Семь крестов

Николай Прокошев, 2013

Пруссия… 1410 год от Рождества Христова. Дворянин Гектор Бронте приговорен к виселице за убийство тевтонского рыцаря. Накануне казни ему является загадочный дух, обещающий освобождение. При одном условии – придется выполнить семь сложных заданий. И чтобы спасти свою шкуру, а заодно и душу, Гектор мгновенно соглашается… Правда, какой ценой дастся это спасение, герой и не предвидел. Волей судьбы он окажется в рядах Тевтонского ордена и примет участие в Грюнвальдской битве, где кровью и потом добывались слава и деньги. Временной портал на Куршской косе отправит героя в прошлое к своим предкам, где он узнает истинную цену человеческой жизни. Астроном Николай Копперник покажет изнанку нашего мира, а волшебник Вицель продемонстрирует колдовские чары. Сможет ли с помощью дружбы и любви, вопреки предательству и горю, наш герой получить семь крестов? Или все-таки дух Бэзил низвергнет Гектора навечно в адские чертоги?

Крест первый

Монах

— Ты не поверишь, дружище, чего я только не повидал, но такого еще точно не было, — Гектор допивал вторую плошку говяжьего бульона, заботливо сваренного другом его дяди. — Я сам не могу понять, как это произошло.

— Подожди, сынок, не спеши, — тучный, но очень подвижный мужчина с колючей щетиной снял с огня ароматные медовые лепешки. — Ты говоришь, что освободиться тебе помог какой-то дух. Как его звали? Бэзил? Твой дядюшка был страстный фантазер, а вот от тебя я ничего подобного раньше не слыхал. Странно это все.

Бальтазар Прустовский принадлежал к давнему купеческому польскому роду — известной семье Прустовских. Из четырехсот восьмидесяти тысяч жителей Пруссии сто сорок тысяч были поляками. В основном они, конечно, жили на приграничных территориях, но многие в силу разных причин оказались также и в глубине орденских земель. Как это водится, в семьях, занимающихся торговлей или содержанием различного рода заведений, дела передаются от отца к сыну. Так и Бальтазару постоялый двор «Медный ворон» достался в наследство.

— Да я и сам был крайне удивлен, когда у меня в голове зазвучал его голос. Со мной никого не было — ни одной души. Ну сам подумай, откуда бы я знал все эти тайные ходы? А если бы и знал, то разве сидел бы я там две недели? К утру меня хватятся, если стражник не оклемается раньше. Что начнется…

— Не переживай, Бронте, — Бальтазар почесал массивный подбородок. — Завтра же ярмарка. Никто не захочет отменять праздник, когда перед утренней мессой не досчитаются одного висельника. Тебе надо пока спрятаться здесь.

— Спасибо тебе, Бальтазар. Ты мой единственный друг, всю жизнь меня поддерживаешь, — вылизав, как собака, миску, Гектор запихнул в рот сразу два куска пшеничного хлеба и довольно крякнул.

— Караульного быстро найдут. Сейчас ночь на дворе, шерстить здесь не будут. С утра обшарят, не раньше. Несколько часов у тебя есть. Я дам сигнал, если что.

Заплетающимися ногами Пес поднялся на второй этаж к покоям постояльцев. Его излюбленную маленькую комнатку на чердаке Бальтазар никогда не сдавал, и Пес, не раздеваясь, устало плюхнулся на лежанку. По сравнению с гнилой соломой мешок, набитый гусиным пером, казался поистине царским ложем. Гектор с шумом выдохнул. В какие только передряги он ни попадал, но так близко к тому свету прусс еще не находился никогда. И этот странный голос исчез с того момента, как он переступил порог дома Бальтазара. Вспомнив еще раз про ярмарку, Пес искренне понадеялся, что дальше все будет хорошо.

— А с чего ты взял, Гектор, что все хорошо будет? — От неожиданности бывший висельник аж подпрыгнул. — Ты и вправду поверил, что я исчез? Ей-богу, как маленький. Я бы на твоем месте на это не рассчитывал.

— Послушай, даже не знаю, как назвать тебя, э-э, Бэзил. У тебя других дел нет, что ли? — Озираясь по сторонам, Пес присел на краешек лежанки. — Зачем ты ко мне привязался? По-хорошему прошу — исчезни, и так тошно.

— Мы, видимо, друг друга не так поняли — я тебя освободил, а ты мне что пообещал?

— Да плевать я хотел на свои обещания. Спасибо, что избавил меня от петли, ну и чего ты еще хочешь? Приходи завтра… потом приходи, а лучше вообще провались навсегда.

— Вот уж ты воистину дурак, Пес. Не ожидал я от тебя, хотя от такого отребья что угодно можно ожидать. Я же как лучше хотел. — Гектору показалось, что он услышал некоторое сожаление в голосе духа. — А правильно все-таки говорят, что люди сами себе намеренно создают трудности. Подписывай тогда — и до свидания, вот тут вычеркни, а вот тут подпиши.

Внезапно перед глазами Гектора прямо из воздуха появилась сначала одна пара рук — чистых, ухоженных, в белых кружевных рукавах, а затем и вторая — темно-красная, с длинными узловатыми когтистыми пальцами и черными вздутыми венами. Обе пары рук держали по книге: от той, что была в светлых дланях, исходило нежное сияние и тихая приятная музыка, а от другой пахло серой, и страницы были обожжены по краям. Пес заметил, что в обеих книгах, помимо кучи других, было написано и его имя.

— Что это такое, черт побери? — прусс шлепнул себя по щеке, чтобы проверить, не спит ли он.

— Это книги жизни и смерти. Из жизни ты себя вычеркиваешь, а в смерть записываешь. Все предельно просто, если откажешься, тебя разорвут пополам. Как же тебя делить будут? Другого не дано.

— Подожди, ты мне ничего не говорил про какие-то книги…

— Я все говорил — это ты не слушал, я тебе два раза объяснил условия нашего договора. Если откажешься подчиниться, твоя душа будет низвергнута в ад, а что там тебя ожидает, я думаю, ты догадываешься. Придется ответить за все свои прегрешения: алчность, пьянство, блуд, азартные игры и дальше по списку… — Пес поднял глаза, пытаясь сосчитать количество выпитых кружек, проигранных монет, обманутых им людей, и вздрогнул. — Останься ты болтаться в петле, там, в Чистилище, может, и извернулся бы как-нибудь, а тут, дружок, извольте проследовать в преисподнюю. С теми, кто нарушил условия, шутить не любят. Давай быстрей, не тяни, вычеркивай себя.

— Стойте! Стой, Бэзил, я не хочу в пекло, — Гектор в страхе отшатнулся от рук с книгами. — Обождите, я пока ничего не нарушал! Это была шутка такая. А вы мне сразу книжульки подсовывать, нет уж, дорогие мои. Договор в силе! Что надо делать? Убери свои талмуды, Бэзил, не дури. Я тебя внимательно слушаю…

— Вот этот разговор мне нравится больше, — дух заставил так же мгновенно исчезнуть реестры, как они появились. — Это будет твой первый крест. То есть первое задание. Если выполнишь — пойдем дальше, а если нет — извольте на прием к Асмодею.

— Какому Асмодею? Ничего такого в договоре не было, а тут откажешься — поджарят, не выполнишь — то же самое, — не скрывая отчаяния, Гектор обхватил руками голову. — Я бы не согласился никогда. Уж лучше и вправду подохнуть в петле…

— Хм, в тюрьме ты был совсем иного мнения. Ты был готов на все, лишь бы избежать казни. Пожалуйста, мне не трудно вызвать книги в последний раз. Условия ты знаешь, так что решай. В случае успеха сможешь от всего отказаться… конечно, если выживешь. — После этих слов с глубоким вздохом, проклиная все на свете, беглец от правосудия спрятал лицо в ладонях. — У тебя будет возможность отказаться три раза за всю нашу кампанию. Первый раз наступит после первого креста, всего их будет семь. Семь крестов — семь заданий.

— Христос еле дотащил один крест, и что с ним случилось? А ты на меня хочешь семь навесить! Ладно, я пройду это первое испытание, а потом пошлю тебя и твои книги в эту самую глубокую… адскую бездну. Чтоб вы там сдохли все скорее, тьфу! На кой черт мне семь, если можно выполнить только одно? Что там надо делать? Давай быстрее покончим с этим!

— Хорошо, что мы нашли общий язык, Пес. Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Гзанда?

Находясь в подземелье, Гектор совсем потерял счет времени и напрочь забыл о Троицкой ярмарке. В честь праздника Троицы устраивали самую большую трехнедельную ярмарку у ворот Лаакентор на выезде из Альтштадта. Все крестьяне и торговцы считали своим долгом посетить это грандиозное мероприятие. Здесь можно было впрок, до следующего года, запастись как провиантом, так и скотиной.

Купцы съезжались сюда со всей округи. Не оставались в стороне и представители со всей Ганзейской Лиги: ехали из Любека, Бремена, Кракова, Ревеля^[3] и даже Стокгольма. Эта ярмарка поистине была самым крупным событием в хозяйственной жизни Кёнигсберга, однако, помимо делового люда, сюда также стягивался и весь европейский сброд.

— Через десять лет приходите еще, обязательно! Я вас жду, — с наглой ухмылкой проводив очередного посетителя, рыжий коротышка сгреб со стола горсть монет к себе в пухлый кошелек.

— Приветствую вас, милостивый господин, — мужчина средних лет беззастенчиво отодвинул еще одного страждущего — горбатого старика — и отдернул полог, открыв вход в крохотный шатер Томаса. — Я слышал, вы… помогаете людям? Ищу вашу лавку с самого утра.

— Именно так, мой любезный друг. Прошу вас, проходите. Что беспокоит?

— Да вот что-то в этом месте как-то странно покалывает, раньше такого никогда не было, — мужчина указал себе на область живота. — Что это может быть?

— Известно что — ничего хорошего! — Рыжий всплеснул руками. — Сколько вам лет? Тридцать восемь? Да, я понял, пять лет назад у меня был подобный случай. С такими же жалобами пришел господин. Купил пятилетнюю грамоту, недавно приходил продлевать.

— А сколько мне осталось?

— Месяца два, максимум три…

— Не может быть, — мужчине показалось, что у него закружилась голова, — может, это просто временное недомогание? Такое же бывает…

— Тихо! Что вы там бормочете? Какое временное, я же вижу, на вас написано — от силы восемьдесят дней. Слышите? Но я могу вам помочь! Мои грамоты освящены самим, — покрытый рыжими волосами палец многозначительно замаячил перед носом больного мужчины, — понимаете? Вам повезло — только сегодня, в честь открытия ярмарки, особая цена на мои услуги. Пришли бы завтра, заплатили бы вдвое больше…

— Сколько?

— Пять лет — один фирхен^[4]. Десять — шиллинг^[5] и два денара^[6], а за двадцать извольте выложить хальбшоттер^[7]. Но это сущие пустяки по сравнению с тем, какие муки вас ожидают перед смертью. Черный огонь пожирает вас изнутри, а мои грамоты не только продлят вам жизнь, но и избавят от невыносимых страданий. Выгоднее брать сразу на двадцать лет — так дешевле.

— А если я все-таки умру раньше?

— Этого не случится. Разве что вас придавит обрушенный балкон или зарежут в подворотне, от таких напастей я не спасаю — только от человеческих недугов. Итак, на сколько лет вы хотите получить?

— Давайте на десять, но учтите, — теперь палец клиента уперся в грудь Томаса, — если, не дай Бог…

— За кого вы меня принимаете? Никто еще ни разу не пожаловался! — Томас осторожно отстранил руку напористого господина. — А впрочем, ваше дело, не хотите — не надо. Помогаешь людям, а они… Всего вам наилучшего. Я навещу вас летом на кладбище, до свидания…

— Постойте, извините, я не хотел… понимаете, просто такие деньги… Возьму-ка я, пожалуй, на пять, а там посмотрим. Вот ваш фирхен, берите.

— Видите ли, уважаемый, я вас не предупредил, человек перед вами, — рыжей, в веснушках рукой продавец чудодейственных грамот указал в сторону выхода, — только что забрал последнюю. Остались только на десять и двадцать.

— Тогда я вернусь через неделю, — недоверчивый покупатель встал.

— Боюсь, через неделю мы вряд ли встретимся — я отправляюсь в Рим за благословением грамот, как только продам те, что у меня есть сейчас. Можете не сомневаться — произойдет это очень скоро. Люди ведь постоянно болеют и умирают. Так уж они устроены, — рыжий коротышка тяжело вздохнул. — Тропа сюда никогда не зарастает.

А может, и сегодня даже все продам. Собирались стрелки городские зайти группой — недуги никого не щадят. Чувствую, бумаги быстро разойдутся.

— А, черт с вами, плевать, давайте на десять, гореть вам в аду на сковородке.

— Пожалуйста, возьмите, жду вас через десять лет! Осторожно, не споткнитесь.

Чех по происхождению, Рыжий Томас, завсегда охочий до наживы, не случайно оказался в Пруссии — знаменитая Троицкая ярмарка манила сюда подобных личностей. Торговал он под личиной врачевателя и якобы продавал целебные мази и порошки, на что имел соответствующую лицензию как магистр пражского медицинского факультета. Ее ему за бесценок изготовили в Дрездене.

Вскоре, задобрив серебром городские власти, Рыжий стал полноправным торговцем со своим местом на рыночной площади, закрепленным за ним на время ярмарки. В город он приехал около месяца назад и, к своему изумлению, наткнулся в «Рыжем петухе» на одного своего давнего знакомого, бездельника и гуляку.

— Разрешите? — В лавку кое-как втиснулся закутанный с ног до головы в потрепанный рваный плащ с низконадвинутым капюшоном сгорбленный старикашка, которого ранее отстранил предыдущий посетитель.

— Заходи, отец, — Рыжий жестом указал старику на сколоченную наспех из неотесанных досок табуретку. — Что приключилось? Какая хворь беспокоит?

— Да вот, сынок, тело-то в порядке, душа что-то стонет только…

— А-а, обычное дело. Судя по голосу, тебе осталось не больше недели, — семь коротких, с обломанными ногтями пальцев растопырились перед носом поникшего старика. — Семь дней, не больше, отец, но я тебе помогу.

— А что, можно что-то сделать? Неужто еще чуточку протянуть можно?

— Ну а я здесь зачем? Чтобы таким, как вы, помогать, отец. Врать не буду, сразу скажу, что больше десяти лет тебе не протянуть — брать на двадцать смысла нет. Десять тебе будет за глаза. Славная цена для пожилых — шиллинг и три денара. Так и быть, еще денарик тебе сброшу.

— Да-да, конечно, сынок, сейчас посмотрю, что там у меня есть. — Вдруг с неожиданной для дряхлого старика скоростью согнутые первые фаланги указательного и среднего пальцев крепко сжали нос Томаса: — Ну что, сучий потрох? Ты и людьми теперь торгуешь? За сколько меня черно-белым продал, рыжая свинья?

— Гектор?! — гнусавый голос Томаса заставил Пса невольно улыбнуться. — Я… я не хотел. Они мне угрожали. Они меня избили, места живого не оставили, что я мог сделать? Они все у меня отобрали, я не виноват, Пес. Я такая же жертва, как и ты!

— Жертва, говоришь. — Перевернувшись в воздухе, огромный охотничий нож воткнулся в стол в опасной близости от ладони Рыжего. — Скотина, ты же мне торгаша указал, кто еще, кроме тебя, мог знать?

— А все остальные выпивохи? Ты же там мел помелом, как последняя уличная девка. Кому, как не им, про тебя болтать? Мне-то какой резон? Мы же друзья!

— Да кто эту пьянь слушать будет? На тебя орден вышел. Не смогли в магистрате в тайне твои проделки грязные уберечь. Я же все знаю. И чтоб себя спасти, тебе пришлось других продавать. Друзей, например. Забить бы тебя как кабана, да только возиться неохота.

— О-т-т-к-к-к-уда т-ты э-т-т-о узнал, Гектор? — Рыжий, как рыба, выпучил глаза.

— Я с недавних пор много знаю, чего раньше не знал. На нечисть всякую особенно у меня глаза открылись, тьфу.

— Чего ты хочешь, Пес? — торгаш сорвался на противный писк, и его грузное тело противно затряслось. — Зачем пришел?

— Во-первых, Иуда, давай сюда все деньги. — На стол опустился развязанный кожаный мешочек. — Из-за пазухи тоже доставай, иначе пальцы отрублю не глядя. Не старайся утаить, гадина рыжая, все выгребай.

— Да на, подавись, — со слезами на глазах Рыжий в приступе истерики стал выворачивать каждый карман и потрошить все потайные места, постепенно наполняя кошелек деньгами. — На, пусть Томас останется в нищете, он заслужил. Помогаешь людям, помогаешь, а они тебе таким дерьмом платят. Все забирай, подлец, мне не жалко.

— Заткнись, мразь. — Увесистая пощечина заставила Рыжего прекратить причитать и снова выпучить глаза на Гектора. — Это полдела. Теперь мне нужен Гзанда.

— Кто? — откинувшись назад, Томас не удержал равновесие и с грохотом завалился на своем складном стуле на спину. — Какой еще Гзанда? Понятия не имею, о ком ты говоришь.

— Я спрашиваю по-хорошему, Томас. В твоих же интересах ответить честно, — Пес схватил мошенника за шиворот и водрузил его обратно на стул.

— Клянусь всеми святыми — я понятия не имею ни о каком Заде, или как ты его там назвал. Я скромный торговец, работаю на законных основаниях. Конечно, по долгу дела приходится общаться со всяким отребьем, но чтоб с Фандами…

Хлесткий удар расквасил многострадальный нос Рыжего, и из него мгновенно хлынула кровь.

— Я предупреждал, Томас. Не шути больше. — В левое ухо Рыжего влетела еще одна мощная затрещина, и он вновь свалился на пол. — Я спрашиваю тебя еще раз, терпения мне хватит, поверь, — где найти Гзанду?

— Ах ты висельник, лесной червь, да ты хоть на секунду представляешь, что тебя за это ждет? — Корчась на полу и утирая рукавом разбитый нос, Томас плевался кровью: — Ты триста раз пожалеешь, что тебя намедни не казнили. Ты не жилец, Пес! Попомни мои слова, ублюдок. Я тебе обещаю, что…

— Ты мне однажды уже сослужил добрую службу, Томас, — Гектор с размаху пнул Рыжего в брюхо, заставив того согнуться в бараний рог. — Я повторяю вопрос: как мне найти Гзанду?

— Чтоб ты сдох, Гектор Бронте, — багровый сгусток крови вылетел из хриплой глотки торгаша. — Джанлука, монах, должен знать — его найди сначала, собака…

Сгорбленный старикашка в довольном расположении духа покинул шатер мошенника, оставив того стонать от боли, скорчившись на полу, и шагнул навстречу закату. Несмотря на то что многие торговцы уже сворачивали свои лотки, на улице до сих пор витал смешанный запах соломы, навоза, восточных пряностей, меда, дубленой кожи и пива.

Домашний скот мирно дожидался следующего утра, в то время как торговый люд переносил лавки и столы внутрь городских стен на радость местным трактирщикам и пивоварам. Крестьяне, выгодно продавшие свою живность и разную снедь, а купцы — товары, в первый ярмарочный день по традиции сели праздновать удачные сделки. Пиво и вино текли рекой, а слуги едва успевали подавать подносы с огромными кружками и закусками.

Стараясь не выделяться из толпы, Гектор аккуратно обошел гомонящих на площади горожан и свернул на ряд скорняков. С утра Бальтазар принес хорошие вести — никто не стал поднимать панику по поводу исчезновения государственного преступника. Все казни решено было перенести на три недели, чтобы не портить настроение честному народу. А тех, кто был привязан к позорному столбу, и вовсе решили отпустить в честь праздника.

Как судачили в толпе, начальник гарнизона был бесславно изгнан с должности за недосмотр за заключенным, а переодетые в городское платье патрульные бродили по ярмарке в поисках опасного беглеца. И если бы он попался на глаза городской страже, судьба его закончилась бы весьма печально. Поэтому Бронте принял все меры предосторожности и постарался как можно тщательнее замаскироваться.

Бэзил подсказал Псу, что зимой, когда он ограбил гостившего в городе новгородского купца во время вечерней прогулки последнего, а потом попался в руки ордена и был бит плетьми, предал его как раз Томас. Недолго думая, беглец решил навестить в вечерний час Рыжего, дабы узнать, где же разыскать этого таинственного Гзанду, а заодно и расквитаться за предательство. Осталось найти людей, которые бы вывели к самому Гзанде, человеку крайне осторожному и опасному.

— Почему ты просто не скажешь мне, как отыскать этого мерзавца? — перед походом к Томасу Гектор попытался хоть что-то вытянуть из Бэзила.

— А может, мне вообще сделать все за тебя, Пес? Это твое задание, тем более что мои руки связаны, — здесь Бэзил явно недоговаривал. — Твоя жизнь — твои поступки. Как пить и воровать — самый первый, а как мозгой кумекать — так в кусты.

— Значит, получается, что меня продал Томас, так? — пропустив мимо ушей последнюю ремарку Бэзила, Пес продолжал рыться в сундуках Бальтазара в поисках подходящего костюма. — Зачем ему это? Он же, как сам рассказывал, законно работает. Чего они к нему прицепились?

— Томасу пришлось тебя заложить, потому что его прижали орденские плащи. Деньжата шли мимо их кармана, а в ратуше у кого-то длинный язык, и этот кто-то нашептал им про Рыжего. Чтобы избежать наказания, ему предложили назвать других преступников. Ну кто, как не ты, подходил под идеального шаромыжника?

— Вот тварь неблагодарная. Я его уже лет пять знаю, даже помог ему в Тюрингии от разбойников отбиться, когда он надрался как свинья. Ну да черт с ним, а как он с этим Гзандой связан?

— Дело в том, что один человек из свиты Гзанды очень падок до азартных игр. И вот недавно они с Томасом в «Рябой кобыле» сели играть в кости. Тот проигрался в пух и прах и, чтобы не отдавать последние гроши, поведал Рыжему одну занимательную историю. Однако при этом пригрозил, что, если тот вздумает проболтаться, язык шарлатану больше не понадобится. Поэтому только чех может вывести тебя на Гзанду. Ладно, давай собирайся, начинает темнеть, если удача будет на нашей стороне — тебя никто не узнает.

Рыжий Томас указал Гектору на заведение, где он давеча облапошил странного монаха, мухлюя буквально на глазах у вдрызг пьяного святоши. Никакой надежды встретить в «Рябой кобыле» этого Джанлуку у Пса не было, ибо он знал всех монахов и священнослужителей во всех трех городах и городских слободах наперечет — италийцев в них не значилось. Бальтазар, которого он встретил по пути в «Кобылу», тоже никогда ничего не слышал о Джанлуке, а если кто и знал людей в Кёнигсберге, особенно новых, так это был владелец закхаймского «Медного ворона», пристанища всевозможных сплетен, Бальтазар Прустовский.

Зайдя в трактир, Пес заказал кружку «кислой служанки» и занял место в углу скупо освещенного зала. Таверна, как и большинство питейных заведений города, кроме общего обеденного помещения, имела еще и постоялые комнаты на втором этаже. Подняться туда можно было, забравшись по широкой, с расшатанными перилами лестнице, что начиналась от главного входа и подпиралась толстенными балками, на которые по всем граням крепились железные подсвечники.

Столами служили по две положенные на козлы широкие доски. Потертые скамейки, разделенные подлокотниками на отдельные сиденья, стояли лишь с одной стороны, другую оставляли свободной для подачи блюд и напитков. Еще несколько столов на четыре места располагались по углам заведения. Отхожее место, видневшееся со входа чуть поодаль от кладки дров, представляло собой скособоченную конуру, завешенную дырявой власяной занавеской.

Посетителей было немного: какой-то ремесленник шептал что-то на ухо весело хохотавшей девице, два рыбака за кувшинчиком ягодного вина, отчаянно жестикулируя, обсуждали неожиданно взлетевшие цены на сельдь и небольшая компания бродячих музыкантов весело пропивала первый заработок своего балагана на ярмарке.

Святым духом здесь и не пахло, и, когда взору Гектора предстало плохо промытое дно пивной кружки, он в очередной раз проклял Томаса, Бэзила и Гзанду до кучи. В любом случае, независимо от того, встретит он сегодня Джанлуку или нет, Пес твердо решил напиться до беспамятства. Благо денежки появились и повод был.

Махнув хозяину, усердно делавшему вид, будто он протирает деревянные кружки, чтобы тот нацедил еще пива, Гектор глубоко вздохнул, вспоминая свои лучшие годы. Когда дядя был жив и Пес еще не скатился в пропасть блуда и долгов, они занимались ввозом русской пушнины, шведской меди, венецианского стекла, племенного голландского скота и норвежской рыбы. Они держали свою контору, и никаких проблем с законом тогда и возникнуть не могло.

Под Шонвальде у них даже было почти сто пятьдесят хуф^[8] земли, где в трех деревнях работали крестьяне, исправно платившие оброк. Последние из оставшихся Бронте жили ни в чем себе не отказывая, пока однажды к дяде в дверь не постучали. Вдруг отчетливый стук по дереву вернул Пса из сладких объятий воспоминаний, навеянных кружкой слегка прокисшего пивка.

— Не стучи так громко, бес тебя возьми. — Двое человек мрачноватого вида, пару минут назад присевшие за соседний от Гектора стол, чем-то громко брякали по дереву.

— Да тут все равно никто не слышит, Теодор, не обращай внимания. Ну что? По маленькой для начала? — Один из новых посетителей, здоровенный детина, своим внешним видом не внушающий ни малейшего доверия, волосатой ручищей вытряхнул из кармана на стол несколько игральных костей.

Второй, с виду ничем не примечательный игрок, был невысокого роста, с бегающими бесцветными глазами и потрескавшимися губами. Запыленная одежда, серого цвета лицо — казалось, исчезни, никто и не вспомнит, как он выглядел.

— Слышит — не слышит, какая разница? Надо всегда быть начеку, понял, верзила? — Только теперь Пес заметил, что у второго игрока в голосе явно проскальзывает какой-то иностранный акцент. — Начнем с шиллинга, а там посмотрим. Эй, хозяин, а ну-ка, обслужи гостей!

После того как на их столе появилось пиво, листья салата с горчицей и жареный поросенок, нашпигованный гречкой и ветчиной, парочка подозрительных личностей, перешептываясь, стала как можно тише кидать кости на стол. Гектор понял: вот он — шанс, и вероятно, единственный. Ведь монах сказал Томасу, что скоро собирается покинуть город, чтобы и дальше продолжать свою священную миссию, возложенную на него самим Господом.

Застать его сегодня здесь было великой удачей, ведь не обязан же он возвращаться в эту самую корчму, в конце концов. Молнией в голове прусса пронеслась мысль: а может, это Бэзил заботливо подсобил своему подопечному горемыке? Захватив с собой кружку, прусс не спеша подошел к их столу.

— Прошу прощения, уважаемые господа, я тут краем уха случайно услышал обрывок вашего разговора и понял, что люди вы серьезные. Да и такой богатый стол. Разрешите составить компанию?

— Чего тебе, букашка? — здоровяк наполовину обернулся в сторону Гектора. — Не видишь, мы отдыхаем? Проваливал бы подобру-поздорову.

— Подожди, Эрих. Вдруг у него что-то важное, давай послушаем, — человек, представившийся Теодором и говоривший с чудным заграничным акцентом, пригласил Пса к себе за стол.

— Спасибо, великодушный господин. Я тут слегка разжился серебром на ярмарке и, будучи человеком немного искушенным в игре, хотел предложить свое скромное участие в вашей честной партии.

— А сколько у тебя серебра? — Эрих с подозрением оглядел чужака. — Как ты правильно понял, люди-то мы серьезные, на мелочевку размениваться не станем.

— Для начала грошенов^[9] десять достаточно?

— Хм, вполне… — Щуплый человечек по имени Теодор острым взглядом долю секунды изучал прусса, затем вытер губы после очередного глотка: — Пока мы играем по шиллингу. Три дубля подряд забирают ставку, играем тремя костями с засученными рукавами. Все ясно?

— Чего тут непонятного, я согласен, шиллинг так шиллинг. — Монетка с изображением гохмейстера^[10] опустилась в общую копилку.

Игра шла с переменным успехом. С головой погрузившись в бросание костей, Гектор на какое-то время даже забыл о своей задаче. Сейчас его больше заботил выигрыш, чем выуживание необходимых сведений. Здоровяку Эриху везло как утопленнику, и он проиграл почти все свои деньги. Спустив основной запас, верзила стал шарить по укромным местам в своем затрапезном одеянии. Монетки, как из-под ловкой руки фокусника, появлялись на свет то из какого-то потайного кармана на спине, то из башмака.

В конце концов он потерпел полное фиаско, постоянно выбрасывая самые низкие комбинации. Редко его кости выпадали больше, чем на десять, в то время как у Теодора почти никогда не показывали меньше этой цифры. Гектору везло с переменным успехом, и в итоге больше всего денег сосредоточилось именно у щуплого игрока.

Обозленный проигрышем Эрих, проклявший слишком коптящую свечу и не вовремя чихнувшего рыбака, попросил не продолжать игры без него. Он пообещал, что вернется через полчаса с новой порцией серебра. Перед тем как покинуть «Рябую кобылу», гигант одарил соседей по столу недобрым взглядом и, бормоча проклятия, стремглав выскочил за дверь.

Меж тем Пес, все-таки вспомнив, зачем он здесь, раздумывал, как наилучшим образом использовать эти драгоценные минуты. К тому же, судя по неприличным шуткам Теодора, тот был уже изрядно пьян. Как бы его вынудить назвать свое имя? А может быть, это вообще не тот человек? Вдруг Пес обознался? Как проверить? Где же этот Бэзил: когда он нужен — его нету, а когда провалиться бы ему — так он тут как тут. Ладно, есть только один способ разговорить этого дохляка.

— А кто такой этот Эрих? Не похоже, чтоб вы были закадычными друзьями. — Гектор лишь слегка пригубил пива, все-таки благоразумно решив совсем не напиваться.

— Кто? А, этот никчемный забулдыга? — Неприятный господин с акцентом, напротив, казалось, решил выпить все пиво в таверне, то и дело заказывая себе очередную порцию «служанки». — Я его толком не знаю, познакомился с ним только сегодня вечером, когда он тут за углом приставал к продажным девкам. Я заметил у него в кошельке деньги, и у меня возникла приятная мысль переложить их в мой. Играет он, согласись, скверно.

— Это уж точно. По-моему, я как-то видел его в порту. Похоже, грузчик.

— Грузчик не грузчик, но, судя по разговору, он еще тот разбойник.

— А вы, позвольте узнать, Теодор, из каких краев к нам прибыли?

— Тебе что за дело? Сидим, играем — чего еще надо? — Несмотря на то что Теодор был уже предельно близок к тому, чтобы лбом ткнуться в стол, оказалось, его пронзительный взгляд не утратил своей ясности. — Был тут недавно один рыжий боров, раздел меня до нитки. Вот сегодня приходится отыгрываться. Ладно, зачем нам ждать этого громилу? Давай по хальбшоттеру. Сколько можно мелочиться.

Гектору ничего не оставалось, как согласиться. У его соперника к этому моменту денег скопилось вдвое больше, но отступаться было нельзя, невзирая на большие шансы повторить вчерашний подвиг Томаса. Пес вовремя смекнул, как надо действовать дальше, и совсем перестал пить, лишь по мере опустошения бокала Теодора он снова и снова угощал его пивом.

Когда тщедушный игрок наконец клюнул носом в тарелку с поросенком, прусс, не мудрствуя лукаво, смел половину выигрыша противника себе в кучу. Теперь у него монет стало вдвое больше. Нечленораздельное бормотание Теодора, когда он очнулся, судя по всему, должно было означать злобную брань в сторону Фортуны.

Не прошло и пяти минут, как точки на ребрах костей стали отчаянно двоиться в глазах иноземного гостя, и Гектор на свое усмотрение стал называть значение суммы, выпавшей на трех кубиках. Спустя некоторое время Теодор поставил свой последний грошен. Эриха все еще не было, хотя прошел уже час с момента его ухода.

Если верить рассказам Рыжего, то Джанлука вчера так не напивался и был способен говорить, а сейчас, трясущейся рукой дотягиваясь до вожделенной кружки, иностранец, пуская длинную слюну, мычал что-то невнятное.

— Я не хочу забирать у вас последние деньги, Теодор, — изображая на лице жалость, Пес отодвинул монету назад хлюпику. — Они наверняка вам нужнее. Я не могу…

— А что же ты хочешь, прусское отродье? — От неожиданности Гектор оцепенел, когда что-то холодное и очень острое уперлось ему в пах. — Не дергайся, иначе хозяйство вмиг окажется на полу. Кто ты такой и кто тебя подослал?

— Я-я-я никто, бродячий торговец из Мемеля^[11]. — Гектор едва поверил своим глазам, когда увидел перед собой абсолютно трезвого человека. — Зовут Генрихом. Здесь оказался случайно. Решил немного подзаработать.

— И чем же ты торгуешь, Генрих, лживый негодяй? Я всегда знаю, когда люди мне врут. И обычно — это последний раз, когда они врут в своей жизни. Но тебе я дам еще один шанс, — лезвие уперлось еще сильнее в тело Пса, — кто ты такой?

— Хорошо, Теодор, убери свой нож. Я скажу правду. Меня действительно зовут Генрих, только я не торговец, а игрок. У меня есть друг — Рыжий Томас. Он сегодня рассказал мне о том, как обыграл тебя намедни вчистую. Я тоже захотел попытать счастья в надежде, что ты опять появишься здесь.

— Что еще тебе рассказал этот рыжий болтун?

Кинжал до сих пор находился под столом в непосредственной близости от причиндалов Гектора.

— Что тебя зовут Джанлука. Больше ничего, — на этот раз Пес не обманывал ставшего неожиданно опасным противника, поскольку на самом деле больше ничего не знал, ведь изибитый Рыжий не стал вдаваться в подробности своей встречи с монахом.

— Вчера я, и правда, немного надрался. Перед этим, правда, в монастыре мы попробовали немного вермута. Ладно, Генрих, я верю тебе. А теперь верни мое серебро, а заодно и свое тоже, грязный мошенник, и пошел вон отсюда, пока я не выпустил твои несчастные кишки.

Хилый с виду Джанлука-Теодор ловким пинком выбил стул из-под Гектора, заставив того с грохотом рухнуть на давно не мытый пол под дружный гогот всех посетителей «Кобылы». Перед выходом Пес сыпанул несколько монет, из тех, что утаил от обидчика, хозяину заведения за пиво и поспешил ретироваться, чтобы не привлекать ненужного ему внимания.

Свое первое поручение он с треском провалил. Перед глазами мгновенно встали две книги, а следом за ними черти и адские котлы с грешниками. Воображение продолжало рисовать ужасающие картины дьявольских изуверств до тех пор, пока Гектор не вспомнил основное слово, произнесенное тщедушным человечком: «монастырь». Рыжий сказал, что Джанлука монах, а тот утверждал, что пил вино в каком-то монастыре. Какой это может быть монастырь? Зачем Бэзилу какие-то монахи? Чертовщина какая-то.

Гектор отошел за угол трактира и присел на корточки, чтобы попытаться сложить воедино догадки и факты. Из какой общины Джанлука? Кармелит или францисканец? Только почему итальянец, это редкость в здешних краях. Что-то тут нечисто.

— Эй, милейший, эта блоха еще там? — грубый голос заставил Пса вернуться в реальность, и он поднял глаза. Перед ним стоял их недавний партнер по игре — великан Эрих.

— А, это ты. Да, он там, ободрал меня как липку. Я еще, когда ты был с нами, заметил, что он жульничал, но не хотел об этом говорить. Не был уверен. А сейчас сомнений нет.

— Мне тоже так показалось. Не мог же я так по-дурацки проиграть. Знаешь, что я тебе скажу? — Эрих обхватил голову Гектора своими руками, будто яблоко, и приблизился к его уху: — Когда он выйдет, мы затащим этого пройдоху в подворотню, и я отделаю его так, что родная мать не узнает. Такое не прощается. Серебро делим поровну, согласен?

На секунду Пес задумался, рассматривая всевозможные варианты развития событий. На миг им овладела жажда наживы, но, опять вспомнив про книги, он выбросил эту мысль из головы. Можно отказаться и спрятаться, а когда здоровяк надает дохлецу по роже и довольный смоется с деньгами, подойти к монаху, якобы с целью помочь. Можно силой заставить рассказать правду, пригрозив убийством. Можно просто отправить наглеца на тот свет и сказать Бэзилу, что это все Эрих, а он ничего не успел. Так ничего толком не придумав и решив действовать по принципу «будь что будет», Пес предложил верзиле немного обождать, пока монах выйдет. В противном случае зайти в «Кобылу» и под каким-нибудь предлогом выманить его наружу.

Они прождали около получаса, но из питейного заведения выходил кто угодно, кроме нужного им человека. Тогда Пес, сообщив Эриху, что тот улизнул из кабачка не заплатив, предложил ему сходить внутрь и посмотреть, что там происходит. Через минуту верзила появился на улице с неутешительным ответом — Джанлуки внутри не было. Эрих проверил черный ход, он был заперт на засов снаружи. Значит, доходяга мог уйти только через номера и дальше на крышу.

Но зачем ему это надо? Почему монах не вышел как все нормальные люди через дверь, неужели он мог что-то заподозрить? Все становится весьма опасной авантюрой. Прав был дух, что дело обычной увеселительной прогулкой в пивную не обойдется. На пару с Эрихом было принято решение обойти «Кобылу» вокруг с двух сторон, осмотреться и встретиться у запасного выхода.

Факелов у них не имелось, приходилось идти почти наощупь. Вдруг до Пса откуда-то сверху донесся звук трескающейся доски, а затем тихое проклятье. Этот акцент невозможно спутать ни с чем. Прусс мгновенно прижался к стене, вспомнив про кинжал монаха, — сам-то он был безоружный, а ведь хотел взять из дома Бальтазара какой-нибудь нож, но в последний момент передумал.

Глаза уже немного привыкли к темноте, и очертания бочек и ящиков стали видны отчетливее. Темный силуэт спрыгнувшего на тележку с сеном монаха показался впереди. Не отставая от Теодора, Пес шел за ним шаг в шаг, стараясь как можно тише огибать ведра, колеса и оглобли, беспорядочно расставленные у стены трактира.

Дойдя до угла, Гектор осторожно высунул голову. Видимость здесь из-за отсутствия какого-либо света не превышала длины вытянутой руки. Эрих не мог слышать передвижения монаха и наверняка ждал прусса в условленном месте — у запасного выхода из «Рябой кобылы». Пес, все так же прижимаясь к стене, обогнул здание и направился навстречу детине. Неожиданно он заметил, что звуки стихли.

Скорее всего, Джанлука свернул в какой-нибудь проулок, чтобы бесшумно скрыться в темноте. Соблюдая меры предосторожности, прусс пробрался к черному ходу и позвал Эриха. Ответа не последовало. Тогда он на всякий случай решил пройти еще немного дальше. На втором шаге Пес споткнулся обо что-то громоздкое.

В сердцах он пнул препятствие и с удивлением обнаружил, что этот предмет оказался мягким, как набитая тряпками кукла. Гектор наклонился, чтобы отодвинуть преграду. Сначала он нащупал какие-то засаленные портки и не понял, зачем кому-то складывать здесь пугала. По мере того как его руки продвигались выше и наконец наткнулись на жесткую щетину, Псом овладело очень скверное предчувствие.

Для полной уверенности он подвинул руку в сторону и нащупал самые настоящие пальцы, на которых были надеты кольца. Сомнений не было: перед ним лежало человеческое тело. Он поднес ладонь к носу человека, чтобы убедиться, дышит ли тот, но от волнения не смог почувствовать дыхание у бедняги.

Судя по густой растительности и многочисленным кольцам, это был Эрих. Гектор принялся хлопать здоровяка по щекам, но безрезультатно. Опустившись рядом с ним, Пес на миг задумался, как поступить дальше, но вдруг Эрих начал вздрагивать и как-то странно захрипел. Мгновенно ухо Пса оказалось у губ захлебывающегося великана.

Булькающие звуки постепенно начали стихать, и в последний момент на щеку Гектора попало что-то вязкое и липкое. Пес провел пальцами по густой жиже и, ожидая самое худшее, поднес руку к горлу Эриха. Ошибиться было невозможно — вся шея и земля вокруг его головы были залиты кровью. В ужасе Гектор отпрянул от тела и пополз назад.

— Куда собрался? — Узнаваемый по акценту монах одной рукой схватил его за волосы, а другой приставил уже знакомый кинжал к горлу: — Так и знал, что нельзя тебе верить, прусская нечисть. Кто тебя подослал? Братья? Бюргеры? Кто?

— Стой, убери нож, я скажу, — голос Пса задрожал как у ребенка-проказника, пойманного отцом. — Это Бэзил, дух. Он меня направил по твоим следам. Бэзил, клянусь!

— Кто? — вопрос прозвучал с неподдельным удивлением. — Какой еще Бэзил? Какой дух? Что ты несешь? Последний раз спрашиваю — потом полосну, отвечай, уродец!

— Клянусь всеми святыми — это дух, он меня из тюрьмы вытащил и заставил найти какого-то Гзанду, — в этот момент Пес отчетливо почувствовал, как монах вздрогнул. — Я ничего не знаю, отпусти, умоляю.

— Откуда ты узнал про Гзанду, негодяй? Кто такой Бэзил? Как он о нас узнал? — Тонкой струйкой из-под ножа засочилась кровь. — Быстро отвечай, разбойник! Где мне найти этого Бэзила? Кто это? Или тебе Рыжий напел? Вот мерзавец, сегодня же зарежу!

— Да заткнитесь вы, пьянь, ночь на дворе! — кто-то из постояльцев не выдержал и распахнул ставни. — Дайте поспать, иначе скажу хозяину, чтобы спустил собак.

Воспользовавшись тем, что Джанлука от неожиданности ослабил хватку, Гектор отвел нож и перебросил монаха через плечо. Не дав негодяю опомниться, Пес что есть силы рванул руку, державшую нож, себе на колено. Тут же послышался треск костей и хруст разорванных суставов.

Затем Гектор мгновенно заткнул ладонью Джанлуке-Теодору рот, толкнул того на живот, нащупал на земле нож и по рукоятку загнал его монаху в бедро. Навалившись всем телом, Пес заставил раненого негодяя мычать тише. В довершение своего удачного приема он повернул нож в ноге злодея против часовой стрелки.

— Ну что, Теодор, или как там еще, теперь я задам тебе пару вопросов, — свободной рукой Пес двинул монаха по ребрам. — Как тебя зовут на самом деле и кто ты такой? Ответишь — я тебя отпущу.

— Я — Пес Божий, Господней милостью. Имя мне — брат Джанлука, — оказавшийся все-таки Джанлукой, убийца-монах с силой выдавливал из себя слова. — Я служу великой цели здесь, в Пруссии.

— Какой цели? Кто такой Гзанда и где мне его найти?

Из сбивчивого рассказа монаха Гектору удалось выяснить некоторые неизвестные ему подробности духовной жизни определенных лиц. Оказывается, согласно секретной булле антипапы^[12] Климента XIII, изданной в декабре 1402 года, надлежало учредить специальную инквизиционную комиссию для действий «во имя Господа, святой церкви и процветания христианского королевства» на территории Пруссии.

Этот религиозный отщепенец, как и многие его предшественники, был крайне трусливым человеком и свято верил в то, что недобитые еретики и колдуны готовят вселенский заговор с целью его физического уничтожения. Другой целью, которую он преследовал, было досадить официальному папе римскому, под чьей властью находились земли Священной Германской Империи. Такой шаг замышлялся, чтобы расшатать спокойную обстановку в Пруссии, где более-менее терпимо относились к инакомыслию.

Отряд насчитывал шесть человек, и руководил ими Гзанда Зоркий, сицилийский монах-доминиканец, отправивший на костер по меньшей мере сто пятьдесят человек. Прославившись невиданной жестокостью и нетерпимостью к колдовской заразе, Гзанда, с точки зрения Авиньона, как нельзя лучше подходил на эту роль. И он не подвел своих покровителей.

Разворачивать святую деятельность Гзанда решил именно в Самбии^[13]. В этой части государства у него существовали определенные связи с долей клира, лояльно расположенной к ложной кафедре Святого Апостола Петра. Благодаря негласной поддержке среди отдельных представителей местного духовенства, зародилась тайная сеть осведомителей. Местом ведения процессов служила какая-то церковь «у воды», куда под всяческими предлогами заманивали ничего не подозревающие жертвы.

— Где находится этот монастырь? Как туда попасть? Гзанда живет там или где-то еще? — терпения у Пса было предостаточно, но он не был уверен, что Джанлука сможет долго находиться в сознании от сильной боли и потери крови. — Говори, и я тебя отпускаю.

— Гореть тебе в аду, мерзкий червь, больше я не скажу ни слова!

Приходилось напрягать слух, чтобы понять, о чем говорит монах.

— Ладно, и на том спасибо. Жить, наверное, будешь, только придется тебе похромать немного, брат Джанлука. Сам виноват, я по-хорошему просил, — Гектор отпустил тайного брата и уже хотел было исчезнуть во тьме.

— Я все равно найду тебя, собачий сын. Из-под земли достану… — С непонятно откуда взявшимися силами, как будто ему помогал сам дьявол, Джанлука предпринял попытку подняться, его голос звучал злобно и твердо: — Горы сверну, но найду, пройду все моря, вытащу тебя из самой преисподней. Шкуру с тебя спущу, выпущу кишки и переломаю кости. Я сварю из тебя бульон и отдам свинье. Ты — мертвец, прусс.

Решение возникло мгновенно. Меньше всего Гектор хотел сейчас слышать угрозы от убийцы-монаха — эта ночка и так выдалась невероятно тяжелой. Утерев ладонью пот со лба и превозмогая отвращение, Пес придавил коленом спину Джанлуки к земле, дернул его голову за подбородок и чиркнул кинжалом по шее.

— Это тебе за Эриха, брат Джанлука. Да возьмет Сатана твою черную душу.

Наемники

На всякий случай, прежде чем вернуться к Бальтазару, Гектор попетлял в темноте по улочкам и в свой новый дом добрался без каких-либо происшествий. Было уже далеко за полночь, и Бальтазар, провернувший на ярмарке несколько удачных сделок, сладко спал, лишь оглушительный храп здоровяка нарушал ночную тишину, царившую в его закхаймских чертогах.

Весь остальной люд — постояльцы и обслуга — тоже мирно почивали. Пес тихой поступью проследовал в свою комнату, заменил масло в лампаде и, охваченный тяжкими раздумьями, сел за старый, потертый дубовый стол. Он не жалел убитого им мерзавца, поскольку тот, по его мнению, ничего другого не заслуживал. К тому же, останься Джанлука в живых, неизвестно, чем это могло обернуться: недостигнутой целью или собственной гибелью, что было равнозначно.

Однако с потерей этой единственной ниточки в мир Гзанды надежда изловить душегуба изрядно таяла. Как теперь его найти?

К кому обращаться? Где этот монастырь? Правда, существовала одна зацепка — перед смертью монах обмолвился, что эта ужасная церковь находится где-то неподалеку от моря. Значит, все жуткие убийства колдунов и ведьм происходили как раз там. Может, он имел в виду не море, а залив? Или озера вдоль Прегеля^[14], парочку из которых в самую пору окрестить морями. Да только разве есть там какие монастыри, черт их дери…

— Ну что, Пес, призадумался? — знакомый голос заставил прусса встрепенуться. — Забил монаха, как свинью. И что же ты дальше делать собираешься? Без единой капли жалости по горлу полоснул…

— А чего его жалеть? Он человека хорошего на тот свет отправил, и неизвестно еще, сколько людей они там сгноили в убежище своем дьявольском. — Гектор встал, размял конечности и выглянул в окно: — Туда ему и дорога, пускай его там судят.

— Так и тебя там судить будут за душегубство, не боишься?

— Да пусть, а я скажу, что это ты меня на убийство толкнул, и тогда судить будут тебя, мой дорогой Бэзил. Как тебе такой поворот событий, а?

— Меня, друг сердечный, уже давно осудили. Поэтому я и здесь. Ну да ладно, как дальше действовать собираешься? Я тебе вот что могу сказать — церковь эта здесь недалеко, пешком дойти можно. Джанлука лошадь проиграл и с тех пор пешком ходит… то есть ходил. Будь церковь далеко, стал бы он почти каждый день здесь появляться?

— А братья его не могли ему лошадь дать, что ли? — цокая и подражая акценту убитого монаха, Пес изобразил, как тот, согнутый в три погибели, скачет на лошади. — Они же заодно, как я понял.

— Не смеши, как только они узнали, зачем он в город ездит, сами его чуть не закопали. Ты за них работу выполнил, выходит, они должники твои. Не забудь им напомнить потом про должок.

— А что я вообще там делать должен? Ну, найду я этого Гзанду, а дальше? Что мне с ним делать? Убить его или заставить раскаяться? Так ведь их там шесть человек, вернее, пять уже. Как ты себе это представляешь? Хотя, выбора у меня, видимо, нет, так ведь?

— Совершенно верно, Гектор. Ни малейшего выбора у тебя нет. Зато у тебя есть я. — Пес уловил нотки гордости в голосе духа. — И я помогаю тебе, хотя не обязан. Нравишься ты мне все-таки. Правда, засомневался я там, в подворотне, но, признай, когда он за башку тебя схватил и нож к горлу приставил, ты ведь чуть не обделался со страху? Про меня вспомнил, смельчак этакий.

— Да я его отвлекал просто, — стараясь не выдавать волнение, Гектор вызывающе сплюнул в открытое окно, — с толку хотел сбить. Видишь, получилось. Сам ты струсил, а я не трус.

— Если б постоялец из окна не крикнул, валялся бы ты сейчас рядом с Эрихом, аккурат по той же причине. Тоже мне герой, но ты все правильно сделал. Правда, это только начало. И если суждено тебе выжить, то многое увидишь и поймешь. А если будешь и дальше меня слушать, тогда точно еще поживешь, мой любезный друг.

При этих словах Бэзила Гектор, как никогда раньше, почувствовал всю силу проницательного невидимки и невольно поежился от осознания того, что его охраняет некто очень могущественный, да еще к тому же принадлежащий к неизведанным мирам.

Жаркое полуденное солнце застало Пса еще в постели. Нехотя он стащил с себя медвежью шкуру, служившую ему одеялом, и пошел вниз на кухню умываться. Бальтазара уже не было, лишь мальчишки, служившие подавальщиками, проворно бегали из кухни в обеденный зал и обратно, таская овощные похлебки и куриные ножки на столы зевающим вчерашним гулякам. Слуги не обращали на странного господина ни малейшего внимания, поскольку Прустовский сказал им, что к нему с визитом прибыл дальний родственник.

Не решившись выходить в общую столовую, Гектор наскоро перекусил вареными яйцами и молоком прямо на кухне. Затем он измазал руки и лицо печной золой, чтобы больше походить на кузнечного подмастерья, напялил на себя грубую тиковую накидку с капюшоном и стремительно вышел во двор, где беспорядочно бегали куры, а за ними важно вышагивал огненно-рыжий петух. Собака Бальтазара приветливо помахала старому знакомому хвостом, и Пес не удержался от того, чтобы погладить престарелую дворнягу, которую он помнил еще щенком.

Конкретного плана действий беглый прусс не имел, но каким будет его первый шаг, он знал наверняка. Его путь пролегал в лёбенихтскую кирху Святой Барбары, где служил Господу один его старый знакомый. Гектор Бронте и Михаэль Шваббе дружили с самого детства. Оба мальчишки получали образование в одной семинарии в Магдебурге, только особого выбора у Михаэля не было — его родители, обычные горожане, которым повезло получить по наследству право на пивоварение, несколько лет копили деньги, чтобы отдать сына на обучение священникам. А дядя Гектора отдал его в школу только для того, чтобы племянника научили читать, писать и понимать по-латыни.

Молодые люди вернулись на родину уже не разлей вода, правда, постепенно их пути разошлись, поскольку Пса больше привлекал купеческий образ жизни, а Бога по совету дядюшки он отверг еще в отрочестве, хотя держал это в секрете. Однако Михаэль об этом, конечно, знал, что только больше увеличивало пропасть между друзьями. Как ни старался Шваббе приобщить друга к Священному Писанию, все его усилия оказывались тщетными.

Вскоре товарищи рассорились окончательно и почти перестали видеться. Встречались они лишь несколько раз в году, когда дядька, для поддержания образа примерного горожанина, ходил по праздникам в церковь и таскал племянника с собой. По воскресеньям же их там видели редко, ибо дядюшка, ссылаясь на занятость, предпочитал отделываться штрафом за непосещение службы.

Сблизились Гектор и Михаэль снова, когда первый, разбазарив все семейное добро, попался за драку. Священник как мог заступался за друга перед орденом. Каждый раз в трудную минуту прусса поддерживал клирик кирхи Святой Барбары. Он регулярно просил пожалеть и простить вечно пьяного гуляку. Мольбы и просьбы Михаэля находили у рыцарей отклик, и долгое время Гектору все выходки сходили с рук. Самым большим, на что осуждали Пса, было публичное порицание и несколько ударов плетью.

Терпение братьев лопнуло, когда давно опорочивший свою честь дворянин укокошил одного из них. Но священнослужитель не сдался даже в такой немыслимо трудной ситуации — он лично добился аудиенции у маршала^[15] ордена и просил не казнить оступившегося прусса. В ответ прозвучало, что «этот кознодей не оценил по достоинству оказанную ему ранее без того сверх всякой меры милость и наплевал на закон, хотя за нелады с оным был предупрежден и наказан не единожды». Тогда Михаэль написал прошение самому гохмейстеру в Мариенбург, но письмо дойти так и не успело.

Так что Шваббе был уже бессилен, и в ночь перед побегом отпустил другу все грехи, не спрашивая у того разрешения. И до самого утра, не смыкая глаз, священник молился за спасение души Гектора, а когда услышал, что тот сбежал, едва не подпрыгнул на месте от радости. Михаэлю было неважно, как совершил побег его давний товарищ. Он сердечно благодарил Господа за еще один шанс, подаренный нерадивому другу.

Священник искренне полагал, что беглый прусс должен был быть очень далеко… Поэтому он не на шутку удивился, когда у алтаря его окликнул снова ставший родным за последние две недели низкий голос. На этот раз Шваббе все-таки не удалось сдержать эмоции, и он бросился обнимать друга.

— Гектор, грешный сын Божий, ты здесь? — священник крепко схватил Пса за плечи.

— Тише, тише, брат Михаэль, не кричи, — Гектор тоже обнял товарища. — Кто-нибудь может услышать. Мне сейчас лишнее внимание ни к чему.

— Наша скромная духовная обитель сейчас пуста — все добрые прихожане на ярмарке. Почему ты до сих пор не оставил город, ведь тебя же в любой момент могут схватить? Что заставило моего безрассудного друга здесь появиться?

— Я пришел к тебе по делу, мне сейчас пока нельзя бежать. Правда все ушли? А где твой викарий? Поди, монашек опять по углам тискает, старый кобель.

— Твой острый язык, как всегда, не знает пощады, Гектор, — теплая улыбка Михаэля немного подбодрила Пса. — Иоганн сейчас в отлучке — он отбыл обучать детишек в Георгенбург. Но как тебе удалось избежать…

— Хвала Господу, — кривая ухмылка наползла на лицо прусса, — он один обо мне и заботится. Ладно, у меня немного времени. Скажи, что ты знаешь о человеке по имени Гзанда?

— Гзанда? Какое необычное имя. Если бы мне довелось его ранее слышать, обязательно бы запомнил. Однако, кто этот славный муж? Священнослужитель?

— Хм, в некотором роде. — Гектор приблизился к уху Михаэля: — Это инквизитор. Он и его шайка действуют где-то здесь, в Самбии.

— Кто? Инквизитор? Здесь? Вздор, Гектор. Это невозможно, — в растерянности Шваббе отстранился от Гектора. — Откуда у тебя такие сведения? Это полнейшая несуразица. В Самбии определенно нет никакой инквизиции. Вероятно, ближе к Германским землям, в Бранденбурге, да и то…

— Замолчи и послушай меня, брат Михаэль.

Пес как на духу выложил другу всю вчерашнюю историю, поведанную ему Джанлукой. Рассказал прусс также и про Бэзила, на что священник удрученно покачал головой. По его мнению, Пса рано или поздно все равно ожидало заточение из-за его разгульного образа жизни. Создатель решил, что злодеяниям непутевого дворянина пора положить конец. Людей ангелы не посещают, скорее всего, разум узника помутился из-за долгого пребывания в тюрьме.

Спорить с другом Пес не стал, но попросил того вспомнить, не происходило, часом, каких-нибудь необычных событий в округе. Ненадолго задумавшись, Михаэль припомнил, что одна женщина как-то обмолвилась, что у ее знакомой в Шрефтлакене около месяца назад пропали две дочери. Да и сам Шваббе бывал в том приходе несколько раз по долгу службы и недавно заметил там на проповеди странного человека, которого раньше никогда не видел. Человек этот имел неприметную внешность, но в поведении его было нечто особенное.

Под конец вечерней мессы этот мужчина опустился на колени перед распятием и, сложив ладони вместе, стал читать молитвы. Но что больше всего запомнилось Михаэлю, так это его акцент, похожий на итальянский. Его нельзя было спутать ни с каким другим: на своем веку молодому священнику доводилось встречать народ со всего света — от ирландского Ульстера до Трапезундской империи^[16].

Пока что все совпадало. Теперь следовало отправиться в Шрефтлакен, расспросить крестьян о том человеке и найти наконец, если повезет, логово Гзанды. Как же все-таки полезно иметь друзей в церкви, отметил про себя прусс. В очередной раз его выручил священник, посвятивший жизнь тому Богу, существование которого Пес под влиянием дяди отверг много лет назад.

— Спасибо тебе, мой добрый друг Михаэль, — Гектор еще раз обнял товарища напоследок. — Мне надо идти туда. Уж не знаю, кто там меня посетил — ангел или черт, или мне показалось, но будь уверен, моя рука не дрогнет. Я разорю бесовское осиное гнездо и каленым железом выжгу позорное клеймо на их рожах!

— Храни тебя Господь, как можно заносить меч возмездия, Гектор? — Округлив глаза, Михаэль взял Пса под локоть: — Ни в коем разе нельзя самолично прибегать к насилию! Надлежит учредить особую комиссию, правомочную определить степень обширности действий инквизиции на нашей земле. Столь тонкие вопросы дóлжно решать лишь с позволения Епископата, а быть может, самого Понтифика…

— Брось ты свои проповеднические штучки. Как только я найду этого Гзанду, я сразу же исчезну отсюда куда подальше. Но с тобой попрощаться обязательно зайду, брат Михаэль. Я рад, что ты у меня есть. Удачи тебе и добрых прихожан.

— С Богом, Гектор. Я всенепременно буду за тебя молиться! В добрый путь, друг. — Клириком овладело нехорошее предчувствие, когда Пес скрылся за массивными дверями Барбаракирхе.

Теперь у Гектора появилась существенная зацепка относительно расположения логова черного инквизитора Гзанды. Однако идти туда в одиночку было бы делом крайне безрассудным и чреватым тяжкими последствиями. Все-таки там оставалось пять готовых на самые решительные действия людей, встреча с одним из которых едва не стоила ему жизни. Прежде чем отправиться в это опасное путешествие, следовало заручиться силовой поддержкой одного давнего знакомого.

Швед Магнус, с незапамятных времен проживавший в Кёнигсберге, владел рекрутской конторой. Этот пузатый, с густой темной бородой с заплетенными косичками по краям, лежавшей у него на груди, коренастый, что не обхватить, викинг служил посредником между купцами, а иногда и рыцарями и наемниками. В распоряжении Магнуса постоянно имелось до сотни расквартированных солдат — шведов и датчан, но при заблаговременной просьбе он пригнал бы еще две сотни.

Основательно подготовленные воины со своими лошадьми с берегов Северного моря за звонкую монету готовы были пойти на службу хоть к Богу, хоть к черту. К их услугам постоянно прибегали торговцы, нуждающиеся в охране своих обозов, и зачастую даже орден не гнушался их поддержкой во время оборонительных и наступательных действий в польские и литовские земли.

Свои деньги бородачи отрабатывали сполна и секлись на топорах до тех пор, пока враг не сложит свою буйную голову или же пока их самих не изрубят в капусту. Магнуса Гектор знал с самого малолетства, поскольку у его дяди со шведом были заключены договоры на охрану имущества, которое покупалось или продавалось в чужеземье. Сам прирожденный воин, Магнус доброжелательно относился к пруссу и не всегда брал с него деньги наперед. Именно на это и рассчитывал Гектор.

Рекрутский дом Магнуса Густавссона находился в самом центре Альтштадта, на северной стороне рыночной площади, и занимал отдельное двухэтажное здание. Над входом имелась вывеска с изображением двух перекрещенных топоров на фоне круглого викингского щита. Верх композиции украшала горизонтальная жестяная ленточка со словами «Мы рождены, чтобы воевать», а чуть пониже более мелким шрифтом было дописано: «но не бесплатно».

У двери, по обоим сторонам, стояли два корыта с водой для лошадей, однако сами лошади, как и вся остальная крупная живность, находились за городскими воротами в целях гигиены. Вода была нужна, когда раненого всадника из похода привозили верхом и затем помещали в лазарет, а лошадка после долгой дороги имела возможность утолить жажду.

Внешнее и внутреннее убранство конторы выполнили в неповторимом нордическом стиле. Во-первых, само здание, изначально построенное как фахверковая^[17] конструкция, после переделки приобрело совершенно другой вид. Первый этаж оставили, но скосили углы, чтобы предать дому округлую форму. А на втором поставили еще один цилиндр, диаметром поменьше, где размещались жилые помещения, и сверху прилепили совсем маленький цилиндрик с флюгером, сугубо в декоративных целях. Таким образом, здание стало выглядеть как настоящая миниатюрная цитадель скандинавских народов.

На первом этаже находился кабинет Магнуса, столовая и кухня для его солдат.

И если столовая ничего необычного собой не представляла — обычный зал с длинными столами и скамейками, то кабинет хозяина внушал уважение. Основным атрибутом прусского пристанища шведа являлась шкура белого медведя, расстеленная мордой ко входу. Правда, изрядно потоптанная сапогами посетителей, она утратила свой первоначальный цвет, но все равно навряд ли кто-то в округе мог бы похвастаться чем-то подобным.

Стены же были сплошь увешаны заморскими трофеями: здесь находились персидские ковры и янычарские ятаганы, арагонские литавры и армянские доспехи. Полки ломились от всевозможных баночек-скляночек с разноцветными жидкостями — результатов опытов итальянских алхимиков. Диковинные кельтские балахоны с замысловатыми рунами, надетые на деревянные манекены, притягивали восхищенные взгляды визитеров.

Но самым ценным экспонатом в кабинете капитана наемников, конечно же, считалась развернутая грамота датской королевы Маргариты^[18] с похвалой за добрую службу, которую Магнус заключил в рамку и выставил всем напоказ по соседству с распятием у себя на столе. Еще одним восхитительным украшением в этой пестрой и удивительно привлекательной комнате была золоченая клетка с огромным красно-зеленым попугаем, добытым, судя по слухам, где-то в Индостане или даже в Африке.

— А не маловато ли пятьдесят человек? В Богемию, герцог? — Магнус поглаживал свою роскошную шелковистую бороду. — Побьют вас чехи почем зря.

— Изобьют, как воры забулдыгу, ар-ар. — Попугай, судя по натяжному крику, не собирался оставаться в стороне.

— Так у меня за воротами еще две сотни дожидаются. — Невысокий мужчина с тоненькими усиками, в узорчатом камзоле из броката и бархатном берете, с золотыми шпорами на щегольских сапогах надевал перчатки. — Сейчас южнее пойдем — там доберем. А ваших мне очень рекомендовали соседи, отличные боевые отзывы.

— Ну как скажете, полсотни так полсотни. Туда и обратно вам месяц пути. Тридцать суток, пятьдесят человек, столько же коней, броня и оружие — итого двести пятьдесят прусских марок^[19], устраивает?

— Вполне. Ульрих, пусть тащат серебро. — Герцог махнул сутулому пареньку, робко переминающемуся с ноги на ногу у входа. — Вот, Магнус. Надеюсь, ваши люди меня не подведут.

— Ну что вы, герцог. Десять моих сорок ваших превратят в требуху, будьте уверены — лучше отряда вам не найти! — Массивный стол вздрогнул от удара тяжелыми кулаками. — Будете возражать, разделают прямо здесь. Ха-ха, шутка!

Перед входом к Магнусу Пес ненадолго остановился, чтобы выпустить приезжего герцога и собраться с духом. Среди огромного количества кредиторов его дядюшки швед стоял в первой пятерке. Только сейчас Гектор вдруг осознал, в каком он тяжком положении. Несмотря на то что дядя умер, долги его продолжают жить, и по счетам придется платить ему, племяннику, как единственному наследнику.

И никого не интересует, что все его наследство — это куча обязательств и долговых расписок покойного родственника. Притом Магнус был еще не самым отъявленным скупердяем из внушительного списка людей, которым придется платить. Как с ними разбираться, Гектор не имел ни малейшего понятия, но в том, что делать это придется, он ни капли не сомневался. Свести счеты с Гзандой и скорее убежать в другие земли — иного выхода прусс пока не видел.

— Приветствую тебя, мой добрый друг Магнус, — Пес исподлобья глянул на шведа, не зная чего от него ожидать.

— Гектор! Давненько мы не встречались, приятель! — протянутая волосатая ручища немного ободрила слегка трясущегося прусса. — Какими судьбами? Надеюсь, ты с добрыми вестями? Я уж думал, плакали мои денежки, тебя же вздернуть должны были на днях. Ну, думаю, как дядька, так и племяш следом утянул в могилу мои кровные. Неужели помиловали?

— Дурачок в петле, пиши пропало! — пернатый горлопан вскинул крылья.

— Бежал, — с глубоким вздохом, стараясь не смотреть Магнусу в глаза, Гектор опустился на красивый резной стул, доставленный сюда из самого Иерусалима. — Поиски, кажется, не ведутся — думают, что нет меня здесь давно. Дело есть. Сколько тебе мой дядька был должен? Пятнадцать марок? Двадцать?

— Ты что, смеешься? Только за прошлый год сорок. И в начале этого он в Норвегию за сельдью ходил, пока не… Да, значит, так, хм, пятьдесят пять — по старой дружбе я не драл с него по три шкуры. Ровно пятьдесят пять марок этот старый пройдоха мне задолжал, — пальцы шведа барабанили по столу, что служило не самым добрым знаком. — Дядька исчез, но долги остались. Ты понимаешь, что это значит, дружище?

— Вполне. Ясно как белый день. Но и ты меня пойми, Магнус, — я же почти голый из темницы бежал, у меня ничего нету, — Пес оттянул края рубахи кончиками пальцев. — Отсиживаюсь у Бальтазара на его харчах. Дела делать открыто не могу, поймают — и тогда точно денежки твои плакали. Из Пруссии мне надо бежать, но повторяю — я пришел к тебе по делу.

— Я тебя, конечно, послушаю, Бронте, но имей в виду: если ты со мной не расплатишься, найду, из-под земли достану. — Уже второй раз за последние сутки Гектор слышал подобные угрозы. — А если убьют, воскрешу с помощью моих чудесных зелий, нарублю в полоски и скормлю свиньям. Потом зимой слеплю из их навоза твою фигуру, залью водой и разнесу ее из пушки. Говори.

— Только не вздумай нам лгать, глупый оборванец! — С крутым нравом попугая кто только не боролся, но поделать ничего не смог.

— У меня есть достоверные сведения, что здесь недалеко орудует новая банда. Обитают они в одной церкви, прикидываясь святошами. Наводят страх на всю округу; в подвале сундуки набиты золотом и серебром. Их пять человек, особо опасные разбойники.

— Хорошо, от меня ты чего хочешь? Людей, что ли? А если нет там ни брактеата^[20]? Как рассчитаешься? — С облегчением Пес заметил, что предложение зацепило шведа. — Хорошо. Будь ты неладен, последний раз иду навстречу вашему семейству. Что от дядюшки, что от тебя так и несет враньем за милю. Сейчас ты пойдешь на ярмарку, Бронте, найдешь мой лоток — там два парня стоят, Гуннар и Тронд. Скажешь им, что я их с тобой отпускаю. Берете лошадей и мешки, скачете туда. Если там есть золото, набираете, сколько войдет. Потом с телегой еще раз съездите. Но если там ничего нет…

— Все там есть! Спасибо, Магнус, еще до вечера обернемся, — Гектор был уже в дверях. — Как их зовут? По-человечески, что ли, не можете детей называть?

— Ты лучше пошевеливайся! Самого-то как зовут! К вечеру жду с обещанным.

Пробираясь между повозками с овощами и фруктами, клетками с курами и кроликами, лавками с оружием и доспехами, лотками с целебными снадобьями и мазями, Пес вспоминал, как они с дядькой каждый год занимали здесь свое, отведенное муниципалитетом место. Их обширный участок исправно снабжал горожан и заезжих купцов всевозможным скотом, лошадьми и домашней птицей. У них были свои постоянные покупатели, поскольку качество их продукции было известно далеко за пределами Самбии. Еще дед Пса добился возможности ставить знак качества клеймом в виде медвежьей лапы на бочках с провизией, за что приходилось доплачивать особый налог.

Работавшие на них торговцы круглый год колесили по соседним странам в поисках товаров, отпускаемых по низким ценам, и продавали их по всей Пруссии. В порту за ними была закреплена отдельная ластади^[21], где предприимчивая семья хранила бочки с рыбой и древесину, которую затем распределяли в соседние комтурства. Что и говорить, дела у Бронте тогда шли очень хорошо. Шли отлично, на зависть всем остальным прусским дворянским родам.

Гектору стало обидно до слез, которые он даже не старался скрывать, пока ходил по торговым рядам. Все эти запахи, лица и обстановка — все ему было знакомо, все это когда-то было неотъемлемой частью его жизни. Вот косоглазый торнский торгаш, что ломит непомерные цены за своих овец, вот скрюченная трагхаймская старуха-гадалка, а вон чуть поодаль стоят Дармитас, литовский здоровяк-кузнец, и все такой же маленький, как и пять лет назад, Арвидас, его сын-подмастерье. Сердце прусса защемило от нахлынувших воспоминаний, слезы потекли ручьем, только сильнее размазывая золу по его небритым щекам, а руки задрожали как у мальчишки.

Так, весь разбитый и опустошенный, он просидел у загона с козами добрых полчаса, пока наконец не взял себя в руки. Будучи в данный момент на самом дне, Гектор понимал, что судьба подарила ему шанс на спасение и он будет полным дураком, если его не использует. Да, все сейчас из рук вон плохо: долги, побег из-под стражи, из близких почти никого нет, но это не значит, что надо сдаваться и добровольно идти на эшафот. Не для этого его вытащили из казематов, не для этого он убил подлого монаха, не затем он собирался отправиться в змеиное логово, правда, пока так и не понимая зачем.

Только в эту секунду, в первый раз в своей жизни Гектор Бронте четко понял, что у него появилась цель. Пусть пока размытая и невнятная, но она, по крайней мере, появилась. А ведь раньше ничего подобного он не ощущал. Он просто жил, помогал дяде, изучал торговое дело, считал деньги и узнавал им цену.

Когда дядя умер, Пес начал стремительно падать вниз: без малого за четыре месяца промотал все накопления, пил, гулял, играл, дрался, предавал и обманывал друзей и, наконец, в трактире в пьяной драке нечаянно убил этого чертова брата. Каждый человек хозяин своей собственной судьбы, и его поступки напрямую влияют на ее превратности. Гектор осознал, что все те последствия, которые ему довелось прочувствовать на своей шкуре, были ничем иным, как закономерной чередой его падений. Так вот зачем появился этот странноватый невидимка Бэзил — он хочет помочь ему достичь заданной цели!

— Доброго вам дня, господа, — воспрянувший духом Пес подошел к указанному Магнусом лотку. — Я с посланием от великого и могучего шведского воина.

— Он не понимает по-немецки, со мной говори, — широкоплечий молодой скандинав, высокого роста, с глубоким шрамом поперек безбородого лица грозным голосом привлек к себе внимание прусса.

Прямой противоположностью ему казался стоявший рядом такой же молодой, но приземистый и улыбчивый датчанин, весело разглядывающий проходящих мимо дам. Оба викинга были одеты одинаково: в суконные рубахи с глубоким вырезом, по щиколотку башмаки из козьей кожи, шерстяные чулки, облегающие льняные штаны, подвязанные у колен, и полотняные плащи, украшенные замысловатым шитьем из металлических нитей.

— Ну, с тобой так с тобой. Ты Гуннар или Тронд?

Искусственная улыбка, натянутая на лицо Гектора, не вызвала у викинга ни малейшей эмоции.

— Тронд.

— Очень хорошо, Тронд! Я безумно рад нашему знакомству, а это, должно быть, Гуннар, — Пес аккуратно указал пальцем на все так же щерящегося молодца, только теперь в сторону самого прусса. — Я вижу, у тебя хорошее настроение, бравый Гуннар.

— Он не понимает по-немецки, со мной говори, — казалось, что у Тронда двигались лишь губы, остальные мускулы на лице даже не шевелились.

— Ах да, я забыл, прости, уважаемый Тронд. Значит, дело обстоит так — Магнус приказал вам поехать со мной в Шрефтлакен, чтобы там расправиться с шайкой опасных преступников и забрать их накопленные разбоями и грабежами богатства. Вкратце обстоятельства таковы. Но если у вас здесь есть незаконченные дела…

Не успел Пес договорить, как Тронд уже бойко шагал к месту, где были привязаны их лошади, а Гуннар молниеносными движениями разбирал лоток и складывал флаг конторы Магнуса. Через пять минут все трое галопом скакали по направлению к местечку, названному Михаэлем. Пути туда было от силы часа полтора: сначала сквозь ельник вдоль ручья, потом по просеке и по тихому зеленому лугу.

Все время, пока троица ехала в нужном направлении, Гектор не переставал удивляться быстроте и выдержке северных воинов. Тронд за всю дорогу не проронил ни слова, а Гуннар так и продолжал с улыбкой озираться по сторонам, дивясь окружающим их пейзажам. Наконец из-за холма показались тонкие струйки серого дыма, означавшие, что нужное им селение находится уже совсем близко.

Спешившись у небольшой церквушки, Гектор зашел внутрь, а воины Магнуса остались у входа верхом на лошадях. Пока Пес отсутствовал, пару викингов со всех сторон облепила босоногая детвора, кривляясь и изображая дуэль меченосцев на тонких деревянных прутиках. Родители шикали на своих чад, но те раззадоривались только больше и дошли до того, что стали палочками тыкать в конных воинов.

Гуннар подыгрывал ребятишкам и делал вид, что его ногу или руку проткнули и оттуда хлещет кровь, и, как раненый, прижимался к шее лошади. Тронд же, напротив, не проявлял к детям ни малейшего интереса, а лишь смотрел куда-то вдаль, сделав над глазами козырек из ладони.

Вдруг один мальчишка отошел подальше и с размаху запустил в Тронда свою палку, как копье. Несмотря на то что датчанин не мог этого видеть, поскольку повернулся к шутнику спиной, он немного наклонил голову в сторону, и копье прошло в трех пальцах от его головы. Никто не успел заметить, как палка, едва успевшая пролететь вперед, распалась на две половинки, упавшие аккурат по обе стороны шеи его лошади. Удар можно было определить лишь по звуку меча, водворяемого обратно в ножны.

— Что здесь происходило, пока меня не было? — Гектор вышел как раз под изумленные возгласы толпы крестьян. — Служитель ничего не знает. Попробуем спросить у местных жителей.

— Что случилось, добрый господин? Потеряли что-то? — откуда-то из глубины толпы донесся слегка напуганный голос.

— Можно и так сказать. Слушайте, братцы, — ловко запрыгнув на коня, Пес стал неспешно разворачивать его по кругу, — до нас дошли слухи, что у вас стали пропадать люди. Мы прибыли из Кёнигсбергского комтурства^[22], чтобы провести должное расследование. Если кто-то что-нибудь знает, скажите.

По толпе прошел гулкий ропот, все пожимали плечами и смотрели друг на друга удивленными глазами. Казалось, что они впервые об этом слышат.

— Была здесь одна сумасшедшая, кричала, что у нее дочери пропали. Но ее сюда временно с епископства перевели, дочерей ейных мы в глаза никогда не видели. Так ее здесь нет уже с неделю, однажды ночью куда-то сама пропала. Как в воду канула.

— Стойте, я знаю, куда она ушла, — мужчина с залысинами и дружелюбной улыбкой смелым шагом вышел из толпы навстречу Гектору. — Она на голову слаба была, по ночам здесь бродила. На озеро ходила. Я ее там недавно видел, пойдемте покажу.

Лысый крестьянин оседлал своего тощего коняжку и, то и дело подхлестывая его тростинкой, повел Пса с сопровождающими к ольховому леску. Ребятишки еще некоторое время помельтешили под копытами коней северных всадников, но как только Гуннар бросил в их сторону какой-то черный блестящий камушек, тут же гурьбой ринулись на заморскую диковину.

Селяне махали троице вслед, желая всадникам счастливого пути и доброй погоды. И делали это совершенно не зря, ведь на горизонте сбивались в кучу огромные черные грозовые тучи, затягивая собой безбрежное синее небо. Крестьянин с блестящей потной лысиной вел их как раз по направлению к самому центру зарождающейся бури.

Однако Гектор совершенно не обращал на близкий шторм никакого внимания — он прикидывал, что их может ожидать в убежище Гзанды. Скорее всего, никакого золота там нет, откуда у монахов ему взяться, надо придумать, как извернуться перед викингами, а главное, их хозяином.

Наконец, четверо путников пересекли рощицу и выехали к небольшому песчаному кратеру, на дне которого скапливалась дождевая вода, образуя некое подобие искусственного озера. Тронд спешился первым, за ним спрыгнул Гуннар. Держа руки на клинках, скандинавы стали осторожно обходить кратер с двух сторон. Когда они исчезли из виду, Гектор почувствовал себя одиноко. Он уже привык к двум молчаливым бойцам и считал их полноправными членами своей команды, так что, когда они скрылись, ему стало слегка не по себе.

Деревенщина, зажав травинку в зубах, спокойно сидел на лошадке и исподлобья наблюдал за прыгающими по песку звонко щебетавшими птичками. Вдруг птичек разогнал свист одного из викингов. Прусс и провожатый немедленно бросились за возвышенность навстречу звавшим.

Стоило им только обогнуть кратер, как лысый проводник завалился назад, заставив коня подняться на дыбы, и, в конце концов, слетел с животины. Но тут же моментально вскочил и, издавая утробные звуки, согнулся в три погибели, после чего на песок вывалился весь скудный крестьянский завтрак. Гектору все же удалось сдержать подобные позывы, но кишки все равно завязались узлом.

Взору прибывших открылась ужасная и отталкивающая картина. На земле лежало тело, судя по платью, принадлежавшее женщине, и все бы ничего, но у бедолаги напрочь отсутствовала голова. Лоскуты почерневшей кожи обрамляли зияющую рану, как лепестки дьявольского тюльпана, на которых то тут то там копошились мелкие кучки опарышей. Из шеи торчало несколько окровавленных позвонков, прилегающих к гортанной трубке.

— Трупу пять дней, может неделя, — Тронд без тени брезгливости оглядывал окоченевшее тело.

— Когда ты ее видел? — недоверчивый взгляд Гектора уперся лысому прямо между кустистых бровей. — Она была жива?

— Конечно, иначе я бы в фогство^[23] сообщил, — лысый низом рубахи утирал себе рот. — Когда? Как раз около недели назад. Я сюда за водой хожу, себе и Трудяге. Она тут вкуснее. Пришел один раз, когда она уже исчезла, смотрю — эта несчастная здесь сидит. Ну, пусть, думаю, сидит, раз нравится. Не стал ее трогать.

— Кому-нибудь в деревне говорил?

— А зачем? Ее слабоумной считали, она все время в слезах ходила, что-то про дочерей бормотала. Когда она пропала, все только вздохнули с облегчением, чего уж греха таить.

— Надо бы ее обыскать, может, найдем чего, — Пес неловко покосился на Тронда.

Викинг с нескрываемым презрением оглядел прусса и, что-то буркнув на своем языке, кивнул Гуннару. Тот со своей непревзойденной улыбкой лишь пожал плечами, опустился на колени и начал проворно шарить по карманам убитой. Спустя пару секунд на свет были извлечены несколько серебряных монет, грязный вонючий кусок какой-то тряпки и крохотный нательный крестик.

Очевидно, недовольный своим уловом, Гуннар перевернул труп и запустил руку покойнице под платье. Пока он, единственный знаток причин своего довольства, обшаривал труп со спины, улыбка так и не сползала с его лица. Вдруг на секунду улыбка сменилась недоуменным выражением, но как только он достал предмет из-под одежды женщины, она снова вернулась на свое постоянное место. В руках у Гуннара находилась небольшая деревянная трещотка, какие обычно носили прокаженные, на грубо отесанной, в занозах ручке.

— Что-то не похожа она на прокаженную, — смутные сомнения начали постепенно закрадываться в душу Гектора. — Здесь где-то рядом есть лепрозорий?

— Есть. При церкви Святого Георга. В Повундене, отсюда рукой подать. Идете на восток, пока не увидите в роще старый дуб, и от него на север всего ничего, — лысый проводник на песке палочкой рисовал простую карту, как пройти к очередному небольшому селению. — А я вам, наверное, больше не нужен. Так что удачи в пути, добрые господа. С Божьей помощью желаю вам изобличить и наказать преступников, да возьмет их Сатана!

— Стой, пойдешь с нами, — безапелляционный тон Тронда заставил съежившегося проводника развернуть Трудягу в их сторону. — Не нравишься ты мне, лысый черт. Положить бы тебя с ней рядом, нечестивца. Ладно, пошли, показывай дорогу.

Гектор хлопнул себя по лбу — конечно, как же он не догадался раньше. Папа прислал инквизиторов, якобы, как братьев ордена Святого Лазаря для госпитализации и лечения прокаженных. Туда ни за что никто не сунется; днем они исправно несут службу в церкви, а ночью в помещении госпиталя чинят свои ужасные расправы.

Воистину лучше прикрытия не найти. Значит, дочерей этой женщины упекли в лепрозорий, а они как-то сумели ее об этом известить. Но монахи опередили мать, прежде чем та успела сообщить куда следует, и ее убрали в укромном месте. Но почему тогда она ничего не сказала лысому? Может, дожидалась вестника из деревни или у нее не было доказательств? А этот тип действительно вызывает подозрение, а возможно, он просто боится — не каждый же день видишь обезглавленные тела. Пес решил отпустить деревенщину, когда он их доведет до места. А пока за ним нужен глаз да глаз.

Повунден оказался совсем не селом, а небольшим городком, обнесенным стеной. Часовой из горожан на въезде поинтересовался касательно цели их приезда, на что Гектор потребовал немедленно пропустить их, так как они расследуют убийство женщины, совершенное неподалеку отсюда, и все следы ведут в их город. Это обеспечило им беспрепятственный проезд. Стражник, очевидно, опешил от такого известия и напрочь забыл спросить у посетителей доверительное письмо с комтурской печатью.

Отсутствие какой-либо цивилизации бросалось в глаза сразу же при въезде в город: невыносимая вонь от навоза, человеческих испражнений и мусора прошибла носы всей четверке. Помои валялись прямо под окнами жилищ, густые потоки нечистот текли по улицам. В некоторых местах положили корявые доски или огромные булыжники, служившие мостиками с одной стороны на другую. В тех местах, где, не утопая в дерьме, пройти было невозможно, люди ловко перебирались через вонючие ручьи на ходулях.

В отличие от Кёнигсберга домашний скот, весь облепленный огромными зелеными мухами, находился не за городом, а прямо под боком у хозяев. Сами же люди источали едкое зловоние, их одежда больше походила на грязные лохмотья, а кожа покрылась толстым слоем грязи. Волосы женщин и бороды мужчин слиплись колтунами, напоминая больше куски распущенной мокрой веревки, вывалянной в глине. Пес с содроганием представил, как живут бедняги в лепрозории, если обычные горожане выглядят словно дикари давно прошедших времен.

— Эй, варвар, а где тут у вас церковь? — Гектор, поморщившись, тронул носком сапога проходящего мимо косматого горожанина.

— Так это вам к кургану надо. — Единственный гнилой зуб в обветренном рту прохожего опять чуть не вызвал рвоту у лысого провожатого. — Старая церковь сгорела. Святые отцы построили новую за городом. Там же и госпиталь, чтоб нас не заразить!

— Тебе это не страшно, пугало. Какой курган? Как добраться?

— Прямо по жиже до других ворот, там вверх по горке, и тропинка выведет.

— Хотел еще спросить, — нос приходилось зажимать, чтобы не последовать примеру лысого, — у вас тут люди не пропадали? Сестры, например?

— Да мне почем знать, — поковырявшись в ноздре, прохожий вытер палец об лохмотину, очевидно, некогда служившей ему рубахой. — Я не пропадал, мои соседи тоже. Хотите, у отцов спросите.

Кривой, в грязных коростах палец с обломанным ногтем указал на небольшой, с закопченными стенами замок, принадлежащий Самбийской епархии, на противоположной стороне рыночной площади. Вокруг него вдогонку за тощими стрижеными овцами неуклюже бегали с задранными выше колен рясами толстоногие монахи. Откуда-то со двора доносился протяжный собачий вой, и, когда из коровы, стоявшей к нему задом, шлепнулась увесистая лепешка, всякое желание разговаривать со смотрителями полузаброшенной крепости у Пса пропало напрочь.

Лысого решили отпустить со строгим наказом — никому ни о чем не рассказывать, пока проводится расследование. Тот, откланявшись, так резко погнал захудалую лошаденку по кличке Трудяга прочь из города, что брызги нечистот полетели из-под копыт во все стороны выше его роста. Единственным утешением для оставшейся троицы стал начавший накрапывать дождь, слегка сбивший вонищу. Тучи сгущались, и Тронд предложил переждать непогоду в церкви, представившись усталыми путниками, а заодно разведать там обстановку.

Сопоставив в уме факты, Гектор пришел к заключению, что старую церковь, скорее всего, сожгли сами инквизиторы, дабы иметь повод творить свои темные дела вдали от людских глаз. К тому же держать лепрозорий внутри города было невозможно. Все время, пока путешественники поднимались по узкой тропинке на курган, Пес испытывал неприятные ощущения внизу живота. Он очень волновался, поскольку развязка неотвратимо приближалась. Его подмывало рассказать правду викингам, но он понятия не имел, какова будет их реакция и как в их краях относятся к обманщикам.

Желание пришлось подавить и оставить признание на потом, если того все-таки потребуют обстоятельства. Вдруг все обойдется, как знать. Навстречу всадникам с вечерней службы по домам спешили чумазые горожане. Поскольку дождь усиливался, всем хотелось быстрее запастись водой и, наконец, помыться и постирать свои лохмотья. Когда встречный поток жителей стал мало-помалу иссякать, Пес обратил внимание на тяжелую поступь лошадей — становилось ясно, что они устали и им необходим отдых. Слава богу, уже почти доехали.

Церковь Святого Георга

Шпиль готической церкви первым возник из-за вершины кургана, а затем на фоне кучи серых облаков, изрезанных вспышками молний, показалось и само пристанище Гзанды. Кирха была типичной готической конструкции и сравнительно небольшой по размеру. Она представляла собой вытянутое в длину строение с высоким пятиугольным фасадом. Продолговатые, шедшие по всей длине стены окна с закругленными вершинами застеклили красно-синими витражами. Над главным входом крепилось массивное распятие. О наличии лазарета не свидетельствовала ни одна деталь.

Путники спешились и привязали лошадей к вкопанной в землю перекладине. Дождь, переросший в ливень, уже нещадно хлестал по непрошеным гостям. Раскаты грома пугали лошадей, заставляя их пронзительно ржать и брыкаться. Растрепывая волосы и гривы, шквальный ветер зловеще свистел вокруг церкви и продрогших странников.

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь, добрые люди? — навстречу троице из приоткрытой двери выглянул монах, придерживая сдуваемый капюшон.

— Да, святой отец, — Гектор поклонился священнику. — Мы с дальней дороги, наши лошади устали, и нам не помешало бы отдохнуть. Позвольте переждать непогоду в вашей скромной обители.

— Конечно-конечно, церковь всегда рада помочь страждущим. Пиетро, — монах позвал в глубь монастыря, — скорей иди сюда, отведи лошадей в стойло, дай им овса и воды. Совсем с дороги на ногах не стоят. Проходите, друзья, что же вы стоите мокнете?

— Спасибо, святой отец, — ежась от холода, путешественники вошли внутрь.

— Меня зовут отец Джузеппе. Я являюсь здешним настоятелем. Мы с братьями собирались отужинать, не откажитесь разделить с нами скромную трапезу, ниспосланную Защитником нашим?

Гектор украдкой глянул на Тронда, тот молча мотнул головой из стороны в сторону. Краем глаза Пес также заметил, что, хотя Гуннар и продолжал улыбаться, одну руку он твердо держал у пояса, к которому крепились ножны.

Внутреннее помещение, как и думал прусс, оказалось совсем небольшим — шагов пятьдесят в длину и пятнадцать в ширину. Внутри церкви стояли семь рядов деревянных лавок, разделенных посередине проходом. По бокам от входа располагались две кабинки для исповедей. В алтарной части, у тыловой стены постройки, находилось еще большее, чем на входе, распятие и небольшая трибуна для богослужений. С потолка на цепях спускались большие кованые люстры. Два монаха, стоя на высоких лестницах, зажигали от лучины свечи, вставленные в подсвечники.

— Благодарю за предложение, святой отец, однако наши съестные припасы еще не закончились. Мы прибыли сюда с инспекцией. Нас отправили проверить, как подготовлены к возможному пожару, огради и защити Пресвятая Богородица, в некоторых городках и селах, — Пес поймал на себе удивленный взгляд Тронда. — У вас, кстати, все в порядке? Наготове ли ведра? Далеко ли колодец с водой? Песком запаслись?

— Все в полном порядке, я вас уверяю, — отец Джузеппе слегка засуетился.

— Не сомневаюсь, снаружи мы осмотрели — там все хорошо. Правда, в городе нам сказали, что вы содержите госпиталь для больных проказой. Что-то я его здесь не вижу. Может быть, он где-то в другом месте?

— Нет-нет, он здесь — в подвале. Горожане туда не допускаются, все в соответствии с предписаниями. Освещение там слабое, всего несколько факелов, прикрепленных к стенам. Возможность пожара полностью исключена, — монах развел руками и расплылся в улыбке, подмигивая тоже улыбающемуся Гуннару.

— Святой отец, все-таки давайте пройдем туда — не приведи Господь, что случится. Нам же потом… — теперь Тронд, проведший большим пальцем вдоль горла, поймал на себе изумленный взгляд Гектора. — В общем, нам не сдобровать. Одна церковь у вас уже сгорела, как знать, не повторилось бы новой беды.

— Ну что ж, как пожелаете, великодушные господа, только как же я сразу не вспомнил-то, — почесав небритую щеку и подбородок, Джузеппе скинул с себя капюшон, — мы ведь в храме Божьем. Как сюда с оружием? Попрошу сдать ваши железки брату Пиетро, он их на время уберет.

Стоило появиться пред их очами брату Пиетро, Тронд и Гектор взволнованно переглянулись. Первый из них подумал: хорошо бы прямо сейчас изрубить всех этих святош на корм собакам, но если прусс вдруг ошибается и они посекут безвинных монахов, тогда такая же участь, бесспорно, ожидает и их самих.

Второй нисколько не сомневался в злонамеренности святых отцов, но понимал, что если Гзанда где-то и прячется, так это в подвале. И только Джузеппе сможет их туда провести, а начни они здесь сечу, так это может спугнуть инквизитора, и ищи-свищи его потом.

Псу пришлось кивнуть Тронду, тот что-то опять шепнул Гуннару, и все трое оказались безоружными в полумрачной кирхе, абсолютно тихой внутри и раздираемой диким воем бури снаружи. Святой отец поднял вверх свою лампадку и жестом пригласил путников за собой.

Поскольку монахи наверху еще не успели зажечь все свечи, освещения от лампады Джузеппе хватало лишь на то, чтобы разглядеть пространство в нескольких шагах впереди от него. Поэтому время от времени он поворачивался, подсвечивая дорогу викингам и пруссу, которые шагали, держась за руки, чтобы не отстать друг от друга в темноте.

Они шли по направлению к алтарю, и если у входа еще хоть что-то было видно, то здесь наступала кромешная тьма. Монахи, как будто намеренно, не зажигали ту часть люстры, которая была обращена к распятию, а были заняты разговорами на италийском языке, забравшись почти под самую крышу.

Первым за Джузеппе шел Тронд, и ему было лучше всех остальных видно место, куда они все подошли. Слева от алтаря, в полу, находились тяжеленные деревянные двери с громадными коваными черными петлями.

— Вот мы и пришли, друзья. Добро пожаловать в лепрозорий церкви Святого Георга, — озаряемое теплым светом лампады, лицо отца Джузеппе уже не казалось таким добрым.

В подвал вела узкая кирпичная лестница, с очень короткими ступенями — в один кирпич, так что ногу приходилось ставить параллельно ступенькам. Как смекнул Пес, инквизиторы намеренно построили вход в подвал таким образом, чтобы наверняка исключить возможность побега, да еще в такой темноте. По неудобной лестнице спускались довольно долго. В конце пути их ожидала еще одна дверь, поменьше той, что была наверху, но в отличие от лестницы, где разогнуться во весь рост было невозможно, здесь места вполне хватало.

Отец Джузеппе постучал два раза и затем еще раз — в левой створке двери открылось крохотное окошечко, но лицо сторожа, скрытое мраком, путникам разглядеть не удалось. Монах что-то пробормотал на своем языке, после чего стало слышно, как внутри снимают громоздкий засов, и несколько мгновений спустя двери со скрипом распахнулись. Пес увидел перед собой длинный коридор, на стенах которого на расстоянии семи шагов друг от друга горели факелы. Дальше последнего факела простирался мрак — скорее всего, там, в темноте, находилась еще одна дверь.

— Святой отец, как вы осторожны, — прусс поежился от холода. — Неужели больные лепрой настолько опасны?

— А вы как считаете? — Джузеппе повернулся, чтобы осветить лица инспекторов и пересчитать их — все ли на месте, после чего двинулся вперед. — Несчастных отпели еще при жизни, положили в гроб, опустили в могилу, забросали землей, вытащили и привезли сюда, в их настоящий склеп. Отсюда обратной дороги нет — Господь оставил их за грехи при жизни, но пощадит, когда они вознесутся.

— А сколько здесь человек?

— Около полусотни, не так много, как, например, в Вармийских землях. Там есть лечебницы и на полтораста мест, страдальцев хватает. А сюда, гремя трещотками, чтобы оповещать здоровых, некоторые пришли сами, — шаги святого отца заметно ускорились. — В города их не пускают, вот они и идут к нам со своими трещалками.

Последнее слово Джузеппе прозвучало уже после того, как он задул светильник. Трое искателей приключений в это время проходили как раз мимо факела и, когда священник исчез, дружно, как по команде, прижались к стене. За их спинами послышался звук водворяемого на место засова и тихие шаги по направлению к «инспекторам». У Пса поплыло перед глазами и коленки предательски заходили ходуном.

Вдруг возле первого факела тенью мелькнула темная фигура, закутанная в длинную рясу с широким капюшоном. Каждый из викингов, не моргнув глазом, достал из потайных складок плаща резак длиной в полплеча: первый встал лицом к входной двери, второй — к той, куда ушел Джузеппе. Теперь звук засова послышался с обратной стороны. Нервы у датчан не выдержали, и они с боевыми кличами рванулись в разные стороны. Гектор, находившийся на грани, отделяющей панику от безумия, беспрестанно вертел взмокшей головой по сторонам.

Темная фигура, к которой побежал Тронд, стояла спокойно, будто дожидаясь его. С противоположного конца коридора, куда полетел Гуннар, из дверного проема вышел еще один человек с зажатой в руке лампадой. Первым исчез улыбчивый викинг: Гектор увидел, как он замахнулся, чтобы метнуть нож, а затем прыгнул на едва видимого противника. Звук упавшего тела прусс не услышал. Вопль Тронда оборвался, когда он вступил в неосвещенное пространство ближе ко второму факелу. Сам воин тоже как сквозь землю беззвучно провалился.

Вот только секунду назад Пес видел его широкую спину, и вдруг опять темнота. Гектор попытался оторвать от стены факел, но тот был слишком крепко вмурован, и он лишь сильно обжег себе ладонь. Насколько плохи его дела, стало понятно, когда раздалась итальянская речь. Получалось, два его новых друга действительно оказались обезвреженными.

— Выйди на свет, сын мой, не бойся, мы не причиним тебе зла, — голос принадлежал отцу Джузеппе. — Нам показалось, что вы разбойники, но если ты докажешь обратное, то уйдешь с миром.

— Какие мы разбойники, если оружие сдали? — Пес буквально подскочил с места и твердо встал в пятачок, освещенный факелом, в надежде, что сумеет вразумить прытких святош. — Мы из пожарной инспекции. Проверяем…

Прусс не успел договорить — ровнехонько в затылок ему с глухим стуком влетела толкушка для семян, лихо запущенная вторым братом. В глазах Гектора потемнело, слабый свет по краям тоннеля раздвоился. Слова Джузеппе доносились до прусса глухо и невнятно, как если бы Пес находился под водой. Упав сначала на колени, с нестерпимой головной болью Пес рухнул в сторону. Неизвестно, сколько времени он провел без сознания, но, очнувшись, очень горько пожалел, что затеял эту авантюру.

Пес обнаружил себя в сидячем положении, прикованным к стене цепями за обе руки на манер Прометея. Шею его сдавливал тугой железный ошейник, также вмурованный в эту стену. Рот был заткнут кляпом, в голове болезненно звенело. Он находился в помещении, где было достаточно светло, в отличие от коридора. Судя по предметам, находившимся здесь, цель оказалась достигнутой — Гектор попал в самые, что ни на есть, мрачные и ужасающие чертоги инквизиторов. Правда, в несколько ином качестве, чем предполагал.

В изуверской палате присутствовал весь арсенал, необходимый для вытягивания признательных показаний. Чуть справа от Пса стояла небольшая дыба в виде колеса, на котором обычно растягивали человека, привязав его ноги к полу. Еще правее виднелся некий замысловатый механизм — массивный груз с веревкой, пропущенной через петлю на потолке. Напротив узника, у дальней стенки, покоился черный железный стул с маленькими шипами, под которым тлели угли. По левую руку находилась «железная дева» и передвижной столик с различными инструментами: клещами, зазубренными резцами, миниатюрными пилами и тонкими иглами для прокалывания.

В самом центре комнаты вертикально стояла лестница с привязанной к ней обритой наголо молодой женщиной. Вокруг нее суетились два человека — отец Джузеппе, а другой повернулся к Гектору спиной. Еще один монах, совсем мальчишка, сидел за столом с разложенными на нем бумагами и держал в руке перо. Рабочее место секретаря дополнительно освещалось двумя длинными восковыми свечами, расставленными по краям стола, между которыми находилось тяжелое бронзовое распятие.

— Ты зачем той полоумной башку отпилил, кто тебя просил? — хриплый голос принадлежал человеку, которого Пес не видел, и раздавался откуда-то со стороны дыбы.

— Клянусь святыми апостолами, это не я, — монах, стоявший около двери, подошел к лестнице с женщиной, и Гектор увидел, что это был тот самый лысый проводник из Шрефтлакена. — Гзанда, когда я ее резал, голова у нее была на месте.

— А кто же тогда? Ладно, где те двое?

— Их сейчас разделывает Циклоп. Позвать его?

— Нет, сначала с этими разберемся, — высокий человек, чьего лица упорно избегал колеблющийся свет, переместился к столу с писарем. — Джанлука еще не появлялся? Где его черти носят? Пиетро, давай начинать. Только перед открытием заседания я хотел бы освятить с Божьего благословения все те инструменты, что могут быть использованы во время процесса.

— Здесь начинается процесс, рассматривающий обвинения против некой женщины Терезы. Для всех тех, кто может увидеть этот настоящий документ, поясняется, что на процессе присутствуют братья-проповедники воли Господней под покровительством святого Доминика Карло, Джузеппе, Джанини, Пиетро, писарь и брат Гзанда, Божьей милостью прокурор Прусской инквизиции, муж величайшей набожности и благочестия, известный знаток Священного Писания. Дано в Повундене в шестой день июня, вторник после Святого праздника Троицы, одна тысяча четырехсот девятого лета Господнего. Итак, мы начинаем. Во имя Господа, аминь, — брат Пиетро повторно обмакнул перо в чернильницу.

— Признаешься ли ты, Тереза, в своих связях с дьяволом? — один из мучителей, что стоял возле женщины, держал зажатую в щипцах раскаленную докрасна длиннющую иглу.

— Я вам повторяю, вы ошиблись, — до смерти перепуганная Тереза, захлебываясь рыданиями, казалось, не могла отчетливо произнести ни единого слова. — Я никогда не состояла в связях с дьяволом, я верна своему мужу и Господу Богу.

— Тереза, против тебя существуют неопровержимые улики. Не стоит попирать Божье имя, присягая ему на верность, — главарь секретного отряда положил руку на плечо писаря. — Однажды впустив в свою душу дьявола, ты навсегда предала Господа и церковь. Признание существенно облегчит твои страдания.

— Признавайся, тварь, все равно не отвертишься, — игла на два пальца вошла в плечо раздетой донага женщины.

— Господи, я же вам говорю, что никогда не признавала дьявола и всегда верила лишь в единственного спасителя нашего — Вседержителя, — срываясь на отчаянные вопли, когда монах прикладывал к ее телу иглу, женщина извивалась на лестнице. — Я ни в чем не виновна и заявляю, что кроме Бога не признаю никакого другого Спасителя.

— Брат Карло и брат Джанини, будьте добры, определите подсудимую на страппадо. Я думаю, с предварительным допросом мы покончили.

От будничного тона Гзанды кожу Гектора покрыло липким потом.

Пес не мог наблюдать за дальнейшими мучениями Терезы и лишь бессильно поник головой. Невольно в памяти всплыли недавние события, те, когда он сидел в орденской тюрьме. Уж лучше бы его повесили в крепости, чем над ним будут измываться эти выжившие из ума фанатики. Что же ты не придешь на помощь, дорогой друг Бэзил? Видимо, ты уготовил смерть еще более жуткую и мучительную, чем ту, что ожидала в Кёнигсберге.

Вдруг стало обидно и горько, как никогда раньше. Ведь с самыми лучшими намерениями он доверился этому чертову невидимке. Чем же он думал? Очередной ужасный вопль женщины заставил и самого Пса отчаянно завопить. Но кляп пропустил лишь жижу вспененной слюны.

Неотвратимо довлело чувство, что он будет следующим. Вместе с этим, Бронте ощущал, как постепенно впадает в неистовое безумие — настолько окружающее сделалось невыносимым. Выпучив, как рыба, глаза, он начал биться в припадке, звеня цепями и изрыгая мутную пену. Мышцы напрягались и сокращались в сильных спазмах, и через мгновение перед глазами стали возникать разноцветные круги, то и дело сменяясь одни другими.

— Нам доподлинно известно, что ты заключила договор с дьяволом и, неоднократно натираясь мазью, изготовленной по его наущению, верхом на свинье посещала ведьмовские шабаши. Отпираться нет никакого резона, — не обращая ни малейшего внимания на конвульсии Пса, Гзанда сначала сам лизнул, вытащив откуда-то, колосок ржи, затем передал его писарю, и тот, тоже лизнув, отдал его брату Джузеппе.

— Пресвятая Дева Мария, прости их, ибо не ведают, что творят, — искалеченная женщина едва шевелила губами. — Я не ведьма!

О, Боже, избавь меня от этих страданий…

— Господь оставил тебя в тот час, когда ты запятнала Его имя этим позорным демоническим договором. Твоя кара неотвратима, признайся в ведовстве и уповай на прощение Божье. Иначе я сотворю с тобой такое, что от жалости заплачет даже камень.

Несколько раз теряя сознание и вновь приходя в себя, Пес слышал отрывки реплик упорствующей Терезы и проклятий инквизиторов.

В конце концов мучительные пытки ненадолго прекратились — монахи, видно, сами устали. Однако через некоторое время, счет коему Пес давно потерял, женщина все-таки еле слышно прошептала признание.

Гзанда довольно усмехнулся, остальные хлопнули в ладоши. Сквозь мрачное хитросплетение пляшущих силуэтов прусс мельком углядел изможденное лицо несчастной: расплавленная смола, подобно огненным слезам, разделила его на три обожженные части, кожа, как тонкий воск, местами отслоилась…

— Таким образом, получив признание от богомерзкой ведьмы Терезы, я, Гзанда Зоркий, властью, данной мне Господом, — при этих словах инквизитор соединил ладони, — повелеваю с сего времени исключить ее из причастных церкви как отравленное чернокнижием отродье. Однако, учитывая времена и обстоятельства, смертный приговор колдунье будет приведен в исполнение прямо здесь. Сжальтесь над ней, любезные братья, и окажите ей милость в виде удушения.

Повинуясь своему наставнику, братья Карло и Джанини спустили Терезу сверху и оттащили ее в противоположный угол, туда, где стояла плаха с воткнутым в нее топором. Карло опять лизнул колосок, отдал его Джанини, после чего подобрал с пола палку с продетой в нее петлей. Затем брат Джанини обхватил то, что осталось от еще живой молодой женщины и надел петлю гарротты ей на шею, а брат Карло стал прокручивать палку вокруг оси. Петля все сильнее сжималась вокруг шеи страдалицы, и вскоре хрип совсем прекратился. Вряд ли кому-нибудь удавалось спастись из этого насквозь пропахшего страхом жертв и молитвами палачей подвала.

— Да что ж вы так дрожите? — отец Джузеппе окатил мерзкой застоявшейся водой из протекающего ушата пришедшего в себя Пса. — Я вижу, вам страшно. Не бойтесь, мы вас отпустим, только зададим несколько вопросов.

— Я один раз уже поверил, спасибо, — к пруссу постепенно стало возвращаться чувство реальности. — Где мои друзья и что вы сделали с этой бедной женщиной? Чем она заслужила такую ужасную смерть?

— Она нанесла чудовищное оскорбление Божественному величию, связав себя порочными путами с сатаной, — теперь в сторону Пса повернулся Гзанда — овальное лицо, тонкие губы, прямой нос и впалые щеки этого человека делали его более похожим на болезненного университетского магистра, чем инквизитора. — Будучи развращена, пленена искусителем и покинута Создателем, она искала помощи у дьявола, а посему благочестивая паства должна быть очищена от подобной скверны. Проявив свою слабость, ведьма навлекла на себя гнев Всемогущего, давшего нам право на возмездие.

— Карло, помоги мне, — Джанини подошел сбоку к прикованному Псу и освободил одну его руку, вторую отцепил брат Карло, он же расстегнул ошейник и вытащил кляп. — Давай его на место этой уродливой твари.

«Добрый» священник, отец Джузеппе, вылил еще одно ведро на лестницу, к которой ранее была привязана Тереза, чтобы смыть ее запекшуюся кровь. Затем два живодера-инквизитора волоком дотащили Гектора в центр помещения и закрепили его конечности на деревянной конструкции, положенной теперь горизонтально. Сил сопротивляться у прусса не было, да и попробуй высвободиться из лап пятерых крепких мужчин.

Голова все еще саднила от колотушки, запущенной кем-то из монахов, во рту пересохло, спазмы внизу живота каждую секунду болезненно напоминали о том, что все происходит взаправду, а сердце так и норовило предательски выскочить из груди. Перспектива разделить судьбу растерзанной Терезы казалась гораздо более ясной, чем ступить на помост лобного места каких-то пару дней назад. А ведь истинный дурак — сам же прискакал сюда, можно сказать, даже улегся на эту лестницу.

— У тебя могло сложиться о нас ошибочное мнение, — на лоб Псу легла холодная, как у покойника рука, — якобы мы какие-то мясники и изуверы. Это отнюдь не так. Допрос совершенно необязателен, если согласишься все рассказать добровольно. Ты не еретик и не чародей, тебе не обязательно страдать.

— А что вы хотите услышать? — попытавшись натянуть на себя некое подобие улыбки, Гектор решил, что сделает все возможное, чтобы не показаться напуганным, и заметил, как все стоявшие вокруг удивленно переглянулись. — Я из инспекции, нас скоро будут искать, все знают, что мы поехали в эти края. В городе нас видели, мы спрашивали сюда дорогу, через день-другой здесь появятся суровые мужчины с крестами на плащах.

— У меня впереди целая ночь, господин инспектор, и в моем распоряжении здесь находится внушительный инструментарий, — Гзанда схватил связанного по рукам и ногам прусса за кадык двумя пальцами, заставив того гулко закашляться. — Ты, видно, забыл, что брат Джанини привел вас сюда. Из какой же вы инспекции, когда искали нашу церковь еще в Шрефтлакене? Как ты узнал об этом месте? Что ты здесь ищешь?

— Ладно, вы меня раскусили! Мы из особого орденского отряда, расследуем исчезновения людей. Концы вели в вашу церковь. Нас будут искать.

— С каких пор викинги стали входить в особые отряды? Это же наемники, — глава инквизиторской группы махнул рукой, и братья подняли камень, что недавно служил грузом для Терезы, затем, кряхтя от натуги, положили его Гектору на грудь. — Я тебе предлагал отвечать по-хорошему, кто ты такой и как ты на нас вышел.

— Я говорю правду, — на заплеванную рубаху Пса теперь добавились еще и капельки алой крови, когда он начал заходиться в хрипе и сухом кашле. — Они были наемниками, а сейчас на службе у ордена за подвиги в боях. Снимите камень, я не могу дышать. Клянусь самим Господом, что это правда.

— Не упоминай имя Господне всуе, грабитель и преступник. Ты рассчитывал найти здесь чем поживиться, но мы тебя опередили, подлый мерзавец.

Вдруг через секунду обезумевшим взглядом Пес заметил, что все инквизиторы, включая писаря, начали как-то странно искривлять и выгибать конечности, будто в них вселился какой-то бес. Сначала раздавленному в прямом и переносном смысле пруссу показалось, что все сборище палачей и сумасшедших этой бесовской пляской издевается над ним, как бы подражая его мукам и боли.

Вскоре они стали водить вокруг него хоровод, сначала еле слышно, а потом все громче и громче читая на непонятном языке псалмы и молитвы. Он понял это, уловив в их сбивчивой речи имена разных святых. Вот тогда ему стало действительно страшно, даже показалось, что тени, отбрасываемые свечами на забрызганные кровью стены, заплясали в такт убийцам.

Проходя около пленника, священники наклонялись к его ушам, чтобы прошептать какие-то таинственные слова. И от ужаса, который вселяли своим ритуалом черные инквизиторы, накрепко привязанный к лестнице прусс начинал извиваться. Мысль о том, что его хотят принести в жертву неким темным божествам, безотчетно захватила рассудок Пса, в животе прощальным набатом зазвенели колокола, и вены отчетливо проступили сквозь побледневшую кожу.

Его существом завладел первобытный ужас. Из груди, казалось, вот-вот должен был вырваться наружу древний зверь, наконец-то почувствовавший прямую угрозу своему бытию. Бессильное мычание Гектора тонуло в звучном монотонном гуле, исходящем от пяти помутившихся разумом священнослужителей. И когда его глаза чуть не лопнули от напряжения, в дверь постучали. Громкий стук как будто вернул инквизиторов в явь — они, как по волшебству, все разом остановились и замолчали.

— Кого там еще принесло? — первым подал голос отец Джузеппе.

— Это я — Циклоп. Откройте.

— Что за спешка такая, подожди, мы скоро выйдем.

— Нет, здесь кое-что случилось, вам лучше открыть. Не тяни Джузеппе, открывай. Дело серьезное, — стук повторился.

— Черти тебя дери, что там еще? — Гзанда подошел к двери и отворил в ней маленькое зарешеченное окошечко. — Что стряслось?

— Эти двое викингов, — Пес медленно повернул голову в сторону двери и на мгновение замер, — они сбежали.

— Что? Что ты сказал, уродливая скотина? — У Гектора немного отлегло от сердца, когда Гзанда стал брызгать слюной и перешел на визг: вот она, призрачная надежда, хоть бы его новые знакомые не исчезли насовсем. — Как сбежали, да я с тебя шкуру спущу!

Главарь шайки зазвенел ключами и, когда нашел нужный, распахнул дверь, но сразу же об этом пожалел. Сокрушительный удар обрушился на челюсть Гзанды, его отбросило в другой конец комнаты, а зубы инквизитора стремительно разлетелись по полу. Пес видел, как в помещение ворвались три человека — двое викингов и один незнакомец, в длинной, до пят, одежде и с закрытым, как у сарацина, лицом.

Писарь Пиетро мгновенно исчез под столом, отец Джузеппе забился в угол, а братья Джанини и Карло похватали со стола ножи и встали бок о бок у дальней стены. Однако боевой пыл монахов заметно поубавился, когда в руках викингов появились их счастливые топоры, украшенные военными рунами, не раз спасавшие им жизнь в смертельных баталиях.

Первым не выдержал Карло, он, как недавно гости с севера, кинулся навстречу своей незавидной судьбе, с ножом в вытянутой руке. Подножка, вовремя подставленная Гуннаром, точно направила излишне резвого монаха на страшный удар Тронда, нанесенный его могучим кулаком. Возликовавший Гектор с удовольствием, насколько позволяло его состояние, наблюдал сначала отрыв от земли, а затем и сам полет прогнувшего спину назад брата. Приземлился тот уже без сознания.

Джанини, дрожа от страха, выронил нож и тоже опустился на колени рядом с отцом Джузеппе. Циклоп помог викингам спихнуть камень с Пса и отвязать его. Спасители перенесли прусса к столу, из-под которого пинками выгнали Пиетро, и усадили настрадавшегося Гектора на место писаря.

Через пять минут расстановка сил изменилась кардинальным образом: на месте Терезы висел брат Карло, внутри «железной девы» находился еле живой от ужаса брат Джанини, к дыбе привязали отца Джузеппе, к лестнице — дрожащего как осиновый лист брата Пиетро, а на стул с шипами усадили самого Гзанду.

— Но как вам удалось?.. — Пес до сих пор не мог поверить в свое счастливое освобождение, он даже был готов расцеловать всех спасителей, включая прокаженного Циклопа.

— Долго рассказывать, — Тронд раздувал искру под стулом Гзанды, — в двух словах: спасибо Циклопу. Он здесь главный у больных. И он не очень-то доволен своим начальством, но его можно понять.

— Гзанда, я должен был это сделать давным-давно, но боялся, — вся в огромных волдырях, гноящаяся рука Циклопа взяла Гзанду за слабую челюсть. — Ты вселил в меня страх, настала твоя очередь бояться!

— Да избавит вас Господь от этих жутких заблуждений, — слезные мольбы братьев еще больше развеселили Гуннара. — Мы воплощали исключительно волю Божью. Всем отступникам ниспослана Его кара. Мы невиновны, только Бог вправе нас судить — не приведи Господи вам меня ослушаться.

— Мне очень хочется знать, — в разговор вмешался Пес, — а эту несчастную женщину и всех остальных безвинно убитых кто судил: Бог или вы? Как там говорится? Не судите, да не судимы будете! Сейчас судить будут вас.

— Ты не имеешь права, — Джузеппе перешел на визг. — Как смеешь ты обвинять нас в несправедливости, когда мы огнем и мечом преследовали колдовскую заразу? Я кричу изо всех сил, возвещая заповедь Господню: «ведьмы не оставляй в живых». Одумайся, ибо в противном случае Божий гнев обрушится на твою безумную голову!

— Заткнись, Джузеппе! — этот голос принадлежал женщине, и Пес невольно обернулся в сторону двери, ровным счетом ничего не понимая: там стояла миловидная девушка, как две капли воды похожая на Терезу. — Ты убил мою сестру, вы все ее убили. И нет вам, извергам, прощенья и пощады! Гореть вам в аду! Но сначала испытаете все страдания, на которые обрекли многих ни в чем не повинных женщин и мужчин.

— А это кто? — появлению здесь женщины Гектор удивился не меньше, чем появлению викингов и Циклопа в самый нужный момент.

— Тоже долго рассказывать, — Циклоп осматривал инструментарий, заботливо приготовленный на инквизиторском столе. — Сестра Терезы — Анна.

— А я — Гектор… — пришедший в себя прусс сразу же осекся, когда поймал на себе не очень дружелюбный взгляд Тронда. — Хм, так вот, отец Джузеппе, я никогда не верил в вашего Бога. Но раз ты на него так уповаешь, то пусть он тебе и помогает.

— Я проклинаю вас всех, каждого из вас в отдельности и весь ваш род, — Гзанда понимал, что времени у него осталось немного, поскольку костер под ним уже хорошо разгорелся, капли пота стекали у него со лба, и он решил произнести свои последние слова. — В геенне огненной вам уготована участь всей той скверны, что мы, правоверные христиане, туда отправили. Ваши души сгнили изнутри, как труп бродячей собаки, когда вы подняли руку на Божьих посредников. Будьте вы прокляты!

— Все сказал? — викинг подложил еще пару дров в жаровню под Гзандой. — Неплохой стульчик соорудили, правда? Подмигни, если что, я еще полешко подброшу.

Гуннар на пол-оборота прокрутил колесо дыбы, и мгновенно послышался дикий вопль отца Джузеппе, когда его плечи и стопы вышли из суставов. Циклоп ногой посильнее прижал дверцу «железной девы», отчего у брата Карло из сотни мелких ран струйками засочилась кровь. Немного отдохнувший Пес встал из-за стола и выдернул табуретку из-под груза, который мгновенно повторил для брата Джанини участь бедной Терезы.

Писарь Пиетро лежал на лестнице ни жив ни мертв от сковавшего его ужаса. Кошмарное зрелище парализовало соучастника изуверов, превратив его лицо в кусок гранита. Даже слезы не текли из перепуганных глаз, лишь непослушные губы бессвязно шептали молитвы.

И в мгновенье ока волосы совсем молодого монаха стали седыми, когда он увидел обезображенное лицо Циклопа, наклонившегося, чтобы поцеловать его в лоб. Затем старший среди прокаженных раскрыл Пиетро рот, вытащил оттуда язык и резким взмахом ножа отсек его.

Кровь Гзанды, вытекшая от шипов на поверхность стула, начала быстро сворачиваться под воздействием жара, но он, не издавая ни звука, лишь неотрывно смотрел на Гектора. Псу стало не по себе, и он надел инквизитору на голову мешок, из которого предварительно вытряхнул увесистую охапку ржи.

Вспомнив, что все пятеро монахов лизали зачем-то колоски, он взял один из них и поднес его к глазам. Среди остьев наверху колоска он заметил маленькие черные рожки, как будто во ржи жили крохотные рогатые чертики. Инстинктивно Пес собрал всю охапку и бросил в топку под Гзандой, решив, пускай этот дьявол во плоти унесет своих демонов с собой в ад.

К запаху горелых злаков скоро добавился и запах горелой человеческой плоти, но, ко всеобщему удивлению, Гзанда не проронил ни звука. Тогда Тронд увидал в углу, где раньше сидел отец Джузеппе, вязанку хвороста. Викинг обмакнул ее в воду и добавил ко ржи, брошенной в огонь Гектором. Тем самым датчанин обеспечил инквизитору-убийце долгую и мучительную смерть на сыром хворосте.

Позже все-таки решили не сжигать Гзанду окончательно, ему, как, впрочем, и всем остальным, кроме Пиетро, уготовили другую участь. Наконец у Пса появилась возможность узнать обстоятельства побега храбрых воинов из лепрозория.

Как выяснилось из рассказа Тронда, их тогда оглушили и перенесли в помещение лечебницы. Не считая полусотни разлагающихся заживо человек, там находилось также и несколько клеток, в которых содержали корм для больных. Словом, инквизиторы вели у себя в убежище натуральное хозяйство — всех, кого они убивали, эти мясники отдавали на съедение больным.

По ночам нескольких прокаженных отпускали на волю, и они ловили грызунов и ящериц, ставили ловушки на птиц, но этой пищи на всех не хватало. Иногда в церковь забредал какой-нибудь одинокий путник, и, независимо от того, оставался он на ночлег или нет, ему был уготован единственно возможный конец.

Когда голод становился невыносимым, больным разрешали выкапывать их товарищей, недавно похороненных недалеко от церкви, чтобы утолить это нестерпимое чувство. Сами же инквизиторы спокойно жили на подаяние прихожан и за их же деньги покупали у них продукты.

Старшим в больнице назначили Циклопа, некогда огромного и могучего человека, который в результате болезни превратился в сплошную язву и потерял один глаз. Именно он заведовал распределением пищи. Убивать бедных путешественников, на свое горе забредших в эту обитель вселенского зла, также входило в его обязанности. Тем не менее, будучи по своей натуре все же человеком, а не зверем, Циклоп всегда давал жертвам последнее слово.

В благодарность Тронд плюнул ему в оставшийся глаз, а Гуннар на своем языке пожелал прокаженному как можно скорее разложиться. Неожиданно Циклоп ответил Гуннару тоже на датском. Из разговора стало ясно, что прокаженный на самом деле раньше был викингом, но однажды подцепил заразу на корабле от какого-то пленного англичанина. Их обоих немедленно высадили в Пруссии, рядом с которой проходили, и он, униженно поскитавшись по городам, наконец-то пришел сюда. Со временем за проявленные качества его назначили главным.

Циклоп рассказал, как ему все надоело — и больные и хозяева. Его, славного воина, подвергали постоянным побоям, заставляли поедать отходы. За все время, что находился здесь, он не услышал ни слова признательности, хотя часто выручал инквизиторов, когда назревало недовольство, рискующее перейти в бунт среди больных лепрой.

Недолго думая, Тронд надавил Циклопу на больную мозоль и предложил расправиться с ненавистными отцами, а Гуннар с неотразимой улыбкой поддержал товарища. Так земляк отпустил викингов, вернул им оружие и помог освободить Гектора.

Что же касается Анны, сестры Терезы, то ее история была такой же печальной, как история Циклопа. Однажды хорошенькая и скромная Тереза, по совету своей подруги, зашла в церковь на службу к отцу Джузеппе, и ей там так понравилось, что она стала приходить чуть ли не ежедневно. Само собой, братья заподозрили ее в колдовстве — раз так часто ходит, да еще из соседней деревни, значит, грешна и ведьма.

Некоторое время девушку держали в подвале с прокаженными, чтобы сломить ее волю, а затем все монахи стали использовать ее для своих плотских утех, постоянно избивая и унижая. Доверчивая Тереза успела до своего заточения сообщить Анне о чудесном приходе.

И когда сестра исчезла, Анна зашла за порог этой церкви, совершив самую страшную ошибку. Все кончилось тем, что она разделила судьбу несчастной Терезы. Хорошо еще, что девушек содержали отдельно от больных и разрешали мыться.

Циклопу милая и кроткая девушка сразу приглянулась. Он старался не кормить ее человечиной, отдавая ей лучшие куски всяческой живности. Палачи в рясах ему охотно доверяли и изредка отправляли в город за покупками к самому закрытию рынка, когда народу было меньше всего. Там он указывал на товары, которые нужно было купить, специальной тростью.

В городе прокаженный разыскал убитую горем мать сестер-близняшек и сообщил несчастной женщине, что ее дочь скоро с ней встретится. Настроенный сочувственно к Анне, Циклоп помог ей бежать из омерзительных палат лепрозория, и отважной девушке все-таки удалось увидеться с матерью у кратера около Шрефтлакена.

Однако их встреча была недолгой — по пятам за Анной следовали братья Карло и Джанини. Много прокаженных пришло в приют с трещотками, и девушка, прихватив с собой одну, успела передать ее матери. Это не помогло. Живодеры жестоко расправились с несчастной женщиной, решив не оставлять свидетелей.

Беглянку вернули в церковь и в наказание решили казнить ее сестру, но сначала почти трое суток продержали в пыточной камере ее спасителя Циклопа. Его кромсали со знанием дела, чтобы не убить, и это только сильнее разожгло в нем ненависть к мучителям. Перед тем как приступить к истязанию Терезы, в храм Божий, запыхавшись, вбежал брат Джанини и завопил, что их логово раскрыто и сюда едут трое вооруженных и серьезно настроенных воинов.

Пес и викинги этого, конечно, знать не могли, и поэтому монахам удалось застать их врасплох. Если бы Циклоп не оказался датчанином, вся троица совсем скоро сгинула бы в желудках всеядных прокаженных. И неизвестно, что стало бы с Анной, вероятно, ее тоже заменили бы кем-нибудь, как она когда-то заменила Терезу. Как признался Циклоп, они были не первыми и наверняка не стали бы последними.

— Ну что, Пес, ожил? — голос Бэзила оборвал речь Циклопа на полуслове; все как будто замерло перед глазами Гектора и затянулось полупрозрачной дымкой: время остановилось, даже огонь под Гзандой поутих и перестал лизать железо.

— И где же ты был, любезный друг? — боль у прусса вдруг пропала, у него больше не звенело в голове, и в животе снова стало пусто. — Меня чуть не порезали на ремни и не проглотили эти голодные чудовища из лепрозория, а ты, видимо, был слишком занят.

— Я тебя один раз уже вытащил — дальше сам. Выкрутился же, чего голосить. Но вот что — сейчас для нас важно только одно — тебе надо взять этот крест.

Сквозь легкий туман Пес заметил, как на груди Гзанды что-то засветилось, лучи проходили даже сквозь его рясу. Гектор двинулся на этот переливающийся серебристо-золотистый свет, и, когда подошел поближе, стало ясно, что сияние принимает форму креста. Отогнув край платья инквизитора, прусс увидел серебряный крест размером с ладонь, висевший на толстой цепочке на груди монаха.

Дрожащими руками Пес снял с Гзанды крест, и как только распятие оказалось у него, сияние многократно усилилось. Вокруг Гектора из-под земли стал подниматься раскручивающийся по спирали смерч, распространяя зловонный смрад сотен сгнивших трупов. Присмотревшись, он разглядел в черной воронке отдельные лица, застывшие в предсмертных гримасах: их обезображенные рты были перекошены, а остекленевшие глаза выражали неизмеримую боль и пережитый ужас.

Через мгновенье комната наполнилась всхлипами мучеников и вздохами всех загубленных душ. Звук постепенно становился все громче, пока, наконец, не перерос в оглушающе пронзительный крик. Призраки замученных до смерти людей, взметнувшись вверх в последний раз и разразившись нечеловеческим плачем, так же неожиданно, как появились, вихрем устремились внутрь креста, крепко сжатого липкой от пота рукой Гектора. С исчезновением последней души шум и свечение прекратились.

Только все тело Пса стремительно пронзила невыносимая боль этих ни в чем не повинных истерзанных мужчин и женщин. Он упал на колени и ощутил, как его сердце одновременно сжали тысячи холодных пальцев. Сам крест начал вплавляться в руку, усиливая страдания, причиняемые Гектору неупокоенными душами, и, когда он окончательно вошел в ладонь, все мгновенно прекратилось.

Прусс поднялся с колен, вздох облегчения непроизвольно вырвался из настрадавшейся груди. Дымка немного рассеялась, и он увидел, что крест действительно исчез, не оставив на ладони и следа. Однако чуть выше, изнутри на левом запястье виднелся ожог в форме того самого креста, только поменьше. Удивительнее всего было то, что самочувствие Гектора стало лучше, чем даже пять лет назад, когда на нем можно было пахать. Ни в одной части своего тела он не чувствовал не только боли, но даже намека на нее и на радостях попытался сильно себя ущипнуть.

Правда, на новые травмы помощь Бэзила не распространялась, и Пес, смекнув, что лучше не испытывать судьбу дальше, осторожно потер ущипленное место. Если Бэзил не обманул, выходило, что Гектор выполнил первое задание невидимки и может быть свободен как ветер. Тем не менее осталось отыскать богатство инквизиторов, если оно, конечно, существует — не отпускать же викингов с пустыми руками. Все-таки они заслужили награду.

— У настоящих боголюбов денег нет. Можешь даже не искать, — заявление Бэзила повергло Гектора в шок.

— Как нет? А средства их жертв, а подаяния?

— Какие там средства у нищих бедолаг. Жалкие гроши немедленно тратились на провиант и выпивку. Клада здесь вы не найдете. Зато тут есть нечто гораздо более ценное, чем ты можешь себе представить.

— Что же может быть ценнее денег? — Пес устало потер ладонями лицо. — Как же мне объяснить моим друзьям, что я завел их в преисподнюю этой мерзости за здорово живешь?

— Подотри сопли, мой друг Гектор. Я не оставлю тебя в беде. — При этих словах прусс лишь горько усмехнулся. — Не для того я затащил тебя в лепрозорий. Хотя иные считают, что здесь тебе самое место… Ладно, плакса, забирай со стола их отчеты по судам и казням.

Вот это да! Как же он не догадался раньше! Если такой документ попадет на стол к римскому папе, то Бенедикту придется отвечать перед собором за противозаконные, ни с кем не согласованные действия в чужих землях. Григорий XII сможет отвесить болезненную и унизительную пощечину своему противнику Бенедикту XIII. А если повезет, то так можно даже вымолить себе прощение: человек, который принесет братьям Дома тевтонского такие документы, может рассчитывать на неслыханную милость и, вероятно, на денежное вознаграждение.

Получается, что одним камнем можно убить сразу двух зайцев. Ай да Бэзил, подсказал хитроумный выход. Пес уже не хотел решительно отвергать невидимку — как знать, вдруг ему суждено попасть в историю, пусть даже и такой дорогой ценой. Но прежде чем соглашаться на дальнейшие задания, надо выбраться из этого дьявольского логова, а дальше будет видно.

Не успел Гектор представить себе золотые горы и толпы соблазнительных женщин, как дух вернул его в реальность. Пес для вида помог викингам перевернуть всю комнату вверх дном в поисках монет, но когда их усилия успехом не увенчались, он, как бы невзначай, схватился за голову и указал пальцем на письменный стол. Недовольно хмыкнув, Тронд сгреб бумаги со стола и, уяснив, что поживиться здесь уже нечем, направился к выходу.

Зрелище, представшее глазам Пса за пределами инквизиторского подвала для допросов, удручило его до невозможности. Сам лепрозорий занимал большую площадь, чем церковь наверху.

В таком же прямоугольном помещении у боковых стен тесно друг к другу стояли деревянные нары, накрытые почерневшими от крови и гноя полотнищами. В воздухе витал запах разложения отмирающей плоти, смешанный с гнусными миазмами застоявшихся фекалий и мочи.

Одни больные лежали, другие в сомнамбулическом состоянии бесцельно бродили взад-вперед и в полумрачном помещении походили на восставшие из гробниц мумии египетских фараонов. Замотанные в истлевшие рубища, местами намертво прилипшие к мокрым язвам, они были живыми мертвецами без права на надежду и исцеление.

Те, кто находился здесь уже давно, прекрасно это понимали и смирились со своей незавидной участью сгореть от трупного огня, пожирающего их изнутри. Те же, кто попал сюда недавно, одинаково отпетые и похороненные еще при жизни, хранили надежду излечиться и покинуть этот, призванный стать их последним убежищем, приют.

Пока Циклоп вел троих мужчин и одну женщину к массивной двери, открывающейся в тоннель, идущих за рукава и за полы одежд хватали стонущие прокаженные, умоляя спасти и вытащить их отсюда на свет божий. Гектор старался смотреть в пол, пока Циклоп налево и направо раздавал затрещины, стараясь, чтобы брызгавший из волдырей гной, не попал на кожу ведомых им путников.

— Ну вот и все, друзья, давайте прощаться! — Циклоп отодвинул засов.

— Как же так? Разве ты не пойдешь с нами? — Анна со слезами на глазах смотрела на Циклопа. — Пойдем же, отыщете другой госпиталь. Как же вы, бедные, останетесь здесь?

— Найдете лошадей в стойле у северной стены. Спасибо вам, Тронд и Гуннар, за то, что открыли мне глаза и дали силу. Возьмите засов и закройте нас снаружи. Сделайте то же со всеми дверями.

— Нет, мы не можем так поступить, уходите за нами! — Обняв сопротивлявшуюся Анну за талию, Гуннар оттаскивал ее от двери. — Отпусти меня, я их не оставлю.

— Уходи, Анна. Мы — мертвецы, и никому не нужны, — обезображенное лицо Циклопа показалось в крохотном дверном окошке. — Сейчас мы начнем пировать, обед уже подогрелся. Остальных оставим на потом. А молодой брат Пиетро еще поживет с нами. Узнает, как это обрывать струпья с головы. Идите и не оглядывайтесь.

Примечания

3

Ревель — ныне город Таллин, Эстония.

4

Фирхен — серебряная монета весом 0,75 грамма.

5

Шиллинг — серебряная монета весом 3,2 грамма.

6

Денар — серебряная монета весом 0,3 грамма.

7

Хальбшоттер — серебряная монета весом 3,1 грамма.

8

Хуфа — мера площади, равная 17 гектарам.

9

Грошен — серебряная монета весом 1,6 грамма.

10

Гохмейстер — также гроссмейстер, Верховный магистр, глава ордена.

11

Мемель — ныне город Клайпеда, Литва.

12

Антипапа — в результате Великой схизмы католическая церковь раскололась на два лагеря. Один папа продолжал оставаться в Риме, второй находился во французском Авиньоне. Они обвиняли друг друга в ложном наместничестве и пребывали в вечном противоборстве.

13

Самбия — также Земландия, область Пруссии, занимающая Земландский полуостров и ограниченная на западе рекой Деймой.

14

Прегель — ныне Преголя, река, протекающая через Кёнигсберг и впадающая в Вислинский залив.

15

Маршал — второе лицо ордена после магистра в том, что касалось битв и сражений. Отвечал за военные операции рыцарей.

16

Трапезундская империя — территория современной Турции.

17

Фахверк — вид постройки зданий, при котором в качестве несущей базы используются деревянные балки, размещенные под разным углом.

18

Королева Маргарита — правила странами Кальмарской унии, куда помимо Дании входили также Швеция и Норвегия.

19

Прусская марка — денежная мера, равная 216 граммам серебра.

20

Брактеат — самая мелкая серебряная монета весом 0,2 грамма.

21

Ластади — небольшой портовый комплекс, оборудованный складскими помещениями и противовесным подъемным складом.

22

Комтурство — также командорство, территориальная административная единица ордена.

23

Фогство — область, подчиненная фогту. Фогт — местный управитель, в чьи обязанности входило исполнение судейских, административных и фискальных функций.