Ментовская крыша

Николай Леонов

Дождливым утром на пустыре было найдено тело подполковника МУРа. Некоторые оперативники решили, что это бытовуха. И только сыщик Лев Гуров был уверен, что подполковника убрали свои – «оборотни», которые связаны с криминалом. И начал разрабатывать именно эту версию, как вдруг с повинной явился убийца. Оказалось, что убитый подполковник завел роман с его женой, и он, ревнивый муж, убил соперника. Но Гурову его рассказ показался неубедительным. Сыщик нутром чувствовал – идет какая-то грязная игра.

Глава 2

На похоронах все примерно было так, как про то говорил Крячко, за исключением оркестра. Был и человек от руководства МУРа, и несколько оперативников из отдела, где работал Вишневецкий, и, разумеется, вдова с детьми. Надгробных речей, однако, почти не произносилось, все прошло очень сдержанно и быстро. На Гурова посматривали с любопытством — видимо, о его назначении знали уже многие. Он бы предпочел, чтобы было наоборот.

Вдова Вишневецкого, еще довольно молодая и привлекательная женщина, внешне держалась очень хорошо, и Гуров решил рискнуть. Когда церемония закончилась и все участники медленно потянулись к выходу, Гуров приблизился к вдове и представился.

— Понимаю, что сейчас вам не до того, — сказал он. — И приношу свои извинения. Но мне крайне необходимо с вами переговорить. Я привлечен к расследованию смерти вашего мужа…

Женщина посмотрела на него так, что Гуров невольно вздрогнул. В ее синих глазах было нескрываемое презрение и даже гадливость.

— Плевать я хотела на ваши расследования! — зло и громко сказала она. — Будьте вы прокляты с этими расследованиями! Как же я вас всех ненавижу!

В горячке она даже оттолкнула прижавшуюся к ней девочку лет двенадцати и быстрым шагом пошла прочь. Перед ней расступались. Кто-то взял Гурова под локоть. Он обернулся и увидел полковника Мешкова, заместителя начальника отдела, в котором служил Вишневецкий. Мешков не произносил речей и вообще во время похорон держался в тени, поэтому Гуров до сих пор его и не заметил.

— Здравствуй, Лев Иванович! — негромко сказал он. — Неподходящий момент ты выбрал. Сыплешь соль на раны, как говорится…

— Здравствуй, Сан Саныч! — ответил Гуров. — У нас с тобой профессия такая — сыпать соль на раны. И моменты подходящие, сам знаешь, редко подворачиваются. Поэтому твое замечание не к месту, я считаю.

— Может, и так, — согласился Мешков. — Только сам видишь, что получилось. Любовь Николаевна — женщина нервная, с характером. У нее с мужем постоянно стычки возникали на почве его работы. Она ведь адвокат по имущественным делам. Зарабатывала прилично, не сравнить с нашими доходами. Ну, а Анатолий Викторович был вдобавок одержимый, вроде тебя, Лев Иваныч, — сутками на службе пропадал. Отсюда, естественно, взаимонепонимание, скандалы… И вот теперь такое горе. Вообще-то она его по-своему сильно любила…

— А я ничьей любви и не оспариваю, — сказал Гуров. — У меня цель — убийцу найти. В белых перчатках этим не занимаются.

— Да найдешь ты убийцу! — поморщился Мешков. — Чтобы Гуров, да не нашел!.. Просто на твоем месте я сначала бы с ребятами поговорил. Хотя у них тоже обида есть, что расследование не им поручили. Тут ведь не только факт преступления — тут личное. Товарища убили…

— Обидчивые у вас ребята, — недовольно сказал Гуров. — Можно подумать, что я из Америки приехал. Я сам из МУРа вышел, и смерть Вишневецкого для меня такое же личное дело, как и для вас.

— Так-то оно так, — согласился Мешков. — А все-таки есть нюансы… Так ты с ребятами поговори — у них нервы покрепче.

— Надеюсь, — сказал Гуров. — А сам ты что обо всем этом думаешь?

Мешков пожал плечами:

— Версии разные есть. Вплоть до убийства на личной почве, — сказал он. — Но это так, между строк. Вроде была у Вишневецкого женщина, и как раз в том районе, где его убили. Никто точно не знает. Скрытный он был человек.

— Это мне известно, — заметил Гуров. — Только не слишком ли водевилем попахивает? Сам говорил, что Вишневецкий одержимый опер был. И вдруг адюльтер какой-то… Туфта это!

— Да я и сам не очень-то верю, — признался Мешков. — Но слухи ходят. Он в последнее время делом «Индиго» занимался. Можно предполагать, что его из-за этого убили. Но вряд ли это так — далеко он в этом расследовании не продвинулся. Можно сказать, на нуле все было. Какой смысл его убивать? Только себя обнаруживать. В принципе врагов у него, как у всякого опера, море было. Но это же все равно что пальцем в небо тыкать. А явного мотива пока не просматривается.

— Ну вот, не просматривается, — с неудовольствием сказал Гуров. — А сами обижаетесь, что дело не вам поручили. Небось, если бы просматривался, никто бы вам и слова не сказал. Флаг бы вам в руки, как говорится.

— И тут ты прав, — кивнул Мешков. — Я ребятам о том же самом говорил. У них сейчас такой настрой — всех подряд хватать, с кем Вишневецкий хотя бы словом перекинулся.

— Ну да, метод известный, — усмехнулся Гуров. — Чтобы поймать одного льва, нужно поймать десять и девять из них выпустить. К счастью, руководство у нас чуть помудрее оказалось. Так что извини, Сан Саныч, а Вишневецким я буду заниматься.

— Да я только за, — быстро сказал Мешков. — А ты все-таки, если с ребятами из его группы хочешь поговорить, поспеши. Здесь только Трегубов, Воробьев и Шнейдер. Еще один на задании. И эти мигом слиняют — мужики шустрые.

Мужики и в самом деле оказались шустрыми. У Гурова даже сложилось впечатление, что сотрудники из группы Вишневецкого намеренно спешили, чтобы избежать с ним встречи. Когда он оказался за воротами кладбища, никого из них там уже не было. Последние участники церемонии рассаживались по машинам. Гуров с досадой оглянулся. К нему опять подошел Мешков.

— Уже смылись? — сочувственно спросил он. — Я говорю, ребята шустрые!

— Даже чересчур шустрые, — заметил Гуров. — Такое впечатление, будто они у меня деньги занимали. Разбежались, как тараканы.

— А они не из-за тебя! — немного смущенно сказал Мешков. — Ты зря так думаешь. Они не сообразили просто. Торопятся на службу… Жизнь-то дальше идет, Лев Иваныч!

— Это ты верно подметил, — согласился Гуров. — Только вот люди у тебя и правда несообразительные. Не догадались, что теперь их официально на допрос вызовут. Не хотят в неформальной обстановке, будут под протокол беседовать.

— Да не специально они! — воскликнул Мешков. — Впрочем, я немедленно распоряжусь, чтобы те, кто свободен, к тебе заглянули. Не бегать же тебе за ними, в самом деле… Тебя подбросить?

— Нет, я на своей, — сказал Гуров. — И присылать ко мне никого не торопись. Я сам решу, когда им явиться.

— Ну, гляди, — пожал плечами Мешков и протянул Гурову руку. — До встречи!

— Бывай! — сказал Гуров.

Он задумчиво смотрел, как Мешков садится в машину и выезжает со стоянки. У поворота ему пришлось объехать открытый катафалк с обтянутым кумачом гробом. Сидящие у гроба люди в черных пиджаках обливались потом и с тоской посматривали на часы. Солнце будто застыло в пыльном небе. Из-за ограды горячий ветер приносил звуки заунывной траурной мелодии. Гуров очень не любил кладбища.

Он уже собирался уезжать и направился к своему «Пежо», как вдруг сзади его окликнули. Гуров неторопливо обернулся. К нему подходил высокий светловолосый мужчина в черной рубашке с засученными по локоть рукавами. Гуров никогда раньше его не видел.

— Здравия желаю, товарищ полковник! — сказал мужчина. — Я — капитан Шнейдер из группы Вишневецкого. Вы меня не знаете. Я в МУРе не слишком давно. Перебрался из Казахстана.

— Поздравляю, — сказал Гуров. — И что же дальше?

— Мне показалось, что вы хотели поговорить с Любовью Николаевной, — ответил Шнейдер. — Но у вас ничего не получилось.

— Вы очень наблюдательны, — заметил Гуров. — Настоящий сыщик. А вам не показалось, что с вами мне тоже необходимо поговорить?

— Я понимаю вашу иронию, — серьезно сказал Шнейдер. — В этом отношении вы правы. У ребят не было особого желания идти с вами на контакт. Но их тоже можно понять. Вишневецкий был их другом.

— Не вижу связи, — возразил Гуров. — Они же служивые люди, а не благородные девицы. Обязаны понимать свой долг.

— Я не говорю, что не обязаны, — рассудительно произнес Шнейдер. — Я говорю, их можно понять. Слишком свежа рана…

— А ваша рана, похоже, уже зарубцевалась? — полюбопытствовал Гуров.

Шнейдер махнул рукой.

— Сначала я тоже решил проявить солидарность, — объяснил он. — Но потом понял, что это будет неправильно. Но мне в этом плане легче, чем остальным. Я очень уважал Анатолия Викторовича, но мы не были с ним близкими друзьями. Просто у нас было слишком мало времени, чтобы сойтись поближе. Наши отношения были чисто служебными.

— И о чем вы хотите мне поведать? — поинтересовался Гуров. — Вы работали с Вишневецким по делу о покушении на Елисеева из «Индиго»?

Шнейдер кивнул.

— Только «Индиго» тут ни при чем, — сказал он. — В смысле, что обстоятельства этого дела никак не повлияли на трагический конец Анатолия Викторовича. Причины нужно искать совсем в другом месте.

— Вы так уверенно об этом говорите, — удивился Гуров. — Будто совершенно точно знаете, где нужно искать эти причины.

Шнейдер, казалось, колеблется. Но потом, принужденно и коротко рассмеявшись, сказал:

— В принципе все наши об этом знают. Для нас это не является секретом. Просто ребята не хотят тревожить память своего шефа, считают, что не имеют такого права. Мальчишество, конечно. Преступника все равно надо искать.

— Послушайте, Шнейдер! — решительно сказал Гуров. — Не размазывайте мне тут кашу по тарелке! Если у вас есть что сказать — докладывайте! А то, что ваша группа состоит из тонких лириков, я давно понял. Могу предложить набор чистых носовых платков, чтобы утирать слезы. А мне, как вы остроумно заметили, преступника надо искать.

— Я вас понял, — покорно отозвался Шнейдер. — Докладываю конкретно. Наш шеф Вишневецкий любил одну замужнюю женщину. Об этом все знали — иногда после работы он ездил к ней на служебной машине, иногда его видели в том районе. Ну, и он намекал. Короче, все об этом знали, но в подробности никто, естественно, вникать не пытался. Мужики все-таки… Мы знали только, в какой район он ездит. В тот самый, где нашли его тело. Ну, и знали еще из его слов, что у той дамочки ужасно ревнивый муж. Вот, пожалуй, и все… Я не утверждаю, что наша версия верна, но она вполне правдоподобна. Поскольку вы назначены в следственную группу…

— А откуда вам, кстати, это известно? — вдруг спросил Гуров. — О том, что я назначен? По радио об этом не объявляли, по-моему.

— Слухом земля полнится, — ответил Шнейдер. — О вашем назначении в МУРе сегодня все уже с утра знали. Я-то, наверное, узнал одним из последних.

— Хорошо, — сказал Гуров. — В таком случае расскажите мне, что произошло накануне убийства, пятого июля. Вы видели Вишневецкого в тот день?

— Разумеется, — кивнул Шнейдер. — Мы занимались опросом свидетелей по делу Свищева. Это крупный предприниматель из Екатеринбурга. Он приехал по делам фирмы в Москву, и здесь его пытались убить. Это случилось четвертого июля на Беговой улице. Он постоянно снимает там квартиру. Стреляли, когда он выходил из подъезда. Три пули в грудь, но все обошлось. Свищев, похоже, в рубашке родился. Ранения тяжелые. Но не смертельные.

— Вот как? — удивился Гуров. — А я думал, что ваша группа только «Индиго» занималась.

— Ну да! Кто может позволить такую роскошь? — возразил Шнейдер. — Мы вели параллельно и другие дела тоже. А что касается «Индиго», то, честно говоря, это тупик. Думаю, скоро его отправят на полку. Ни единой зацепки. Да и сами дельцы из «Индиго» склонны рассматривать его как недоразумение. Возможно, машину Елисеева спутали с какой-то другой. Насколько нам удалось выяснить, у «Индиго» в принципе нет серьезных проблем. Кому могло понадобиться это покушение — непонятно.

— А Вишневецкий тоже так думал? — спросил Гуров.

Шнейдер непонимающе взглянул на него.

— Я, конечно, в голову к нему заглянуть не мог, — сказал он. — Но общее мнение в группе было именно таким.

— Значит, пятого июля вы опрашивали свидетелей? — сказал Гуров. — Надеюсь, этот момент отражен документально?

— Да, протоколы допросов присутствуют, — солидно сказал Шнейдер. — Со свидетелями мы закончили где-то во втором часу. Потом перекусили… Потом… Потом Вишневецкий поехал в офис «Индиго».

— Зачем?

— Н-ну, я не знаю, — замялся Шнейдер. — Сказал, нужно. Он не всегда посвящал в свои планы.

— До сих пор вы утверждали, что вся жизнь его была как на ладони, — перебил Гуров. — Вдобавок дело «Индиго» считалось у вас бесперспективным. Зачем в таком случае Вишневецкий туда опять поехал? Значит, у него были какие-то основания для этого?

— Возможно, я несколько преувеличил, — скромно сказал Шнейдер. — Просто Вишневецкий всегда был рядом. Мысли свои он, конечно, не все озвучивал. Возможно, у него и появились какие-то новые соображения насчет «Индиго», но он не стал с нами делиться, желая сначала их проверить.

— Значит, пятого июля у Вишневецкого появляются какие-то новые соображения насчет старого дела, — повторил Гуров. — Он отправляется в «Индиго» их проверить, а шестого утром его находят на пустыре мертвым. Я правильно излагаю события?

Шнейдер вдруг заволновался. У него даже вспотела верхняя губа.

— Нет-нет, все совсем не так, товарищ полковник! — торопливо сказал он. — Вы просто не дослушали до конца. Вишневецкий пробыл в «Индиго» недолго — около часа, а потом вернулся в отдел. До вечера мы работали с документами — я еще оформлял запрос в Екатеринбург по поводу деятельности фирмы Свищева. Нам хотелось знать подробности… Вишневецкий ушел в этот день необычно рано — в пять часов. По некоторым намекам мы поняли, что он намерен расслабиться, но сделали вид, что ни о чем не догадываемся. Анатолий Викторович очень болезненно относился к этой теме. Ведь у него двое детей…

— Ну, хорошо, а знала ли жена об этом… гм… его увлечении?

— Трудно сказать, — задумался Шнейдер. — Вишневецкий об этом с нами не говорил. Но можно предполагать, что по крайней мере догадывалась. Женщины чертовски наблюдательны в этом смысле.

— Я бы сказал, что они чувствуют сердцем, — поправил Гуров, внимательно глядя на собеседника. — Вот, кстати, такая деталь — говорят, когда Любовь Николаевна узнала о смерти мужа, она сказала, что предчувствовала ее. Нет предположений, как это понимать?

— Ну! Я как раз об этом и толкую, — оживился Шнейдер. — Сам я об этих ее словах не слышал, но раз она так сказала, значит, знала!

— Простите, — не поверил Гуров. — Что знала? Что муж умрет насильственной смертью? Только потому, что у него была любовница? Довольно странно! Какая связь? Как минимум половина мужей имеют любовниц, но это редко является причиной смерти. Да, как правило, не является.

— М-м… Ну, возможно, она что-то слышала, — замялся Шнейдер. — В том смысле, что существует ревнивый муж… Впрочем, тут мне трудно судить. Я многого не знаю — могу только догадываться.

— Ладно, значит, в пять часов вечера Вишневецкий ушел из отдела, и больше вы его не видели. Так получается? — спросил Гуров.

— Пожалуй, так, — кивнул Шнейдер. — Да, именно так.

— Теперь такой вопрос — кто из вашей группы находился в этот момент на месте?

— Да все, по-моему, — Трегубов, Воробьев, Савицкий, ну и я, конечно, — перечислил Шнейдер. — Вы хотите знать, кто видел его живым в последний раз?

— Да, хотелось бы, — сказал Гуров. — Только это будет не так просто. Наверное, вы были не последними. Уходя, он сдал оружие? Оставил в сейфе? Взял с собой?

— Оставил в сейфе, — без запинки сказал Шнейдер. — И ключ от него передал Трегубову.

— Он всегда так делал? — удивился Гуров.

— Нет, я думаю, он просто не хотел идти с ключом и оружием к любовнице, — пояснил Шнейдер. — Все-таки мало ли чего…

— Вы настолько доверяли друг другу?

— Ну, конечно, — улыбнулся Шнейдер. — Мы же одна команда. Это только в кино Жеглов прячет от товарищей дело. Вы же знаете, в жизни все немного иначе.

— Да, жизнь — это не кино, — подтвердил Гуров. — А теперь расскажите мне, что произошло после ухода Вишневецкого. Вы тоже разошлись?

— Кто как, — пожал плечами Шнейдер. — Я ушел примерно через полтора часа. Первым, почти вслед за шефом убежал Савицкий. У него девушка, и он по вечерам с ней встречается. Если есть время, конечно. Воробьев ушел вместе со мной. А дольше всех задержался Трегубов. Он у нас закоренелый холостяк и никуда не спешит… Но вы расспрашиваете так, будто подозреваете нас в чем-то…

— Я расспрашиваю вас, опер, довольно поверхностно, — возразил Гуров. — Примерно так, как вы работали над делом «Индиго». Да и со Свищевым вы, насколько я понял, не слишком-то напрягались. Четвертого июля совершено покушение на заказное убийство, а пятого июля оперативная группа уже разбегается по любовницам…

— Товарищ полковник! — укоризненно воскликнул Шнейдер. — Тут вы не правы! Со Свищевым, между прочим, сработали на «пять с минусом». Предполагаемых киллеров взяли в тот же день в одной из ближайших гостиниц. Мы подключили к делу местный РОВД, прочесали район и довольно быстро обнаружили и свидетелей, и улики. Преступники даже не особенно и скрывались — видимо, были уверены в собственной безнаказанности и очень удивились, когда на них надели наручники. С этими парнями уже вовсю работает следователь. Так что вы напрасно, товарищ полковник, мы свое дело сделали.

— Ну, тогда приношу свои извинения, капитан, — сказал Гуров. — Действительно, это как будто звучит неплохо. Однако Вишневецкий погиб, и пока вопросов больше, чем ответов. Сами пытались что-нибудь сделать?

Шнейдер медленно покачал головой.

— Практически ничего, — сказал он. — Все еще в шоке. Хотя руки, можно сказать, чешутся. Но, если хотите знать мое мнение — начальство правильно рассудило, поручив это дело вам, товарищ полковник. Ребята сгоряча могут дров наломать. А тут холодный взгляд нужен — со стороны. Я потому и решил с вами переговорить. Ребята из ложной щепетильности будут покрывать покойного шефа, а кому это выгодно? Только убийце.

— Думаете, будут покрывать? — с интересом спросил Гуров. — А с какой стати? Иметь любовницу, конечно, нехорошо, но ведь это не преступление. И я вроде не репортер желтой прессы…

— Я же вам объяснял, товарищ полковник, — доверительно произнес Шнейдер. — Отношения в группе были особенные. Мы как одна семья были.

— Ну, вы-то под эту категорию не попадаете, — заметил Гуров. — Сами отказались от такой чести. И потом, допустим, Трегубова и Воробьева я немного знаю — работники со стажем, а вот Савицкого я что-то не припоминаю. Он, наверное, в МУРе еще меньше, чем вы?

— Да, второй год всего, — подтвердил Шнейдер. — Но способный парнишка, заводной. Вишневецкий его очень ценил. Савицкий за него в огонь и в воду. Вот увидите, этот до последнего будет отрицать, что у шефа женщина на стороне была.

— Правда? Очень трогательные у вас сложились отношения. Даже не верится, что такое возможно в наши меркантильные времена, — сдержанно улыбнулся Гуров. — Ну что же, вы можете быть свободны. А я буду ломать голову над информацией, которую вы мне подбросили. Орешек не из простых, надо признаться!

— Вы справитесь, — с уважением сказал Шнейдер.

— Спасибо за доверие, капитан, — усмехнулся Гуров.

Шнейдер смутился, посмотрел на часы и, кивнув на прощание, торопливо пошел в дальний конец автостоянки, где сел в желтый «Фольксваген». Гуров подождал, пока он уедет, и задумчиво оглянулся по сторонам.

— Надеюсь, больше сюрпризов не будет? — негромко спросил он сам себя. — Тогда, господин полковник, пора ехать к себе. Крячко, должно быть, заждался.

Крячко должен был встретиться с судебным медиком, который проводил вскрытие, и уточнить некоторые детали. Судя по его довольной физиономии, с которой он встретил Гурова, ему удалось узнать что-то любопытное.

— Как прошли похороны? — поинтересовался он. — Преступник поблизости не околачивался? Говорят, убийцу непременно тянет на похороны — может, для того, чтобы убедиться, что его труд не пропал даром.

— Юмор у тебя! — неодобрительно заметил Гуров. — Он не черный даже, а чумазый. Тебе когда-нибудь бывает стыдно за те шуточки, что ты отпускаешь?

— Придираешься! — сказал Крячко. — И потом, я вовсе не шутил. Убийца вполне мог появиться. Ты ничего необычного там не заметил?

— Допустим, заметил, — ответил Гуров. — Его нельзя было не заметить. Необычно вел себя капитан Шнейдер из группы Вишневецкого. Он подкараулил меня после церемонии и подарил версию гибели шефа. Все просто, как мычание. В том районе у Вишневецкого была любовница, имя которой он хранил в глубокой тайне. Однако каким-то образом всем было известно, что у красавицы страшно ревнивый муж, который в конце концов и учинил кровавую расправу. Вообще-то обычно ревнивые мужья начинают с жен… Ты случайно не встречал в сводках сообщения об убийстве женщины на Краснополянской улице или где-то около?

— Нет, не припоминаю, — покачал головой Крячко. — Но смею думать, что Краснополянская улица вообще ни при чем. Тут генерал надавил на экспертов, и они со вчерашнего дня вплотную занимались нашим делом. Есть уже кое-какие результаты.

— Выкладывай! — потребовал Гуров.

— Во-первых, четко обозначилась одна деталь, на которую вначале никто не обратил внимания, — сообщил Крячко. — Бутылка. Действительно, судебный медик не отрицает, что подобную травму черепа могли нанести бутылкой, но только вся штука в том, что пивная бутылка, найденная на пустыре, абсолютно невинна! Судя по всему, ее просто приложили к ране позднее, имитируя таким образом орудие преступления. Согласно экспертизе, удар мог быть нанесен отнюдь не пивной бутылкой, а более массивным изделием — предположительно бутылкой из-под французского шампанского. Причем удар был настолько силен, что толстостенная бутылка раскололась и на краях раны остались мельчайшие осколки стекла! Их на месте никто не заметил, но врач, молодец, обратил внимание и передал образцы тканей экспертам. Те сделали анализы и почти стопроцентно утверждают, что Вишневецкий был убит бутылкой дорогого шампанского, причем в момент убийства шампанское находилось еще в бутылке. Представляешь, какой был удар, если такая бутыль раскололась? Дождь, конечно, подгадил — если бы не он, эксперты могли бы выдать более полную информацию. Но и эта меняет все дело. Скорее всего, Вишневецкого убивали вообще не в этом районе. Его привезли туда уже мертвого.

— А это похоже на правду! — оживился Гуров. — Это очень похоже! Если бы били на месте, остались бы и осколки бутылки, а тут появляется другая, целая, только перемазанная кровью… Очень похоже на правду, Стас!

— Еще как похоже, — важно кивнул Крячко. — Тем более что на пивной бутылке ничьих пальчиков и в помине нет. Конечно, погодные условия, небрежность следствия, и, однако же, у экспертов сложилось такое впечатление, что бутылку специально протирали, прежде чем испачкать кровью и подбросить на пустырь. Странновато для бытовухи, правда?

— Как сказать, — покачал головой Гуров. — Бытовуха разная бывает. Скажем, погорячился человек, прихлопнул любовника жены, а потом остыл немного, припомнил, что в кино видел, и ночью избавился от трупа. А чтобы глаза отвести, подбросил бутылку, которая под руку попалась. Не думаю, что у него полны погреба шампанского. Как тебе такой вариант?

— Вариант сильный, — согласился Крячко. — Тогда надо понимать, что труп он на руках тащил? Недалеко ведь, да и мужик, судя по удару, не из слабаков. Мог и в одиночку справиться. Тогда вполне возможно, что кто-нибудь из жителей его за этим занятием видел. Придется весь район опрашивать.

— Это в том случае, если у Вишневецкого действительно была любовница и она действительно живет на Краснополянской улице, — подчеркнул Гуров. — А на этот счет у меня имеются очень серьезные сомнения. И опрашивать ни в чем не повинных граждан мы, пожалуй, пока не будем. Мы начнем с тех, кто каждый день был с Вишневецким рядом. Завтра же с утра пригласим всю его группу и возьмем у каждого подробные показания. Рассказ, который я сегодня слышал, показался мне несколько сентиментальным и неконкретным. А мне нужен полный хронометраж происходивших пятого июля событий. Плюс все, что известно о предполагаемой любовнице Вишневецкого. Не верю, что о существовании мужа-ревнивца точно знали, а о любовнице лишь догадывались. Есть тут какая-то недоговоренность.

— Про любовниц лучше всего спрашивать у подружек жены, — авторитетно заявил Крячко. — Которым те плачутся в жилетку. Поспрошать надо, кто у Вишневецкой подруга.

— Вот и поспрошай, — предложил Гуров. — Твоя идея — ты и реализуй. Тем более что ваш покорный слуга потерпел на этом фронте полное фиаско. Вишневецкая только что матом меня не послала.

— Неужели? — ахнул Крячко. — Самого Гурова? Образцового джентльмена, бесстрашного сыщика и любимца женщин? Не может быть! Хотя вообще-то я предупреждал, что время и место для допроса ты выбрал не совсем удачное. Можно было подождать денька два.

— Теперь я это и сам вижу, — сказал Гуров. — Только, боюсь, придется ждать гораздо больше. Вишневецкая, похоже, женщина обидчивая и с характером. Вряд ли мне удастся скоро заслужить ее доверие.

— Ну что же, раз ты не справился, придется, видно, мне браться за дело, — притворно вздохнул Крячко. — И вот так всю жизнь — один пашет, а слава достается другому…

— Не расстраивайся, потомки разберутся, кому ставить памятник, — утешил его Гуров.