Под южными небесами. Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Биарриц и Мадрид

Николай Лейкин (1897)

Книга русского писателя, журналиста и редактора-издателя юмористического журнала «Осколки» Николая Александровича Лейкина «Под южными небесами» из серии «Наши едут по Европам» — это юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Биарриц и Мадрид, где они постоянно попадают в уморительно смешные ситуации.

4

В полдень на какой-то станции, не доезжая до Орлеана, была остановка. Кондукторы прокричали, что поезд стоит столько-то минут. По коридору вагона шли пассажиры, направляясь к выходу. Из слова dejeuner, несколько раз произнесенного в их французской речи, супруги Ивановы поняли, что пассажиры направляются в вагон-ресторан завтракать. Всполошились и они. Глафира Семеновна захватила свой сак, в котором у нее находились туалетные принадлежности и бриллианты, и тоже начала выходить из вагона. Супруг ее следовал за ней.

— Скорей, скорей, — торопила она его. — Иначе поезд тронется, и мы не успеем в вагон-ресторан войти. Да брось ты закуривать папироску-то! Ведь за едой не будешь курить.

Выскочив на платформу, они побежали в вагон-ресторан, находившийся во главе поезда, и лишь только вскочили на тормоз вагона-ресторана, как кондукторы начали уже захлопывать купе — и поезд тронулся.

Супруги испуганно переглянулись.

— Что это? Боже мой… Поезд-то уж поехал. Глаша, как же мы потом попадем к себе в купе? — испуганно спросил жену Николай Иванович.

— А уж это придется сделать при следующей остановке, — пояснил русский, стоящий впереди их пожилой коренастый мужчина в дорожной легкой шапочке.

— Ах, вы русский? — улыбнулся Николай Иванович. — Очень приятно встретиться на чужбине со своим соотечественником. Иванов из Петербурга. А вот жена моя Глафира Семеновна.

— Полковник… из Петербурга, — пробормотал свою фамилию пожилой и коренастый мужчина, которую, однако, Николай Иванович не успел расслышать, поклонился Глафире Семеновне и продолжал: — В этом поезде много русских едет.

— Да, мы слышали в Париже, на станции, как разговаривали по-русски.

— Позвольте, полковник, — начала Глафира Семеновна. — Вот мы теперь в ресторане… Но как же наш багаж-то ручной в купе? Никто его не тронет?

— Кто же может тронуть, сударыня, если теперь поезд на ходу? А при следующей остановке вы уж сядете в ваше купе.

— Да, да, Глаша… Об этом беспокоиться нечего. Да и что же у нас там осталось? Подушки да пледы, — сказал Глафире Семеновне муж.

— А шляпки мои ты не считаешь? У меня там четыре шляпки. Неприятно будет, если даже их начнут только вынимать и рассматривать.

— Кто же будет их рассматривать? Никто не решится. У тебя везде на коробках написана по-русски твоя фамилия. А здесь, во Франции, ты сама знаешь, «вив ля Рюси»… К русским все с большим уважением. Вы в Биарриц изволите ехать, полковник? — спросил Николай Иванович пожилого господина.

— Да ведь туда теперь направлено русское паломничество. Ну и мы за другими потянулись. Там теперь русский сезон.

— И мы в Биарриц. Жене нужно полечиться морскими купаниями.

Разговор этот происходил на тормозе вагона, так как публика, скопившаяся в вагоне-ресторане, еще не уселась за столики и войти туда было пока невозможно.

У входа в ресторан метрдотель, с галуном на воротнике жакета и с карандашом за ухом, спрашивал билеты на завтрак.

Полковник, в круглой дорожной шапочке, дал билет метрдотелю и проскользнул в ресторан, но когда супруги Ивановы подали свои билеты метрдотелю, тот не принял билеты и супругов Ивановых в ресторан не впускал, заговорив что-то по-французски.

— Me коман донк?.. Дежене… Ну вулон дежене… Вуаля биле… — возмутился Николай Иванович. — Глаша! Что же это такое?! Навязали билеты и потом с ними не впускают!

— Почем же я-то знаю? Требуй, чтобы впустили, — отвечала Глафира Семеновна. — Экуте… Пуркуа ву не лесе на? Вуаля ле билье, — обратилась она к метрдотелю.

Опять объяснение на французском языке, почему супругов не пускают в ресторан, но из этого объяснения они опять ничего не поняли и только видели, что их в ресторан не впускают.

— Билеты на завтрак были двух сортов и, очевидно, двух цен, — сказала Глафира Семеновна мужу. — Ты, по своему сквалыжничеству, взял те, которые подешевле, а теперь дежене за дорогую плату, и вот нас не впускают.

— Да нет же, душечка… Ведь мы об этом спрашивали.

— Однако видишь же, что нас не впускают. Должно быть, гарсон, который приходил к нам в купе, наврал нам. Ах, и вечно ты все перепутаешь! Вот разиня-то! Ничего тебе нельзя поручить! Ну, что мы теперь делать будем? Ведь это скандал! Ну, куда мы теперь? — набросилась Глафира Семеновна на мужа. — Не стоять же нам здесь, на тормозе… А в купе к себе попасть нельзя. Ведь это ужас что такое! Да что же ты стоишь, глаза-то выпучив?! Ведь ты муж, ты должен заступиться за жену! Требуй, чтобы нас впустили в ресторан! Ну приплати ему к нашему красному билету… Скажи ему, что мы вдвое заплатим. Но нельзя же нам здесь стоять!

Николай Иванович растерялся.

— Ах, душечка… Если бы я мог все это сказать по-французски… Но ведь ты сама знаешь, что я плохо… — пробормотал он. — Все, что я могу, — это дать ему в ухо.

— Дурак! В ухо… Но ведь потом сам сядешь за ухо-то в тюрьму! — воскликнула она, и сама с пеной у рта набросилась на метрдотеля: — By деве лесе… Не имеете права не впускать! Се билде руж, доне муа билле бле… Прене анкор и доне… Мы вдвое заплатим. Ну сом рюсс… Прене дубль… Николай Иваныч, дай ему золотой… Покажи ему золотой…

Рассвирепел и Николай Иванович.

— Да что с ним разговаривать! Входи в ресторан, да и делу конец! — закричал он и сильным движением отпихнул метрдотеля, протискал в ресторан Глафиру Семеновну, ворвался сам и продолжал вопить:

— Протокол! Сию минуту протокол! Где жандарм? У жандарм? Он, наверное, заступится за нас. Мы русские… Дружественная держава… Нельзя так оскорблять дружественную нацию, чтоб заставлять ее стоять на тормозе, не впускать в ресторан! Папье и плюм!.. Протокол. Давай перо и бумагу!..

Он искал стола, где бы присесть для составления протокола, но все столы были заняты. За ними сидели начавшие уже завтракать пассажиры и в недоумении смотрели на кричавшего и размахивающего руками Николая Ивановича.

К Николаю Ивановичу подскочил полковник в дорожной шапочке, тоже уж было усевшийся за столик для завтрака.

— Милейший соотечественник! Что такое случилось? Что произошло? — спрашивал он.

— Ах, отлично, что вы здесь. Будьте свидетелем. Я хочу составить протокол, — отвечал Николай Иванович. — Напье, плюм и анкр… Гарсон, плюм!

— Да что случилось-то?

— Вообразите, мы взяли билеты на завтрак, вышли из своего купе, и вот эта гладкобритая морда с карандашом за ухом не впускает нас в ресторан. Я ему показываю билеты при входе, а он не впускает. Вас впустил, а меня не впускает и бормочет какую-то ерунду, которую я не понимаю. Жена ему говорит, что мы вдвойне заплатим, если наши билеты дешевле… дубль… а он, мерзавец, загораживает нам дорогу. Видит, что я с дамой, и не уважает даже даму… Не уважает, что мы русские… И вот я хочу составить протокол, чтобы передать его на следующей станции начальнику станции. Ведь это черт знает что такое! — развел Николай Иванович руками и хлопнул себя по бедрам.

— Позвольте, позвольте… Да вы мне покажите прежде ваши билеты, — сказал ему полковник.

— Да вот они…

Полковник посмотрел на билеты, прочел на них надпись и проговорил:

— Ну вот видите… Ваши билеты на второй черед завтрака, а теперь завтракают те, которые пожелали завтракать в первый черед. Теперь завтракают по голубым билетам, а у вас красные. Ваш черед по красным билетам завтракать при следующей остановке, в Орлеане, когда мы в Орлеан приедем. Вы рано вышли из купе.

Николай Иванович стал приходить в себя.

— Глаша! Слышишь? — сказал он жене.

— Слышу. Но какое же он имеет право заставлять нас стоять на тормозе! — откликнулась Глафира Семеновна. — Не впускать в ресторан!

— Конечно, вы правы, мадам, но ведь и в ресторане поместиться негде. Вы видите, все столы заняты, — сказал полковник.

— Однако впусти в ресторан и не заставляй стоять на тормозе. Ведь вот мы все-таки вошли в него и стоим, — проговорил Николай Иванович, все более и более успокаивавшийся. — Так составлять протокол, Глаша? — спросил он жену.

— Брось.

За столами супругам Ивановым не было места, но им все-таки в проходе между столов поставили два складных стула, на которые они и уселись в ожидании своей очереди для завтрака.