Море Хард

Ник Аппель (2024)

Этот роман — альтернативная история России, в которой главный герой, путешествуя по Западной Сибири, собирает фактуру для новой соцсети и параллельно выполняет секретное задание. Он смотрит на жизнь людей, которых встречает на пути, записывает их мысли и оценки. Его имя не называется, его путь по Оби — это путь Энея из Древней Греции, к мифам которой в романе много отсылок.

15. КИБЕР-ПАСТЫРИ

Моё недоумение длилось совсем недолго.

— Вы родственник, друг, коллега? — услышал я за спиной. — Господину Вергилину кем приходитесь?

Поворачиваюсь — стоят ребята в рясах. Двое. С крестами. Русобородые. Страшно похожие. Один повыше и постарше, другой пониже и помладше. Успокаивать будут?

— Коллега. — секунду размыслив, ответил я. — У меня с ним встреча должна была состояться.

— А по какому поводу встреча? Простите нас за излишнее усердие в вопросах… — спрашивает низкий.

— Вы кто? Что вам нужно? — спрашиваю.

— Мы… следим за православным правопорядком.

— Право… право… Полиция?

— Нет, полиция — это у мирских граждан. Мы же в силу своих скромных… — мнётся тот, что меньше.

— Да, полиция, полиция! — говорит второй. — Вы должны пойти с нами.

— Это арест? — начинаю я слегка сопротивляться.

— Нет, попытка защитить вас.

— Григорий, это настоящие… полицейские или всё-таки ряженые? — я обратился к безучастному писателю.

— Эти? Монахи настоящие, давно их знаю. Они хорошие ребята. — дед ненадолго вынырнул из своего безмятежного мира, чтобы снова туда вернуться, созерцая редких прохожих с большим интересом, чем происходящий перед его глазами… беспредел?

Дальше последовал тупой и короткий диалог из которого стало ясно, что никто и ничего не понимает, но на всякий случай лучше запереться в их кибер-келье. И найти убийцу. Кибер-келья, кстати, в том же торговом центре оказалась.

Пока шли — присоединились ещё двое в рясах, рыжебородый и чернобородый. Эта пара новых лиц осталась в коридоре у входа. Если бородатых монахов в рясах будет становиться всё больше — то я уже начну путаться. Особенно в том, как их называть про себя. С людьми в униформе постоянно такая беда.

— Убийцу будем искать в запертой комнате? — спрашиваю первых двух, когда мы зашли в помещение.

Шутку они не поняли. Или не услышали. Пустая комнатка — пара скамей, да вешалка на стене. Даже окон нет, только еле заметное окошко вентиляции. Потолок красиво и равномерно светится. Необычно.

— Погнали. — сказал старший, — Вы, кстати, можете всё снимать на видео, это приветствуется.

Стены преобразились — и стали огромными мониторами.

— Вы — вне подозрений. Мы знаем, что вы всё утро провели в гостинице. Начнём. — говорит монах повыше.

Они сели на скамьи и начали, гипнотически перешептываясь и размахивая руками в огментированных перчатках, просеивать огромные массивы информации. Таблицы. Логи. Видео с наружных камер. Файлы, цифры, буквы, данные, данные, поток, водопад данных.

— Убийство на территории храма. Три ножевых в спину. Удары грамотные, два в артерию, один в сердце. Все три — смертельные. Очень быстро. Место и подходы камерами не просматриваются. В ближайшей отслеживаемой зоне — точней зонах — почти тысяча подозреваемых за полчаса. Возможно, убийца вышел и позже. — пока ведёт старший.

Жонглирование данными превратилось в импровизированный хореографический номер.

— Следы. Отпечатков нет. ДНК-образцов нет. Коммуникаторы убитого пусты. Ценности не тронуты. Документов при себе нет. — старший продолжал говорить в воздух.

— Мотивы какие могут быть? — поворачивается младший ко мне с вопросом.

— Я… не знаю, — теряюсь. Так ляпнешь лишнее, и мозги выгорят тут же. — Он был что-то вроде проводника. Обещал мне устроить выход… маршрут к плотине.

— К плотине? Зачем?

— Это тот видеоблогер, я тебе говорил. — не глядя на меня комментирует старший

— Тогда ясно. Сложно с мотивами. Посмотри пока возможные зацепки на месте, я его пробью.

Минутная тишина. Махи руками. На экранах мельтешение.

— Судя по всему, Вергилин работал на ребят, которые были связаны с людьми плотины. Но это очень косвенно и не очень… официально. След весьма слабый. Но есть. Дальше. Разведён. 49 лет. Речные туры. Историческая деятельность. Видеоблог. Мелкая торговля. Следов контрабандистской активности нет. Воевал, имеет ранения. Внутренних огментов нет. Православный. — перечислял младший. Эта часть мне показалась несколько наигранной, явно ведь заранее информацию собрали.

И потом повисла пауза. Они оба уставились на меня.

— Что такое? — спрашиваю.

— Нам нужна подсказка, наводка, улика, намёк. — сказал младший. — От вас.

— Вы про него за минуту больше рассказали раз в десятб больше, чем я вообще про него знал, — говорю, — Я его только как историка-блогера воспринимал. Хотя… Он же не был православным. Как учёный — он был агностиком, может атеистом. Но точно не православным. Почему вы так решили?

— Стоп! Стоп! У него был кибер-крест. Я лично фотографировал среди личных вещей. — вышел из задумчивости старший.

— Да. Но он его купил утром того же дня и не успел ещё активировать. Значит, не православный, возможно. Точно! — поддержал младший.

Старший сказал громко «ха!» и хлопнул в ладоши.

— Что тут хорошего? — спросил я. Я достал маленькую кулачковую тревел-камеру как раз для таких суетных случаев — и снимал происходящее. Может и пригодится.

— Неактивированный крест кеширует все голоса вокруг в ожидании нужного вокального слепка, они по кругу пишутся и стираются.

— Да, программы привязки. Гениально! — сказал младший.

— Крест? Кеширует?

— Ну да, он же считает молитвы, сбрасывает рекомендации по их выбору на приложение, следит за трапезами во время поста, учит носителя избегать опасных и злачных мест. — будто по буклету зачитал старший.

— Это мастхэв для всех истинно православных! — у младшего были свои буклеты.

— Сырые данные есть. На момент убийства…

Раздался какой-то полустон-полурык. На экране запульсировала частотная диаграмма.

— Есть слепок голоса.

— Запускаю протокол поиска по другим крестам.

Младший откинулся и растёр глаза, цифры бежали по экрану.

— Если убийца в течение часа до или после использовал свой голос не дальше чем в трёх метрах от креста — данные фиксируются. В рамках оперативного антикриминального протокола мы можем их использовать для поиска подозреваемого. — он повернулся ко мне и объяснял, пока система сканировала данные.

— Зачем вы мне это рассказываете?

— Вы же блогер… — и тут же переключился обратно, — Ох ты! Пять меток.

На карте монастырского комплекса появились метки с таймингом. Мелкие картинки с камер наблюдения, где нейросеть выкидывала из подозреваемых людей, опознавая их лица и помечая зелёным. Появился красный, на другом экране, на третьем. Картинка увеличилась. Это был рыжебородый. Тот самый монах, который присоединился к нам по пути сюда, и который сейчас стоял снаружи. Только на экране — в гражданской одежде, тёмных очках, так сразу и не признать.

— Чёрт побери! — сказал младший и на секунду осёкся. — Прости, господи. Но как так?

Он был в ступоре.

— Ребят, я вам тут зачем нужен? — спросил я.

Старший обернулся, и долго-долго, будто сквозь меня, уставился куда-то между горлом и солнечным сплетением. Потом поднял глаза и будто вернулся обратно в кибер-келью. Медленно, медленно заговорил, будто продолжая думать о чём-то своём.

— Вы блогер. Почти журналист. Мы хотели показать свою открытость. Убийство — это очень плохо для нашего города, плохо для дел, плохо для репутации. Как бы цинично не звучало — но только поток прибыли от туризма позволяет нам оплачивать берегоукрепительные работы. Когда вода поднялась — то Кремль оказался под угрозой. Так совпало, что все наши верования и намерения имеют как рациональную, так и духовную цель… Кстати!

Он отвернулся и снова начал разбрасывать по стенам десятки окон с разной информацией. Младший вышел из ступора.

— Язычник. Обманул нас. Втёрся в доверие. Но убил зачем? Слишком хладнокровно для импульсивного поведения…

Они подняли досье на рыжебородого подозреваемого. Славослав Миромир — так его звали. Родился здесь, потом уехал учиться в Северную Европу, ведению рыбохозяйства. За два года стал язычником, примкнул к полукриминальным нео-викингам в околохакерских кругах. Попал в тюрьму за мелкую кражу данных, год отсидел в Великоскандинавии, после чего был экстрадирован обратно в Обезбольск. Несколько месяцев не проявлял активности. Судя по кэшам соцсетей (позже посты удалены) — много пил, находился в депрессии, безуспешно искал работу в Зергуте, набирался храбрости утопиться. Потом прибился к одному из монастырей в окрестностях Абалака, вошёл в чёрное монашество, по спортивной линии вошёл в число гард-монахов, что-то вроде местной туристической полиции. Следил за порядком. Ничем себя не порочил с того момента, как переступил порог монастыря. С убитым не был знаком. Ближайшие связи в пределах полного незнакомства — через четыре рукопожатия. Причём достаточно холодные.

— Мотив неясный. Но нет и алиби. И сомнений тоже нет.

Они выключили экраны, кибер-келья снова стала средневековой тесной комнаткой. Открыли тяжёлую дверь.

— Где Славослав? — спрашивают второго.

— До ветру…

Какой же я идиот, дебил и придурок!..

…Его поймали на берегу, когда он пытался завести лодочный мотор. Достал нож. Обездвижили. Арестовали. Огромный камень и верёвка на борту. Больше ничего.

По окончании бешеного марафона я присел на траву, прямо на берегу. Мокрый от пота, проверил свою камеру, с которой бегал последний час. Карты памяти в ней не было. Вся моя возня оказалась пустой. Никакого постороннего зла — только собственная невнимательность.

Поэтому я её и записываю сюда. Чтобы стыд саднил сильней. Какой футаж пропал!

ИНТЕРМЕДИЯ 15 — 1 \\ ВЕРГЕЛЬД

«Когда исконные жители чёртовой Херландии ещё были совсем дикими, они как-то додумались до отказа от кровной мести. Потому что это ведь бесконечный процесс, вредный для общества. Придумали денежную компенсацию — так и назвали её — «цена человека», «вергельд». И платили всей семьёй, всем своим родом — родне убитого, если не хотели кровной мести…

Сколько платили? Это самое интересное. На цену влияло многое — статус, национальность, пол и возраст убитого, в общем, разные вещи. То есть ты мог избавиться от соседа или неприятного тебе человека. И просто откупиться — легально. Даже не знаю, варварство ли это или наоборот цивилизованный подход».

\\ Из лекций Вергилина

ИНТЕРМЕДИЯ 15 — 2 \\ КОНКУРЕНЦИЯ СГУБИЛА

«Мы жили в Херландии. То есть в Германии. На новых землях. Где старый Псков был. У нас был свой дом. Отец сыр делал.

Потом в Сибири вроде как войны кончились. И кто-то из здешних бросил клич — мол, приезжайте, делать бизнес к нам. Многие тогда поехали. И отец мой тоже. Ему тяжело было конкурировать в Европе. А тут он думал, что сможет развиться…

Я ещё ребёнком был, когда мы переехали. Но он разорился. Как и многие, кто приехал. Отца уже нет, я вернуться не могу, некуда. Вся жизнь впустую.

Дашь на опохмел, братан?»

\\ Неопрятный бродяга в речпорту ненаназванного райцентра по пути в Обезбольск

ИНТЕРМЕДИЯ 15 — 3 \\ ДИКАЯ ВОДА

«А что на севере? Хардгорск… Потом Перегребное. Но проход через врата к Нижнему морю до плотины закрыт, электрики вас не пустят, вроде как режимный объект, радиация.

На восток… Только Зергут поблизости, дыра, я бывал там с миссией. И всё, дальше на восток — только пираты, дикая вода, протоки заминированные, а ещё дальше и всё русло Оби, где море кончается. Там вообще сообщения нет. Теоретически можно пройти. Но там не одна сотня километров против течения на узком русле. Проще по Транссибу на восток попасть из Ленинотуринска…

В общем-то туристам на север от нас делать и нечего».

\\ Какой-то священник в Обезбольске разговаривает с туристами.

Конец ознакомительного фрагмента.