Долгая дорога к тебе

Оксана Александровна Ливанова (2025)

Бесконечная дорога по больничным коридорам, в поисках себя и надежды на встречу с ним, очень долго разочаровывала главную героиню моего романа. Сильная, смелая и очень одинокая. Судьба посылает ей испытания, которые она со свойственной ей твёрдостью характера — выдерживает. И после всех трудностей, она даст себе шанс — быть счастливой.

Глава № 2

I.

— Н-да…Зачётный подкат — пела у меня на кухне Таня, набивая рот японским кругляшом.

— Фу. Что за сленг? — спросила я.

— Это моя дочка ненаглядная. Со школы регулярно приносит витиеватые фразы современного русского языка. Я, как прилежная ученица, запоминаю — сказала она и разлила коньяк по рюмкам. Мы сидели у меня на кухне и бессовестно выпивали. Праздника никакого не было, а душа просила. Ну если есть нужда запрокинуть рюмочку, то и нечего сопротивляться.

— Ну что, рассказывай — продолжала выпытывать подруга.

— Нечего рассказывать. Мне Андрей из министерства звонил, просил повнимательнее к Платону присмотреться. Говорит — мутный. Девочек любит, а оперировать не любит. И не особо может, это я тебе уже от себя говорю. Была сегодня с ним в операционной, у меня рука отсохла отсос держать. Он и это не умеет. Короче, хочу тебе сказать, что всё очень плохо. Это что касается работы. А в остальном, вот что хочу сказать. Меня повело… — ответила я и грустно поковырялась в японской еде.

— Аня, объясни по-человечески. Ты же у нас кремень. Когда последний раз на свидание то бегала? Я уж и не помню. Нос воротишь от всех, строгая и холодная, как снег за окном. С чего вдруг юга у тебя в душе? Я его видела, мне лично не понравился. Смазливый такой. Глаза огромные, носик маленький и пузо торчит. Сочетание не очень, если честно.

— Да сама я не пойму, что происходит. Никогда я раньше в себе не сомневалась, а тут такое. Как это называется в медицинской практике? Я забыла.

— Брось подруга, в медицине это называется тахикардия. Ты ей не страдаешь. У тебя просто гормоны накопились, пора им на выход. Я очень надеюсь, что это так. Что делать думаешь?

— Хочу постричься.

— Хороший заход. Давай, меняйся. Но мой совет, не лезь туда. Ну не нравится он мне. Возьми вон лучше Андрея, приятеля твоего. Он давно к тебе дорожку топчет. Только ты всё нос воротишь, а присмотреться бы надо. Хороший малый. И при деньгах, и при должности, и симпатичный, и надёжный.

— Нет, Таня. Не люб он мне. Мы знакомы сто лет, с университета дружим. Но ни разу не дрогнуло. Обещаю, что Платона к себе близко не подпущу, на соблазнение не поведусь, и оперировать с ним больше не пойду — закончила я диалог, и мы, хлопнув ещё по рюмашке, начали собираться. Я вызвала для Тани такси, собрала со стола, и взяв поводок, пошла провожать её с Мишкой до машины.

— Ты так строга к себе не будь, — обнимая меня, сказала подруга, — если очень хочется, то можно.Я поцеловала её в щёку и улыбнулась. Что тут скажешь.

II.

Утро следующего дня выдалось сумбурным. Я, взяв очередное дежурство в выходной — рассчитывала наспокойствие и умиротворённость. Можно взяться за заброшенные отчёты, а можно походить по пациентам, более внимательно и не спеша их осматривая. Так думала я, когда собиралась на него. Но вышло всё совсем наоборот.

— Анна Викторовна, пожалуйста, можно вас в хирургический корпус попросить прийти? — кричала мне в трубку дежурная медсестра. Я ещё даже не успела переодеться, и я взяла трубку в кабинете, будучи в одном сапоге. Второй я успела снять, и стояла на холодном полу в одних колготках.

— Что случилось? — спросила я и попыталась другой рукой, свободной от трубки телефона, попытаться снять второй сапог. Не удалось. Так и стояла. В позе «рака», облокотившись на родной, рабочий стол.

— В девятнадцатую палату к нам ночью прилёг начальник полиции. Крутой дядька. Его наши побоялись оперировать, не сошлись они характерами с дежурной сменой. Ждали вас. А ему что — то поплохело совсем. Орёт, и кровит — ответила она на мой вопрос, явно нервничая.

— Бегу. Кстати, отчего прилёг? Где локализация? — снова спросила я.

— Язва с прободением. Рвёт кровью — ответила она. Я нажала отбой и подошла к шкафчику. «Нужно срочно переодеваться. И запомнить ситуацию, чтобы врезать по ушам дежурной смене. В понедельник» — думала я, быстро снимая с себя одежду. Думая о предстоящей операции, я не заметила, как хлопнула моя дверь. Очнулась, когда перед моими очами предстал Платон. Мизансцена была потрясающая. Я, в лифчике и трусах, стою возле дверцы шкафчика, держа на вытянутой руке штаны от робы.

— Вот это да. Красота какая — пропел он, нисколько не смутившись.

Я тоже была не из робкого десятка, поэтому краснеть не стала, а просто подошла к нему вплотную и врезала ладонью по щеке. Хлёстко и со значением. Он схватился одной рукой за раскрасневшуюся кожу на лице, а другую руку, протянул мне. И я её взяла. Кровь по венам запульсировала так, что её было слышно. Она ударила мне в висок, потом заставила закрыть мои глаза. Веки набухли, губы загорелись адским огнём. Чтобы не упасть, я прижалась к нему.

— Анна Викторовна, сопротивление здесь бесполезно. Но пощёчина была прекрасна — сказал он, и взяв меня за подбородок, поднял лицо к себе поближе. И взял мои губы в свои. Моё дыхание остановилось.

Звонок телефона прервал наше занятие. Я ненавидела этот звук, как никого и никогда. Нащупав трубку на столе, на котором уже вовсю царствовала моя попа, я нажала на кнопку:

— Тихомирова — сказала я и поцеловала Платона в живот.

— Мы умираем, Анна Викторовна — кричала в трубку та же медсестра.

— Бегу — повторила я и посмотрела на Платона. Тот стоял по пояс голый и держал в своей руке мой бюстгальтер.

— Начальник полиции в тот момент, что мы наслаждаемся, решил, что жить не очень хочет — сказала я и улыбнулась.

Платон плотнее прижал мои бёдра к своим, и я поняла, что этот пресловутый начальник, скорее всего до нас не доживёт. Но я начала сопротивляться. Нужно понимать, что человек ни в чём не виноват.

— Идём оперировать. Поможешь, на крючках? — спросила я и забрала из его рук предмет моего туалета.

— После операции продолжение будет? — нагло поглаживая мою грудь спросил он.

— Десерт нужно заслужить. А ты его пытаешься забрать без отработки — сказала я и снова поцеловала его в живот.

— Подскажешь, как это сделать? — снова спросил он и повалил меня на спину, поджав мои ноги под себя. Целуя каждый сантиметр моего тела, он стонал. По-мужски, с хрипом и страстью. Я тоже не могла сдерживаться и выгибалась под ним, как кошка. Не человеческими усилиями, я распутала наш клубок из тел, выскальзывая из его объятий.

— Для любви — это не место. Одеваемся — отрезала я, и чтобы смягчить удар, поцеловала его в губы с нежностью.

— Побежали тогда — сказал он и мы начали лихорадочно одеваться.

Через десять минут мы ворвались в хирургический корпус. Я рванула в предоперационную, на пути просматривая кровавые простыни, которые совала мне медсестра.

— Вы всегда смотрите, поэтому вот — показывала она мне ткань с красными разводами. Платон подошёл сзади, и моё сердце сжалось. Мы смотрели на всё происходящее сквозь плёнку и это здорово мешало нам работать. Операционная бригада, которая уже вовсю мылась, смотрела на нас с любопытством.

— Желудочное кровотечение, аорта надорвана. Полосную делаем, господа! — командовала я и снимала с себя одежду. На груди и предплечье у меня красовались великолепные засосы. Фиолетовые, с радужной оболочкой лопнувших сосудов. Я неимоверно обрадовалась, и пообещала себе, что убью Платона сразу после операции. Сначала завершу начатое, а потом убью.

Начальник полиции уже отдыхал в наркозе и совершенно не хотел умирать. Операционное поле уже было подготовлено, и я бессовестным образом под него заглянула. На столе лежало килограмм сто пятьдесят. Я тяжко вздохнула и скомандовала:

— Скальпель и удлинённая насадка для отсоса. Платон, руку держим на моей левой руке. Правая нужна для входа в рану.

Операционная бригада молча переваривала, что я подчинённого назвала по имени, а не как положено. Я сделала себе замечание, что нарушаю субординацию и тем самым рождаю слухи о наших взаимоотношениях. Но на данный момент, мне было собственно всё равно. Пора было думать головой, а не другим местом.

В этой операции, мой будущий любовник повёл себя просто безупречно. Сосредоточено трудился, помогая во всех моих начинаниях. Пациент оказался очень запущенный и два раза пытался от нас уйти. Мы этого ему позволить не могли и старались изо всех сил не допустить третьей, последней остановки. Каждый из нас знал, что третья ступень — роковая.

Через двенадцать часов, желудок был почищен, язва ушита, часть кишечника удалена. Я устало отошла от стола, махнув рукой, чтобы зашивали кожный покров. Платон покачал головой и опустил руки — плети. На помощь пришла хирургическая братия, которая наблюдала за стеклом, как начмед больницы делает их работу. Они уже были готовы и стояли в стерильном. Подошли, молча взяли необходимое и начали заканчивать мною начатое.

— Всем спасибо, блестящая работа. Всех хирургов, причастных к прошлому ночному дежурству жду у себя на разбор «полётов». Всю смену сегодня, я сердечно благодарю. Плюс десять процентов к зарплате, как у меня принято, я вам обещаю — сказала я и под громкие аплодисменты вышла из операционной, смываться.

Платон помог мне снять кровавые тряпки, которые уже начали приобретать бурый цвет и пахнуть. Даже мои операционные тапочки были в крови. Всё это мы запихнули в бак и одев чистые халаты, вышли из предоперационной.

— Курить? — спросил он.

— Всенепременно. И кофе — сказала я.

— Заночуем здесь? Или домой? — снова спросил он.

— Заночуем. Нужно начальника полиции до «ума» довести. Может начать сопротивляться операции. Контроль нужен.

— Хирургам совсем не доверяешь?

— Доверяю, но проверяю.

— Может всё-таки я тебя довезу до дома? И кофе у тебя попьём?

— А ты наглец. Уверен, что после кофе я задвину шторы в спальне?

— Я на это очень рассчитываю — сказал он и придвинул меня к себе. Разговор состоялся в предбаннике, возле приёмного покоя, где мы бессовестно дымили в маленькое окошко.

— Я, когда буду тебя любить, буду стонать как тысяча кошек, ожидающих марта. Оно тебе надо, главному потом объяснять, почему вместо работы, ты эксплуатировала подчинённого в другой ипостаси? — смеясь в голос говорил он мне в ушко.

— Уговорил! Поехали — сказала я и зажмурилась. Так нестерпимо хотелось залезть в койку вместе с ним, что никакие аргументы мира, никогда не заставили бы меня повернуть от своего решения вспять.

III.

Уже в такси, который вёз нас по ночному городу ко мне домой, я расслабилась и отдалась рукам Платона. Он очень опытно и нежно раскрывал во мне то, что давно замёрзло.Я не могла даже представить, что мой организм настолько быстро начнёт привыкать к его коже, запаху, и хотеть того, о чём он мне шептал на ушко. Короче — я пропала.

В лифте мы снимали с себя всё, что прилично было снять. В квартиру попали с четвёртого раза, потому что руки дрожали и ключ не хотел поворачиваться. В коридоре нас встретила Мишка, но мы, пообещав ей долгую прогулку позже, закрылись в спальне.

Он сразу бросил меня на кровать, не дав раздеться и задёрнуть эти пресловутые шторы. Пастель осталась заправленная, мы её позже расстелили. Платон зарычал, прижал к себе и зубами снимал эти уже никому не нужные тряпочки, которые ужасно мешали. В тумане сознания, я приметила очень важную деталь. Он совершенно не думал о себе. Только я. Только для меня. Только так.

Наорались мы знатно. Когда Платон входил в моё тело, я была настолько раскалена, что не могла сдерживать себя. Он же, со своей стороны, своё обещание сдержал. Про тысячу кошек это он очень мягко сказал тогда. Кровать предательски скрипела и стонала нам в унисон. Когда мы закончили, она вздохнула вместе с нами. Тело ныло и просило ещё. Я попросила его заткнуться, но оно не унималось. Подождав пять минут, пока мой любовник приведёт в порядок дыхание, я ринулась в атаку. Не имело смысла спать. Время было — час ночи.

Включив в ванной свет, я настроила воду. Платон подошёл сзади, поцеловал в шею и выключил свет. Мы протиснулись в душевую кабину и согревались в струе тёплой воды, снимая дневную усталость, вместе с остатками страсти и её биологии. Но отдохнуть он не дал. Взяв гель для душа, он так меня мыл, что я вообще не могла себе даже представить, что так оказывается можно и нужно…Легко, как пушинку, он взял меня на руки, и прижав к стенке душевой кабины, с силой снова меня взял. Я рыдала от удовольствия и стонала в такт его хриплого дыхания. Нас качало и штормило, заставляя двигаться быстрее. На долю секунды, мне даже показалось, что я отключилась. Он, закончив начатое, опустил меня аккуратно на ноги, и помыв ещё раз, завернул в пушистое полотенце. Потом поставил на плитку, вытерся сам, и взял на руки. Придя в спальню, он расстелил одним движением руки постель, и положил меня туда. Крепко прижав к себе, он накрыл нас одеялом, и дальше я не помню. Только краешек сознания подмечал, что он поцеловал меня в шею, и сказал несколько ласковых слов. Мы уснули.

IV.

Утро выдалось снежным и белым. Я аккуратно встала с постели, с удовольствием взглянув на спящего мужчину, выскочила на кухню голышом. Очень хотелось есть. Открыв холодильник, я обнаружила, что там есть продукты. «Мама заходила» — подумала я, наливая себе сок в стакан. И пройдя к кухонному столу, наступила пяткой в лужу.

— Мишка, прости меня! — в ужасе воскликнула я и побежала за половой тряпкой. Моя собака не выдержала наших страстей и написала мне на кухне возле стола. Поймав её в коридоре, я прошептала ей на ушко:

— Так иногда бывает с непутёвыми человеками. Они ищут, ищут, а потом, когда находят, про всё забывают. Не сердись. Твоя хозяйка счастлива.

— Кто у нас там счастлив? — спросил Платон, выходя так же нагишом из спальни.

— Я счастлива — сказала я и покраснела. Он подошёл ко мне и обняв, поцеловал в затылок.

— Многоуважаемый начмед. Вы вчера со своего подчинённого все соки вытянули, какие только могли. Организму срочно нужно подкрепиться. Есть что ни будь в этом доме съестное, или завтракать сексом будем? — смеясь, спросил он.

— Конечно есть! Мама вчера приходила, оставила в холодильнике продукты. Я сама мало что по хозяйству могу, только работать умею — ответила я и одев майку, побежала готовить. Платон ушёл в душ.

Через двадцать минут, мы как семейная пара, сидели за кухонным столом и завтракали. На столе стояла огромная гора блинчиков, сковородка с горячим омлетом и лёгкий салат из огурцов с помидорами. И конечно, две кружки горячего кофе. Я смотрела, как он уплетает завтрак и млела. «Как баба. Обыкновенная баба, которая наконец то нашла мужика. И счастлива» — думала я и не стеснялась своих мыслей.

Когда я допивала кофе, прозвучал звонок по мобильному:

— Тихомирова! — сказала я в трубку.

— Анна Викторовна, здравствуйте! Вас беспокоит дежурный хирург.

— Да, Семён Фёдорович, я узнала и номер телефона, и ваш голос. Всё в порядке? — спросила я. Платон поднял на меня глаза и прервал завтрак.

— Да, не переживайте. Всё хорошо. Просто хотел доложить, что пациент, которого вы вчера оперировали, жив и относительно здоров. Температура тридцать восемь и семь, но очень хочет есть. Орёт на всю палату, требует главного врача — отрапортовал хирург.

— Отлично, дайте ему водички и начинайте курс антибиотиков внутримышечно. Не мне вас учить. А главного мы ему предоставим завтра, хорошо?

— Так точно — сказал он по-военному и положил трубку.

Я отпила кофе и погладила руку Платона.

— Пациент скорее жив, чем мёртв? — спросил Платон, сажая меня на свои колени.

— Даже не сомневайся — сказала я и полезла к нему целоваться.

Дальше сценарий воскресенья пошёл по наклонной. В перерывах между сексом, Платон бегал в магазин и покупал поесть, и выгуливал Мишку, на радость соседям, которые всю ночь из — за нас не спали, а теперь хоть посмотрели, кто источник их бессонницы. Я варила супчик, стирала его носочки, прибиралась в квартире и с периодичностью — каждые два часа отдавалась Платону. Как беспардонные коты, мы пометили всю территорию моей квартиры. Кухонный стол, разделочный стол, пол кухни, пол спальни и даже пол коридора — вот где предавались любви мы с ним. Не было предела этому оргазму, и нашему настрою на выходной. Единственное, что пришло мне в голову разумного в этот день, это см-с маме: «Привет! Не приходи сегодня, пожалуйста, у меня личная жизнь в квартире». Обратно она мне прислала смайлик, в котором было изображено смешное, кругло — жёлтое лицо человечка. Я улыбнулась.

Вечером, мы начали провожаться.

— Аня, мне нужно домой съездить. Постираться и переодеться. Поедешь со мной? — спросил он, когда мы сели ужинать. На столе стояла жареная картошка с курицей. Аромат стоял сногсшибательный, и её кстати приготовил Платон.

— Мы не резко начали? — аккуратно спросила я. Платон посмотрел в потолок и произнёс:

— Наверное, ты права. Давай встретимся завтра на работе и обсудим наши дальнейшие планы.

— Верно сказал — одобрила я и поцеловала его.

Поздно вечером, мы с Мишкой провожали его до двери такси. Обняв, пожелала хорошей дороги. Когда машина уехала, мы с собакой гуляли целый час. Я смотрела на снежинки и впервые за много лет была абсолютно счастлива. «Спасибо» — сказала я тому, кто распределял счастье сверху. И мы пошли домой. Греться.