Признание в любви и абрикосовая косточка

Наталья Самошкина, 2023

«Признание в любви и абрикосовая косточка» – сборник прозы и стихотворений, вовлекающих читателей в иное восприятие жизни: медитативное и одновременно бурное, похожее на молнию – танец света среди тьмы – и на нежный цветок, рождающий песню, страсть, волнуй… магию.

Единожды привлечённая Стихия не удаляется скромно на покой после того, как помогла тебе.

Она становится требовательной, желая дальнейшего сотворчества. Если решишь избавиться от её настойчивости, Стихия разрушит всё, к чему ты прикасаешься.

Только вдохновенное единение может удовлетворить её и… тебя.

© Наталья Самошкина, текст, 2023

© Издательство «Четыре», 2023

Наталья Самошкина

Писатель и поэт. Автор романов «Ловец заблудших душ» и «Тиур — вестник Рарога».

Художник и энергопрактик.

Ведьма из клана Огненного Дракона.

Ведьмовское имя — Найра.

Признание в любви и абрикосовая косточка

Любовь — это одновременно яд и противоядие.

От чего блаженствует Демиург, от того корчится человек. Ибо первый пропускает сквозь себя, а второй заталкивает в себя, вызывая отторжение.

Найра

— Поменьше признавайся в любви, — сказал Тай. — Особенно тем, кто очень хочет это услышать. Любовь подобна зимнему лесу, на который упало розовое покрывало утренней зари.

Он взмахнул широким рукавом, и перед глазами Ирис возникло видение: далёкая тайга в синеве огромных пихт и елей, а сверху — небо, опрокинувшееся на мир нежным и оттого недолговечным цветком.

— Но все великие учителя говорили, что любовь становится нерушимой Силой, если её раздавать бескорыстно, — ответила девушка. — И от каждого искреннего признания что-то или кто-то меняется к лучшему.

Ирис притронулась к видению, и оно ожило.

— Да, это красивая сказка для детишек, которые плачут и молятся, выпрашивают и обещают, — усмехнулся Тай. — Как ты понимаешь, детишки — это земляне, таскающие в кулачке косточку абрикоса. Одни проделывают в ней отверстие, и жизнь оборачивается простенькой свистулькой, на которой играют брошенные девочки, похожие на кукол, и мальчики, которым сказали, что у них вместо сердца кусок нержавеющего металла. Другие бросают косточку в пропасть и ждут. Ждут, чтобы однажды возопить от отчаяния и обвинить в потере смысла жизни любого, кто не вытащил из бездны и не положил к их ногам мешок с золотыми монетами или хотя бы упаковку с курагой.

— А третьи? — спросила Ирис.

— Третьи сажают косточку и на время забывают о ней, чтобы не смущать своей настырностью зарождающееся чудо. Видишь ли, истины или любви не нужно добиваться. Люди пользуются словами, но не слушают суть слов. «Добиваться» — это добивать себя. А любви не нужны изувеченные мученики, требующие за свою жертвенность награды.

— Да, — сказала Ирис. — Это как дерево, выросшее на свободе, и бонсай, скукоженный на блюде; человек грядущего и тот, кого с младенчества поместили в сундук, а потом ещё искалечили рот и щёки, чтобы он вечно смеялся.

— Да, — кивнул Тай. — А чудо просыпается в тощей горной почве или в животе у женщины и оповещает о себе небо, не давая клятв и не вмешиваясь в толкования древних свитков. По прошествии мгновений или веков оно превращается в цветущую долину или в юношу, играющего на дудуке.

— О, — засмеялась Ирис. — Вместо тайги уже «Бустан» или «Полистан»?

— Да, — снова согласился Тай. — Так легко не признаваться в любви, а создавать её. Мы, Демиурги, творим её без правил — просто из потребности самовыразиться, поэтому не учим раздавать корыстно или бескорыстно. А людям-подмастерьям хочется признаний-инструкций, чтобы уверовать.

— В кого? В нас? — удивилась Ирис.

— Нет, милая, — поцеловал её Тай. — Всего лишь в своё существование.