Сферы равновесия: Вашему папе волк не нужен?

Оксана Ивченко

Я убежала от злого отчима навстречу судьбе, думала, что смогу начать жизнь с чистого листа. Но перед тем как бежать, нужно было продумать хоть какие-то детали, и тем более не ходить одной по странным холодным пещерам в темных лесах. Надеялась, что моя жизнь изменится, но не думала, что настолько. Вампиры, гномы, эльфы, оборотни стали моими спутниками, и теперь нам нужно срочно спешить на юг, что бы спасти людей, и узнать тайны своих родителей. А еще этот волк жить спокойно не даёт.

Глава 2

Когда я пришла в сознание, то находилась уже в небольшой комнате. Все тело ныло, голова трещала, снова. Помещение было самым аутентичным из всех, что я видела. Кровать и стол с колбочками и пузырьками. Серые каменные стены, и одно большое окно, которое освещало комнату, деревьев не видно, значит мы уже не в лесу. Около мини лаборатории стоял человек в красном балахоне с капюшоном.

Я еще жива, это уже хорошо, возможно этот незнакомец меня спас, ну или хотя бы сразу не добил.

— Простите, — мужчина повернулся ко мне, его лицо было закрыто серой маской, странно все это, и тут в голове мелькнула мысль, если я все еще жива, то значит, стала вампиром. Язык проверил зубы, клыков обнаружено не было, если только они не вырастают перед обедом, потом руками ощупала себя, для чего не знаю. За всем этим через прорези в маске наблюдал незнакомец, он перестал химичить и просто наблюдал.

— И все же простите, как давно я здесь? — незнакомец проигнорировал меня и отвернулся к столу, продолжил растирать что-то в ступке.

Глубоко вдохнув и разочарованно выдохнув, я откинулась на жесткую подушку. Ноги не реагировали на мои команды, и мне оставалось только ждать. Наконец, закончив приготовления, мужчина в балахоне, держа чашку в руке, направился ко мне. Жестом приказал выпить содержимое.

— Не буду, пока мне не скажут, где я и кто вы, — я бы топнула ножкой, если бы могла, для эффекта, — а то может, вы меня отравить хотите.

Тут отворилась тяжелая дубовая дверь, и в комнату вошел такой же тип, только в золотой маске, а рукава и капюшон были расшиты золотом, он посмотрел на незнакомца в красном. Мой надзиратель-лаборант кивнул головой, передал ему чашку и быстро вышел, заперев за собой дверь.

Я уже не ждала, но мужчина вдруг заговорил.

— Он не может ответить тебе, он принял обет, еще год молчания. На, выпей, голова перестанет болеть и силы появятся, — его голос был властным, трудно не подчиниться.

— Мне нужны ответы, — я говорила уже неуверенно.

— Сначала пей, — он протянул мне чашку. Я взяла ее, немного подумав, поднесла к губам и сделала глоток. Вкус лекарства был отвратительным, я поморщилась, но выпила все до дна, — молодец, а теперь можно и поговорить.

— Как я тут очутилась и почему все еще жива? — вопросов была еще масса, но эти волновали больше всего.

Мужчина присел на край кровати.

— Как тебя зовут, и как ты стала жертвой вампиров? — он решил отвечать вопросом на вопрос, ладно, мне не жалко.

— Мое имя Ашанти, я из Анкара, что в Плоскогорье. Я искала ночлег и забралась в пещеру, как выяснилось потом, с неприятным соседством. Какие-то люди перебили монстров, что потом не помню.

— Ты у нас четыре дня, Ашанти, без сознания. Тебе повезло с лошадью, это она принесла тебя к воротам города. Откуда она у тебя?

— Лошадь? Сама прибилась, я встретила ее у озера в деревне, с тех пор она приходила ко мне, когда я была одна.

— Когда-то очень давно, таких как эта лошадь было очень много, единороги, так их звали, — мои глаза, наверное, стали круглыми от удивления, — из-за красивого витого рога на лбу, в нем собиралась мощная магия в чистом виде. К сожалению, рог был редким ингредиентом в зельях, и со временем многие были уничтожены, некоторые остались без магии. Но они по-прежнему выбирают себе хозяина одного на всю жизнь, и служат ему. Видимо, твой — выбрал тебя, установив связь между вами.

— Я думала это сказки, — моя Шельма единорог, становилось все интереснее и интереснее, — Погодите, а как вы узнали о том, что я стала жертвой кровососов?

— Ты была укушена вампиром, это видно по характерным следам на шее. И выжила только благодаря врожденной устойчивости, — пояснил собеседник.

— В смысле «врожденной»? — изумилась я. — Есть у меня устойчивость к подонкам, но она приобретённая в детском возрасте, к вампирам точно нет.

— У оборотней врожденный иммунитет к вампирским обращениям и высокая живучесть.

— У оборотней, наверное, но я-то тут причем?

— В тебе течет кровь оборотней, наполовину, конечно, но она помогла тебе выжить.

— Ээээ, — я давно перестала что-то понимать, этот разговор удивлял меня все больше и больше. — Невозможно. Моя мать была наполовину человеком, наполовину эльфийкой. Но даже об этом никто не знал, внешне это никак не проявлялось. Симпатичная худенька женщина, не больше того.

— А твой отец?

А про него совсем не подумала, мама не говорила об отце, кто он и откуда. Всегда отмалчивалась, когда маленькая дочь задавала вопросы. А затем я выросла и вовсе смирилась. Все ушастые, клыкастые, рогатые давно живут обособленно, люди побаиваются их, неважно эльфы это, гномы или оборотни, поэтому мама молчала, она, наверное, пыталась уберечь меня.

— Я не знаю его.

— Он оборотень, у меня нет сомнений, девочка, и кровь его сильна, раз преобладает в тебе.

— Но почему раньше это не проявлялось? «Мои синяки не заживали быстрее обычного», — сказав это, я поморщилась, потому что вспомнила, как неделями ходила с цветущим синим от побоев лицом, от меня вся деревня шарахалась как от прокаженной.

— У меня есть объяснение этому. Сила появляется у молодых оборотней довольно рано, лет до десяти. В этом возрасте при определенных обстоятельствах у них происходит инициация. У тебя же кровь не чистая, и процесс сильно затянулся, возможно, живи ты спокойно, этого вообще не произошло бы. Твое предсмертное состояние вызвало инициацию.

— Я превращусь в волка? — неизвестность меня пугала, сначала вампиры, теперь оборотни нарисовались.

— Возможно при первом полнолунии, возможно, не превратишься никогда. А сейчас тебе надо отдохнуть, ты устала.

— У меня еще вопрос. Как ваше имя?

— Форгас, — незнакомец ответил, встал и скрылся за дверью.

Я не могла встать с кровати еще несколько дней. Все это время меня мучили мысли о том, кто я теперь, кто мой неизвестный отец, куда пропал и почему? И вообще, почему та самая инициация не произошла раньше? Ведь организм был подвержен стрессам постоянно из-за отчима, неужели этого было недостаточно? И что мне теперь делать? Подкинул папа подарок, я и так частенько винила его в том, что с нами происходило, ведь если бы он поступил иначе, то маме не пришлось бы выходить замуж за этого садиста, и жизнь могла сложиться иначе. Хотя, может, иначе мне не положено.

Все то время, пока я лежала в кровати, ко мне приходил все тот же молчаливый человек в красном балахоне, смешивал травы, и поил настоями, я стала чувствовать, что силы возвращаются. Каждую ночь меня мучили кошмары, видела тот вечер, когда на меня напала вампирша. Ее мертвая голова была у меня перед глазами. Сначала все было точь-в-точь как тогда, а потом она начинала смеяться, хрипеть, от этого жуткого звука я просыпалась в холодном поту. Были и хорошие моменты, мое зрение претерпело изменение, и теперь в темноте можно было видеть так же хорошо, как и днем, цвета конечно блекли, но способность на редкость замечательная.

На четвертый день в комнату зашел Форгас, и еще двое остались у входа, он подошел к кровати.

— Думаю, хватит лежать в постели, выпей это — звучало как приказ, — и ты можешь встать, я чувствую, силы к тебе вернулись, — раньше жрец не разрешал мне подниматься с кровати, и я послушно выполняла его волю, все-таки он знает свое дело. — Сейчас тебя отведут в баню, помогут привести себя в порядок. Только старайся не привлекать к себе излишнего внимания, это все же монастырь и здесь все жрецы мужчины, которые не любят чужаков. Оденься, — и он указал взглядом на лежащую в углу одежду, а потом вышел. Это была моя одежда, я медленно привстала с кровати и сделала первый шаг, после длительного постельного режима, это было на удивление легко, видимо выпитое зелье помогло. В первую очередь я подошла к окну, мне хотелось увидеть это место. Комната находилась высоко, наверное, в башне, и из окна открывался прекрасный вид на город. Этот город не был похож Винтар, в который я ездила с отчимом на ярмарку. Он был намного больше, переулки были чистыми, ухоженными, мужчины и женщины были благородно одеты. На улицах не было ни одного попрошайки, ни одного торговца. Интересно, а если нужно будет что-то купить? Дома были построены плотно друг к другу, и к ним прилегали клумбы с кустарниками и цветами. По всей видимости, эти люди были счастливы. Я услышала звон колокола, и народ послушно, с полными корзинами, в которых были фрукты и овощи, направились прямо в мою сторону. А одна полная женщина несла подмышкой курицу, а на веревке вела за собой свинью, которая сильно упиралась. Удивительный город, хотя может быть так везде, много ли я видела городов. Это второй.

Моя одежда была сильно изорвана и вряд ли ее можно восстановить, придется потом выбросить, не ходить же как нищенка, хотя она и есть, ни дома, ни денег, ни родных.

— Я готова, — не знаю, для кого это было сказано, но мне, казалось, что за дверью слушают и ждут. И действительно, в комнату сразу зашли два человека, в тех же самых красных балахонах, один из них протянул руку и вручил мне такое же одеяние.

— Накиньте сверху, — я послушалась, и мы молча вышли в каменный коридор, который заканчивался винтовой лестницей. Мне было интересно, эти мои охранники для защиты от обитателей храма, или самих обитателей от меня? Ведь если нужен был просто проводник, то приставили бы только одного.

Казалось, что лестница никогда не закончится. Видимо, кто-то придумал такое количество ступенек, что бы не прошенные гости не смогли прийти в его покои. Теперь понятно, почему Форгас приходил так редко, ему было лень.

Наконец, мы закончили спускаться, и вышли в огромный зал, который был украшен статуями монахов. Все они были сотворены в одинаковой позе, в позе покаяния, с опущенной головой. На стенах висело множество картин с изображением мирных сцен из жизни, трапезы, молитвы, все в стиле храмовых жителей. По всему залу были расставлены столы в несколько рядов, за ними сидели люди. За самыми большими столами, которые стояли дальше всего от главного входа, сидели жрецы в балахонах, наверное, почти все тут. Во главе восседал Форгас, он заметил нашу группу, но виду не подал. За остальными столами сидели простые люди, которых я видела на улице, они улыбались, переговаривались друг с другом. Все горожане ели, я уловила запах жареной курицы, вареной рыбы, желудок заныл, его не устраивали отвары, которыми меня поили, нужна была полноценная еда, а мне приносили какую-то кашу, мой организм требовал мяса, и сейчас я отчетливо поняла, готова на все лишь бы отхватить кусок. Почувствовав на себе чужие взгляды, я натянула на голову капюшон. Мы прошли большой зал и скрылись в арке. Там, где меня теперь вели, было довольно темно, но я все отлично видела. На стене весел герб, это был шар с топором и мечом крест-накрест, перед нами была дубовая дверь. Один из жрецов открыл дверь, пропустил меня вперед, а потом запер ее.

Я оказалась в теплой пропаренной комнате, в самом центре стояла большая бадья с горячей водой, а в углу на стуле скромно сидела молодая девушка. Она была одета в длинное серое непримечательное платье, по верх которого был какой-то фартук. Девушка протирала им маленькое зеркальце. Увидев меня, «банщица» быстро спрятала его в карман.

— Простите госпожа, я вас не сразу заметила, простите, — она проговаривала слова очень быстро, нервничая.

— Да не страшно, и не госпожа я.

— Я приготовила ванну, мне приказали о вас позаботиться. Пожалуйста, раздевайтесь.

Мне неловко было делать это при ней, вообще сам процесс раздевания вызывал у меня ужасные ассоциации с прошлым, сын отчима заставлял меня снимать одежду перед ним, мелкий гадкий извращенец, хорошо, что изнасиловать не пытался. Преодолев свои комплексы, я сняла одежду и медленно села в бадью, горячая вода окутала мое тело, даруя успокоение и блаженство, откинув голову назад, я закрыла глаза. Никогда еще я не мылась вот так, с комфортом, не было ни времени, ни места, мы с мамой таскали воду из колодца, грели ее, мылись в тазу, вот и все купание. Иногда удавалось сходить на озеро ночью, чтоб никто не подсматривал. Невольно передо мной предстал образ матери, и песенка, которую она пела мне перед сном.

Ручку свою мне дай,

Я проведу тебя в мир сна.

Спи, милая, засыпай,

Я буду с тобой всегда.

Это были самые простые слова, но красивый родной голос делал их особенными. Дети думают, что родители будут рядом всегда, но реальность жестока и рано или поздно смерть приходит за каждым, даже если жизнь твоя длиться много веков. Разочарованно вздохнув от нахлынувших воспоминаний, я открыла глаза.

— Как тебя зовут?

— Я Корнелия, — скромно ответила девушка.

— Ты здесь работаешь?

— Я родилась в этом городе. И здесь работаю с тринадцати лет, прислугой, — Корнелия достала из большого кармана гребень и стала теребить его в руках.

— У вас прекрасный город, как он называется?

— Ташаринх, — она встала, обошла бадью и села за моей спиной, — госпожа, я расчешу ваши волосы, хорошо?

— Да, и я прошу, не называй меня госпожой, — служанка начала аккуратно водить гребнем по волосам, — скажи, вы живете вместе со жрецами, чем они здесь занимаются?

— Они живут здесь сотни лет и не говорят с нами о своих делах, только о том, что у них свое предназначение, а у нас свое. Мы им помогаем, выращиваем овощи и фрукты, ухаживаем за скотиной. Потом раз в неделю приносим еду в храм. Каждый день проводим совместные трапезы, обедаем. Они щедро платят за работу, поэтому живется не плохо, многие ни в чем не нуждаются. Приезжал как-то путник, он рассказывал нам о других городах. Говорил, что люди там сильно голодают и умирают от страшных болезней.

— Там, откуда я, так и есть. Наверное, где-то лучше, где-то хуже.

— А кто вы? Жрецы не сказали, но видимо они находят вас нужной, раз позволили остаться.

— Сама не знаю.

— Главный жрец ничего не делает просто так, — мы молчали несколько минут, я задумалась, действительно, чего они хотят от меня?

— У вас очень красивые и мягкие волосы, — сказала Корнелия, — а белые пряди придают загадочность.

Я дернулась.

— Что? Какие белые пряди?

— Ну, вот же, — не понимая моей реакции, сказала девушка,

— Дай зеркало, хочу посмотреть.

Она подбежала к тому углу, в котором сидела, когда я застала ее, сдернула полотно со стены, под ним было зеркало во весь рост. Я шагнула через борт бадьи, с тела стекала вода, из зеркальной глади на меня смотрела девушка с черными волосами, разбавленными серебряными локонами, темные глаза ее, казалось стали еще больше, из-за исхудавшего лица, прямой нос заострился. Вид был не самым свежим, из-за болезни, но все же это была я.

Закончив разглядывать себя в зеркале, я вернулась в ванну, нужно было основательно подойти к восстановлению своих сил, свежести лица и здорового тела.

— Погреюсь, когда еще представится такая возможность, — я грустно улыбнулась, Корнелия ответила мне тем же.

— У меня есть для вас послание от главного жреца, Форгас будет вас ждать в главном обеденном зале. Оставлю для вас кое-какую одежду, а то ваша совсем истрепалась, а теперь, извините, мне надо исполнить еще несколько поручений, — поклонилась и убежала.

Уходить я не спешила, сидела в воде, до тех пор, пока она сохраняла тепло, потом надела предоставленную мне рубаху неопределенного цвета, то ли серая, то ли зеленоватая. Заправила ее в черные тканевые брюки на шнурке, натянула сапоги, которые были чуть велики, но ходить можно. Сверху накинула балахон, потому что все это смотрелось удручающе. Моих охранников не было, и это не могло не радовать. Вышагивая, по уже знакомому коридору, за одной из дверей я услышала разговор, сначала хотела пройти мимо, потому что подслушивать чужие разговоры неприлично, но услышала, что речь идет обо мне и не удержалась, остановилась и прислушалась.

— Мне не нравится, что девка живет среди нас, почему ее не отправили, как и всех в лечебницу?

— Форгас приказал, я тут бессилен.

— Плевать, женщине тут не место.

— Он говорит девчонка особенная.

— Да ничего в ней нет, жрец спятил, сколько ему? Триста лет? Стало скучно, и он решился обзавестись зверушкой. В любом случае, просто следи за ними обоими, и обо всем докладывай мне. Важна любая его оплошность, пора сместить полоумного старика.

Голоса стихли, и послышались шаги, приближающиеся к двери.

Я тихо отошла подальше, прижалась к стене и перестала дышать. Жрецы вышли, лица их закрывали маски, поэтому узнать их было невозможно. В коридоре было темно, и они меня не заметили, когда ушли я облегченно выдохнула. Вот, оказывается, никто не знает о причинах моего нахождения в этом обители, кроме главы, еще эти недоброжелатели нарисовались. Надо быть начеку и сообщить Форгасу о заговорщиках. Я дошла до конца коридора и вошла в большой зал. Форгас сидел на своем месте во главе стола, а рядом с ним стоял один из жрецов, они разговаривали. Мне не составило труда по голосу узнать одного из заговорщиков, даже разыскивать не пришлось). Главный жрец заметил меня, и оборвал разговор.

— Я вижу, ты выглядишь отдохнувшей и…чистой, — в ответ я просто молча кивнула, — хочу представить Моренса, он моя правая рука.

Из-за маски, такой же, как у Форгаса невозможно было увидеть его лицо, но я была уверена, что радости на нем не было, однако слова говорили об обратном.

— Я рад принимать вас в нашей скромной обители.

Конечно, рад он, вот лицемер, знаю я все про тебя, но в ответ, я лишь улыбнулась, надеюсь, как можно правдоподобнее, доверенное лицо главного жреца не должно догадаться о моей неприязни к его персоне.

Моренс был очень высокого роста, но больше эти проклятые балахоны не давали понять, что за человек скрывается под ними, все так же, как у всех, только через перчатку на безымянном пальце проступал перстень, то ли с большим камнем, то ли с печатью.

— Моренс, ты можешь идти, мы договорим с тобой позже, — тот сразу удалился без лишних слов, Форгас проводил его глазами, — мне надо с тобой поговорить, давай пройдемся, — он встал и направился к большой арке, я последовала за ним.

Коридор был широким, часто расположенные окна пропускали большой поток света. По правую сторону открывался вид на город, жители безмятежно прогуливались по улочкам, вдалеке стоял трактир, но я не могла увидеть его название — было слишком далеко. Прямо под нашими окнами маленькая толстая дама в большой шляпе прогуливалась с тремя такими же маленькими и толстыми собачками. По левую сторону окна выходили на сад, деревья, которые там росли, не встречались мне раньше, и удивляли своим многообразием.

— Что ты думаешь делать дальше? — вопрос отвлек меня от разглядывания растительности.

— Я не знаю. Наверное, скоро уеду.

Освещенный дневным светом коридор закончился, и мы попали в большую библиотеку. Ничего подобного я не видела раньше, огромные стеллажи стояли вдоль стен и параллельно друг другу, чтобы добраться для верхней полки, нужна была лестница, или магия. Все они были полностью забиты книгами, всей жизни не хватит, чтобы это прочесть, но я уже об этом мечтала.

— Я подумал, ты захочешь изучить это, поэтому предлагаю остаться на некоторое время. Эта библиотека одна из самых больших, конечно, не такая как в университете магии в Овалоне, но, тем не менее, в ней собрано множество знаний, которые помогут тебе.

— Да, у меня огромная пропасть во всех областях, — я бы с большим удовольствием погрузилась в эти фолианты. Отчим отбирал у меня книги, которые удавалось найти, говорил, что женщине не зачем читать и вообще разговаривать, она должна уметь только ублажать мужчину во всех смыслах. Фу, еще пару лет с ним, и я могла стать мужененавистницей. — А я могу свободно передвигаться, или два надзирателя будут меня сопровождать повсюду?

— Это были временные меры, сейчас ты моя гостья и можешь делать все что хочешь. Просто в храме не везде можно свободно передвигаться, — он посмотрел мне в глаза, — Скажи, у тебя проявились новые способности? — сменил тему мужчина.

— Наверное, — я полностью не была уверена в том, что мне казалось, и не уверена в том, можно ли ему доверять. Да, он приказал лечить меня, но ведь по разговору двух предателей было ясно, что жрец ничего не делает просто так, и я все еще не знаю зачем ему нужен был оборотень.

Форгас выдернул меня из размышлений.

— Ты можешь мне доверять, и о заговорщике я тоже знаю.

— О чем знаешь? — я удивленно уставилась на него, — неужели мои мысли такие громкие? — кстати, даже не помню, когда перешла с ним на «ты». Стало неудобно, ведь жрец намного старше меня, но он меня не исправил.

Глава обители рассмеялся, и серьезный человек превратился в юношу, такой звонкий приятный смех. Интересно было узнать, он всегда так смеется, и какой он под маской.

— Ашанти, мы снимаем маску только когда спим, никто не должен нас видеть.

Я вздрогнула, надо переставать думать.

— Почему не должны?

— Когда мы становимся жрецами, то даем обет.

— Для чего?

— Это доказательство нашей веры, веры тому, чему мы поклоняемся, всему сущему, этот обет снимается если человек перестает быть жрецом или после смерти. Есть и другие обеты, но они временные.

— Про это написано в этих книгах?

— Нет, о нас нет записей в книгах, и не все знают о нашем существовании, наш город закрыт для многих, и все это не просто так. Я хочу, чтобы ты доверяла мне, поэтому расскажу свой секрет, тем более я выдал себя, — в голосе появились нотки улыбки. Когда мы становимся жрецами, мы получаем дары, одним из них было чтение мыслей. Ты ведь понимаешь, насколько это полезно, поэтому я скрываю его, и давно знаю, о чем думают мои послушники, в том числе и Моренс. Он всегда стремился к власти, и давно хочет избавиться от меня.

— Но почему он до сих пор твоя правая рука? Ему нельзя доверять.

— Я стараюсь держать его поближе к себе, а жрец просто молод и не понимает, что вместе с властью приходит и большая ответственность за храм и послушников, за город, за сферу… — он осекся

— Сферу? — я попыталась зацепиться за это, но напрасно

— Я и так достаточно тебе рассказал, больше, чем хотел, всему свое время. Пойдем дальше.

Дальше мы шли молча, приходилось постоянно контролировать свои мысли, чтобы пресечь неудобные разговоры. Вышли из библиотеки и шли обратно через светлый коридор в зал.

— Проводи время с пользой. Обращаться с оружием умеешь?

— Да куда мне, вот шваброй отлично орудую.

— За пределами города без этого долго не проживешь, будь ты хоть трижды и вампиром, и оборотнем.

— Не напоминайте, до сих пор трясет.

— В храме живет Зандерос, он мастер мечей, сходи к нему, ты многому научишься у него. Ты найдешь его в саду.

Я только заметила, что, когда мы дошли до обеденного зала. Форгас вынул из кармана мешочек и подал его мне, — здесь деньги, можешь купить все что захочешь, удобную одежду например — я не задумываясь протянула руку, служанка говорила об их щедрости, зачем упускать такой момент, — а сейчас мне пора, я должен заниматься своими делами. Отдыхай.

Спустившись по большой главной лестнице, я попала на улицу, недалеко стояла таверна «Золотая подкова», та самая, которая была видна из окон коридора, но мое внимание привлекла не забегаловка, а оживленная толпа возле нее. Народ что-то бурно обсуждал, и я не могла не подойти ближе. Седая женщина в желтом платье и засаленном чепце и крупный мужчина, среднего возраста, в одежде, похожей на мою, крепко держали девочку под руки.

— Казнить ее и делов-то! — крикнул здоровенный мужик.

— Повесить! — раздался голос неизвестного из толпы.

— Успокойтесь, господа, дождемся хранителя города, он решит, что делать с воровкой, — спокойно сказала седая женщина, державшая девочку, — не будем рубить с плеча, может все обойдется одной рукой, — она была невозмутимой, словно речь шла не о ребенке, а о чем-то обыденном.

— Повесим ее!

В толпе появился старый мужчина, от других жителей он отличался длинной бородой по пояс, наверное, это был знак статуса, как у гномов в лесу, потому что у горожан не наблюдалось более выдающейся растительности на лице. Коричневый камзол до колена, полностью прошитый вдоль и поперек, без каких-либо украшений, черные брюки, заправленные в сапоги с широким голенищем, на руке его красовался большой перстень с красным камнем.

— В чем дело? Зачем вы меня позвали? — лицо у него было покрыто морщинами, а маленькие серые глазки выказывали безразличие, — говорите быстро, у меня еще полно дел.

— Мы поймали воровку, что решите с ней делать?

— Что и где она украла?

— Она ворует хлеб из таверны, уже не первый раз, это трактирщик пожаловался на нее, — старик внимательно разглядел девочку, на вид ей было лет двенадцать. У нее были черные глаза и неровно подстриженные грязные волосы ниже плеч цвета каштана. Ребенок смотрел на хранителя и умолял его взглядом, отпустить.

— Отрубить правую руку, — отрезал старик. Я больше не могла на это смотреть и быть равнодушной и решила вмешаться.

— Извините, что помешала произволу, но что такого она натворила, за что должна лишиться руки? — люди посмотрели на меня сначала с удивлением, потом в глазах появилось презрение, что бы они там не думали, мое мнение о них было не лучше. Седая женщина крепче сжала руку ребенку так, что костяшки на кулаке побелели.

— Она воровка, за это вешают, но я проявил снисходительность.

— Но она еще ребенок, так нельзя, — все это начинало выводить меня из себя, — голодный ребенок.

— У нее есть отец, пусть он ее кормит. Трактирщик уже не раз терпит от нее убыток.

— Я возмещу трактирщику его убытки, хотя из-за пары кусков от него не убудет, — я вспомнила свое детство, когда тоже голодала, и мне приходилось воровать, и как отчим потом меня за это избивал. Не то что бы я поощряла воровство, но не могла позволить причинить боль этой девочке, которая была так похожа на меня, — а ребенок пойдет со мной.

— Я не могу вам позволить этого, жрецы не имеют право вмешиваться в дела людей, — и хранитель окинул меня взглядом, указывая на мою мантию.

— Разве я похожа на жреца? Или у меня маска к лицу прилипла, а я и не заметила? Этот балахон ничего не значит, я всего лишь гость в этом городе, но очень злопамятный, если не отдадите мне ребенка, я заберу ее сама, силой, — конечно, сейчас мне слабо представлялось, как я это сделаю, но эти люди ничего про меня не знают, пусть думают, что я опасна. Седая женщина в желтом платье отпустила ребенка, а мужчина толкнул ее вперед.

— Можешь забирать, — его голос скрипел от злости, — но мы будем внимательно следить за ней, если она снова нарушит закон — повешу.

Я не стала отвечать ему, хотя столько всего подумала, протянула девочке руку, та тут же в нее вцепилась, как в единственное спасение. Бедный ребенок, что она пережила сейчас, когда вот так, по-быстрому, решалась ее судьба. Несчастную трясло от ужаса.

— Пойдем, я покормлю тебя, — толпа расступилась.

Мы зашли в таверну. Сейчас я сама не понимала, откуда во мне взялась эта смелость, и чтобы я сделала, если бы они не отдали мне ее, а повели исполнять свое наказание? Страшно думать об этом.

Направив девочку к столу, я подошла к трактирщику, который скривился при виде ребенка.

— Сколько я должна вам за нее?

— Три золотых монеты. Может, вы тоже что-нибудь перекусите? — его губы растянулись в улыбке. С ценой он сильно загнул, и теперь радовался, что не продешевил.

— Не надо притворства, и так знаю, что ты отдал ее на суд этим инквизиторам, — улыбка тут же сползла с его лица, — дай две тарелки горячего супа, четыре куска хлеба и две кружки кваса, — я посмотрела ему прямо в глаза, но он быстро их отвел.

— Как пожелаете, с вас еще пятьдесят серебряных.

Я расплатилась золотом, получила сдачу и пошла к столу, села напротив девочки, которая устало смотрела в окно. Вид у нее был совершенно изнеможённый, под глазами серые круги, щеки впали от недоедания, спутанные волосы обрамляли маленькое личико, на тонких руках были синяки.

— Как тебя зовут?

Девочка подняла на меня свои черные глаза.

— Жозефина, но меня называют Жозе.

— Хорошо, скажи мне, Жозе, почему ты крадешь? — девочка не смутилась от такого вопроса.

— Когда мама наказывает меня, она не дает есть, пока я не исправлюсь.

— Мама морит тебя голодом? — такого ответа я никак не ожидала.

— Ну, она мне не родная мать, и отец не родной, они мои тетя и дядя, просто забрали к себе после того, как мои родители пропали, — трактирщик принес тарелки, Жозе жадно окинула их взглядом. Поставив их на стол, он быстро ушел. Квас принесла полная подавальщица. Девчушка принялась быстро поглощать еду.

— Не торопись, никто не заберет, — я помолчала немного, дав ей поесть, — Может мне следует поговорить с твоими тетей и дядей? — девочка в ответ отрицательно качнула головой, — ты знай, если нужна будет помощь, ты сможешь найти меня в храме, меня зовут Ашанти.

— Красивое имя, отличается от людских.

В ответ я пожала плечами, на самом деле, Жозе была права, мама хотела назвать меня Ашантиэль, как ее прабабушку, но оно бы слишком выделялось в человеческой деревне, поэтому она его сократила, но наедине называла меня так, как всегда мечтала.

Я снова подошла к трактирщику и достала деньги.

— Вот, возьми, этого должно хватить на первое время, если она попросит еды, будешь кормить, и, если надо будет еще, найдешь меня в храме. И если я узнаю, что ты снова ее сдал, будет хуже, — почему-то мне очень сильно хотелось расцарапать его довольную рожу, которая расплылась в улыбке, при виде денег, может отцовская кровь забурлила во мне.

— Хорошо, хорошо, не беспокойтесь, я все сделаю, — и он жадно захапал себе монеты.

После короткого разговора, я направилась к выходу, предварительно окинув взглядом помещение. Трактир был такой же, как и в Винтаре, в углу мужик тискал полную подавальщицу, по выражению лица которой было видно, что она этого не желала. Потемневшая от времени и грязи мебель, засаленные занавески на окнах, сдается мне, кто-то даже вытирает о них руки после еды. Теперь мне стало ясно, этот город был ничем не лучше любого другого, жестокость, расправа над детьми, власть, все как дома. Вроде живут хорошо, город красивый, все у них есть, да только этого мало, и все это на первый взгляд скрывали чистые улочки, ухоженные клумбы и резные ставни стоящих в ровном ряду домиков.