Никто не избегнет блаженства. Часть первая

Нелли Горицвет

Середина XXI в., недалёкое будущее. Катаклизмы вынудили народы мира переселиться в чудом не затонувшую Россию. Отныне вместо государств – Союз Диаспор. Вроде экономика наладилась, можно жить за счёт ренты, обходить законы. Но неравнодушные понимают: пора вырвать власть из рук безумца, захватившего контроль над погодой. В романе есть любовные линии, юмор, стихи, притчи. Все совпадения случайны.

Долгожданная встреча

Вечер опускал на землю длинные синеватые тени. Мы с Этьеном до самой темноты бродили, держась за руки — то по морскому побережью вдаль, поднявшись к пансионатам, то по лесным холмам, снова возвратившись на территорию заповедника. И я чувствовала, что не была настолько счастлива с тех пор, как погиб мой самый близкий друг и боевой товарищ — мой отец. Мы с Принцем Грозы впервые так много говорили на самые различные темы, и оказалось, что и я, и он, можем понимать друг друга с полуслова. Вскоре окрестности перестали просматриваться, и мы по дорожке, освещенной портативной этьеновской луной, поспешили к фонарной аллее, примыкающей к дому с восточной стороны. Там, под высоким тентом цвета слоновой кости стоял длинный стол со скамьями, где мои предки Медуницыны некогда отмечали семейные праздники. Причудливой формы фонари зажгли свои разноцветные купола, плафоны и чаши. Неожиданно мне вспомнилось стихотворение из далекого детства — «Исповедь старого деревянного дома»:

Вечерний друг, фонарный столб,

Я пред тобою преклоняюсь,

Достичь твоих стальных высот

В стараньях тщетных я пытаюсь.

Пусть дождик льет на спину мне,

И листья к стеклам прилипают,

Стою, часами повторяя:

— Мир твоей светлой голове!

— Какой-то необычной свежестью пахнет подле дома — аж привкус лимона остается на губах, — прервал мои воспоминания Этьен, — ты не находишь, Коко? Может быть, это от перекопанной клумбы? В вечерней тишине все кажется настолько загадочным…

— Полагаю, это обострение чувств на нервной почве. Так всегда бывает, когда ты ждешь чего-то необыкновенного, неизведанного, важного.

— Не думаю, здесь дело в чем-то другом… Ага, ну конечно: я уже чувствую знакомый запах примеси озона в воздухе и ощущаю перемещения свободных электронов в нижних подуровнях силовых полей! Что-то, определенно, происходит в атмосфере, Конкордия, и надо полагать, мы с тобою знаем, что именно.

По бокам изысканного тента матовыми огоньками светилась гирлянда, поющая музыку водопада, и ее тихий мелодичный всплеск перекликался с шелестом листьев берез, склоняющих свои ветви к узорчатым скатам навеса. Мы сели за стол, и вскоре по каменистой дорожке зацокали каблучки мамы. Она появилась из-за угла в серебристом, словно сотканном из тумана, платье, и ее облик показался мне не от мира сего. Волосы, окаймлявшие смуглое от загара лицо, в свете фонарей напоминали румяное облако. Подойдя к нам, мама, казалось, хотела что-то сказать, но вдруг посмотрела мимо, за наши спины, и широко улыбнулась.

Позади нас стоял в ореоле золотистого свечения мой отец, Арсений Зимоглядов. В легкой курточке, клетчатой ковбойке, с летными очками, поднятыми на шлемофон — прямо точь-в-точь, как на фотографии. Отец казался таким бодрым, веселым и молодым, словно он никогда не болел и не умирал вовсе. Кивнув матери, пилот окинул нас теплым, ласковым взором и сделал шаг вперед.

— Ну, здравствуйте, дети, — произнес Арсений полусинтетическим и в то же время родным, незабываемым голосом, — наконец-то мы встретились. Жаль, что не могу вас обнять: это не безопасно, особенно для тебя, дочка. Спасибо тебе, Миролада, за то, что привела их. А я-то думал, ты все еще опасаешься: мол, наши чада покамест слишком юны для того, чтобы узнать правду.

— Дети приехали сюда в надежде разыскать Ивана и получить ответы на все вопросы, решить загадки и найти недостающие звенья цепочки. То есть я хочу сказать, что они сами познакомились друг с другом, еще в Заполярске, без моего вмешательства! — ответила мать ему в тон — вежливо и миролюбиво. Однако было заметно, что оба моих родителя не так давно спорили на эту тему.

— Я в курсе. Ну, раз так, значит они уже достаточно зрелые и самостоятельные, дабы самим во всем разобраться. Верно, Конкордия? Что скажешь?

— Да, папа, — только и смогла вымолвить я, неожиданно растеряв все слова.

Мы уселись за стол.

— Конкордия, я летел за вами от самого ангара и оберегал вас. Не гоняй с такой скоростью, садись более плавно, и, в конце концов, сколько раз я произносил это в своих видеоуроках: никогда и ни при каких обстоятельствах не меняй угол атаки при планировании! — произнес он, слегка раздражаясь. — Тебе еще учиться и учиться. А вообще, я горжусь тобой, дочка. Как лучшей аэробайкершей своего времени. Сейчас на личном транспорте летают три четверти жителей земли, выживших после Наводнений, Торнадо, Вулканов и Землетрясений — мне легко вести учет: ведь живут-то они теперь в России, под моим наблюдением. Но ты среди них — одна из первых. Собственноручно заново собрать микролайт, да еще такой стильный!..

— Мне просто повезло, папа, — скромно ответила я, — все дело лишь в том, что я — твоя дочь. И потом, в нашем аэроклубе хранится много железа, так что я еще и дирижабль сколочу, вот увидишь. Знаешь, мы с подругами с десяток старых фюзеляжей, найденных на местах катастроф, превратили в забегаловки, и сейчас у меня имеется небольшой доход, которого хватит на то, чтобы заказать последнюю модель двигателя от Maybach! А мои однокурсницы с экологического факультета — так те вообще собственноручно полностью собрали себе мотодельтапланы, предварительно выехав на джипах за кордон, в пустыню, и разыскав на свалках бывших мегаполисов незаржавевшие остатки автомобилей. Некоторые даже, разбогатев на подселении к себе в дом зажиточных финских беженцев, слетали в то, что осталось от несчастных Штатов, где наткнулись на ряд брошенных ангаров. Теперь у них такие крылышки, о которых я могу только мечтать. И все перебиралось и тюнинговалось на топорных стапелях в обычных гаражах!..

— Про подруг твоих я знаю, — прервал отец мой рассказ довольно сурово, — раздолбайки! Мы с Лилианой и двумя ее огненными сестрами с трудом удерживали воздушные потоки в нужном направлении — пусть скажут спасибо, что не разбились, безбашенные малолетки. Как же их трясло! Особенно тех, у которых микролайты с обратно стреловидными крыльями, срубленными из фанеры и грубого самопального перкаля. Такой дивергенции не было даже у Flaying scissors-15.5 Eos во время неудачного распарашютирования треклятых «ножниц»! А чего стоило сооружение воздушной подушки над туманными трясинами и болотами, а охрана хайвэев во время Торнадо, когда эти горе-курсистки вздумали пересечь континент на двух колесах! Пришлось задействовать столько энергосил, истощая экзосферу! Если и дальше будем так тратиться, то климат на земле восстановить будет невозможно. Озоновые дыры разрастутся до одной четвертой воздушной оболочки. К тому времени беженцы и иммигранты выпотрошат российские недра, как когда-то американская солдатня — мой холодильник. И все растащат по своим закромам. А вы будете сидеть голодные, с полными кошельками никому не нужных денег…

— Но прежде ты говорил совсем другое — я помню ваш с мамой разговор, хотя мне тогда было четыре с половиной года… — я запнулась, осознав, что припоминаю время перед самой гибелью отца, — мол, когда приблизится конец света, и катастрофа пожрет континенты, то выживет только Россия — страна, которая предоставит убежище жителям всего мира. И в благодарность за свое спасение уцелевшие люди сделают ее богаче, чище, цивилизованнее.

— Это древнее тибетское пророчество, — вздохнул отец, — но кто знает, как его правильно истолковать? Возможно, в нем говорится о тех временах, которые еще впереди? Ну, хватит об этом. Дай же мне познакомиться с твоим товарищем, — и он ободряюще улыбнулся Этьену, а потом, помедлив, протянул ему руку. Принц Грозы ответил взаимным рукопожатием, и на мгновение его ладонь осветилась голубоватыми с золотистыми вкраплениями языками пламени, — наконец-то мы нашли тебя, Этьен. Я и твоя мать долго не могли понять, где ты находишься. Лишь пару месяцев назад впервые обнаружился твой след.

Сын Шаровой Молнии молчал, но его красноречивый взгляд был вполне понятен моему отцу.

— Ты не должен на нее сердиться, — мягко сказал Арсений, — Лилиана не бросала тебя, — просто вы потеряли друг друга — у порождений Стихий такое случается, это заложено в самой вашей природе. Разве ты порою не чувствуешь хаоса и полнейшей путаницы в голове, когда пытаешься вспомнить свое прошлое?

— Да, — нахмурив лоб, медленно проговорил Этьен, — иногда мне кажется, что я не могу собрать разрозненные воспоминания воедино и определить их последовательность. Мне мешают лакуны в памяти, временные и пространственные. И когда я пытаюсь наверстать недостающее, восстановить очередность тех или иных событий, у меня даже начинает немного побаливать голова.

— Все правильно, мой мальчик, но тебе нечего бояться — это ведь не какая-нибудь опухоль, свойственная людям. Попробую объяснить тебе, почему так происходит. Видишь ли, Шаровые Молнии вынашивают детей очень долго, но производят на свет… как бы это поточнее выразиться… не новорожденных. Впервые ребенок может видеть небо и солнце, будучи еще чуть ли не яйцеклеткой, начиная с полутора лет от зачатия, реже — с пяти лет, крайне редко — только лишь к одиннадцатому году срока вынашивания. Представляешь себе такой вот одиннадцатилетний эмбрион? А между тем, он крохотулечка, как и всякое дитя! Все это время он связан с пуповиной Молнии, через которую, помимо жизненно необходимых химвеществ, в его мозг поступают воспоминания матери, опыт предков, интуиция, рефлексы. Таким образом, дитя познает мир и учится видеть жизнь глазами матери, будучи в состоянии зародыша. Время от времени малыш покидает материнское чрево, отдаляясь на миллионы парсеков и столетий — порезвиться, попутешествовать, набраться опыта, пуповина же при этом натягивается незримой нитью до напряжения и треска. Порой она вспыхивает яркой и мощной молнией в совершенно ясном солнечном небе, нередко вызывая замыкания в электроцепях. А если у матери образуется двойня, то подобные натяжения пуповины накапливают избыточное количество зарядов, что приводит к взрывам. Но самый мощный взрыв — это роды и разрыв пуповины. Если постараешься, ты можешь даже припомнить это событие, похожее на зарождение новой Вселенной. Вас с Лилианой раскидало по разным измерениям. Очевидно, ты попал в параллельный мир, где сразу стал старше на три года, то есть, по сути, родился трехлетним, — Арсений сел за стол напротив нас, глядя в упор на приоткрывшего рот от напряженного внимания Этьена, и лицо отца осветилось разноцветным светом гирлянд, — а затем ты очутился в сороковых годах прошлого столетия — уже в нашей реальности. Очнувшись, Лилиана сразу же поспешила к месту катастрофы, но тебя там более не было. Какое-то время она пыталась тебя искать, да и ты, я думаю, тоже пробовал с ней связаться.

— Да, — ответил Этьен и, подумав, добавил, — но тогда мне казалось, что мы уже встречались с нею после моего рождения, и притом, неоднократно. Так, выходит, эти встречи происходили не после, а до моего рождения, во время так называемых временных родов. То есть, я хочу сказать, все Молнии всегда «выгуливают» своих чад, выводя из утробы подышать свежим воздухом?

— Так уж устроено ваше естество, — развел руками Арсений. Но никто не думал, что при родах ты покинешь нашу реальность — такое случается раз в миллион лет. Обычно детей Молний отбрасывает на другой конец Галактики.

— Теперь понимаю. Думаю, что не только я, но и абсолютно все служители Начала Огня помнят момент своего рождения, в отличие от людей. Пусть даже слабо и путано. А после отделения от матери через некоторое время мы переходим в новую форму существования — затем, чтобы появляться в дождь и таять в солнечную погоду. И тогда с нашей памятью начинают происходить странные вещи.

— Увы, — печально проговорил отец, — вступая в переходный возраст, вы утрачиваете материнскую защиту — легко развоплощаетесь, теряете многие воспоминания. Однако ты, Этьен, взамен приобрел другие чудесные свойства, коими прежде никто из детей Молний не обладал. Очевидно, на тебя повлияли не зависимые от Лилианы источники питания, да плюс свет иной реальности, поскольку в тебе проснулась предрасположенность к трансформации плотного человеческого тела и даже к некоторым изменениям во внешности — стабилизирующее устройство Конкордии дало лишь небольшой толчок. А также появилась способность к длительному сохранению полученной на земле информации.

Дело в том, Этьен, что, начиная от сотворения мира, существуют лишь четыре типа гибридов человека и Стихии, среди которых два отличаются нестабильностью — это Архангелы Огня и Воздуха. Дети Шаровых Молний, рожденные от земных мужчин, силой мысли и разряда могут преобразовывать себя, принимая субтильный человеческий облик, и своим поведением напоминать людей. Иногда они выглядят плотными, реже — полупрозрачными, что пугает окружающих — о призраках дождя сложено немало легенд и страшилок. Но нестабильна у служителей Начала Огня вовсе не жизнь, которая, собственно, не прерывается, а лишь временно меняет форму существования — нестабильна у детей Молний память. Абсолютно все Архангелы Огня с утратой человеческой оболочки каждый раз начисто забывают все, увиденное на земле. Ты же, Этьен, исключение. Ты стал запоминать образ Конкордии, ваши с ней беседы. Это совершенно новое в мире Архангелов…

— Но я точно Архангел? Дело в том, что иногда я в этом…

— Вне всякого сомнения, Этьен, ты Архангел!

— Но тогда почему я один такой особенный? Может быть, другие Архангелы Огня тоже могут запоминать свои прошлые жизни…

— В том-то и дело, что ты один-единственный за все вре…

— А в чем тогда проявляется нестабильность Архангелов Воздуха? — перебил Арсения Этьен.

— В смене тел. Если ты появляешься каждый раз с одной и той же внешностью, то служители Начала Воздуха не тают, а меняют лица, словно маски. Но не будем уходить от темы — речь сейчас идет о тебе, Этьен. Итак, в ближайшие дни вековой опыт твоих предков вместе со всеми тайными знаниями вернется к тебе.

Твое периодическое рождение в плотском телесном человеческом облике — не сказать, чтобы было аномальным, но то, что случалось с тобой — совершенно феноменально. Ты не просто мог становиться видимым для человеческого глаза, ты каждый раз появлялся в одежде и обуви, умел поднимать с земли и удерживать предметы, мог поздороваться за руку с Конкордией, не ударив ее при этом током. А эта твоя гитара! Откуда она взялась? Что с тобой не так? Что ты такое? Ты загадка, Этьен. Для меня, Миролады, Лилианы, ее родни, для других Архангелов, ты — нечто, из ряда вон выходящее. Но разгадать эту тайну теперь, после окончательной стабилизации тебя Конкордией, не представляется возможным: путь в бестелесное закрыт.

Прежде, едва напав на твой след, мы тотчас вновь теряли его из виду — ты, как и положено Архангелу Огня, перемещался с места на место, из мира в мир. Или таял, чисто снег. А поскольку ты таял, нам так и не удалось вступить с тобой в контакт, получить ответы на свои вопросы. Порой даже казалось: вдруг это нечто вроде детской игры, которую ты с нами затеял, да еще пытаешься вовлечь в это Конкордию — ты ведь частенько вился вокруг нее. Мы не знали, как к тебе подступиться, просто наблюдали. К счастью, поначалу еще Лилиана хорошо могла нащупывать твой след даже в твоем незримом облике…

— Да, — протянул Этьен, растерянно оглядывая себя и смотря по сторонам, словно ища защиты, — видимо, я болен. Мне не следовало становиться человеком.

— Напротив, — улыбнулся Арсений, — тебе обязательно следует навсегда остаться человеком, ибо ты уникален в своем роде.

И Арсений похлопал Принца Грозы по плечу, отчего над головой Этьена возник сноп рассыпавшихся искр.

— На всякий случай скажу еще во что, — добавил он, — не вздумай считать себя калекой или эдаким разнесчастным одиночкой на всем белом свете. Счастье, что ты у нас есть, и мы ни за что не оставим тебя.

Этьен улыбнулся и виновато опустил глаза.

— Папа, а есть ли способ сделать Этьена таким, как все? Ну, то есть обычным человеком, чтобы ему не надо было всякий раз заряжаться через игнитопояс? — наконец-таки задала я так давно волновавший меня вопрос. — Ведь наверняка все эти развоплощения и восстановления физически очень болезненны, хотя я думаю, что Этьен все равно мне в этом никогда не признается.

— Разумеется, я, собственно, для этого здесь и нахожусь, — оживился отец, — мне известно, как сделать вечную аккумуляторную батарею прямо в своем сердце. Она будет подпитываться автоматически и от грозы, и от солнца, и от фонарных столбов — словом, от всех существующих в природе источников! — тут Арсений Зимоглядов сделал паузу и задумался, подыскивая нужные слова. — Дело в том, что, получив недостаточное количество материнской любви и огненного молока, недоношенный ребенок Молнии гораздо быстрее, чем родившийся своевременно, разряжается и остывает. И после каждого воплощения с прекращением дождя тает все стремительнее и стремительнее, сажая аккумулятор своего сердца, — отец мельком взглянул в глаза Этьену и вновь обратился ко мне, — а в случае аномалии Этьена дела обстоят еще хуже. Поскольку он не просто проекция, вроде уплотненной непрозрачной голограммы, а, как я уже говорил, существо из плоти и крови, скелета и мышц, гитары, одежды и всего остального прочего — то он уязвим и подвержен старению. Ведь его возникновение — это переход из плазменного состояния в плотную материю, что требует колоссальных энергозатрат. Еще немного, и сердце Этьена износилось бы окончательно, мы бы навсегда его потеряли. К счастью, ты подоспела вовремя и спасла его. Этьен уже не разрядится до конца.

— Я?! Спасла?

Вот оно что. Мне и в голову не приходило, что Этьен с каждым разом терял свои жизненные силы, сгорая, как спичка. Я считала его неуязвимым и могущественным сверхчеловеком. Страшно подумать, что я могла его потерять — особенно сейчас, после того как он окрестил меня своей Глорией, и это «назначение» наделило меня определенной долей ответственности. Хотя, впрочем, даже если бы Этьен умер у меня на глазах, я бы о его трагическом конце так и не узнала. Подумала бы, что он всего лишь развоплотился. А позже бы просто решила, что я надоела ему, вот и не объявляется больше — обычное дело, мне тоже частенько многие надоедали. Я бы ни капельки не обиделась. Забыла бы о нем, и все тут.

Забыла бы? Вряд ли. Не то, чтобы мы поклялись друг другу в вечной дружбе и скрепили союз кровью — нет. Но тем не менее Этьен сделал меня особенной, не такой как все. Благодаря ему у меня теперь есть своя сказка, своя романтическая тайна. Иду я, типа, по улице, вся такая задумчивая, а прохожие глядят на меня тупо, как пешки, не догадываясь о моей великой миссии — быть задушевной подругой Архангела! Ах, до чего же возвышенно и красиво считаться его Глорией! Пожалуй, мое самомнение раздувается все больше и больше, как бы ни лопнуть от важности. Ха!..

Нет уж, никогда не быть мне прежней.

Но какой бы соблазнительной ни была сама мысль об этом, я ни за что не стану даже пытаться соответствовать вымышленному идеалу вечного романтика. Я останусь собой. Конкордией. И буду присматривать за своим огненным другом в оба, кабы не стряслось с ним какой беды. Мы вернемся в Заполярск, я представлю мужу Этьена, как случайно нашедшегося родственничка со стороны мамы — звучит правдоподобно и отчасти соответствует действительности. Он будет жить у нас в одной из пустующих комнат, найдет занятие по душе, устроится на работу — и только потом съедет в квартирку неподалеку. Впрочем, я, пожалуй, тоже начну трудиться с ним за компанию. Хватит зависеть от мужа, тем более что у меня есть теперь свой тайный счет в банке. Если Эрик будет против, то пусть он катится к черту! А что, если мне принять участие в гандикапе воздушных гонок или стать первой в мире женщиной-аэротаксисткой?..

Все эти мысли пронеслись у меня в голове в течение каких-нибудь нескольких секунд. Очевидно, что-то отразилось на моем лице: я заметила, как Этьен внимательно наблюдает за мной и улыбается. Я улыбнулась ему в ответ и подмигнула: мол, видишь, каков он в действительности — мой отец! Просто мировой! Так что не унывай. Прорвемся. Все будет хорошо.

У меня возникло странное ощущение, будто мы с Этьеном состоим в родстве: скажем, как кузен и кузина. И сегодня, в долгожданный час, мы собрались у одной из наших общих тетушек, дабы вместе отметить какой-нибудь большой семейный праздник — Жаворонки там или Ярилин день. Царит атмосфера радушия, тепла и приятной суеты, какая бывает, когда все вместе лепят пирожки, украшают стены веточками и вспоминают старые добрые времена. А все лишь потому, что годы, проведенные в воинской части, общие тайны и общее прошлое — все это породнило и сблизило наших отцов и матерей. Кажется, и Этьен чувствует то же самое. Складки на его лбу разгладились, и лицо приняло умиротворенное выражение: ведь мы с родителями поможем ему и ни за что не оставим его. Я сделаю все, что смогу…

Последнюю фразу я произнесла вслух, и Этьен посмотрел на меня глазами ребенка, увидевшего живого Деда Мороза. Я тотчас вернулась в реальность: знал бы мой герой, какой я бываю иногда вредной, ленивой, грустной, скучной, занудной и посредственной! Впрочем, я позабочусь, чтоб он узнал об этом как можно скорее. Пожалуй, устрою-ка я ему проверку на вшивость…

А отец между тем все продолжал нас удивлять.

— Конечно, мы с матерью возьмем на себя часть ваших проблем. В последнее время мы, собственно, только этим и занимаемся. Насчет стабилизации Этьена ты, дочка, не беспокойся. Но каких трудов стоили нам все наши бесполезные попытки свести вас вместе и познакомить, если бы ты знала!.. Да-да, я и Миролада неоднократно прикладывали к этому руку, но все оказывалось тщетно. Пока вы сами… подождите, не все сразу, — выставил отец вперед руки в протестующем жесте, видя, что мы с Этьеном приготовились закидать его вопросами, — да, на самом деле это была наша идея, хотя потом мы и стали сомневаться в возможности ее реализовать. Но я знал, Конкордия, что если вы все-таки встретитесь, то ты непременно захочешь стабилизировать Этьена, подсоединив к нему аккумулятор, магнето и тому подобное. Я ведь слишком хорошо тебя знаю несмотря на то, что вместе мы пробыли совсем недолго. Зато потом, после уходи из жизни, я всегда находился рядом с тобой, хотя ты об этом и не подозревала. И когда Лилиана в очередной раз обнаружила тебя, Этьен, — отец снисходительно улыбнулся моему товарищу, — надо было срочно что-то предпринимать. Ведь твоя мать, Шаровая Молния, не без оснований опасалась вторгаться в твою магнитную сферу, параметры которой могли быть выстроены оборонительно по отношению к ней, ибо если бы она в этом случае попыталась вступить с тобой в контакт, то это стоило бы Земле тысячи жизней вследствие мощного взрыва. Тогда-то у меня и родился план. Я не стал сразу посвящать в него Мироладу: она бы не одобрила его из каких-нибудь этических соображений…

— Глупости! — бросила мая мать.

–…она не из тех, кто любит рискованные предприятия. А посему я ограничился лишь тем, что сказал ей: «Мироладушка, я напал на след Этьена». Тем более что она и так знала об этом от Лилианы. И вот тогда мне пришлось обратиться за помощью к своему старому другу Ивану Гейне…

— К моему отцу? — воскликнул Этьен, и я, сидящая рядом с ним, почувствовала, как напряглась и наэлектризовалась его рука.

А я, в свою очередь, добавила:

— Так Иван все это время находился рядом с нами, поблизости?! Но где именно? Ведь мы вознамерились отправиться на его поиски.

— Далеко ходить не надо, — лукаво подмигнул отец, — помнишь сторожа с автостоянки, — который заметил, что ты часами ошиваешься на заброшенной стройке. Такой любопытный, липучий, везде нос сует. Кажется он тебя, Конкордия, раздражал.

— Вон оно что, — засмеялась я, — а я-то думала, что это за странный тип, чего это он вдруг ко мне прицепился? Ужасно смешной, но все же не подозрительный. Если б я тогда знала, что это отец Этьена, я бы была с ним поразговорчивее и повежливее. Но почему он напрямую не сказал, кто он такой? Не представился? — удивилась я.

— Действительно, странно, — согласился Этьен, однако было заметно, что он с трудом подавляем желание сказать, что это вовсе не странно, а обидно.

— Поймите же, дети, — терпеливо начал отец, — Иван по натуре человек скромный, деликатный, застенчивый и, вдобавок, очень чувствительный. Ему неловко вспоминать прошлое и делиться происходящим с кем бы то ни было — с вами ли, с Мироладой ли. А если уж откроешься кому-нибудь, доверишься, то обсуждать и ворошить все это, хочешь — не хочешь, а придется. Ну, сами представьте: вы стоите под дождем, где-нибудь на крыше, и вдруг подваливает незнакомый сторож с автостоянки да говорит: «Здрасьте, дети. Этьен, я твой отец». Тут такое начнется…

А еще он по-прежнему любит твою мать, Этьен, они до сих пор периодически встречаются. Именно серьезность их отношений и заставила меня уйти в сторону. Вообще, до встречи с Мироладой я был еще тот ловелас… — самоиронично усмехнулся отец, но сразу же вновь посерьезнел, — словом, сейчас многое зависит от вас. Иван на самом деле вовсе не такая уж деморализованная развалина, каким он себя считает или какой старается казаться, нет. И эта дурацкая работа на стоянке абсолютно ему не под стать — не в его она духе. Молодых пацанов учить летать — вот, что ему нужно! Как-нибудь общими усилиями мы Ивана встряхнем. А то ведет себя, понимаете ли, как ветеран, потерявший обе ноги, взвод солдат да в придачу родную хату, которую сожгли враги! Даже со мной молчит. Нет, сказал он мне, как-то надысь, вот какую фразу: «Ты останешься вечно молодым, Арсений, а я давным-давно рохля, и у меня свои заботы, незачем тебе про них знать». Надо же! А то, что я вообще уже не человек, об этом он не подумал. Эх, старина Иван…

Вот так-то вот, — подытожил Арсений Зимоглядов, — теперь давайте поговорим о том, как навсегда стабилизировать тебя, малыш, — улыбнулся отец Этьену, — а уж организацию вашей встречи с Лилианой я возьму на себя.

При этих словах Принц Грозы, прежде облокотившийся на стол и склонивший голову, резко выпрямился и вперил нетерпеливый взгляд в Арсения. Я машинально придвинулась к товарищу локтем.

— Итак, самое важное, что тебе необходимо, — наставительно заговорил Арсений, — это попросить у Высших Сил энергию четырех основных Первостихий. Энергию Огня — у Солнца, поскольку вторая Шаровая Молния уже ничего нового уже дать тебе не сможет. Энергию Земли — у Вулкана или Полярного Сияния, Воздуха — у Торнадо или Шторма, и энергию Воды — у Водопада. Ну, или как вариант — у Цунами. Впитав ее, ты, Этьен, сможешь пребывать в человеческом теле как в солнечный, так и в пасмурный день. И даже останешься «на связи» где-нибудь под землей в метро. Все батареи мира будут питать тебя одновременно — по две супплетивно. И как только четыре разного рода Стихии в тебе уравновесятся, как только процесс «утряски» завершится, ты станешь самым обычным человеком. Но человеком… как бы это выразиться поточнее, с шунтированным сердцем, или с кардиостимулятором что ли? А игнитопояс можно будет спрятать подальше в шкаф. Впрочем, лишний аккумулятор иметь про запас под рукой тоже на всякий случай не помешает.

Итак, стабилизироваться тебе, Этьен, несложно. Для начала вам с Конкордией следует подобрать команду опытных товарищей и отправиться в такие места…

Но, увы, что за это места, узнать нам не удалось. Недосказанные слова так и замерли на устах отца. Он вдруг резко дернулся и задрожал, его тело принялось пульсировать, испуская протуберанцы. Тогда ему ничего не осталось, как вскочить со скамьи и отбежать от нас на безопасное расстояние.

— Простите, я, кажется, заговорился, а энергия моя на исходе, — послышался дрожащий голос Арсения Зимоглядова, который завибрировал и стал растворяться в воздухе, — к счастью, главное я сказал, а дальше по ходу дела вы сами сообразите…

Там, где только что стоял отец, теперь клубилось золотое облачко.

— Мы встретимся снова… — пронеслось в воздухе, и облачко рассеялось.