ты столько лет этого ждал. И ты заслужил.

— Ты тоже ждала, и ты тоже заслужила, — проговорил он, глядя на нее с каким-то пытливым и торжественным выражением лица, словно ждал все новых комплиментов.

— Но все же это твой успех, Вадим, — жена отвергла предложенную игру, и он, задетый ее ровным тоном, резко свернул с колеи благовоспитанной светской беседы:

— Слушай, а зачем все-таки приезжал этот качок?

От изумления у Нади смешно приоткрылся рот:

— Вадь, ты что, ревнуешь?

— Я еще не сошел с ума ревновать свою жену к какому-то мужлану из силовых органов, — холодно усмехнулся Вадим. — Но трудно не заметить, как все ему удивились. А ты зачем-то пошла провожать его на станцию.

— Он приезжал со мной поговорить. — Надя слегка порозовела от усилий сдержать прорывающийся смех: она не помнила, когда в последний раз муж выглядел таким нелепым, злым и неожиданно молодым. — Там кто-то дал показания, что я знакома с человеком, который пропал.

Вадим мгновенно посерьезнел и, сложив на груди руки, наклонил вперед упрямый лоб:

— Это еще что за история?

— Одна наша сотрудница собралась замуж, а ее жених пропал. И она зачем-то сказала Прохорову, что видела, как я брала у него визитку.

— Та-а-ак… Ты брала у него визитку? — Вадим высоко вздернул свои выразительные темные брови, и Надя внезапно разозлилась.

— Знаешь что? Прохоров меня спас, когда я разгребала твои проблемы. И я ему за это очень благодарна. А сегодня он не поленился приехать за город, чтобы задать мне вопросы в неформальной обстановке, а не вызывать меня в отделение. Это с его стороны очень любезно. Не понимаю, почему ты называешь его мужланом. И, пожалуйста, оставь свой прокурорский тон для каких-нибудь более подходящих случаев. — Она, сама не замечая, повысила голос и размахивала руками, как будто пытаясь создать между собой и мужем преграду из мельтешащих в воздухе ладоней и пальцев.

Вадим собрался было ответить, но вместо этого глубоко вдохнул, потом медленно и шумно, картинно вздрагивая крыльями носа, выпустил воздух и тихо произнес:

— Так, хорошо. Нам обоим надо успокоиться. Надя, знаешь что? Ты давно не была дома. Давай поедем прямо сейчас. Леша с Машей ждут, им это будет полезно.

* * *

— Интересно все-таки, как твоя мама вот так взяла и уехала из дома. Работу поменяла. — Маша лежала на большом старом диване, заново обтянутом плотной тканью цвета индиго, и говорила медленно и задумчиво.

Леша, на коленях которого покоилась ее пышноволосая голова, ничего не ответил.

— Леш? — Маша помахала рукой перед его носом.

— А? Ну да. Уехала и уехала, — рассеянно отозвался он.

— Я вот пытаюсь представить, что моя мама сделала бы что-то подобное, — она выдержала паузу, — и у меня не получается… У нас в семье такого просто не может быть, понимаешь?

— Ну и хорошо, — рассеянно откликнулся Леша, наблюдая, как в саду за окном мелькает белая рубашка Светланы. Она всегда носила белые рубашки, которые так чудесно оттеняли смугло-персиковую кожу и черные, как сорочьи перья, волосы. Даже в саду она была в белом.

«Аристократические замашки, сразу видно, дочь академика и оперной дивы», — подкалывала подругу Надя. «Ой, да брось, я просто люблю белый… А мама его, кстати, не носит почти никогда», — отмахивалась Света. Оперная певица Любовь Николаевна Зарницкая действительно надевала белое только на сцене, когда этого требовала роль, — а в обычной жизни предпочитала темные и яркие одежды с экзотическими и контрастными узорами.

Вода, разлетаясь из шланга, тоненько сипела, и вечерний сад, благодарно вздыхая, покрывался нежной дымкой рукотворной росы. Вдруг Света, словно почувствовав устремленный на нее взгляд, медленно повернулась к дому и стала вглядываться в окно.

— Леш! Леша! Да ты спишь, что ли? — Маша расстроилась, что ей не удалось затеять разговор о семейных ценностях, и теперь обиженно надула губы. — Может, уже поедем?

— Поедем? — Леша оторвал взгляд от окна и перевел его на Машу. — Да, наверно. Сейчас. — И, коротко поцеловав подружку в нос, быстро встал и вышел. Маша смотрела ему вслед с легким неудовольствием. Какой-то он стал рассеянный…

* * *

Леша хотел выйти в сад, пока Светлана еще там, но в гостиной, через которую лежал его путь, спорили родители.

— Вадим, я никуда не поеду. У меня здесь работа, дети, куча дел, — вполголоса говорила Надя, смотря в сторону с терпеливым выражением человека, твердо знающего, что настоит на своем.

— Надя, но ведь у тебя должны быть выходные, — горячился Вадим.

Леша остановился и в нерешительности взъерошил волосы. Если бы его спросили, на чьей он стороне, он бы затруднился с ответом. С одной стороны, когда мать сбежала из дома, весь уклад мгновенно рухнул, и это, конечно, непорядок. Но с другой… Отец должен был думать о последствиях, когда брал тот неподъемный кредит, да к тому же крутил роман за маминой спиной. Она работала и обеспечивала его столько лет, и, в конце концов, у нее тоже есть свои желания…

— Вадим, не дави на меня. Мне не нужны выходные, здесь же не офис, мы здесь живем. — И Надя с явным облегчением обернулась к вошедшей в гостиную Светлане. — Свет, ты только посмотри! О Вадьке теперь узнают все гламурные львицы города Москвы! Анонс выставки и интервью — в журнале Hola!