Крысолов

Никита Демидов (2024)

Первая книга серии произведений про серийных убийц «Мертвые корни» в которой идет повествование о похитителе людей. Его мотивы не ясны и становятся понятными лишь ближе к концу.

Глава 5

Я установил клетки двумя рядами по пять штук в каждом. Между решетками, условно посередине стоял столб с креплениями в виде цепей и кандалов. За ними я мог спокойно наблюдать с небольшой площадки огороженной решетками. От пола до площадки было метра два с небольшим, и они соединялись лестницей, поднимающейся и опускающейся движением механизма. С площадки я поднимался вверх по настенной лестнице, открывал люк, плотно его закрывал и оказывался в небольшом подвале, который служил связующим звеном между жилыми помещениями и темницей в самом низу. Все было готово и оставалось только найти будущих узников созданной мною тюрьмы.

Я не считал сколько времени прошло, возможно год, а может и больше, это не имело никакого значения. Важным было лишь ровен ли стык пола со стеной и насколько прочны решетки в клетках, возможно ли вскрыть замок, можно ли будет как-то выбраться из кандалов на столбе? Я проверял каждую мелочь, каждую неровность.

Самым сложным будет найти их. Найти и схватить.

Я поехал в Выборг и провел там целые сутки, приводя себя в порядок. Обновил гардероб, побрился, постригся и поехал в Петербург.

Всем известны эти злачные места на Думской и вокруг Сенной. Эти отвратительные заведения, на пороге которых можно увидеть валяющихся без чувств людей со следами рвоты на одежде. Побитые, с взъерошенными волосами, пьяные и одурманенные бродят по тесным улочкам эти сомнамбулы, врезаются друг в друга, что-то мычат, дерутся и расползаются в разные стороны. Среди них бродил и я, пристально выбирая свою жертву.

Первая не должна быть идеальной, не имеет значения какой она будет, главное, чтобы ее было просто схватить и потом незаметно для всех увести в машину. Таких тут было много, пьяные и одинокие, даже в их походке было нечто такое, какое-то едва заметное послание “Я хочу исчезнуть”.

Но было до одури страшно. Повсюду камеры и глаза, да большинство этих глаз практически ничего не видело, но тем не менее. А вдруг меня увидят, вдруг разоблачат меня и тогда все это было зря. Но этого не могло быть.

У входа в один из многочисленных клубов началось какое-то движение. Я приблизился. Какой-то парень избивал девушку, таскал ее по асфальту держа за крашенные белые локоны. У входа стоял охранник и не обращал на это ровным счетом никакого внимания. Прохожие тоже не придавали этому особого внимания.

— Почему никто не вступается за нее? — спросил я у случайного прохожего лениво разглядывающего это избиение.

— Да это Сонька, — нехотя протянул он в ответ — ее тут постоянно тузят. Никто же в небо не орет на то что дождь идет?

Потасовка закончилась, немногие зеваки разошлись, а Сонька, опираясь о стену поплелась куда-то в сторону Сенной. Я осторожно пошел за ней.

— Простите, быть может я могу вам помочь? — обратился я к ней, когда она свернула в безлюдный переулок.

— Да иди ты к черту! — промямлила она, но остановилась и развернувшись замерла в выжидательной позе — У тебя есть водка?

— Да, есть, но в машине.

— Пойдем!

И мы аккуратно поплелись в ту сторону, где я оставил свою машину.

Сонька была довольно симпатичной крашенной блондинкой лет 23, но по-видимому сильно пьющей. Лицо ее старилось от этой болезни и оттого исказилось, хотя еще сохраняло в себе остатки былого очарования.

Всю дорогу мы молчали, Сонька что-то бурчала себе под нос и иногда только спрашивала долго ли еще идти. Я смотрел по сторонам боясь, что нас кто-то увидит, но не видел ни камер вокруг, ни людей.

— Скоро, — отвечал я и мы продолжали идти в тишине.

— Садись на заднее сидение, ты, наверное, устала, — предложил я — а я достану бутылку.

— Ну просто настоящий джентльмен, — кривясь проговорила Сонька и села в машину.

Я достал из бардачка платок, смочил его хлороформом и подошел к Соньке. Она и пикнуть не успела.

Я связал ей руки и ноги и заткнул рот кляпом. Загрузил на заднее сиденье и накрыл брезентом. Вокруг не было ни души. Я сел в машину и поехал. Сердце бешено колотилось и ужасно хотелось вдавить педаль в пол и мчатся на всех парах, но я всеми силами успокаивал себя и старался ехать в пределах правил.

Все-таки как же хорошо, когда у тебя есть деньги. Можно достать все на свете и хлороформ и транквилизаторы для усыпления животных, все что хочешь в любых объемах и без лишних вопросов.

На выезде из города меня остановил инспектор.

— Майор Сергеенко, — представился он — можно ваши документы?

Я дал ему все что было нужно. Он тщательно все осмотрел и вернул мне обратно.

— Куда едите? — спросил он уже менее официальным тоном, и я понял, что меньше чем через минуту я продолжу свой путь.

— В сторону Выборга, на дачу, — ответил я, стараясь не выдавать голосом своего волнения.

— Рановато вы, до выходных то еще о-го-го сколько.

— А у меня отпуск, не могу уже больше в городе находится.

— Как я вас понимаю. Счастливого пути.

— Спасибо вам, товарищ майор. Всего хорошего!

Я тронулся и поехал дальше. Больше на моем пути постов не было. За окнами мелькал темный лес. Я видел краем глаза как в глубине его на меня смотрели угольки чьих-то глаз. Полыхали и сверлили меня на сквозь. Как же страшно! Всю дорогу мне казалось, что вот-вот из ниоткуда появятся преследователи и настигнут меня. Но никого не было.

На подъезде к Похьелле Сонька начала шевелиться.

Я остановился возле дома и снова усыпил ее хлороформом. Оглянулся вокруг, никого. Прислушался, тишина, только деревья меж собой переговариваются и где-то далеко плещутся волны. Я закинул Соньку на плечо и понес ее в дом.

Теперь я мог хорошо ее рассмотреть. Крупные глаза и полные губы, она была настоящей красавицей, что с ней было не так? Она была вся грязная и побитая, в порванной одежде, которую давно не стирали. Я привязал ее к табурету и пошел затапливать баню.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил я Соньку, когда она пришла в себя.

— Выпусти меня, урод! — ее язык заплетался, и она совершенно меня не боялась, значит была еще пьяна. Я усыпил ее хлороформом и отнес в баню. Там я тщательно отмыл ее с ног и до головы. У нее было прекрасное тело, но меня это совершенно не волновало. Я смотрел на него как изысканно изготовленную вещь. Вещи ее я сжег в банной печи, а Соньку отнес в темницу и заковал ее в кандалы.

Спустя несколько часов она пришла в себя. Я слышал, как она покрывает меня проклятиями. Я отложил в сторону чашку с чаем и спустился на площадку для наблюдения.

— Где ты, урод?! — кричала Сонька — Покажись, ублюдок!

Я выкрутил вентиль с водой и с потолка струями побежала холодная вода. Узница продолжала кричать, но потом протрезвев от холодной воды зарыдала и забилась в истерике. Я выключил воду и спустился к клеткам.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я и предусмотрительно продолжил, повысив голос — И перед тем как ты начнешь орать, хочу тебя предупредить, что не сниму тебя с этого столба пока мы не поговорим спокойно.

Она вылупилась на меня во все свои голубые глазищи. Я увидел страх в ее глазах. Она не знала, что мне ответить.

— Будешь орать я снова тебя выключу и так до бесконечности. Возможно, ты даже умрешь на этом столбе от истощения. Поверь, мне этого совершенно не хочется. Одно условие, мы должны поговорить спокойно.

— Зачем? — дрожащим голосом спросила она.

— Я хочу знать, что с тобой случилось.

— Что со мной случилось? — переспросила она.

— Да, что с тобой случилось?! — меня начинало это злить — Скажи мне почему тебя молодую и красивую девушку избивает какой-то урод возле клуба, а всем все равно, потому что ты для них пустое место?! Почему ты ходишь в грязном рванье, пьяная и побитая? Скажи мне, что с тобой случилось?!

— Я, я, я — ее голос дрожал — Я не знаю.

— А ты подумай, я никуда не тороплюсь. И ты, поверь тоже.

— Я хочу домой, — она зарыдала.

— Тебя кто-то там ждет?

— Выпусти меня!

— Тебя кто-то там ждет?!

— Нееееет! — она завыла — Меня никто не ждет. Я никому не нужна. Все умерли, а я осталась совсем одна.

— Кто умер?

— Все! Родители и мой жених.

— Как это произошло?

— Машина, в нас врезалась машина. Мы ехали с дачи. Они погибли, а я провалялась в больнице больше месяца. Никого больше нет.

Я ввел Соньке инъекцию с успокоительным препаратом.

— И тебя это сломило? — спросил я и продолжил — Сейчас тебе станет лучше.

— Ты отравил меня? — спросила она и в голосе ее было полное равнодушие.

— Нет, сейчас ты успокоишься.

— Я не знаю для чего мне жить — ответила она и замолчала.

Мы провели в молчании больше часа. Сонька совсем размякла и равнодушно смотрела в пол.

— Ты ведь не отпустишь меня? — спросила она.

— Нет.

— Зачем тогда все это?

— Я просто хочу, чтобы ты понимала, что сейчас умрешь.

***

Она смотрела мне в глаза, когда я вспарывал ей живот и орала. Мне было все равно.

Когда она окончательно смолкла я вырезал ее внутренности и оставил тело висеть на столбе, чтобы сошла кровь, а сам пошел в баню, захватив по пути мешок с солью. Помывшись я взял самую большую ванную, в которой спокойно помещался сам и всыпал в него соль из мешка без остатка. Я стал наполнять ванную кипятком из котла, и когда ванная наполнилась, стал размешивать соль ковшом. Получился крепкий соляной раствор. Я оставил его, чтобы он остыл.

На утро я погрузил Сонькино тело в раствор, вложил в ее распоротый живот гирю для груза и оставил вымачиваться. Спустя два дня распятая на столбе Сонька сохла в темнице среди клеток. Можно было отправляться на поиски новых узниц. Сонькино тело мне было нужно лишь для устрашения. Ее жизнь не была нужна ни мне, ни ей, а ее смерть никто и не заметил, и не важно где бы она ее застигла, тут в моей темнице, или там на Думской в толпе пьяных людей.