Магия любви и мыслей. От сердца к сердцу

Николай Дмитриевич Лукьянченко

Эта книга моих юношеских стихов. Я писал их для себя. Стихи представлены в хронологическом порядке. Образы, чувства и мысли, которые я оформил в них, передают всё очарование магии любви, рождённой чистым юношеским сердцем. А если ещё и проявляются смыслы — то это чудо в квадрате. Это настоящий омут любви, счастья и потерь, а больше — приобретений. И я буду рад и счастлив, что кто-то ещё почувствует и поймёт красоту и силу магии любви, и силу магии мыслей.

1967 год

С Новым годом, сельчане,

С новым счастьем вас я

Поздравляю и замечаю,

Ваши головы вьюги белят.

Так, действительно, или

Кажется мне, что с утра

Вылил кто-то на вас все белила

Из огромносо солнца-ведра.

Что осталось плеснули

Во всю спину озябшей ночи

И её, украшая, коснулись

Кисти солнца, — с мольберта лучи.

Новогоднее утро,

Храп метельных коней у ворот,

Завивает Снегурочка кудри,

У саней её ждёт Дед Мороз.

По холмистым равнинам

Заметает дороги пурга,

Змейкой снежной ретивой

Их уже начинает пугать.

Довезут ли подарки

Быстроногие тройки коней?

В гало солнце как в арке,

Да и дню уже будто конец.

Замела метель небо,

Бубенца едва слышится звук.

Дети в школе на нервах

Дед Мороза с Снегуркой зовут.

И так празднично ловко

Дед Мороз со Снегурочкой вдруг

Появились под ёлкой

И давай одарять детвору.

1 января

Так приходится снова и снова

Мне смеяться о чувствах былых.

Невпопад обронённое слово

Во рту вяжет, как вяжет полынь.

Той не верю любви, что изменой,

Затаилась в девичьих глазах.

Руки, сжавшие шею как змеи,

Мне пытались петлю завязать.

И теперь говорю я: «И что же?

Моё сердце и с раной живёт.

Я ещё не совсем уничтожен,

Хоть уже не уверен и твёрд».

Пусть ещё горький смех неохотно

Затихает меж сжатых зубов.

Мне в пример осторожный охотник,

Что охоту не чтит за забой.

До спасения смехом я дожил

И теперь боль мне сердце не жжёт.

Раскалённой земле — нужен дождик,

Мне же смех, разжижающий жёлчь.

1 января

Зимние белые ветры

По полю тройкою мчатся.

Верьте, друзья мои, верьте:

Это несётся к вам счастье.

Юность и бражна, и хмельна.

Сладко в ней всё, словно в песне.

Если ж постигнет измена,

Смейтесь неверной невесте.

Сильно любить не старайтесь,

Больно измены бьют в сердце.

Тяжесть обманутой страсти

Тянет к бутылке и сексу.

Пейте и пойте, вторю я,

Рвите расцветшие розы.

Звонами громкими рюмок

Маняться лучшие грёзы.

Тот, кто обманут любовью,

Жизнью ещё не обманут.

Тот, кто изменщицу обнял,

Счастья увидит с ней мало.

Сколько таких же похожих,

Случаев в жизни бывало,

И не спеши лезть из кожи,

Лишь бы душа оставалась.

Коль и потеряно что-то,

Сами себя не теряйте.

Сядьте с друзьями за столик.

Пейте готовую радость.

Пейте и пойте, вторю я,

Рвите цветущие розы.

Звоны хрустальные рюмок

Манят нам лучшие грёзы.

Зимние белые ветры

По полю конями мчатся,

Верьте, друзья мои, верьте:

К вам летит тройкою счастье.

2 января

Под морозным окном

В снег акации иней роняют,

В поле в зимнюю ночь

Потерявшихся черти гоняют.

Сыпет ветер в стекло

Леденящий хохот, визги чёрта.

Зло со стёкол стекло,

И далёкое видится чётче.

И я вижу, что я

В снеговой кутерьме заблудился.

Кто-то сдал и меня,

Ведь когда-то как все, наблудил я.

Там сцепились с пургой

Ворон белых голодные стаи

И лежу я весь гол,

Окружённый ещё и чертями.

И они, подняв свист,

Всех бросают в котёл как лягушек

Над котлом дьявол свис,

Грешных черпает он, где погуще.

Черти весело ржут

И уже надо мною хлопочут,

Скоро видно сожрут

И меня, оттого и хохочут.

В вихрях пляшет метель,

Ад с чертями и дьяволом чертит.

Лягу я-ка в постель.

И от голода пусть сдохнут черти.

2 января

Всяк человек, живущий на земле

Чтит для себя особенное что-то,

И где б ни жил он в городе, в селе,

Он жизни на земле не знает толком.

У каждого душа потёмки, мрак

До самого конца необъяснима,

Душа таинственна как мир в мирах,

И человек лишь жалкий мира снимок.

Да, тайна человек, как вещь в себе,

И чаще сам себе лишь интересен,

И каждый человек в своей судьбе

Как во вселенной в бесконечном рейсе.

Другим его таинственность — ничто,

Хотя таинственны ему другие,

Но каждый по отдельности лишь то,

Что в жизни приготовлено на гибель.

Но есть сыны и дочери земли, —

Пришельцы из других миров — метеориты,

Что из вселенной тайну принесли,

Впитав в себя таинственность открытий.

И на самой земле за мифом миф,

Через догадки и гипотезы о мире

Они дают нам узнавать наш мир

Со знаньем, мудростью учёных и кумиров.

И чтобы в мире было меньше тайн,

Они не прячутся, себя не ставят в позу,

Свои открытия всегда хотят отдать,

Земле и человечеству всему на пользу.

11 января

Гор кавказских ничем не разрушить,

Их обвалом лавин не сломать,

Вечный ветер жестокий и злющий

Так пугает теперь мою мать.

Дом оставлен, оставлены братья,

От разлуки печален отец.

Общежитская койка как катер,

Болтыхаясь скрипит в пустоте.

Моя бабушка молится с плачем,

Что далёк её ласковый внук,

А любимая девочка платье

Заголила, другому моргнув.

От моих непонятных скитаний

И бродяжеских чар городов,

Лишь лохмотья на теле остались,

Да проклятья оставленных вдов.

Мне не надо ни денег, ни славы,

Даже пропитых лет мне не жаль,

Лишь бы пёс мне из дома залаял,

Злостью белой в меня задрожав.

Я готов на алмазном подносе

Хвост коровы нести по лугам,

Как паштетный язык её носит

С сытой мордою официант.

Лучше нет дорогого Кавказа

И акаций с сиренью в цвету,

Мне не надо о золоте сказок

И о славе несбыточных дум.

Я вернусь в свою тихую местность

И прижму к сердцу милую мать,

Изменившую девочку местью

Я не стану совсем донимать.

Там семья моя, — лучшие люди,

Им не надо придумывать лжи,

Там другая девчонка полюбит

Меня навек сильнее, чем жизнь.

11 января

Мальчишка, застывший у гроба,

Не может хоть что-то понять.

В глазах его мука и просьба

Сестрёнку из гроба поднять.

И как же ему разобраться,

В гробу что сестрёнка нашла?

Волшебная звонкая радость

Так быстро из жизни ушла.

Кому-то вчера улыбалась

Красивой улыбкой она

И тихо шептала губами,

Что счастьем, любовью полна.

Но глупый братишка игрался

С холодным и страшным ружьём,

А к девочке крался и крался

Тот миг, что пришёл и прошёл.

Боль шею прожгла нестерпимо,

Прошила и голову дробь.

Отчаянно девочка билась

За жизнь, чтоб не лечь в этот гроб.

Братишка рыдает над гробом,

Над телом убитой сестры.

Он сам будто падает в пропасть

С высокой и страшной горы.

Он видит, что вновь они двое

В игре на весеннем лугу,

Луг пахнет цветами, травою,

Кукушка считает: «Ку-ку!»

И моются ноги росою,

И смехом сестрёнка звенит,

Отец вдали машет косою,

И мать совсем рядом копнит.

Он падает в свежее сено,

Сестрёнка его тормошит,

И мать, на них делано сердясь,

С улыбкой счастливой грозит.

Сияют как синее небо

Глазищи сестрёнки над ним,

И видит он: — быль или небыль, —

Вокруг головы её — нимб.

Не смех, — заливной колокольчик

Звенит над его головой…

И вот одним выстрелом кончен

Счастливого голоса звон.

Печально сквозь плач панихиды

Сестрёнка ему одному

Рукой из-под белой накидки

Чуть машет и шепчет ему:

«Мой братик, тебе всё прощаю,

Не плачь, мой братишка, родной,

Прикрой меня белою шалью,

Мне холодно стало одной.

Ой, что ты со мною наделал?

Не хочется мне, милый мой,

Расстаться с семьёй, не надеясь,

Вернуться когда-то домой.

Не плачь, мой братишка, и вытрись,

Мой в памяти смех сохрани.

Пусть радостно он, а не выстрел,

Тебе неустанно звенит.

Теперь никогда не просыпать

Его мне по росным лугам

Весенней рассветною зыбью

К далёким душистым стогам.

Теперь никогда не омыть мне

Росистыми травами ног,

На кладбище тени немые

Восторженно ходят за мной.

Глубокая чёрная пропасть —

Могилой отрыта там мне,

Но есть у меня одна просьба,

Последняя просьба к тебе.

Не хочется мне на кладбище

В пятнадцать годочков моих,

Мой друг говорил мне, влюбившись,

Что смерть нам одна на двоих.

Но ты, ты, любимый мой братик,

Его от меня попроси,

Чтоб он мне к могильной ограде

Цветы по весне приносил».

Убитая девочка в гробе

С закрытыми веками глаз,

И падает, падает в пропасть

Братишка без боли и зла…

11 января

Село вечерней чашей

Собрало все его огни,

О ночи заскучавшей

Тепло заботятся они.

Опять топчу я клумбу,

Напоминает мне она,

Как здесь шагала к клубу

Моя девчоночка одна.

Теперь же радость жизни:

Танцульки в клубе или фильм,

Никто не скажет: жирно,

Ведь иногда и это фиг.

И в праздники, и в будни

Всегда одни законы здесь:

Им наплевать на спутник,

На взлёты в космос насвистеть.

Взлетели? Пусть взлетели.

Взлетают… Пусть летят.

И это в самом деле

В селе живущим так — пустяк.

У них своя, своя работа,

С зарёй вгрызаться в борозду,

День целый до седьмого пота

Не разгибаться от натуг.

Хоть вечерами отдых.

В клуб молодёжь села идёт,

Чтоб был и вечер скуке отдан,

Чтоб он из памяти был стёрт.

Девчонки здесь и вдовы

Не жадно смотрят на парней.

Им будто всего вдоволь,

А приглядишься — вовсе нет.

Девчонки ждут все принцев,

А вдовам дайся кто-нибудь,

Здесь новый парень как патриций,

А там хоть Йёриком ты будь.

12 января

Мне не так уж теперь тяжело,

Я теперь не жалею о чём-то.

Моё сердце с потерей сжилось:

Не моей женой стала девчонка.

И в степях, и в горах, на селе

Мои чувства отрочества живы.

Как прекрасно же жить на земле,

Когда чувства свежи и не лживы.

И тому, кто идёт за тобой

Передашь ты совет, чтоб без боли

Он нашёл там друзей и любовь,

Где нашёл ты пустырь и безмолвье.

Так случилось впервые со мной, —

От любви не откажется каждый,

Моя девочка стала женой,

Спутав мне и надежды, и карты.

Ну, и пусть, пусть всё будет коль так,

Не хочу жить с бесцельной любовью

Не влюбить в мышь кота никогда,

Даже если та кошка собою.

Для девчонок бесплодной любви,

Как я понял, нисколько не надо,

Им важнее гнездо своё свить

С мужем, с домом и садом.

Оттого я теперь не грущу

Об ушедшей девчонке к другому.

Знаю песню: глаза лишь прищурь.

Когда радость, беда или горе.

13 января

В зиму край мой заворонен.

В заболоченную хлябь,

Невесомый жаворонок

Утонул по крылья в грязь.

Ему нынче не до песен,

Не до звона в синь небес,

На дороге он не весел

Ищет будущую песнь.

Серый маленький комочек

С чуть дрожащим хохолком

Тихо скачет у обочин

На навозный мёрзлый ком.

Летом песню слушай чутко —

Жаворонок то поёт.

Зимой просто он пичужка,

Слишком схожий с воробьём.

Вот такой мой край родимый,

Вот такая его жизнь:

То цветёт в восторг и диво,

То болезнью залужит.

15 января

Ты далеко, ты далеко,

Навек уехала.

Ты там с другим, я здесь с другой

С ложью и смехами.

Но всё равно ты шлёшь привет

Так, как и слала мне.

Кто из нас двух больше правей,

Ты не узнала ли?

Песен теперь тех не пою.

Видно не хочется.

Словно в поле в память мою

Вьюга хохочется.

Видно навек так суждено

Грусть сохранять и мне,

Только скажи: с чьею виной,

Ты попонятливей.

15 января

Ты приехала? Что же, ну, что же…

Встречу я тебя в Новом году

И в метелящий снег или дождик

По родимым местам проведу.

Словно давняя чудная сказка,

Выплывает из тьмы моя жизнь,

И слова золотые сарказма

Переполнены истинной лжи.

Поведу я тебя по тем тропам,

Где прошли мои тысячи лет,

По которым я топал и топал

Почти каждому слову во след.

Вот смотри: эта сложность дороги,

Эта милая грязь у ручья

Закалила мне сильные ноги,

Меня твёрже стоять науча.

Вот смотри: этой чистой водою

Я поил по утрам лошадей,

Чтобы силой своей молодою

Они службу несли для людей.

Позже эти нарзанные воды

Приносил я поить кузнеца,

С ним ковали подковы как звёзды,

Мы на счастье для жеребца.

Открываю я кузницы двери,

Завожу тебя в юность мою,

Где я горну себя предоверил,

Где ковал я и тело, и душу свою.

Этот молот я вновь поднимаю

И в метал раскалённый стучу.

Не понять тебе, я понимаю,

Раскалённых в горне моих чувств.

Ты выходишь. Я дверь закрываю,

Зная что: гулкий молота стих

И поющую песнь наковальню

Мне в себе и с собой лишь нести.

Тебе это и дико, и чёрно,

И противна вонючая гарь…

Городским, видно правда, девчонкам

Нужно больше в пахучее лгать.

Но таков я, что лгать не умею.

Так идём, я тебя провожу,

Не сводив тебя к главному змею,

Что сосёт моё сердце как жуть.

Голубая змея серой степи, —

Защемившая сердце тоска

Только мне одному душу теплит,

Как людей гробовая доска.

Никогда не понять этой боли

Ни тебе, ни другим дорогим —

Это синее скользкое поле, —

И любви, и надежд моих гимн.

16 января.

Белый рыхлый снег кружит

Сыплясь на дороги.

Пробирается мужик,

Спит медведь в берлоге.

Тишь в лесу, на ветви снег

Тяжело валится

И в туманной тишине

Тускло серебрится.

Белой пеной взбита синь,

И тепло, и зябко,

Лапка в снеге не скользит, —

Радуется зайка.

Нет ни дали, ни следов,

Ни зверюшек, птичек,

Каждый холмик под кустом

Радуется тиши.

Далеко до дней весны.

В тиши оробелой

Мир уснувший смотрит сны

В тёплой шубе белой.

17 января

Я тебя и любовь проклинаю.

Будь ты проклята трижды, родная,

Отзвенели осенние листья,

Уж зима всем порошится в лица.

С белой вьюгой венчается поле,

А я помню любовь ту, всё помню.

Будь ты проклята трижды, родная,

Ты меня обанкротила навек.

Да, тебе хорошо. Я поверю.

Но мне лучше. Пусть так будет зверю.

И тебя уже вновь не коснётся,

Вихрь любви, что во мне вдруг проснётся.

Тебя ж съест половая истома

В бело-розовом мирике дома.

Ты коварно и зло изменила,

И решил я, что всё мне приснилось.

И измену твою и приветы

Пусть рассыпят в снегах зимних ветры.

Будь счастливой в проклятье надолго

В бело-розовом мирике дома.

17 января

Снег лучится,

Степь широка,

Лошадь мчится

Без дороги.

Лошадь фыркнет,

Скрипнут сани.

Белый выгон

Солнцем залит.

Сани в снеге,

Лошадь в паре,

Мужик некий,

Словно барин,

Вожжи дёрнет,

Лихо свиснет

Змейка крутит,

Бег размерный

Степью русской

Безразмерной.

Мчатся сани,

Вслед собака

Лает сзади,

Бьётся барка.

Мужичишка

Песню тянет:

«В поле чистом

Россияне…»

Даль белеса,

Серебриста

И без леса,

И лесиста

В первом снеге

Утопает,

Даже негде

Снегу падать.

Лесопос

Очертанья

Снегом с поля

Заметает.

В белом снеге

Даль без края.

То не Север,

Не Украйна,

Не Сибирь то

И не тундра

В серебристом

Блеске утра.

На кавказском,

Поле белом

Лошадь — сказка

В быстром беге.

17 января

Маленькая девочка, поскорей расти.

Первую любовь твою мне не обойти.

Маленькая девочка подрастай скорей,

Никуда не денусь я от любви твоей.

В юную прекрасную я навек влюблюсь

И тебя возьму женой, как домой вернусь.

В вечер у автобуса встретишь меня ты,

И в руках рассыпятся алые цветы.

Крепко обниму тебя, поцелую я,

И скажу, что, милая, ты навек моя.

За холмы песчаные, за сосновый бор

На всю ночь волшебную мы уйдём с тобой

Родники гремучие запоют водой,

Небеса бездонные бросятся звездой.

Соловьи звонливые к нам слетят в луга,

От весенней удали вскружатся стога.

И в цветах развьюженных, на лугу, в траве

В поцелуях пьяных нас расцелует ветр.

Соловьи заплачутся о весне твоей,

Розовое платьице сбросишь ты в рассвет.

Груди твои девичьи стану целовать.

В страсти ты сомлеешь вся, вскружит голова.

Как заря беззвучная задрожишь вся ты,

Упадём с тобою мы в травы и цветы.

И пьянясь от радости сердце задрожит,

Там под ним появится наша с тобой жизнь.

Соловей ли жаворонок нам гнездо совьёт,

Ночь, пьянясь, росистая стихнет соловьём.

Станешь первой женщиной мне навеки ты.

Соберу со степи я алые цветы,

Песню соловьиную, жаворонка звон

Из зари разбуженной, из рассветных волн,

Кольца золотые из росы степей

Соберу в ладони я и отдам тебе.

Сердце подарю тебе в алой той заре,

Маленькая девочка, подрастай скорей.

18 января

Знаешь, друг мой, что нам кажется,

Что похожа жизнь на сказочку.

Не ходи в тайне под заборами,

И не водись ты с злыми ворами.

Не воруй, не ходи, куда манится,

И не стань, друг мой, ты карманником.

Береги лишь свои ты копеечки,

Потерять их легко сам успеешь ты.

Ни тебе ресторан с звоном кружечным.

От него стыд и срам с срамом дружится.

В добрый час будет сказано:

Не бывает жизнь просто сказочной.

Береги же ты честь свою смолоду

Честь и слава тебе, добру молодцу.

19 января.

Вот и закончилась тетрадь.

Прощай последняя страница,

Вам больше я не злой тиран.

Здесь точке и словам граница.

Другую я тетрадь куплю

С листами снега белоснежней.

Я на неё давно коплю

Любовь и ненависть, и нежность.

20 января

Снег идёт и идёт, наметая сугробы,

Видно мир заболел белой, белою кровью.

Белый мир, злой как снег, опустился на город

И кусает лицо с непонятным укором.

Люди сжавшись идут злые тоже как снег тот.

А куда? Не понять, идёт тот, идёт этот.

И я тоже иду, смотря в разные лица,

И снег тоже идёт, прямо с неба валится.

Тот идёт — закацуп, зуб на зуб не поставит,

Этот сморщился весь, те красней крови стали.

Все идут, все спешат, мало кто улыбнётся,

Один снег лишь валит на них, радостно вьётся.

С редких радостных лиц в меня солнце глядится,

Я готов целовать в смехе встречные лица.

Вот девчонка одна мне в глаза улыбнулась,

Никому не понять той улыбки нам нужность.

Мир весь бел, мир весь бел — это сделала снежность,

Но как станет он чёрн, если стает лиц нежность.

Оттого улыбнись мне навстречу идущий,

И красивей чем снег лиц сияющих души.

Пусть идёт, снег идёт, наметая сугробы,

Только бы человек не болел белокровьем.

20 января

В окно поле метельное жмётся,

Степь пустынная, вьюжное ржанье,

Как вам там одиноким живётся

Запорошенным зимнею жалью?

Как там кузница с копотью горна?

Как гудят в её стенах удары?

Захлестнуло меня аж по горло

Золотистое пиво из бара.

Здесь бар — целых два зала подвала

До отказа забитых уютом.

Но меня не сюда зазывала

Городская разгульная юность.

В баре быстро пьянеют от пива.

Или может не то я заметил?

«Приносить, пить спиртные напитки

Не разрешается», — это на месте.

Напиваются ж до чёртиков парни,

Хоть у них голоса соловьиные:

«Эх, вы, бары, пивные вы, бары,

Отдыхают с водкою магазины».

Зима белая вьюжится в окна,

Не хочу я пить и чёртиков видеть,

С пивом в кружках смешана водка,

Её пью, чтоб чертей не обидеть.

Эй, вы, бары, пивные вы, бары,

В звоне кружек, и в радостном визге

Зовёте к себе ради забавы

Пиво пить не водку, не виски.

Выйдет парень на белую улицу,

Драка под руку, — гуляй молодость!

Вспоминает он свою кузницу

И бьёт кулаком словно молотом.

20 января

Здравствуй конь, дружище старый,

В лёгкой упряжке саней

Ты играешь с удилами,

Лучший конь из всех коней.

Масть гнедая, грива рыжа

С шлейфом огненным хвоста,

Как красиво сбруи брызжи

Облегли литую стать.

В шее взвившемся изгибе

Бездна страсти, красоты,

Без терпенья в снега выбель

Бьёшь копытом золотым.

Глаза карие упрямы

В наклонённой голове.

Спорит с дикими ветрами

Твоих ног летящий бег.

Что ж, ты прядаешь ушами,

Сфыркнуть хочешь пенный пот.

Вспомнил девочку, что шалью

Накрывала нас с тобой.

Тогда не было попоны.

И она, сняв шаль с себя,

Накрывала нас с любовью,

Твою гриву теребя.

Не её, тебя целую,

Конь, мой, друг мой золотой,

Дай с тобой я побалуюсь,

Хоть и я не прежний, тот.

Не кусать теперь ей руку,

Не смотреть в её глаза.

Хорошо хоть мы друг другу

Смотреть можем и кусать.

Как живётся белой степи,

Конь мой славный баловень,

Твоё ржанье душу ль теплит

Уходящих деревень?

Нам с тобой ещё досталось

Долюбить деревни жизнь,

Мышц огонь, души удалость

Бросить в степь свою, дружишь.

24 января

Вот опять подо мной

Кисловодское море нарзанов,

Вновь Эльбрус сединой,

Жемчугом серебрится в глаза мне.

Город тихий внизу

Теплит дымкою сизой долину,

Ветер свежий как зуд

Пробежал по верхам тополиным.

Далеко, далеко

Даль змеёю дрожит над хребтами.

В небо пиками гор

Там Кавказский хребет встал грядами.

Улиц города круть

Вновь приводит меня на Каскаду,

Аркой вновь в полукруг

Обнимает меня Колоннада.

Я стою у колонн.

По долине к хребту Боргустана

Лёг чудес уголок

В соснах весь, в тополях и каштанах.

Я смотрю вниз и вглубь,

Будто жду там кого-то упрямо,

И вливается в грудь

Непонятная давнего пряность.

Снова кажется мне

Опозданье твоё объяснимо,

И сейчас в глубине

Ты появишься… О, эта мнимость!

Никогда, никогда

Не придёшь ты ко мне на Каскаду.

Только дни и года

По ступеням идут по Кавказу.

И бреду я один,

Погрузившись в серебрянность рощи,

Грусть тепло холодит,

Лишь сознанье, что всё в жизни проще.

Это всё человек

О любви штуки выдумал эти,

Чтоб в пустой голове

Другим в счастье рождались поэты.

Но и всё ж, не в случай

Что-то выгнуло душу как арку,

Слишком в жизни не част

Тополями поющий нам август.

25 января

Жизнь человека — копейка.

Этим неправды не скажешь.

И вы меня хоть убейте,

Но и тогда скажу также.

Даже дешевле бывает,

И хоть куда меня деньте.

Часто бывает, что вас же

Хлопнут за ваши же деньги.

Любят и сельские парни

Устраивать всякие драки.

Им-то неведомы бары

И ресторанные страсти.

Трудятся сутками в поле

Вечером изредка в центре

С водкою друг с другом спорят,

Тяпнувши зёрнышка с центнер.

Выпив смеются и плачут

В радости или в обиде,

Или же просто. Иначе

Вовсе не стоит и пить-то.

Что хорошо, а что лучше?

Пить-то, ребятушки, пейте,

Только запомнив на случай:

Жизнь — это всё ж не копейка.

Так как вот только что было.

Пили ребята, играли

И парня взяли убили.

Без шума, крика, без драки.

Просто так. Встали за угол,

Чтобы отнять его деньги.

Шёл тот подвыпивши с другом,

«Стой, давай деньги, дембель,

«Деньги давай нам, зараза!»

«Нет у меня, и не просите».

Тут его ножичком сразу…

Красным стал беленький ситец.

Кусачая змейка метели

Снегом старательно чистит

Смертельные раны на теле,

И кровь уже не сочится.

Пробитое ножиком сердце

Больше не бьётся, умолкло.

Висок ломом рассечен,

Дыханье тоже затихло.

Снежинки кровью мокнут,

На теле, красуясь гвоздикой.

Дом не достроен остался,

Меньшие сёстры — сиротки…

Кружит над телом как в танце

Зимняя белая россыпь.

Снег хладнокровно и в темпе

Пишет в кровавую дату

Последний могильный дембель

Отслужившему срок солдату.

Вместо помолвки, невесты —

На кладбище ждут его плиты.

И никому не известно

Какие то были бандиты.

И вы меня хоть убейте.

Аргумент твёрдый и веский:

Жить человека — копейка

В аргументации зверской.

26 января

Сельской жизни уже мне не жаль, —

Как гнёзд птицам — осенних утрат,

Не дописана только скрижаль,

В конце сорокового утра.

Все заветы в полях разбрелись,

Погружаясь в рассветный туман.

И пойди ты теперь разберись,

Как от правды отсеять обман?

Край не ржаньем степных лошадей,

Не комбайнов урчаньем залит.

То кипенье заветных идей

Моё пенье стихов и молитв.

Их призыв: не воруй, не убий,

Да ещё одну заповедь мне:

Жену ближнего не возлюби, —

Повторять надо даже во сне.

Я посланья скрижальные звёзд

Научился и днём высекать,

Чтобы жизни лишь несколько вёрст

Протянуть как скрижаль навека.

Даже если скажу просто так,

Лишь в уме, лишь в пустой голове:

Мудрость, — это молитв простота,

Это богом нам данный завет, —

То и этим наполнится синь

Под рассветное мори зари,

Счастьем звонким, сияньем росы

И тем светом, который горит,

Пробиваясь сквозь тучи, лучом

Зарождения жизни и правд,

Чтобы мне дописать, понять в чём

Завет сорокового утра.

И теперь свет завета течёт

На весь мир в заревой синеве,

Наконец, и я понял о чём

Мой десятый в скрижалях завет.

28 января

Скоро, скоро весна заподснежится,

Зацветут и запахнут сады,

Соловьи будут петь, будут нежится,

Разрывая сердца молодым.

Под деревьями жар, жар фиалковый

Фиолетовый дым разольёт,

И садами, и дикими балками,

И над всею весенней землёй.

Скоро, скоро земля вся оденется

В подвенечное платье весны.

И пойду я с любимою девочкой

Расплескать в ночь весенние сны.

Заревыми туманными росами

Зажемчужит весеннюю степь,

Лепестков алых роз или розовых

Набросаю любимой в постель.

Зацелую весну её девичью,

О любви говоря от зари до зари

Вместе с ней с головою оденусь я

В шёлк фаты, что так в небе горит.

29 января

Конец ознакомительного фрагмента.