Ментовская крыша

Николай Леонов

Дождливым утром на пустыре было найдено тело подполковника МУРа. Некоторые оперативники решили, что это бытовуха. И только сыщик Лев Гуров был уверен, что подполковника убрали свои – «оборотни», которые связаны с криминалом. И начал разрабатывать именно эту версию, как вдруг с повинной явился убийца. Оказалось, что убитый подполковник завел роман с его женой, и он, ревнивый муж, убил соперника. Но Гурову его рассказ показался неубедительным. Сыщик нутром чувствовал – идет какая-то грязная игра.

Глава 1

Следователь Балуев принципиально не пользовался зажигалкой. Чиркнув спичкой, он обязательно отводил руку далеко в сторону, пережидая, пока отлетит ядовитый серный дым, и только потом подносил ее к сигарете, крепко зажатой в бледноватых тонких губах. Вот и сейчас так. Прикуривал долго, строго наблюдая за кончиком сигареты, который никак не хотел разгораться — видимо, табак был влажноват. Балуев не выпендривался и курил обыкновенную, даже не «золотую», «Яву».

Полковник Гуров и его правая рука полковник Крячко терпеливо ждали. Дело, по которому их прикомандировали к следственной бригаде, было серьезным и спешки не допускало. Речь шла об убийстве — причем убийстве, которое задевало их лично. Погиб сотрудник милиции, оперативник из МУРа, погиб нелепо, на улице и, кажется, даже не будучи при исполнении. Подробностей они пока не знали, и, скорее всего, подробности еще предстояло выяснять — опрашивать свидетелей, встречаться с коллегами и родственниками, знакомиться с делами, которые вел убитый. Начальство придавало большое значение раскрытию этого преступления. В последнее время все, что хоть каким-то боком касалось милиции, вызывало в обществе очень болезненную реакцию. Рекомендовал Гурова в бригаду сам начальник главка генерал Орлов. При этом он ссылался на личное пожелание министра раскрутить дело в самые кратчайшие сроки, не жалея ни сил, ни средств.

Гуров скептически относился к таким пожеланиям — будучи министром, можно позволить себе многое. Министры всегда говорят о кратчайших сроках. Иногда они для убедительности еще стучат кулаком по столу. Гуров ничего не имел против кратчайших сроков, но, по его мнению, главным в деле все-таки оставался результат. Краткость, говорят, сестра таланта, но не она ли — мать многочисленных ошибок? Гуров никогда не возражал против быстрого достижения результата, но терпеть не мог ошибаться. Поэтому все банальности о скорости и личном контроле, прозвучавшие из уст непосредственного начальства, Гуров пропустил мимо ушей — важно было ухватить суть. Для этого они сейчас и собрались в кабинете Балуева.

Следователь не спешил — скорее всего, потому, что самому ничего не было ясно. Следствие работает с оперативно-розыскными материалами, а с ними у Балуева как раз было неважно.

— Понимаете, ребята, — сразу же сказал он, — случай сам по себе печальный, но еще печальнее, что в распоряжении у нас с вами пока одни голые факты. Совершенно, я бы сказал, голые — гладкие, понимаешь, как степь. И ни одной приличной версии. А случай не только из ряда вон выходящий — случай довольно серьезный. Хотя, сами знаете, работенка ваша тоже не сахар, и смерть всегда рядом ходит. Однако здесь мы имеем резонанс — убитый имел опыт, заслуги, по две звезды на погонах. И обстоятельства соответственно… Если это не какая-то нелепая случайность, то просматривается особый цинизм, понимаешь… А вообще я на ваш авторитет сильно надеюсь, ребята!

Он, прищурясь, посмотрел на обоих оперативников, должно быть, полагая, что после такого комплимента они пойдут за него в огонь и в воду.

— Мы на него тоже надеемся, — поддакнул Крячко. — Надежда, как известно, умирает последней.

Его простодушное широкое лицо ничего не выражало, кроме горячего желания понравиться следователю и поскорее взяться за дело. Однако Балуеву что-то, видно, показалось сомнительным в его словах. Он подозрительно покосился на Крячко и сказал уже сухим тоном, без лирики:

— Значит, так, что мы имеем на сегодняшний день? Опер МУРа подполковник Вишневецкий был найден мертвым шестого июля утром на пустыре за Краснополянской улицей. Обнаружил тело какой-то неизвестный, у которого хватило совести позвонить в милицию, но, естественно, к приезду группы след его уже простыл, причем не исключено, что он успел хорошо пошарить у погибшего в карманах…

— Сомнительно, — перебил Гуров. — Совершивший противоправные действия вряд ли станет тревожить милицию. Если только мы не имеем дело с большим оригиналом… Но по вашим словам можно предположить, что в карманах убитого ничего интересного обнаружено не было, верно?

— Абсолютно, — кивнул Балуев. — Даже автобусного билета. Хотя, сами понимаете, он в этот район не пешком добирался. Вообще-то про билет я к слову. Его могли подвезти, конечно. Или он мог приехать на такси. Своя машина у него сейчас не на ходу. Это мы сразу выяснили у жены.

— А кстати, зачем он вообще там оказался? — полюбопытствовал Крячко. — По служебным делам или по личным?

— По правде говоря, ответ на этот вопрос я надеюсь получить от вас, ребята, — сказал Балуев. — И вообще вопросов тут больше, чем ответов. Во-первых, зачем? Во-вторых, когда? Почему один, почему на пустыре? И так далее, верно?.. Тут нам еще подгадила погода — шестого под утро шел дождь. И, надо сказать, отвратительно сработали все, начиная от райотдела милиции и кончая следователем. Дело в том, что Вишневецкий был, как обычно, в штатском, без документов… Выглядел, естественно, непрезентабельно, да и как может выглядеть в шесть часов утра труп, валяющийся под дождем на пустыре? Грязный, с пробитой головой… Его приняли за бомжа и отнеслись соответственно. То есть ни толкового осмотра места происшествия, ни опроса свидетелей, ни улик, ни следов… Какие уж там следы! Предполагаемое орудие убийства — пивную бутылку — отыскали только на следующие сутки. Хорошо, жена спохватилась и обзвонила с утра все больницы и морги. Говорит, сердце чувствовало… Все, кто проводил первоначальное расследование, получили по выговору и были отстранены. Ну и что? Теперь вот мы с вами должны отдуваться за их халатность.

— Сердце чувствовало — это как? — с любопытством спросил Крячко.

— А вот вы у нее самой и поинтересуйтесь, — предложил Балуев. — Может, она вам объяснит. Только аккуратнее все-таки — это у нас с вами следствие, а у женщины — горе.

— С нашим авторитетом мы это как-нибудь сообразим, — проворчал Гуров. — Давай ближе к делу. Выходит, хватилась жена, а как на службе? Не заметили, что пропал человек?

— Не то чтобы не заметили, а не придали значения, — сказал Балуев. — Вишневецкий последнее время расследовал покушение на заместителя фирмы «Индиго», занимавшейся грузовыми перевозками, на Елисеева Евгения Александровича. Дело это теперь тоже у меня, и, должен сказать, радости мне это не добавляет. В материалах сам черт ногу сломит. Мой предшественник, кажется, махнул на все рукой, целиком положившись на оперативников, да и то сказать, ему не до работы было — он сейчас в больнице лежит с подозрением на опухоль желудка. Вот такие дела. А в сейфе у Вишневецкого после его смерти практически ничего не нашли по Елисееву. Бардак полный, все впору начинать сначала. В общем, подбросили мне подарочек! Особенно смешно будет, если это убийство — трагическая случайность.

— То есть вышел опер на пустырь ночью — воздухом подышать, — подхватил Крячко. — А тут его бутылкой по черепу. Чисто случайно.

— Ну, это ты утрируешь, конечно, — поморщился Балуев. — Мне и самому в случайность не верится. Однако обычно милиционер от пули гибнет. Способ убийства смущает. Но уцепиться пока абсолютно не за что. Я говорю, все сначала начинать надо — контакты Вишневецкого, кто заинтересован был в его смерти, кто последний его перед смертью видел, служебные проблемы, личные… А у меня еще полтора десятка дел без этого.

— А это самое покушение… — помедлив, спросил Гуров. — Когда оно состоялось? Я что-то не припомню.

— Немудрено, — покачал головой Балуев. — Сейчас столько заказных развелось, что покушение без смертельного исхода вроде как подарок судьбы воспринимается. Кто на него внимание обращает? Ну, а вообще-то это в июне было — где-то как раз после Дня детей. Елисеев ездил по делам в Тверь — там у них что-то вроде филиала, — и на обратном пути его машину обстреляли. По счастливой случайности никто не погиб, и даже машину не сильно повредили. Вот этим делом Вишневецкий и занимался. Без особых результатов, как выясняется.

— Ничего странного, — пожал плечами Гуров. — Свидетелей нет, трупов нет, мотив неясен…

— Мотив один — передел собственности, — махнул рукой Балуев. — Вроде есть энтузиасты, которые хотели бы оттягать «Индиго» у нынешних хозяев. Но все это остается на уровне предположений. Вишневецкий должен был реализовать эти предположения, но не сумел. Или не успел. Он, конечно, не один работал. Поговорите с его группой — наверняка они владеют информацией.

— Кто владеет информацией — тот владеет миром, — важно заметил Крячко. — Я Вишневецкого знал. Замкнутый был мужик, неразговорчивый. Слова из него лишнего не вытянешь. Наверняка и группа у него такая же подобралась.

— Ну, вы-то свои люди! — улыбнулся Балуев. — Уж договоритесь как-нибудь. Это на прокуратуру все волком смотрят — и преступники, и люди в синих шинелях.

— А что экспертиза говорит? — спросил Гуров. — Врач?

— Смерть наступила в результате тупой травмы черепа с обширным внутренним кровоизлиянием, — ответил Балуев. — Вот заключение судебного медика. А по орудию убийства пока ничего. Я же говорю, бутылку только на следующий день нашли. Хорошо — нашли! Там мусора — черт ногу сломит. Плюс дождь, как я уже упоминал. К счастью, на донышке следы крови сохранились. Надеемся, что на стекле и чьи-нибудь пальцы остались, но это маловероятно…

— Ну что ж, что выросло, то выросло, — заключил Гуров. — Пальцы пальцами, а мы сначала, пожалуй, с документами ознакомимся, да и копии себе сделаем…

— Уже сделано, — возразил Балуев. — Можете забирать. Папка, видите, какая — три листка. Это все, что наработали.

— Мы с Гуровым тоже не шибко грамотные, — притворно вздохнул Крячко. — Как писать чего — просто чистое мучение, ей-богу! Мы больше люди действия.

Следователь погрозил пальцем.

— Эдак не пойдет, полковник! — сказал он без улыбки. — Все мы люди действия. Только вот отчитываемся по бумажкам. Так уж задумано на этом свете. Поэтому будьте добры бумагами меня обеспечить по полной программе, чтобы не получилось, как с Вишневецким. Искал кого-то, а кого — один бог ведает.

— Полковник Крячко шутит, — ровным голосом объяснил Гуров. — Любит пошутить. Скрашивает себе суровые милицейские будни. Разумеется, все оперативно-розыскные мероприятия будут нами отражены документально. Насчет этого можешь не беспокоиться. Мы, кстати, люди не только действия, но и слова.

— А я что говорю? — с облегчением отозвался Балуев. — Да мы с вами горы свернем! Главное, держаться одной командой и не тянуть одеяло на себя…

— Очень образно! — подхвалил Крячко. — Я просто вижу эту сплоченную под одним одеялом команду…

Следователь Балуев сунул в рот еще одну сигарету, сердито чиркнул спичкой и поспешно убрал руку в сторону.

— Никак не могу привыкнуть к вашему стилю, ребята, — пожаловался он, закуривая. — Вроде серьезные мужики, солидные, а шутите, как этот… ну, в «Аншлаге» еще…

— Нам «Аншлаги» смотреть некогда, — важно заявил Крячко. — Вон у Гурова жена — знаменитая актриса, и мы с ним можем на халяву хоть каждый день по театрам бегать, а не бегаем. Почему? Не имеем времени. Потому и шутить приходится самостоятельно — по чисто психологическим причинам. Разряжаемся таким образом. Снимаем напряжение.

— Можно подумать, я из театров не вылезаю, — обиженно сказал Балуев. — Вы меня спросите, когда я в последний раз телевизор-то включал! До поздней ночи на работе. Просто тонешь в бумагах. А вам все шуточки!

— Ну, во-первых, я тут ни при чем, — без улыбки пояснил Гуров. — С полковником Крячко я и сам периодически пытаюсь бороться. Правда, без особого успеха. Самый лучший вариант в таком случае — не слушать, что он говорит. Иногда помогает. Особенно когда знаешь, что за человек он на самом деле.

— Да, это, наверное, единственный выход, — согласился следователь. — А я, честно говоря, шуток не понимаю. Насмотришься за день на все эти рожи… — Он обреченно махнул рукой. — Никакого чувства юмора не хочется, честно вам скажу! А если уж сильно разрядиться надо, так я старым дедовским способом пользуюсь…

— Это, конечно, основной метод, — авторитетно заявил Крячко. — Жалко, в рабочее время его применение ограничено. А то бы нам, глядишь, и вообще шутить не понадобилось.

— Ну, ладно, хватит трепаться, — жестко сказал Гуров. — Случай на самом деле серьезный. Будем работать. Завтра же я с тобой свяжусь, Сергей Михалыч. Уверен, что уже сегодня мы добудем информацию, которая подскажет нам, в каком направлении двигаться.

На самом деле он не испытывал в этом абсолютно никакой уверенности. Это было чем-то вроде заклинания, которым Гуров подстегивал себя и поддерживал оптимизм в коллегах. Он считал, что в их работе оптимизм должен присутствовать всегда — даже когда для него не видно никаких поводов. Собственно говоря, таких поводов было настолько мало, что ими вполне можно было пренебречь. Из такой ситуации оставались только два выхода — или спиться, или остаться неисправимым оптимистом.

Гуров тоже немного знал покойного Вишневецкого. Тот действительно был человеком со сложным характером. Про таких говорят — не подарок. И такие люди умеют наживать врагов.

— У опера все враги! — заявил Крячко, когда они с Гуровым покинули кабинет следователя. — Совсем не факт, что смерть Вишневецкого связана с его последним делом. Тем более что там самый настоящий «висяк».

Гуров в принципе был с этим согласен, но выводы делать не спешил.

— Вот узнаем, что он делал ночью на пустыре, тогда и будем рассуждать, — заключил он. — Не с луны же он туда упал? Значит, была какая-то причина там появиться…

— Вот я и говорю, — подхватил Крячко. — У опера тысячи причин получить по башке. Но, согласись, довольно необычная смерть для нашего брата. Может, бытовуха?

— Жизнь покажет, — заметил Гуров. — Первым делом — его окружение, экспертиза, документация, «Индиго», естественно. Ну и жена, конечно, которая что-то чувствовала. Когда женщина говорит, что ей подсказало сердце, значит, она наверняка что-то знала. На пустом месте сердце не подсказывает. Вот будут в руках какие-то факты — тогда и будем рассуждать.

— К жене кто пойдет? — деловито поинтересовался Крячко. — Сегодня, скорее всего, похороны. Наверняка сослуживцы будут, от начальства кто-то, оркестр… Скажут, что безвременно ушел незаменимый и кристальнейший сотрудник, ну и все такое прочее… Не самый удобный момент.

— Зато повод удобный, — возразил Гуров. — Этим я сам займусь. Только нужно сначала позвонить. Ты иди, заводи свою колымагу, а я пока звякну.

Последнее замечание было существенным, потому что у потрепанного «Мерседеса» Крячко, на котором они приехали, с утра барахлило зажигание, и, чтобы укротить его, требовалось некоторое время. Вспомнив об этом, Крячко поспешил на улицу.

Усевшись за руль, он принялся сражаться со взбунтовавшейся техникой и так погрузился в это увлекательное занятие, что не заметил, как возле «Мерседеса» возник неизвестный гражданин. Этот гражданин несколько секунд наблюдал за мучениями Крячко, а потом согнутым пальцем деликатно постучал по стеклу.

Крячко с досадой поднял глаза и увидел коренастого, средних лет мужчину, уже начинающего лысеть, одетого в майку-сеточку. Незнакомец держал в руке допотопную авоську со странным набором — там лежали ласты для подводного плавания и консервные банки с этикеткой «Сельдь атлантическая». На плохо выбритом лице мужчины было написано нетерпение.

Крячко опустил стекло и поинтересовался, кивая на сумку:

— Рыбку сами ловите?

— В каком смысле? — подозрительно спросил мужик.

— В смысле снаряжения, — объяснил Крячко.

— Ерунда! — с вызовом сказал незнакомец. — Это шутка такая, что ли? Я вообще-то тороплюсь. Меня просто просили передать… Вы — Гуров?

Крячко удивленно приподнял бровь.

— Нет, уважаемый, — ответил он. — Гуров — это такой высокий, красивый, в галстуке и с сединой на висках. А я — Крячко.

— Ну, все равно, — мотнул головой мужчина. — Сказали, вам тоже можно…

— Да я не против, — радушно согласился Крячко. — Что передать-то?

— Да насчет жены этого Гурова… — замялся мужчина. — Типа, она женщина известная…

— Ну? И что дальше? — насторожился Крячко.

— Ну и все, — хмуро произнес незнакомец. — У всех на виду. Пусть, мол, подумает об этом на досуге…

— А ну-ка, стоп! — строго сказал Крячко и мгновенно выбрался из машины. — Давай-ка, друг, не темни! Что ты мне тут за шарады загадываешь? — Он железной рукой ухватил мужика за локоть.

Тот невольно попятился, пытаясь вырваться, и забормотал с нарастающим испугом и возмущением:

— Э, ты чего? Чего я тебе такого сказал-то? Попросили передать — я и передал. Два слова всего-навсего. Чего вяжешься-то? Отвали или я ментов позову!

— Это ты очень удачно попал, уважаемый! — с воодушевлением заметил Крячко. — Ты, видно, не в курсе, что я не просто Крячко, а полковник милиции Крячко. Так что тебе даже звать никого не надо — я уже здесь.

Человек с ластами испугался еще больше. Он перестал вырываться и сменил тон на просительный.

— Честное слово, товарищ полковник! — произнес он. — Я тут ни при чем! Меня попросили, а мне что, трудно? Вижу, мужик приличный. Вроде ничего такого… Я и не подумал…

— А вот это не оправдание! — строго сказал Крячко, отпуская, впрочем, незнакомца. — Подумал — не подумал… Все равно, как сейчас говорят, за базар отвечать должен! Во-первых, кто ты такой есть? И, во-вторых, кто тебя просил передать такую глупость? Жду конкретных ответов!

Мужчина беспомощно оглянулся и что-то поискал взглядом.

— Да вон там «жигуль» стоял, — объяснил он. — Вон за перекрестком. Теперь уже уехал. Я мимо шел, мужик, который за рулем сидел, меня подзывает и говорит: передай, мол, то-то и то-то… Я ему сказал — надо, мол, сам и передавай! Как чувствовал… Ну а он, короче, полтинник мне сунул. Ну, за полтинник-то почему не передать?

— Действительно, — согласился Крячко. — За полтинник я и сам бы не отказался. А мужика хотя бы описать можешь?

— Да как? — замялся мужчина, который так и не назвал своего имени. — Мужик как мужик. Я не больно присматривался. Такой моложавый, причесанный вроде… Да, в черных очках он был! Не в таких новомодных — полосочка такая, — а в таких, знаете, как раньше носили, на пол-лица…

Крячко уважительно покачал головой.

— Ну, мужик, умеешь ты в двух штрихах портрет нарисовать — человек просто как живой получается! Можешь даже не объяснять дальше — такой образ уже в память врезался. Номер машины усек? Нет, конечно. Ну, а свое имя хотя бы помнишь?

— Обижаете, товарищ полковник! — с нервной улыбкой сказал незнакомец. — Феофанов я, Олег Юрьевич, инженер-строитель. Сейчас в отпуске. Вот подумываю на юг махнуть. А живу тут неподалеку — если желаете, можно доехать. Там мою личность все подтвердят. А номер машины я и запоминать не стал — зачем он мне? Я же не гаишник. «Жигуль» цвета морской волны, обыкновенная «девятка». Кабы знать, что это для вас так важно…

Олег Юрьевич не был похож на злоумышленника, да, собственно, он ничего предосудительного не сделал, хотя и его поступок, и выполненная им просьба выглядели достаточно нелепо. Но задерживать мирного человека с консервами в авоське только за то, что он выполняет нелепые просьбы, было не менее нелепо. Тем более что дело было не в нем, а в том тревожном подтексте, что заключался в невинных на первый взгляд словах об известности гуровской жены.

Действительно, Мария Строева была не только женой Гурова, но и чрезвычайно популярной в Москве актрисой. После спектаклей у служебного выхода театра толпились ее поклонники с цветами и программками, на которых звезда должна была оставить автограф. Не все поклонники были столь деликатны. Иные рассчитывали на большее и вели себя довольно бесцеремонно. Они были уверены, что любимая актриса должна испытывать к ним не менее теплые чувства, и, не особенно мудрствуя, с ходу приглашали в ресторан и очень обижались, когда их предложения бывали отклонены. Правда, с тех пор как Мария стала женой полковника милиции и Гуров частенько встречал ее после вечерних спектаклей, такие конфликты возникали все реже. И вот опять всплыла похожая тема.

Крячко отпустил Феофанова, который тут же проворно убрался, и опять взялся за предательское зажигание. К тому времени, как появился Гуров, мотор заработал. Это привело Крячко в хорошее расположение духа, и он доложил Гурову о странном происшествии в несколько легкомысленном тоне. Однако Гуров воспринял рассказ очень серьезно.

— Говоришь, Мария у всех на виду и мне стоит подумать об этом на досуге? — переспросил он. — А знаешь, это очень скверно, что мне предлагают об этом подумать именно сегодня. Да, теперь я вижу, что это не случайная смерть…

— Ты имеешь в виду Вишневецкого? — уточнил Крячко.

— Разумеется. На первый взгляд вся эта чепуха не больше чем совпадение. Но тебе известен мой принцип — совпадения, как правило, тщательно готовятся. Просто кто-то решил поставить меня на место, прежде чем я начал копаться в этом деле. И знаешь, что особенно скверно?

— Кто-то из наших? — деловито сказал Крячко.

— К сожалению, — подтвердил Гуров. — О нашем с тобой назначении никто из посторонних знать не мог. Информация закрытая. И о том, что нас нужно искать именно здесь, тоже мог знать только кто-то из людей в синих шинелях, — горько усмехнулся он. — Вот такие дела. И теперь, поскольку карты основательно перемешали, следует подумать, во что такое мы, Стас, играем!

— Не знаю, что все это значит, — сказал Крячко. — Но тебе нужно идти к Орлову. Пусть выделяет для Марии охрану. Не всегда угрозы бывают пустыми. Петр поймет.

— Строго говоря, угроз еще никаких не было, — возразил Гуров. — Нам предложили подумать. Воспользуемся этим дружеским советом и будем думать. Да и потом, слишком серьезное обвинение у нас получается. А я пока еще хочу надеяться, что все-таки мы ошиблись.