Моё сводное наваждение

Наталья Семёнова (2024)

Из-за некоторых обстоятельств я вынуждена переехать к отцу и его новой семье. В дом, где живет мой будущий одногруппник и по совместительству сводный братец. Мирон самоуверен, безразличен к семье, плюет на мнение взрослых и… чертовски притягателен. Он невзлюбил меня с первого взгляда, как и его мать. Не представляю, как мы будем уживаться под одной крышей. Но проводя с Мироном все больше времени, я чувствую перемену в его поведении. Неужели вынужденный переезд, который должен был обернуться катастрофой, станет для меня спасением от одиночества и возможностью обрести себя?

Глава 4

Любовь

После подробной экскурсии по дому я возвращаюсь в свою комнату. Кажется, мне начинает нравиться мой отец. Я ощущаю, что у него есть чувство справедливости и желание заботиться о близких. Искреннее желание. А еще у него тонкое чувство юмора, который мне отзывается.

Не успеваю я как следует насладиться послевкусием от общения с отцом, как в дверь аккуратно стучат, а через секунду в комнату входит Галина.

Я вся подбираюсь и сажусь на кровати ровнее, а она осматривается, словно здесь впервые, что странно. Впрочем, комнату могли переделать специально для меня, и Галина действительно видит новый интерьер в первый раз. Она проходит к креслу и грациозно опускается в него. Вся ее поза кричит о том, что она у себя дома, что она, и никто другой, здесь хозяйка.

— Люба, думаю, я должна извиниться за поведение своего сына за обедом.

А вот это неожиданно, я даже теряюсь немного. Но вскоре собираюсь с мыслями и лепечу:

— Ничего страшного.

— Я тоже так считаю. Просто он у нас немного вспыльчивый. Но при этом очень хороший и дружелюбный мальчик. Мирон… Он большой собственник, и, наверное, так выразилась его ревность. Я правда рада, что ты быстро покорила Никиту. Как рада и тому, что ты теперь живешь с нами. Мальчикам будет полезно сестринское внимание. И Мирон… Думаю, он вскоре отойдет, и вы сможете подружиться. Мирон будет тебе хорошим другом, я уверена. Скажи, у тебя уже есть друзья?

— Не совсем. Приятельницы. Девочки, с которыми мы иногда общаемся на занятиях.

— Как печально… Поэтому да, дружба с моим сыном пойдет тебе на пользу. О, у Мирона большой круг общения. Его все любят и уважают. Наверняка в его компании найдется место и для его сестры. Конечно, там будут девушки, которые захотят заиметь такую подругу, как ты. О, и думаю, твоя миловидная внешность найдет отклик у мальчиков. Ты встречалась с кем-нибудь, Люба? Была влюблена?

— Нет, — опускаю я глаза в пол.

— Значит, у тебя все впереди. Но для этого нужно проявить терпение. Мирон обязательно постарается тебя полюбить как сестру. Взять тебя под свое крыло. Я поговорю с ним об этом. Уверена, у вас получится подружиться. А тебе всего лишь останется прислушиваться к его советам. Ты же постараешься, Люба? Постараешься стать его настоящей сестрой?

— Да, конечно, — негромко соглашаюсь я.

— Замечательно, — улыбается она. Не совсем искренне, как по мне. Встает с кресла и направляется к двери, но возле нее замирает. — Я действительно рада, что у моих мальчиков появилась сестра, а у меня — такая милая падчерица. Люба, я настаиваю, чтобы ты приходила ко мне за женскими советами, раз твоя мать предпочла улететь на другой конец света, когда тебе и восемнадцати не исполнилось. Но ты осталась в хороших руках. Я тебе обещаю.

— Спасибо.

— Пожалуйста, дорогая. Увидимся за ужином.

Галина покидает мою комнату, но не проходит и минуты, чтобы я могла осмыслить этот странный разговор, как ко мне радостно врывается Никита.

— Люба! Пойдем, — обхватывает он своими пальчиками мою кисть и тянет меня за собой, — я покажу тебе свою железную дорогу!

Я смеюсь, потому что в его голосе и взгляде столько восторга, столько детской гордости, что мне не остается ничего другого, кроме как веселиться.

У меня очень забавный младший братик!

Мы с Никитой играем в железную дорогу вплоть до самого ужина. Я даже не особо замечаю, как быстро пролетает время! Никита — потрясающий. Мне с ним очень легко и комфортно. Плюс я замечаю в нем некоторые черты характера, которые есть у меня самой. И восхищаюсь теми, которые у меня отсутствуют.

Он робеет из-за пристального внимания и открывается до последней мысли, когда забывается. Громко хохочет, если его что-то веселит, и сохраняет молчание, когда того требуют обстоятельства.

Никита не настаивает, чтобы игры были исключительно по его правилам, а, наоборот, интересуется тем, как будет удобно мне, очень трогательно переживает о моем комфорте.

В какой-то момент мимо комнаты проходит папа и на несколько минут замирает в дверном проеме. Наблюдает за нами с теплотой в глазах и улыбкой. Я ловлю его взгляд и тоже улыбаюсь. И все остальное время переживаю, что вот так же может пройти Мирон…

Как он воспримет наши игры? Что он вообще обо мне думает?

Впрочем, когда мы усаживаемся ужинать, я понимаю, что его и правда не было дома весь день. Из-за его отсутствия я чувствую облегчение и вместе с тем некоторую досаду. Странное сочетание эмоций. Меня угнетают люди, которые морально сильнее меня, но конкретно Мирон… Безрассудно хочется его присутствия рядом, пусть оно и грозит мне душевными переживаниями.

Не знаю, почему мне хочется ему понравиться… Возможно, мне приятна мысль обрести такого друга? Поддержку кого-то знакомого на первое время учебы? А может, и до ее конца… Впрочем, мне не привыкать справляться самой. Тогда что это? Желание ощутить вкус свободной от забот жизни, пока есть время? Окунуться в общение со своими сверстниками? Найти друзей? Ведь то, что мама сейчас за границей, дает мне некоторую свободу, верно?

После ужина папа предлагает нам с Никитой посмотреть какой-нибудь семейный фильм, и я с удовольствием соглашаюсь. Галина отказывается, сославшись на головную боль. Я себя мысленно ругаю, ведь нехорошо радоваться, когда человек страдает.

Мы смотрим не один фильм, а целых два. Никита, правда, не выдерживает до титров второго фильма и засыпает у папы на коленях. Я провожаю их до комнаты, наблюдаю, как папа заботливо накрывает Никиту одеялом и целует его в лоб перед уходом. Затем он идет провожать меня и на пороге моей комнаты произносит:

— Постой, Люб. Вот, — протягивает он мне пластиковую карту с золотыми буквами и цифрами. — Все забывал. Думаю, лимита на ней должно хватить для твоих нужд. Не стесняй себя, в любое время его можно увеличить. Пока у тебя нет водительских прав, можешь пользоваться услугами нашего штатного водителя. Какие у тебя планы на завтра?

— Эм… Днем мне нужно на урок балета. Других планов нет.

— Хорошо. Тогда развлекись после занятия, сходи, например, с подругами на шопинг.

— Это совсем не обязательно, — смущаюсь я.

То ли потому, что у меня нет подруг, с которыми можно походить по магазинам, то ли потому, что мне стыдно тратить на себя чужие деньги…

— Все в порядке, — улыбается папа, ласково сжимая мои пальцы с картой в своей руке. — У меня столько лет не было возможности тебя баловать, поэтому хочу наверстать упущенное, так сказать. — Он вновь улыбается и подмигивает мне напоследок. — Доброй ночи, Люба.

— Доброй, — откликаюсь я и закрываю за собой дверь.

Карта в руке словно начинает жечь кожу, и я, быстро открыв ящик комода, укладываю ее на дно, под одежду для сна. Заодно беру нежно-розовую пижаму и отправляюсь в душ. Весь мой гардероб состоит из вещей, которые приобретались исключительно под присмотром мамы. Я не люблю розовый цвет и все его производные пастельных тонов, впрочем, как и не люблю перечить родительнице. Но сейчас нечаянно думаю о том, что появилась возможность купить ту одежду, которая мне будет действительно по душе. Сколько раз я засматривалась на витрины со стильно рваными джинсами? Да постоянно. Но мама считала такую одежду вульгарной. Возможно, теперь я могу их себе купить? Или папа тоже консервативен в вопросах внешнего вида?

Душ я принимаю, размышляя о сегодняшнем дне. Вроде бы мы с мамой еще этим утром завтракали вместе, а по ощущениям после нашего расставания будто прошел не один день. Мне неловко это признавать, но я словно освободилась из клетки. Чувство свободы еще не до конца отчетливое. Оно робкое, как я сама при новых знакомствах. Еще не осознанное полностью, но сидит где-то глубоко в душе, словно птенец, готовый вот-вот расправить крылья. И ожидание полета страшит, но и вызывает приятный трепет новых открытий.

Не ожидала, что окажется так легко и просто общаться с отцом, пусть я и не до конца избавилась от робости и смущения. А Никита — просто чудо!

Остается неясно, как вести себя с Галиной и… ее сыном. Они оба мне еще непонятны. Заставляют волноваться и переживать о том, что они обо мне подумают. Правда, если в случае с Мироном я признаю, что мне хочется ему нравиться, то с Галиной… С ней я предпочла бы общаться как можно реже. У меня прямо-таки мурашки бегут по коже от ее холодно-высокомерного взгляда, даже если при этом она говорит теплые слова.

Пока я надеваю пижаму, вдруг ловлю себя на мысли, что мне интересно, где и как провел свой день Мирон. Рассказал ли он своим друзьям, что познакомился со сводной сестрой? Как меня описал? А затем я вспоминаю его безразличный взгляд и решаю, что ему точно было не до меня.

С этой твердой, но досадной мыслью я выхожу из ванной, да так и замираю от неожиданности, кажется, некрасиво приоткрыв рот. Мирон сидит на моей кровати — совершенно так же, как ранее его мама, с видом абсолютного превосходства — и оглядывает меня с ног до головы. Едва заметно морщится, прежде чем спросить:

— Значит, ты у нас скромница?

Вопрос еще сильнее сбивает меня с толку, но я стараюсь собраться с мыслями.

— Что… что ты делаешь в моей комнате? — лепечу я в итоге.

— В твоей? — надменно взлетают его светлые брови. Он поднимается с кровати и начинает надвигаться на меня. — Так быстро освоилась?

— Нет… То есть мне здесь жить, и значит, комната моя.

— Хорошо, — хищно улыбается Мирон, останавливаясь в каких-то десяти сантиметрах от меня. Его сильная аура подавляет, заставляет чувствовать себя ничтожной букашкой. А невероятно красивые глаза пленяют, рождают в душе пустые, лишенные надежд мечты… — Просто помни, что это ненадолго, лживая скромница.

Лживая?.. Что он имеет в виду? И что значит ненадолго? Он… Я ему не понравилась настолько, что он планирует выдворить меня из дома отца?

— Что я… — хочу спросить о том, чем ему не угодила, но не нахожу смелости, только и шепчу глухо: — То есть?..

— То есть я вижу тебя насквозь, — кивает он самому себе, впившись взглядом в мои глаза.

— Но…

Мирон вдруг усмехается, делает шаг от меня, чтобы развернуться к выходу, и бросает через плечо:

— Не расслабляйся, фенек. Еще пообщаемся.

Фенек… Что?..

Я, наверное, еще целую минуту стою на месте после того, как за ним тихо хлопает дверь. Интересно, она запирается? Я же могу ее запирать? Потому что мне… мне не нравится, что он вот так взял и вошел. Сидел тут, пока я была в ванной! Это неправильно, верно?

И о какой дружбе может идти речь?

Он же меня ненавидит!

В глаза бросается беспорядок на кровати, и я пугаюсь по-настоящему. Подскакиваю к ней и понимаю: он видел! Видел мои стихи, возможно, успел прочесть! Бросаюсь к двери и со вздохом облегчения поворачиваю дверной замок.

Я никогда раньше не запирала дверь в свою комнату — мама говорила, что это бессмысленно, если мне нечего скрывать. Теперь же мамы рядом нет. Зато есть нахальные парни, которые не уважают чужое личное пространство.